Телема и африканская тайнаСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

В нашей гимназии есть обычай — раз в пять лет несколько учеников носят в тюрьму передачи учителю истории Сергею Наумовичу Лопуховскому. Сергей Наумович читает историю с пятого по седьмой классе. Он совсем не закоренелый преступник, но неизлечимый демократ. Каждые пять лет у нас в стране случаются президентские выборы, и Сергей Наумович идёт вечером на митинг, драться с милицией. Там его сильно бьют, а потом сажают в тюрьму на пятнадцать суток за хулиганство и сопротивление представителю власти. И директор посылает кого-нибудь из учеников отнести передачу незадачливому революционеру. Потом Сергей Наумович выходит из тюрьмы и снова начинает учить нас истории. Кожушкин рассказывал, что Сергея Наумовича никогда не уволят. Он не просто так учит — он доказывает, что у нас в стране есть демократия и нет политических заключённых. Даже закоренелый драчун с милицией может учить в пятой гимназии, его не расстреливают и не ссылают в деревню капусту сажать. Получается, Сергей Наумович не только учит, но и символизирует. Надеюсь, символизировать у него получается хорошо. Потому что его учит он ещё хуже, чем наша столовая нас кормит. В тот раз у нас опять случились выборы. А отнести передачу поручили нам с Телемой Гайдучик. Наша сто тринадцатая гимназия — в Куролесовщине-9, где пять кварталов многоэтажек зажаты между рекой и деревенскими домиками частного сектора. А Сергей Наумович сидел на Дражне, где парк Челюсти и Телерадио. Это очень далеко. В учительской нам сказали, что это странно — обычно сажают на Окрестину. Телема ответила, что обожает всё странное. Мы ехали сначала на автобусе, потом на метро. А потом очень долго шли между зарослями парка и бетонным забором Телерадио. А вот и дражненский изолятор. Он не особо отличался от заводиков, что уцелели в городской черте. С улицы ты видишь бетонный забор с железными воротами, такой же, как в Телерадио. За забором виднеется трёхэтажное здание с решётками на окнах, облицованное рыжей плиткой. На плитке осела серая пыль. Нас провели в комнату. Там было неуютно. Низкий потолок, толстые чёрные решётки и пахнет затхло, словно в налоговой инспекции. — Мы передачу принесли, — пытался возражать я, — Мы совсем не хотим его видеть!— Приказано устроить свидание, — был ответ. Сергея Наумовича вывели. Он был понур и небрит, и даже в тусклом свете жёлтых лампочек мы видели, как поблёскивает седина в подстриженной бородке. Специальной тюремной одежды у нас в стране не положено, так что Сергей Наумович был в том самом свитере, который надел перед митингом. — А, дети?— он посмотрел на нас, — это вы… Здравствуйте, дети. Мы молчали. Не знаю, что у Телемы, но мои родственники сидели ещё при Сталине. Опыт потерялся. Мы не знали, что говорят в таких случаях. — Есть новости?— наконец, спросил Сергей Наумович. Голос был хриплый. — Во дворе за школой трубу теплотрассы прорвало, — сообщила Телема, — Вода дугой хлещет и дымится. Очень весело!— А, ерунда. Вы слышали какие-нибудь новости из Африки?— Из Африки?— Телема подняла глаза, — А зачем вам? Вы хотите в Африку уехать? Бороться за права чернокожих…— Не хочу, — Сергей Наумович сидел, словно окаменевший, вперившись взглядом в пятно копоти под потолком, — Слишком поздно. Африка приехала к нам сама. Мы, похоже, что-то подписали… Что-то, чтобы нас в ООН не гнобили! Теперь к нам завозят африканских беженцев. Вместо того, чтобы помогать нам вернуться в Европу, европейцы превращают нашу страну в лагерь для беженцев. — А разве помогать беженцам — не европейская тема?— не выдержал я. — Знаешь, что?— Сергей Наумович посмотрел мне в лицо. — Да?— Заткнись уже, а?Я заткнулся. Что толку спорить со старым демократом?А он продолжал:— Я первую неделю лежал здесь, рядом, в больнице КГБ. На втором этаже, палата с решётками. И я их видел. Их держат в бараке на территории больницы. Дети как вы и чуть постарше. Двенадцать-пятндцать лет. Все чёрные. — А альбиносы есть?— спросила Телема. — Кто?— Альбиносы. Я слышала, бывают негры-альбиносы. И их тоже кто-нибудь угнетает. — Обычные они. Чёрные. Не важно! Вы понимаете, они не стали даже спрашивать народ. Кто-нибудь спросил, хотят ли они, чтобы чёрные жили в нашей стране?— Я вспомнила!— крикнула Телема. Учитель осёкся. — Что ты вспомнила?— Новость. Из Африки. — Давай, говори. — У нас в русской Википедии была неделя Африки. И, как всегда, случился скандал. Администрация сказала удалить статью про Попобаву. Вы знаете, кто такой Попобава?— Я не хочу про это знать. — Попобава — это злой дух, который обитает в Занзибаре, — Телема уже разогналась. — Он похож на летучую мышь, но одноглазый. В нашей гимназии есть обычай — раз в пять лет несколько учеников носят в тюрьму передачи учителю истории Сергею Наумовичу Лопуховскому. Сергей Наумович читает историю с пятого по седьмой классе. Он совсем не закоренелый преступник, но неизлечимый демократ. Каждые пять лет у нас в стране случаются президентские выборы, и Сергей Наумович идёт вечером на митинг, драться с милицией. Там его сильно бьют, а потом сажают в тюрьму на пятнадцать суток за хулиганство и сопротивление представителю власти. И директор посылает кого-нибудь из учеников отнести передачу незадачливому революционеру. Потом Сергей Наумович выходит из тюрьмы и снова начинает учить нас истории. Кожушкин рассказывал, что Сергея Наумовича никогда не уволят. Он не просто так учит — он доказывает, что у нас в стране есть демократия и нет политических заключённых. Даже закоренелый драчун с милицией может учить в пятой гимназии, его не расстреливают и не ссылают в деревню капусту сажать. Получается, Сергей Наумович не только учит, но и символизирует. Надеюсь, символизировать у него получается хорошо. Потому что его учит он ещё хуже, чем наша столовая нас кормит. В тот раз у нас опять случились выборы. А отнести передачу поручили нам с Телемой Гайдучик. Наша сто тринадцатая гимназия — в Куролесовщине-9, где пять кварталов многоэтажек зажаты между рекой и деревенскими домиками частного сектора. А Сергей Наумович сидел на Дражне, где парк Челюсти и Телерадио. Это очень далеко. В учительской нам сказали, что это странно — обычно сажают на Окрестину. Телема ответила, что обожает всё странное. Мы ехали сначала на автобусе, потом на метро. А потом очень долго шли между зарослями парка и бетонным забором Телерадио. А вот и дражненский изолятор. Он не особо отличался от заводиков, что уцелели в городской черте. С улицы ты видишь бетонный забор с железными воротами, такой же, как в Телерадио. За забором виднеется трёхэтажное здание с решётками на окнах, облицованное рыжей плиткой. На плитке осела серая пыль. Нас провели в комнату. Там было неуютно. Низкий потолок, толстые чёрные решётки и пахнет затхло, словно в налоговой инспекции. — Мы передачу принесли, — пытался возражать я, — Мы совсем не хотим его видеть!— Приказано устроить свидание, — был ответ. Сергея Наумовича вывели. Он был понур и небрит, и даже в тусклом свете жёлтых лампочек мы видели, как поблёскивает седина в подстриженной бородке. Специальной тюремной одежды у нас в стране не положено, так что Сергей Наумович был в том самом свитере, который надел перед митингом. — А, дети?— он посмотрел на нас, — это вы… Здравствуйте, дети. Мы молчали. Не знаю, что у Телемы, но мои родственники сидели ещё при Сталине. Опыт потерялся. Мы не знали, что говорят в таких случаях. — Есть новости?— наконец, спросил Сергей Наумович. Голос был хриплый. — Во дворе за школой трубу теплотрассы прорвало, — сообщила Телема, — Вода дугой хлещет и дымится. Очень весело!— А, ерунда. Вы слышали какие-нибудь новости из Африки?— Из Африки?— Телема подняла глаза, — А зачем вам? Вы хотите в Африку уехать? Бороться за права чернокожих…— Не хочу, — Сергей Наумович сидел, словно окаменевший, вперившись взглядом в пятно копоти под потолком, — Слишком поздно. Африка приехала к нам сама. Мы, похоже, что-то подписали… Что-то, чтобы нас в ООН не гнобили! Теперь к нам завозят африканских беженцев. Вместо того, чтобы помогать нам вернуться в Европу, европейцы превращают нашу страну в лагерь для беженцев. — А разве помогать беженцам — не европейская тема?— не выдержал я. — Знаешь, что?— Сергей Наумович посмотрел мне в лицо. — Да?— Заткнись уже, а?Я заткнулся. Что толку спорить со старым демократом?А он продолжал:— Я первую неделю лежал здесь, рядом, в больнице КГБ. На втором этаже, палата с решётками. И я их видел. Их держат в бараке на территории больницы. Дети как вы и чуть постарше. Двенадцать-пятндцать лет. Все чёрные. — А альбиносы есть?— спросила Телема. — Кто?— Альбиносы. Я слышала, бывают негры-альбиносы. И их тоже кто-нибудь угнетает. — Обычные они. Чёрные. Не важно! Вы понимаете, они не стали даже спрашивать народ. Кто-нибудь спросил, хотят ли они, чтобы чёрные жили в нашей стране?— Я вспомнила!— крикнула Телема. Учитель осёкся. — Что ты вспомнила?— Новость. Из Африки. — Давай, говори. — У нас в русской Википедии была неделя Африки. И, как всегда, случился скандал. Администрация сказала удалить статью про Попобаву. Вы знаете, кто такой Попобава?— Я не хочу про это знать. — Попобава — это злой дух, который обитает в Занзибаре, — Телема уже разогналась. — Он похож на летучую мышь, но одноглазый. Его любимое развлечение — прилетать к занзибарским мужчинам по ночам и внезапно им… ну, засовывать, понимате! Так вот, он и, значит, засовывает и поэтому держит в страхе весь Занзибар и даже Танзанию. Ничто не может остановить беспощадного Попобаву — ни мощные джи-джи местных колдунов, ни железные тазики из миссии Врачей без границ. Есть лишь одно спасение — поверить, что Попобава существует. Тех занзибарцев, кто верит в Попобаву, чудовище не тронет. А те, кто пока не поверил, сразу после захода солнца получают убедительное доказательство… И вот позавчера несколько администраторов русской Википедии решили удалить статью про Попобаву — якобы, она малозначительна, и русская Википедия — не Занзибар. А несколько других администраторов советует им не трогать статью, поверить наконец в Попобаву — и тогда чудовище прекратит полуночный террор…— А меня не волнует Попобава!— Сергей Наумович гаркнул так громко, что охранники оглянулись. Потом зашёлся в кашле, отдышался и продолжил тихо-тихо:— Меня волнуют африканские дети, которых привезли в нашу страну. — Вы думаете, их будут продавать нам в рабство?— Телема наклонила голову и смотрела сквозь чёлку. — Я думаю, что нельзя держать за решёткой ни в чём ни повинных детей. И нельзя превращать нашу страну в мусорный бак!— хрипел историк. — Разве не лучше, чтобы каждый жил там, где родился?— А где вы родились?— успела спросить Телема, но Сергей Наумович уже зашёлся в тяжелом грудном кашле. Подошёл охранник. Сказал, что время вышло и потащил согнутого пополам Сергея Наумовича куда-то прочь. Свидание закончилось. Уже на улице мы заметили, что забыли передать свёрток. Подумали и решили, что съедим его дома. А что касается новостей:— Негры — это интересно, — сказала Телема. И мы пошли в парк. Челюсти — парк небольшой, аккуратно постриженный. Красные стволы сосен на фоне серо-зелёной листвы. Пахнет влажной травой, чуть тронутой дыханием осени, и стоит особенная утренняя тишина. Возле калитки рос кряжистый дуб. Табличка сообщала, что дуб посадил кто-то знаменитый из прошлого века. Фамилию знаменитости мы видели первый раз в жизни. Телема подошла к дубу, смерила его взглядом:— Лезем!Мы вскарабкались почти на самый верх, до последней развилки. Позади нависал исполинский круг чёртового колеса. А перед нами, за синей полоской дороги, — дворик тот самой больницы, про которую говорил Сергей Наумович. Дворик был совсем небольшим, намного меньше, чем казался с нашей стороны забора. На асфальте видны потрескавшиеся линии — видимо, раньше там была автостоянка. В угол двора вжался дряхлый двухэтажный склад. Его, кажется, построили ещё при Ленине…Негры — там. Для восьми не хватило места на складе и они лежат на земле, вперившись в сырое осеннее небо, замотанные в обноски. Солнце греет, но лицо чувствует холодный осенний ветерок. Неграм всё равно. Они лежат неподвижно, как трупы. Им лет по десять-одиннадцать, они чуть младше нас с Телемой. Интересно, что с ними случилось? Они устали? Заболели? Или из искусств опасная муза Цеце?— Ясно, — Телема опёрлась ногой на ствол, — лезем вниз. Мимо нас по стволу прошелестела ярко-рыжая белочка. — Ты увидела всё, что хотела?— спросил я. — Я увидела, что они увидели нас. Я бросил короткий взгляд назад и тоже заметил охрвнника. Мудичлк в униформе выщел из боковой двери пота и шагал через дорогу в нашу сторону. Может быть, он шёл не к нам. Но проверять не хотелось. Мы спрыгнули на засыпанную листвой землю. И тут же бросились бежать — в разные стороны. Мы всегда так делаем, если надо уйти от погони. Я бежал сквозь кусты, напролом и не задумываясь. Потом кусты закончились, я оказался в основной зоне парка. На аллеях уже попадались мамы с колясками. Я перешёл на шаг. Возле главных ворот я оглянулся. Охранника не было или я его не видел. И только сейчас понял — я не знаю, что делать. В гимназию не хотелось. Я поразмышлял, а потом спустился в метро и поехал домой, в Куролесовщину. Я решил зайти к Телеме. Я всегда так делаю, когда мне ничего не понятно. Телема была уже на месте. Она сидела на лавочке под домом и читала здоровенную чёрную книгу. — Телема!— Т-с-с…— Что такое?— Там кто-то есть. — Где? В книге?— Нет. На балконе.

Я посмотрел в сторону дома. Я не такой внимательный, как Телема и поэтому не помнил, какой балкон её. Но человек н балконе был один на весь дом. Это был молодой, коротко стриженный парень в серой куртке. Никаких особых примет. Такие часто ездят в пригородных электричках или торгуют на вещевом рынке возле Пушкинской. Но в квартире Гайдучиков таких не встретишь даже на балконе. Надо сказать, Телема — очень оккультная девочка. Она — дочка председателя минской ложи Агапэ по уставу Алистера Кроули, и лучше всех в гимназии разбирается в магии и тайных науках. С тех пор, как мы подружились, я успел увидеть почти всех ведьмаков, колдуний и тантрических шиваитов нашего города. И знал точно — человек с балкона на них не похож. — Как думаешь, — спросил я, — может это какой-нибудь агент? Выследил нас от Дражни и поджидает?— Этого не может быть. — Почему?— Потому что он ест!Я пригляделся — и правда ест!Я не очень разбираюсь в спецслужбах. Но уверен — перекусывать в засаде агентам не разрешают. — А ты пробовала его… магией?— Пробовала. Не поддаётся. Может, православный, а может, просто не заметил. — Понятно. Что собираешься делать?Телема спрыгнула со скамейки. Подошвы чёрных башмачков звонко стукнули по асфальту. — Собираюсь идти на штурм. Это будет нетрудно, — это же моя квартира. Сначала я подумал, что Телема знает какой-то тайный ход — например, за шкафом. Но нет — мы просто поднялись по лестнице. Телема позвонила в дверь и отошла в сторону. — Ты придумала, что будешь говорить?— прошептал я. — Как спросит, я сразу придумаю. Но вопросов не было. Щёлкнул замок, открылась дверь. — Дети, проходите. Мы зашли в прихожую. Незнакомец запер за нами, потопал в комнату и развалился на красном диване. Телема бросила короткий взгляд на алтарь. Я тоже. Вроде, ничего не пропало, череп на месте. — Во-первых, кто вас сюда пустил?— спросила Телема. — А во-вторых, то вы такой?— Твой отец дал ключи, — ответил незнакомец. — Зачем?— Чтобы я здесь жил, — ответил незнакомец, — Мне было надо очень срочно спрятаться. — Это подозрительно. Отец согласен прятать только женщин. Но они почему-то не соглашаются…— Что ещё тебе не нравится, ребёнок?— Я так думаю, вы применили магию!Я понял, что дело плохо. Человек дошёл до того, что даже Телема обвинила его в неправильном колдовстве. Хуже — только человеческие жертвоприношения. — Всё проще, — ответил незнакомец, — Я пришёл к нему на работу, в морг, и сказал, что если он меня не спрячет, то я просто пойду и сдамся тем, кто меня ищет. А потом скажу, что всё это время прятался здесь. И твоему отцу очень не поздоровится — ему спрятаться негде…— Они бы ничего ему не сделали. — С чего ты взяла?— Отец бы ушёл в Астрал, — ответила Телема, — он это часто делает. А вы тоже маг, правильно?— Я когда-то был магом. Теперь я политикой занимаюсь. — Волшебной политикой?— Нет, настоящей. — Тогда вам лучше в каком-нибудь посольстве прятаться. — В посольство меня не возьмут. — Почему?— Я анархист. В посольствах таким не рады. — Я, конечно, не очень сильна в политике, — сказала Телема, — Но мне кажется, вы выбрали слишком радикальную традицию. Слишком трансгрессивно, вот. Тут пришелец заметил у нас в руках свёрток. — Дайте сюда, — сказал он. — Это не бомба, — предупредил я. — Тем более дайте!Он разодрал бумагу и принялся пожирать. — Мне надо привыкать, — пояснил он, — Скоро таким придётся питаться. — А вы что, свергли где-то государственную власть?— Если бы я сверг государственную власть, мне бы готовили президентские повара. Акцию я устроил, понимаете?— Акция — это как ритуал?— Да, почти. Но акция — всегда неожиданная и на публике. — А что за акцию вы устроили?— Успешную. Достаточно успешную, чтобы объявили в розыск…— Вот как, — Телема отступила на шаг, — А скажите, вы знаете, кто такой Попобава?Было примерно четыре часа утра. Понемногу рассветало. Казалось, что небо над парком сделано из фольги. Мы с Телемой сидели на знакомом дереве и смотрели во все глаза. Сначала я хотел искать другое дерево, но Телема отговорила. Всё равно охрана уже поменялась. Я не помню, что сказал родителям. — Как ты думаешь, — спросил я, — где родители этих детей?— Не знаю, — ответила Телема, — Наверное, в Африке. А к нам только детей привезли, потому что дети много не едят. По дороге Телема рассказала, что ей удалось разнюхать за вечер. Фамилия анархиста — Карбалевич, он когда-то считался очень способным магом. И, похоже, решил, что с его талантом он сможет заниматься чем-то покруче магии. Тишина, изредка за деревьями проезжает машина. Пахнет мокрой травой. Секции бетонного забора и ворот настолько неподвижны, что кажутся фотографией. Телема достала мобильник и посмотрела на часы. — Ну, началось, — произносит она. И да — начинается. — Слушай, — успел сказать я, — а нам не влетит, за то, что мы ему это подсказали?— Нечего бояться. Нам по двенадцать лет. Если он и скажит, что это мы всё придумали, то ему либо не поверят, либо признают невменяемым! Взрослые думают, что с детьми советуются только сумасшедшие террористы. — Но Карбалевич и есть террорист!— Да. Но не сумасшедший. А просто очень глупый. Мотоцикл вылетел из-за поворота и, задорно рыча, устремился к воротам. Даже если охрана и успела его заметить, то она не успела сообразить, что делать с мотоциклом без седока. А может быть, они решили, что им это снится. Мотоцикл рыкнул, подпрыгнул и врезался в ворота. А потом бахнул. Я первый раз в жизни увидел взрыв. И в жизни взрыв разочаровал. Потому что в жизни их не замедляют. Только я понял, что взорвалось — вспух алый волдырь огня, и тут же его накрыло чёрными усами дыма. И это чёрный столб пополз в небо — и только потом мы услышали хруст и заметили, как полетела во все стороны обломки бетона и арматуры. Дым поднялся и мы увидели рваную кирпичную рану в боку основного здания. Из дыры выглянул взъерошенный Сергей Наумович во всё том же свитере и с серебряным пеплом в бороде. За его спиной можно было разглядеть сломанные нары. Я не знаю, как там получилось. А Телема решила, что это получилось случайно. Похоже, Сергей Наумович не знал, что делать. Раньше он всегда сидел до конца. А на этот раз не получилось…Из мглы вынырнул человек в модной свежей балаклаве. Он схватил Сергея Наумовича за рукав и что-то начал ему объяснять. Историк собирался бежать, как и положено обычному человеку. Но бывший маг, а теперь анархист убеждал его спасать других. И они побежали во внутренней день. К складу ленинских времён, где хранили негров. Негры были всё там же. Взрыв их не особо обеспокоен. Наверное, они уже привыкли, у себя, в Африке. Только ползли, как гусеницы, ближе к стене. Человек в балаклаве схватил одного из негров и потащил прочь. Из окон выглядывали новые чёрные головы. Сергей Наумович постоял, подумал, а потом схватил негритёнка за ноги и понёс. Сам негр идти не хотел. Не знаю, что бы случилось, если бы они донесли негра хотя бы до ворот. Я думаю, было бы то же самое. На полпути негр просто лопнул. Прямо по животу. Развалился на две части и забрызгал асфальт тёмной кровью. И из нижней части полезли два перепончатых крыла. За крыльями показалось тело. Я не успел его разглядеть — только мохнатое тёмное туловище и большущий розовый член. — Бежим!— завопила Телема и мы буквально полетели на землю. А потом вскочили и захрустели по мокрой траве. А у нас за спиной лопались негры и хлопали крылья новых и новых Попобав, что рвались наружу, в первый в их жизни рассвет…Больше мы Сергея Наумовича не видели. Почти месяц уроки заменили практиканты, а потом на работу вышел новый учитель, Сергей Александрович Столбовой-Бельский, немного бородатый монархист из Ратомки. Несколько месяцев парк Челюскинцев и окрестности были в оцеплении и даже станцию метро поезда проезжали без остановки. Телевидение тоже вещало с запасного пункта, поэтому картинка шла с зелёными помехами. Но у нас в гимназии телевизор всё равно никто не смотрит. Что случилось с нашим прежним учителем истории и прожорливым анархистом Карбаловичем, мы не знаем до сих пор. Наверное, африканские чудовища убили и съели Сергея Наумовича. А может быть, сделали с ним что-то ещё более страшное…