Явление псиглавцевСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

А через неделю после дня св. Иоганна случился в землях бывшего баронства Циллергут миракль, многих в смущение повергший. Утром, едва взошло солнце, на пастбищный луг деревни Гросс-Танненбаумсдорф опустился с небес преогромный шар, четверти мили в поперечнике, серебристого цвета и сияющий столь ярко, что не было никакой возможности смотреть на него, не подвергая себя опасности лишиться зрения. Однако ж, как только шар коснулся земли, сияние его померкло. Тому свидетелем был пастух Дитрих, который, обуянный страхом, покинул стадо и побежал в деревню, где поведал поселянам о случившемся. Тогда иные в ужасе схоронились в домах своих, но многие, напротив, устремились к пастбищному лугу, дабы убедиться в правдивости слов пастуха. И, увидев чудовищный шар и замертво лежащих коров, пали на колени и обратились ко Господу со слёзной мольбой об избавлении от дьявольских козней. И тотчас же хотели поселяне бежать куда глаза глядят, не заботясь о спасении имущества, но едино лишь о жизни своей и своих родных, однако почувствовали столь сильную слабость, что никто не возмог двинуть ни единым членом. А многие — они рассказывали потом и присягнули на Распятии, что так и было — невзирая на крайний испуг, не чувствовали желания бежать и спасаться. Из тех поселян, кто вышел к пастбищному лугу и видел на нём шар, многие так и остались парализованными и безумными, а иные умерли в мучениях, о чём я, смиренный Антоний Циллергутский, подробнее напишу в дальнейшем. Однако благочестивый и храбрый юноша Зигфрид, сын кузнеца Готтлиба, сумел превозмочь дьявольское наваждение. Он вернулся в село и сказал всем, кто был там, чтобы они, не мешкая, бежали прочь и не оглядывались. Сам же оседлал лучшего коня, но не бегства ради, а затем, чтобы оповестить господина императорского наместника, и во весь дух поскакал к наместнической резиденции. Услышав от Зигфрида, сына Готтлиба, повествование о случившемся, господин наместник, барон Карл-Густав фон Готтхильф, поднял по боевой тревоге кнехтов и обратился к отцу епископу Иеронимусу с мольбой благословить его на поход против исчадий преисподней. И сказал ему отец епископ:— Сын мой, нам, грешным людям, нелегко отличить божеские чудеса от дьявольских. Не могу я благословить тебя сейчас, но дозволь мне, служителю распятого Бога, последовать с тобой и твоим воинством. Вооружусь я не мечом, но крестом, закрою себя не щитом и латами, но Божьим словом, и, ежели чудо сие от Врага, то я скажу тебе: Твой меч есть крест, коего бегут враги — рази без пощады! Но если откроется нам, что чудо это от Всевышнего — падём на колени и смиренно восславим посланников Его. И господин наместник барон фон Готтхильф, во главе полусотенного конного отряда, и с ними же — отец епископ Иеронимус и храбрый поселянин Зигфрид, отправились в селение Гросс-Танненбаумсдорф. Их провожала толпа христиан разного звания, потому что все они были наслышаны о миракле и страшились неведомого. Но на половине пути от резиденции наместника до села перед воинами опустился на дорогу шар, который был совершенно подобен тому, что сел на гросс-танненбаумсдорфском лугу, но был вдвадцатеро меньше. Из шара вышли три существа с телами людей и пёсьими головами, каждый семи футов роста. Они были облачены в ниспадающие хламиды, и сами они, и их одежды были бирюзового цвета и светились, глаза же и открытые пасти испускали рубиновое сияние, а клыки — золотое. И так ужасно было это явление, что привычные к битвам кони рыцарей взбесились и стали сбрасывать седоков наземь, а больше половины отряда, забыв рыцарскую честь и данную сюзерену клятву, бросились прочь, кто конный, кто пеший, кто при оружии, кто бросив его, дабы не отягощать себя в бегстве. Но отец епископ Иеронимус, хотя и не был военным человеком, сохранил присутствие духа. Сойдя с помощью двух кнехтов с коня, он приблизился к трём чудовищам, вытянул в их сторону руки, в которых сжимал крест, и спросил:— Во имя Господа нашего, и Пречистой Девы, скажи мне — от Бога или от Врага сей миракль?Тогда один из псиглавцев засмеялся, и смех его был как прекрасен, так и страшен. И сказало чудовище. — Те, кого ты назвал, колдун — высокие существа, сильнее вас, но я сильнее любого из них, и сильнее, чем все они, вместе взятые. И если ты мне не веришь, то смотри, какое чудо я сотворю сейчас тебе на потеху. И в тот же миг распятие в руках отца епископа Иеронимуса страшно преобразилось. Вместо Сына Божьего на кресте повис козлоногий и козлорогий гермафродит, скорчивший омерзительную гримасу. И отец епископ Иеронимус от ужаса выронил распятие, а псиглавец сказал:— Ты веришь, что твой бог сотворил тебя по образу и подобию своему. Смотри же на образ своего бога. Нравится ли он тебе? Хочешь ли быть подобным такому богу или отречёшься от него?— Никогда не отрекусь от Спасителя, и будь проклят ты, дьявольское отродье! — вскричал отец епископ Иеронимус, и снова засмеялся псиглавец и сказал, что ему нравится такой ответ, и потому он сейчас сотворит ещё одно чудо. А через неделю после дня св. Иоганна случился в землях бывшего баронства Циллергут миракль, многих в смущение повергший. Утром, едва взошло солнце, на пастбищный луг деревни Гросс-Танненбаумсдорф опустился с небес преогромный шар, четверти мили в поперечнике, серебристого цвета и сияющий столь ярко, что не было никакой возможности смотреть на него, не подвергая себя опасности лишиться зрения. Однако ж, как только шар коснулся земли, сияние его померкло. Тому свидетелем был пастух Дитрих, который, обуянный страхом, покинул стадо и побежал в деревню, где поведал поселянам о случившемся. Тогда иные в ужасе схоронились в домах своих, но многие, напротив, устремились к пастбищному лугу, дабы убедиться в правдивости слов пастуха. И, увидев чудовищный шар и замертво лежащих коров, пали на колени и обратились ко Господу со слёзной мольбой об избавлении от дьявольских козней. И тотчас же хотели поселяне бежать куда глаза глядят, не заботясь о спасении имущества, но едино лишь о жизни своей и своих родных, однако почувствовали столь сильную слабость, что никто не возмог двинуть ни единым членом. А многие — они рассказывали потом и присягнули на Распятии, что так и было — невзирая на крайний испуг, не чувствовали желания бежать и спасаться. Из тех поселян, кто вышел к пастбищному лугу и видел на нём шар, многие так и остались парализованными и безумными, а иные умерли в мучениях, о чём я, смиренный Антоний Циллергутский, подробнее напишу в дальнейшем. Однако благочестивый и храбрый юноша Зигфрид, сын кузнеца Готтлиба, сумел превозмочь дьявольское наваждение. Он вернулся в село и сказал всем, кто был там, чтобы они, не мешкая, бежали прочь и не оглядывались. Сам же оседлал лучшего коня, но не бегства ради, а затем, чтобы оповестить господина императорского наместника, и во весь дух поскакал к наместнической резиденции. Услышав от Зигфрида, сына Готтлиба, повествование о случившемся, господин наместник, барон Карл-Густав фон Готтхильф, поднял по боевой тревоге кнехтов и обратился к отцу епископу Иеронимусу с мольбой благословить его на поход против исчадий преисподней. И сказал ему отец епископ:— Сын мой, нам, грешным людям, нелегко отличить божеские чудеса от дьявольских. Не могу я благословить тебя сейчас, но дозволь мне, служителю распятого Бога, последовать с тобой и твоим воинством. Вооружусь я не мечом, но крестом, закрою себя не щитом и латами, но Божьим словом, и, ежели чудо сие от Врага, то я скажу тебе: Твой меч есть крест, коего бегут враги — рази без пощады! Но если откроется нам, что чудо это от Всевышнего — падём на колени и смиренно восславим посланников Его. И господин наместник барон фон Готтхильф, во главе полусотенного конного отряда, и с ними же — отец епископ Иеронимус и храбрый поселянин Зигфрид, отправились в селение Гросс-Танненбаумсдорф. Их провожала толпа христиан разного звания, потому что все они были наслышаны о миракле и страшились неведомого. Но на половине пути от резиденции наместника до села перед воинами опустился на дорогу шар, который был совершенно подобен тому, что сел на гросс-танненбаумсдорфском лугу, но был вдвадцатеро меньше. Из шара вышли три существа с телами людей и пёсьими головами, каждый семи футов роста. Они были облачены в ниспадающие хламиды, и сами они, и их одежды были бирюзового цвета и светились, глаза же и открытые пасти испускали рубиновое сияние, а клыки — золотое. И так ужасно было это явление, что привычные к битвам кони рыцарей взбесились и стали сбрасывать седоков наземь, а больше половины отряда, забыв рыцарскую честь и данную сюзерену клятву, бросились прочь, кто конный, кто пеший, кто при оружии, кто бросив его, дабы не отягощать себя в бегстве. Но отец епископ Иеронимус, хотя и не был военным человеком, сохранил присутствие духа. Сойдя с помощью двух кнехтов с коня, он приблизился к трём чудовищам, вытянул в их сторону руки, в которых сжимал крест, и спросил:— Во имя Господа нашего, и Пречистой Девы, скажи мне — от Бога или от Врага сей миракль?Тогда один из псиглавцев засмеялся, и смех его был как прекрасен, так и страшен. И сказало чудовище. — Те, кого ты назвал, колдун — высокие существа, сильнее вас, но я сильнее любого из них, и сильнее, чем все они, вместе взятые. И если ты мне не веришь, то смотри, какое чудо я сотворю сейчас тебе на потеху. И в тот же миг распятие в руках отца епископа Иеронимуса страшно преобразилось. Вместо Сына Божьего на кресте повис козлоногий и козлорогий гермафродит, скорчивший омерзительную гримасу. И отец епископ Иеронимус от ужаса выронил распятие, а псиглавец сказал:— Ты веришь, что твой бог сотворил тебя по образу и подобию своему. Смотри же на образ своего бога. Нравится ли он тебе? Хочешь ли быть подобным такому богу или отречёшься от него?— Никогда не отрекусь от Спасителя, и будь проклят ты, дьявольское отродье! — вскричал отец епископ Иеронимус, и снова засмеялся псиглавец и сказал, что ему нравится такой ответ, и потому он сейчас сотворит ещё одно чудо. И облачение отца епископа Иеронимуса истаяло, и стал он гол. А затем он обратился в отвратительного козлорогого и козлоногого гермафродита, который стал приплясывать и хихикать. Кнехты замерли, поражённые дьявольским наваждением, а гермафродит, которого назвать отцом епископом Иеронимусом уже было нельзя, в гнусных выражениях предлагал воинам совокупиться с ним, как с женщиной. И тогда псиглавец сказал, обращаясь к воинам: забавляет ли их чудо, которое он только что сотворил, и может ли кто-то из святых — он кощунственно называл их высокими существами — сделать нечто подобное. И барон фон Готтхильф, воздев к небесам меч, выкрикнул девиз своего рода: «С Божьей помощью!» — и ринулся на дьявольское отродье. Несколько кнехтов последовали за ним. Вот их имена: Христофор фон Готтхильф, старший сын господина наместника, Аксель Гольдауген, Карл Несокрушимый, и Карл Пасынок Судьбы (так его прозвали в насмешку, потому что он был несказанно удачлив в битвах). Но псиглавцы согласно хлопнули в ладоши — и кони рыцарей пали мёртвыми. Христофор фон Готтхильф поднялся первым и помог встать на ноги отцу, и оба они, воздев клинки, пешими бросились в атаку. Тогда один из псиглавцев направил на рыцарей небольшую трубку — гладкую, блестящую, аспидного цвета. Из неё ударил луч изумрудного цвета, и случилось страшное чудо. Латы рыцарей мгновенно раскалились добела, будто в кузнечном горне, изо всех щелей повалили густой жирный дым и запахло горелым мясом, и раздались крики нестерпимой боли и ужаса, тотчас же прекратившиеся. Оба Готтхильфа повалились наземь. Раскалённые доспехи от удара об землю распались, и все увидели, что внутри них пусто, а тела рыцарей сгорели без остатка. Аксель Гольдауген, воскликнув, «Божья Матерь, не покинь меня!» — подошёл к своему павшему коню, взял притороченный к седлу арбалет и выстрелил в псиглавца. Стрела, могущая пролететь пятьдесят шагов и поразить рыцаря в тяжёлой броне, отскочила от посланца преисподней, не причинив ему ни малейшего вреда, обратилась змеёю и поползла по дороге. А из щелей доспехов Гольдаугена потекла отвратительная цветом и гнусная запахом жижа, и опустевшие доспехи рухнули на землю и раскатились. Но Карл Несокрушимый и Карл Пасынок Судьбы, не убоявшись сатанинских козней, согласно устремились на врагов, достигли их и ударили: один — боевым топором, второй — тяжёлым цепом. И оружие рыцарей рассыпалось в прах, в мгновение ока проржавев насквозь, лишь только коснулось тел дьявольских отродий. Псиглавцы же вырвали у обоих щиты и разорвали, как кленовые листья. А затем они оторвали голову Карлу Пасынку Судьбы и приставили её к плечам его товарища так, что она смотрела назад, а его ноги — к заду Карла Несокрушимого, а руки — к его туловищу, ниже плеч, а четвертованный остаток тела Карла Пасынка Судьбы испепелили, направив на него свою смертоносную трубку, так что остался от него лишь жирный дым и сплавившиеся в бесформенный комок доспехи. Да покарает меня Господь Бог, и пусть не будет мне царствия небесного, если я осквернил сии листы выдумкой! Одиннадцать кнехтов и крестьянин Зигфрид, сын Готтлиба, видели, как под руками демонов возник двуглавый, четверорукий, четвероногий уродец, горестно причитающий на два голоса, потому что он был жив и в сознании! Двенадцать человек присягнули на распятии, что ужасное существо, закованное в латы, сделать которые было бы под силу адскому оружейнику, спотыкаясь и стеная, поползло прочь. И вокруг него в сатанинском веселье прыгал и приплясывал козлоногий и козлорогий гермафродит, в которого псиглавцы превратили отца епископа Иеронимуса. И тогда одиннадцать кнехтов и Зигфрид, не сговариваясь, развернули коней и помчались прочь. В миле от резиденции наместника они встретили своих товарищей, прежде покинувших поле боя, и с ними около сотни вилланов и бюргеров, вооружённых разным оружием. И, рассказав о злосчастном сражении со всемогущими и неуязвимыми псиглавцами, что не боятся ни креста, ни меча, они умножили общее смятение. Уныние и страх овладели христианами в земле Циллергут, и никто не помышлял ни о сражении, ни о бегстве, ни о спасении души. Иные тосковали и умирали, иные, прежде благонамеренные, чинили насилие над ближними, иные, всегда бывшие благочестивыми, ****** святую церковь, которая, как думали они, оказалась не в силах защитить паству свою от сил дьявольских. Прости, Господи, этим людям их заблуждения, ибо слаб человек и силён враг!Три дня протекли в ужасе и смятении, будто перед концом света, а на четвёртый случился новый миракль, свидетелями которому были тысячи жителей нашей земли и после коего псиглавцы покинули наши пределы. В тот день у резиденции наместника собралась огромная толпа — пришли и монахи, и благородные, и купцы, и бюргеры, и вилланы, и старики, и женщины, и дети — люди всех званий, всякого возраста, со всей округи. И каждый спрашивал соседа: по какому случаю они здесь собрались — и никто не знал ответа. Между тем иные провели в дороге более суток, но не знали, что заставило их пуститься в путь. И ровно в полдень в воздухе явился исполинский шар — тот, что сел на лугу близ Гросс-Танненбаумсдорфа. Люди пали ниц и возопили от ужаса, потому что приготовились принять лютую смерть, но шар осветил землю под собой невероятной яркости бирюзовым лучом и исчез. А в том месте, которое осветил дьявольский луч, стоял Паульхен Дырявая Голова, многим известный дурачок-юродивый из села Гросс-Танненбаумсдорф. Он поднял руки к небу и стал говорить. И речь его была чудом. Он не повышал голоса, но стоящие в задних рядах толпы слышали его столь же ясно, сколь и те, кого отделяли от него несколько футов. Вдобавок он всегда гугнил и заикался, а ныне речь его лилась гладко, и слова были разумны и понятны, говорил же он страшные вещи:— Слушайте меня все. Моими устами глаголет Квирин, вождь высших людей, явившихся к вам в светящемся шаре. Квирин говорит вам: мы явились издалека. Вы, низкие и тёмные, считаете, что ваше обиталище суть вселенная — это не есть истина. Знайте же: больше, чем муравьёв в лесах вашей страны, есть во вселенной населённых миров, парящих в безграничной пустоте. Подобно малым камням вокруг великих, вращаются эти миры вокруг светил, дающих им свет, тепло и жизнь. Так же и ваш мир вращается вокруг светила, а не светило ходит вокруг вашей земли, как думаете вы. И множество миров разделены не пространством, но временем, и существуют в одном месте, но не мешают друг другу, потому что между ними тысячи тысяч лет. Квирин говорит вам: такова вселенная. Квирин говорит вам: мы явились, и вы испугались и попытались помешать нам в исполнении нашей миссии. Знайте же: вам, низким и тёмным, не постичь назначения нашей миссии в вашем мире, и не в ваших силах причинить нам какой-либо вред. Но если вы будете докучать нам, мы обратим против вас ничтожную толику нашей силы и сотворим такие страшные чудеса, которые не под силу тем, кого вы называете Богом и Дьяволом. Знайте, что новорождённое дитя в нашем мире могущественнее тысячи таких, как ваш Бог. Ныне заканчивается пребывание наше в вашем мире. Мы отбываем восвояси, но в будущем явимся сюда ещё не единожды. И помните всё, что я сказал вам, ибо устами моими говорил Квирин. И тут случилось ещё одно страшное чудо. Закончив речь, дурак вспыхнул жарким пламенем изумрудно-зелёного цвета и в четверть часа сгорел. Всё это время он оставался жив и пребывал в сознании, и кричал страшным голосом от невыносимой муки, а когда потухло пламя, то не осталось от него даже пепла. В тот день Зигфрид, сын Готтлиба, сговорился с односельчанами, успевшими бежать от страшных пришельцев, и с некоторыми храбрыми и любопытными людьми из других мест, и они вместе пошли в Гросс-Танненбаумсдорф. Когда пришли они туда, то увидели на пастбищном лугу аспидно-чёрный выжженный круг. Один из спутников Зигфрида, имени которого мы не знаем, подошёл к этому кругу и сказал, что земля там спеклась от великого жара и стала твёрдой, как стекло. На лугу лежали палые коровы, но, хотя прошло изрядно времени, разложение не коснулось их туш. Говорят, признаков гниения не было и спустя девять дней, когда господин наместник, которым назначили барона фон Тойфельберга, повелел сжечь дохлых животных. Для этого дела потребовалось большое количество угля, а дым был столь ядовит, что десять простолюдинов, нанятых для этого дела, исполнив его, через седмицу скончались от злокачественных опухолей. А туши животных не столько сгорели, сколько расплавились, подобно смоле, и просочились сквозь землю, подобно воде. И на том месте, где сжигали их, выросла злая трава, лилового цвета, похожая на осоку, но прикосновение к её листьям вызывало сильнейшие ожоги, будто от раскалённого железа, каковые превращались в гнойные язвы, от коих приключался антонов огонь и смерть. Лишь немногие, случайно задевшие это растение, выживали. С трудом удалось жителям окрестных селений истребить дьявольскую траву, да и посейчас, говорят, встречается она местами. Таковые зловещие чудеса явились людям. Долго искали Зигфрид и его спутники жителей Гросс-Танненбаумсдорфа, но долго не могли найти ни живых, ни мёртвых. Наконец, в лощине за перелеском нашли они несколько десятков жителей злосчастного селенья. Они все были наги, стояли плотной толпой, неподвижно, точно статуи, и невозможно было отличить живых от мёртвых. Большинство и вправду были мертвы, а те, кто был жив, рассказали, как мучили их прихвостни Врага. Они загнали околдованных людей в свой шар и поместили там в преогромный зал, в котором находилось множество зловещего вида машин. Там псиглавцы испытывали людей на этих приспособлениях, приклеивали к их коже странные предметы и так заставляли их ходить, говорить, бегать и прыгать, есть и испражняться; заставляли мужчин предаваться блуду с женщинами, вынуждали совокупляться меж собой людей одного пола, а также насиловать детей и животных. Проклятые демоны силой наваждения заставляли людей испытывать то радость, то горе без причины, то пытали их болью, то рассекали тела на части, то изымали внутренности. Рассказывали, как демоны помещали в прозрачные клетки детей восьми и десяти лет, и у тех появлялись противоестественно-ранние признаки взросления: у мальчиков отрастали бороды, у девочек появлялись груди, притом что рост и сложение оставались детскими. И начинали они, по воле демонов, блудить меж собой, а потом с ужасающей быстротою дряхлели, умирали и разлагались. И многие люди от великих мук умерли, а иные сошли с ума, а другие умерли впоследствии, и смерть их была страшна. Тела их покрывались пузырями, похожими на ожоги, затем обращались в зловонную слизь, стекающую с костей, и несчастные умирали в муках, всеми покинутые. Иные женщины были беременны или забеременели во время сатанинских пыток, и те, кому суждено было выносить плод, рожали страшных уродцев: двуглавых, со множеством рук и ног, с хвостами, покрытых шерстью либо чешуёю, или напоминающих скорее насекомых, нежели людей. В страхе убивали люди этих созданий и их несчастных матерей. А Зигфрид и те, кто пришёл с ним, прожили дольше, нежели бывшие пленники демонов, но ненамного. Их кожу покрыли ужасные незаживающие язвы, они извергали кровавую слизь с поносом и рвотой, глаза их слепли, лопались и стекали по щекам. Так, в страданиях телесных и нравственных, влачили они своё существование, пока не умерли. Всех пережил Михель Брюква — он умер спустя пять лет после того, как случился миракль, и, умирая в полном сознании, проклял Божий свет. Он сказал ещё, что нет ни ада, ни рая, что блаженство и страдания человек полной мерою приемлет на земле, а со смертью кончаются ощущения и мысли. Он сказал, что это — истина, и узнал он её на лугу, где сел дьявольский шар. Прости его, Господи, ибо он уже наказан на этом свете мукой неверия в жизнь вечную! Суди его, малодушного, по милосердию Твоему!А на том лугу трава стала расти высокой, подобно лесу. Из той травы выходили жуки, огромные, как слоны, и пауки больше Левиафана, и муравьи больше быков, и стрекозы, огромные, как дракон. Насекомые, по воле Врага увеличившие свои природные размеры в сотни раз, в поисках пищи охотились на людей и зверей и пожирали их. И жители окрестных мест в ужасе бежали прочь, бросая жилища и имущество, готовые скорее терпеть нищету, нежели принять смерть от дьявольских порождений. И многие храбрые рыцари отправились биться с чудовищами, и иные вилланы, коих Бог благословил силой и смелостью, помогали им. Многим бойцам удалось снискать славу, но большинство пало ужасною смертью. И запустел бы христианский мир, но по милосердию Божьему страшные существа теряли силу, если шёл дождь, и тогда не составляло никакого труда убить их, а в наступившую зиму почти все они помёрзли. Говорят, что нескольких пауков рыцари захватили живьём, и их купил у наместника за большие деньги король Галиции. Он держал чудовищ в подземелье своего замка на потеху благородным гостям и на страх пленённым дикарям сарматских степей — многие из них нашли смерть в пасти дьявольских отродий. А по ночам над зачарованным лугом до сих пор клубится светящийся оранжевый туман. Он то покрывает весь луг, подобно обычному туману, то сбирается в лощинах и выходит оттуда в виде столба высотою в два человеческих роста и шириною в четыре фута, и передвигается по ветру и против ветра. Известно, что некоторые удальцы входили в него, и многие пропадали без следа, а другие возвращались вполне здоровыми и не повредившимися в уме, но несравненно пугали всех способности, которые даровал им Враг. Они выходили из тумана, умея сочинять благозвучные стихи и прелестную музыку, каковую исполняли на различных музыкальных инструментах. Они приобретали дар прорицания и нелюдскую силу, позволяющей безоружному человеку в одиночку победить десятерых тяжеловооружённых рыцарей. Эти люди могли также летать по воздуху, и пребывать под водою сколь угодно долго, и проходить сквозь стены, и исцелять наложением рук, и творить иные чудеса. Спрошенные о том, что случилось с ними в оранжевом тумане и каким образом они приобрели свои изумления достойные качества, они не могли ничего ответить. Всё больше и больше является таких людей, превосходящих христиан хитроумием и силой, неуязвимых для меча и креста, разбредаются они по земле, внушая страх людям богобоязненным и соблазняя тех, кто некрепок в вере. Не есть ли они в самом деле предтечи Антихриста, не близится ли конец света? Господи! На всё воля Твоя!Исписав тринадцатый лист пергамента, Ульрих Кёрхер перечитал написанное от начала до конца, остался им доволен, и лишь после этого позволил себе отложить перо и протереть утомлённые глаза. Было далеко за полночь, но спать не хотелось. Ульрих подошёл к распахнутому настежь окну. Внизу шумел ночной Гамбург. За пару кварталов к западу что-то горело и ведьмами завывали полицейские сирены — турки и курды делили между собой немецкую землю. С другой стороны, приглушённая расстоянием, громыхала гала-дискотека. Слышался равномерный гул десятков тысяч автомобилей, прорезаемый звуковыми сигналами, голосами людей и другими звуками. Человеческий муравейник не засыпал ни на секунду…Ульрих был доволен собой. Работа была проделана колоссальная, и в ближайшее время он должен был пожать плоды. А началось всё пару месяцев назад, когда он купил у какого-то наркомана потрёпанный древний фолиант. Поскольку в книге не хватало половины страниц, торчок продал её за бесценок — в блаженном неведении, что сбыл манускрипт Антония Циллергутского, известного среди историков средневекового хрониста. Причём именно этот манускрипт считался безвозвратно утраченным во время второй мировой войны. Ульрих Кёрхер — разносторонний юноша, увлекающийся историей, археологией, уфологией, Моникой Краузе, Снежаной Велчевой, веб-дизайном, хакингом и виндсерфингом — понял, что ему в руки досталось сокровище. До того знаменательного дня он по много часов проводил в архивах, перебирая древние рукописи, где искал исторические свидетельства о визитах гостей из иных миров на нашу планету, искал и не находил. Более того — исторические свидетельства, на которые ссылались его более удачливые коллеги-соперники, оказывались плодом больного воображения. В указанных ими хрониках, в отмеченных местах ничего подобного не сообщалось. На смену первоначальному энтузиазму пришло неверие и разочарование. Всё чаще посещали его мысли, что уфология — учение, которому он посвятил немало времени и сил и даже написал несколько добротных аналитических статей — на самом деле лженаука, которая держится на дураках и жуликах. Внутренний кризис разрешился гениальным силлогизмом. Ульрих решил не бросать уфологию — занятие, сулящее сенсации, а вместе с ними деньги и славу — но заниматься ею по-другому. А именно — дать волю воображению, что при хорошей подборке «подтверждающих» фактов может принести успех. В это время он и приобрёл упомянутый манускрипт. Для его целей (которые он поначалу осознавал весьма смутно) сия инкунабула подходила как нельзя лучше. В подлинности самой книги никто не усомнится — благо существуют хроники, ссылающиеся на неё. С другой стороны, содержание её никому доподлинно не известно. Наконец, в книге не хватает половины страниц, и потому отсутствие связи между отдельными её фрагментами никого не заставит подозревать подлог. Решение пришло из ниоткуда, и Ульрих удивился, как он не додумался до этого раньше. «Раньше ты был глупый энтузиаст, милейший», — сказал он себе, но не обиделся (нужно быть конченным шизофреником, чтобы обижаться на себя самого!), а взялся за дело. Тем более что дел было много. Нужно было найти в книге подходящие листы, отскоблить с них остатки исходного текста и в целом подготовить для ревизии истории. А внесению на освободившееся место описания событий, о которых Антоний слыхом не слыхивал, предшествовал долгий период подготовки, во время которого Ульрих разводил тушь и учился писать по пергаменту. А каких усилий стоил ему финальный рывок, когда он за несколько часов на одном дыхании начертал повесть о псиглавцах! Чёрт возьми, у него даже несколько волос побелели от переживаний!Зато теперь можно вздохнуть спокойно. «Исторический документ» готов. Вряд ли самая придирчивая экспертиза заподозрит подлог — даже чернила изготовлены из тех, который Ульрих отскоблил от листов, на которых писал Антоний Циллергутский. Готовы и статьи, которые произведут в научном мире фурор. А ведь из этого материала можно высидеть книжку, и неплохую, чёрт бы вас драл во все дыры!Мысленное упоминание сексуальных эскапад чёрта развернуло течение мыслей Ульриха в совершенно определённом направлении. Подумав пару секунд, которую из пассий осчастливить своим вниманием, он остановился на Монике и позвонил ей. Моника не имела ничего против того, чтобы через час встретиться в известном обоим клубе. Обрадованный, что всё в жизни складывается так чудесно, Ульрих помчался бриться. Модная трёхдневная щетина не была его стилем, а последние несколько суток он вёл жизнь учёного отшельника и не имел возможности следить за внешним обликом…— Красавчик! Я думаю, Моника будет рада!Полувыбритый, облепленный пеной Ульрих подскочил от изумления. За спиной стояла Снежана. Чёрт возьми, как она оказалась в квартире, он же не давал ей ключей!— Ульхен, как же ты наивен! Неужели ты думаешь, что мы пронизаем пространство и время, но запертая дверь для нас — неодолимая преграда?— Как-кого чёрта, Снежок? — прохрипел ничего не понимающий уфолог. — Сядь в кресло, поговорим. Ульрих и не замерил, что они уже стоят в гостиной, хотя не сделали ни шагу из ванной. Он плюхнулся в кресло, которое оказалось у него за спиной. Снежана села ему на колени и обвила его шею рукой. — Милый мой, я очень рада за тебя. Впрочем, мы в тебе никогда не сомневались. — Мы — это…— Ну да, да, «мы — это». Именно «это». В твоём дурацком подложном манускрипте — демоны-псиглавцы. В твоей статье — пришельцы, инопланетяне. Ещё лет через пятьсот придумаете нам другое название, которое будет так же далеко от истины, как ты — от возможности получить Нобелевскую премию мира. А что тебя удивляет сейчас? Тебя не удивило в своё время, что эта история о псиглавцах, от первого до последнего слова, пришла тебе в голову, когда я… — Снежана хихикнула, — сосала тебе под столиком в клубе? Помнишь? — Она облизнула губы, и Ульрих почувствовал совершенно неуместное в этот момент желание. Это не осталось незамеченным. — О-о, какие мы горячие! Может, пригласим сюда Монику и порезвимся втроём? Ладно, малыш, не возбуждайся, всему своё время. Я только хочу сказать, что с тех пор вы значительно поумнели. Не пытаетесь нам мешать. И правильно. Имей в виду: вы для нас — всё равно что обезьянки в вольере — в полной нашей власти. Делай, что от тебя требуется — получишь банан. Начнёшь дёргаться — тряхнём током так, что обделаешься. Ты молодец, делаешь всё правильно и не дёргаешься, а значит, банан тебе обеспечен. Книжку хочешь издать? Так хочешь или нет? — В болтовне Снежаны прорезался металл. Ульрих, совершенно очумелый от происходящего, издал слабое мычание. — Хочешь. Значит, издадим тебя. И на телевидении помелькаешь. И на конгрессах будешь выступать. Только однажды твой сегодняшний подлог раскроют. Знаешь, в каком дерьме тебя искупают? Как над тобой будут издеваться те, кто тебе задницу лизал? Какие же вы всё-таки сволочи, «низкие и тёмные», как же вы беситесь от зависти, когда кому-то из вас повезёт. И почему вы такие? Жизнь у вас короткая и трудная, и ту норовите сами себе изгадить. Так что будь уверен: тебя так вздрючат, что ты от позора сам в петлю полезешь. Только так просто ты не вывернешься…— Слушай… ты… — выговорил Ульрих, — Я не позволю, чтобы какие-то инопланетные уроды прикидывались болгарскими шлюхами и управляли мной. Я сожгу это дерьмо, которое ты мне надиктовала! Ясно тебе? И передай своим хозяевам, что Кёрхеры никогда не позволяли никому играть с собой!— Ой-ой-ой, как сурово! — надула губки Снежана. — И тебе, потомку тевтонов, не стыдно говорить такое слабой девушке?Ульрих ничего не успел сделать. Он почувствовал, как руки Снежаны с неожиданной силой вцепились ему в затылок и подбородок, как захрустели шейные позвонки. В глазах потемнело, но сознания он не потерял. Он увидел, как комната пронеслась мимо него… а затем увидел то, что было за спиной. Он пытался вернуть голову в исходное положение, но не тут-то было. Казалось, его голова от рождения была повёрнута назад. Охваченный ужасом, он вскочил — Снежана проворно спрыгнула с его колен и звонко рассмеялась — ноги сделали два неловких шага — противоположная стена удалилась, уступила место потолку — Ульрих упал, сломав выставленную вперёд руку и больно ушибив затылок об пол. Над ним склонилась Снежана. — Теперь никто не усомнится в том, что твоя писанина — правда от первого до последнего слова, — сказала она. — Вот только придётся тебе обзавестись зеркалом заднего вида или научиться ходить спиной вперёд. Ну ладно, я вижу, ты всё понял. Незачем тебя мучить. — Она рывком подняла его с полу, потянув за сломанную руку. Ульрих заорал от боли. Снежана легко и непринуждённо развернула его голову в нормальное положение. — Почему ты кричал? Что случилось?— Я сломал руку, — сказал Ульрих. — Правда? Извини, это не входило в мои планы. — Снежана потянула руку, вправляя кости (Ульрих скрипел зубами, но молчал), затем подула на место перелома, и сатанинская боль чудесным образом исчезла. Ульрих заметил, что уже перестал удивляться чудесам. Для Снежаны сотворить такое «чудо», как он уже убедился — проще, чем почесаться. Ульрих опасливо сел в кресло, Снежана как ни в чём не бывало поместилась у него на коленях. — Пойми, — сказала она, — я ничего против тебя не имею. Чтобы ненавидеть кого-то, нужно быть с ним на равных. Ты же не станешь всерьёз сердиться на свои ботинки, или на компьютер, или на подопытную обезьяну? Если ты их повредишь или уничтожишь, то сделаешь это либо по необходимости, либо по неосторожности, либо затем, чтобы банально сорвать зло. Но никак не из ненависти к ним: разве можно ненавидеть вещь? Вещь берегут, пока она нужна, а как только срок её службы выйдет, её выбрасывают. Без жалости и злости. Понятно?— Примерно, — проговорил сквозь сжатые зубы Ульрих. — Слушай, Снежана… или как тебя…— Зови как привык. — Угу. — Ульрих никак не мог собраться с мыслями. Он понял сокровенный смысл выражения «голова идёт кругом» лучше, чем кто-либо из людей. — То, что я… ты мне… эта история про псиглавцев — это правда? — Снежана молчала. — Чёрт возьми, Снежана! Кто «вы» такие, что вам от нас надо?Снежана ничего не ответила. Вместо ответа она провела ладонью по его щеке, откуда неведомо как исчезли пена и щетина, и прикоснулась губами к его губам. Он был слишком потрясён происходящим, чтобы отвечать. Но Снежана, кажется, и не ждала от него ответных действий. — Ты всё равно не поймёшь, — прошептала она. Невесомая, она снялась с его колен, решительно направилась к распахнутому окну и легко вспрыгнула на подоконник. — Время ещё не пришло, — сказала она и шагнула в ночь. — Кажется, я увлёкся. Крыша едет, — сказал себе Ульрих. После ухода Снежаны он на неуловимо-краткий миг потерял сознание, после чего обнаружил себя в ванной. Он понял, что доработался до умопомешательства, а значит, нуждается в активном отдыхе. Клуб, пара коктейлей, бодрящая таблетка от голландца Эрика ван Блоома и, естественно, Моника. А потом, для разнообразия, Снежана. А ещё лучше — обе разом. Конечно, предлагать им групповушку — изрядный риск, они ведь не знают о существовании друг друга… А-а-а, тысяча чертей! Прочь сомнения! Он возьмёт обеих разом! Пусть ещё радуются, сучки, что ублажали Великого Ульриха Кёрхера, потомка тевтонов, основателя исторической уфологии!Звонок телефона заставил Ульриха подпрыгнуть. Последнее время нервы потомка тевтонов стали серьёзно пошаливать…— Хэлло, Ульрих, это мы! — завопила трубка. — Кто «мы»? — проворчал Ульрих. Шум на заднем плане здорово мешал, и он плохо разбирал слова, а уж о том, чтобы определить личность говорившего, и думать было нельзя. Он даже не понял, мужчина или женщина говорит с ним. — Мы — Моника и Снежана. Говорит Снежана. Мы уже в клубе и ждём тебя!— Правда, к нам тут клеятся двое симпатичных чернявых парней, и мы рискуем не устоять перед их натиском, так что поспеши! — выкрикнула Моника. — А то тебе придётся драться за нас с толпой черномазых! Не испугаешься?— Моника, как тебе не стыдно? — трубкой снова завладела Снежана. — Что такое для Великого Ульриха Кёрхера какие-то мавры? Он размажет неарийскую сволочь, не хуже, чем это делали его крестоносные предки. Верно, Ульрих?Это просто совпадение, сказал себе Ульрих. Просто совпадение. Просто. — Совершенно верно, — немного охрипшим голосом выговорил он. — Девчонки, ждите меня через десять минут. А потом ко мне, окей?— Ва-ау! Класс! Тогда закажи что-нибудь пожрать и выпить, а то у тебя в холодильнике всегда пусто, учёный ты отшельник! Мони, детка, ты готова отдаться Ульриху? Не бойся, я буду рядом!— Ой, Ульрих, это, наверное, больно и страшно? — Моника отобрала трубку у Снежаны и теперь кривлялась вовсю. — Знаешь, мне мама не разрешает с мальчиками дружить, и к тому же я верующая, я не могу так… сразу. И вообще, я лесбиянка. Так что я только посмотрю. Ну, может, в ротик возьму…— Будь спокойна, Мони — это не страшно, — принуждённо хохотнул Ульрих. — И не больно. Нет. Это просто совпадение.