Пупырчатая упаковкаСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

— Выглядит… жутко, — Вадим, поставив бокал на журнальный столик, легко постучал костяшкой согнутого пальца по лбу манекена, — Вась, я, конечно, знаю, что без парня тебе бывает одиноко по вечерам, и вообще ты немного ************, но это лишнее. Серьезно, чувак. Ты зачем это купила?Васе не нравилось, что Вадим стучит по манекену так бесцеремонно, и еще меньше ей нравился глухой, необычный звук, доносящийся из головы манекена, которого она уже успела окрестить простым и честным именем — Евсевий. Девушка только пожала плечами, хмыкая и отпивая немного из бокала с пивом. Поди объясни этой наивной посредственности (даже фамилия типичная — Иванов), как это бывает — выйти вечером покурить, гуляя по улице, вдруг наткнуться на него. Наткнуться и понять — это не просто совпадение. Он стоял за стеклом — одетый в идиотский костюм пирата (с треуголкой, крюком и саблей, все, как полагается), он смотрел в стекло невидящим одним глазом — второй был под повязкой, а, может, и вовсе не было. Почему-то Васе казалось, что этот глаз там был и был еще как. Мужчина стоял за стеклом — такой нелепый, но почему-то не смешной. И до боли знакомый. Сигарета, докуренная до фильтра, обожгла пальцы, но Василисе Орешкиной было, в сущности, все равно — она стояла и пялилась на манекен в витрине. Там он был почти что забавным — в этом костюме, что освещала крохотная лампочка под потолком и уличный фонарь. Да, он был почти что забавным. Но Вася почему-то никак не могла избавиться от чувства того, что вне витрины таким же забавным он бы не был. Орешкину все глодало странное ощущение — будто бы эта кукла была ей чем-то странно знакома. Может, декорация в детском театре? Может, в детстве у нее была такая же, но поменьше? Странно. Наверное, видела ее она давно, лет до семи, потому что в интернате таких кукол не было. Орешкина хмыкнула. В интернате много чего не было. Магазин назывался странно и безвкусно, плюя на все законы копирайтинга, которые Орешкина изучала в институте — «МаниКен». Идиотская игра слов заставила Васю наконец-то выдохнуть, иронично хмыкнуть и выбросить сигарету. Она собиралась уже уйти, продолжив свой вечерний моцион улицами Питера, как вдруг…— Увидели что-то… знакомое? — донесся тихий голос со стороны витрины. Сначала Орешкиной показалось, что у нее окончательно поехала крыша, и говорит с ней ни кто иной, как пират-манекен. На секунду это даже показалось ей чем-то вполне логичным и даже вполне самим собою разумеющимся. А затем до нее дошло, что в дверях магазина уже несколько минут стоит средних лет мужчина с фирменным бейджем и ключами, зажатыми в бледных пальцах. — Извините, — Вася стушевалась, припоминая, выбрасывала она сигарету на тротуар перед магазином или в урну, как полагается, — я не хотела пялиться. Мужчина все разглядывал ее, и все бы ничего — наверное, девушка, разглядывающая в сумерках манекены в витринах, казалась как минимум странной — но взгляд его был слишком уж цепким, пристальным, будто бы…Неважно. Просто чудак, кто же еще может находиться в таком месте в такое время?Мужчина уже начинал ее напрягать, Орешкина хотела извиниться и уйти, когда он нарушил молчание:— Не найдется ли у леди сигаретки?Леди, надо же. Орешкина опустила голову на свою старую и немного потрепанную после некоторого количества вечеринок и ночных перекуров с кофе толстовку, а затем — на старые леггинсы и грязные кроссовки. — У леди даже найдется зажигалка, — хмыкнула Вася, протягивая мужчине пачку. Тот затянулся. На несколько секунд снова повисло неловкое молчание. Мужчина зажигалку все никак не отдавал. — Мне кажется, что у меня как раз найдется то, что нужно Вам, — вдруг проговорил мужчина. «Точно маньяк, — пронеслось в голове у Орешкиной, — сейчас изнасилует меня на глазах у манекена». — Вы не подумайте, я про куклу, — мужчина кивнул на витрину, — Вы так внимательно смотрели… Меня, кстати, Толик зовут. «Человек, которого зовут Толиком, просто обязан быть безобидным», — хмыкнула Вася про себя. — Я Василиса, — кивнула девушка, — извините, но ничего покупать я не буду. Не понимаю, зачем. — Жаль, девушке с таким редким именем я бы сделал скидку, — хмыкнул Толик, — вообще, он идет в комплекте с ещё одной куклой, но, так уж и быть, продам по цене одной. — Мне это не нужно, и… и мне пора идти. Приятно было познакомиться. Плевать на зажигалку, всегда можно купить новую. А вот манекен покупать не хотелось. Хотя, с другой стороны… Аля, соседка по комнате, любит такие ******** штучки, можно подарить ей на День Рождения в сентябре, а если кукол будет две, одну даже можно будет оставить себе. Неплохое начало для дизайна крохотной квартирки — надо же когда-то обживаться. Если что, будут в качестве вешалок — чтобы одежда не мялась. — Выглядит… жутко, — Вадим, поставив бокал на журнальный столик, легко постучал костяшкой согнутого пальца по лбу манекена, — Вась, я, конечно, знаю, что без парня тебе бывает одиноко по вечерам, и вообще ты немного ************, но это лишнее. Серьезно, чувак. Ты зачем это купила?Васе не нравилось, что Вадим стучит по манекену так бесцеремонно, и еще меньше ей нравился глухой, необычный звук, доносящийся из головы манекена, которого она уже успела окрестить простым и честным именем — Евсевий. Девушка только пожала плечами, хмыкая и отпивая немного из бокала с пивом. Поди объясни этой наивной посредственности (даже фамилия типичная — Иванов), как это бывает — выйти вечером покурить, гуляя по улице, вдруг наткнуться на него. Наткнуться и понять — это не просто совпадение. Он стоял за стеклом — одетый в идиотский костюм пирата (с треуголкой, крюком и саблей, все, как полагается), он смотрел в стекло невидящим одним глазом — второй был под повязкой, а, может, и вовсе не было. Почему-то Васе казалось, что этот глаз там был и был еще как. Мужчина стоял за стеклом — такой нелепый, но почему-то не смешной. И до боли знакомый. Сигарета, докуренная до фильтра, обожгла пальцы, но Василисе Орешкиной было, в сущности, все равно — она стояла и пялилась на манекен в витрине. Там он был почти что забавным — в этом костюме, что освещала крохотная лампочка под потолком и уличный фонарь. Да, он был почти что забавным. Но Вася почему-то никак не могла избавиться от чувства того, что вне витрины таким же забавным он бы не был. Орешкину все глодало странное ощущение — будто бы эта кукла была ей чем-то странно знакома. Может, декорация в детском театре? Может, в детстве у нее была такая же, но поменьше? Странно. Наверное, видела ее она давно, лет до семи, потому что в интернате таких кукол не было. Орешкина хмыкнула. В интернате много чего не было. Магазин назывался странно и безвкусно, плюя на все законы копирайтинга, которые Орешкина изучала в институте — «МаниКен». Идиотская игра слов заставила Васю наконец-то выдохнуть, иронично хмыкнуть и выбросить сигарету. Она собиралась уже уйти, продолжив свой вечерний моцион улицами Питера, как вдруг…— Увидели что-то… знакомое? — донесся тихий голос со стороны витрины. Сначала Орешкиной показалось, что у нее окончательно поехала крыша, и говорит с ней ни кто иной, как пират-манекен. На секунду это даже показалось ей чем-то вполне логичным и даже вполне самим собою разумеющимся. А затем до нее дошло, что в дверях магазина уже несколько минут стоит средних лет мужчина с фирменным бейджем и ключами, зажатыми в бледных пальцах. — Извините, — Вася стушевалась, припоминая, выбрасывала она сигарету на тротуар перед магазином или в урну, как полагается, — я не хотела пялиться. Мужчина все разглядывал ее, и все бы ничего — наверное, девушка, разглядывающая в сумерках манекены в витринах, казалась как минимум странной — но взгляд его был слишком уж цепким, пристальным, будто бы…Неважно. Просто чудак, кто же еще может находиться в таком месте в такое время?Мужчина уже начинал ее напрягать, Орешкина хотела извиниться и уйти, когда он нарушил молчание:— Не найдется ли у леди сигаретки?Леди, надо же. Орешкина опустила голову на свою старую и немного потрепанную после некоторого количества вечеринок и ночных перекуров с кофе толстовку, а затем — на старые леггинсы и грязные кроссовки. — У леди даже найдется зажигалка, — хмыкнула Вася, протягивая мужчине пачку. Тот затянулся. На несколько секунд снова повисло неловкое молчание. Мужчина зажигалку все никак не отдавал. — Мне кажется, что у меня как раз найдется то, что нужно Вам, — вдруг проговорил мужчина. «Точно маньяк, — пронеслось в голове у Орешкиной, — сейчас изнасилует меня на глазах у манекена». — Вы не подумайте, я про куклу, — мужчина кивнул на витрину, — Вы так внимательно смотрели… Меня, кстати, Толик зовут. «Человек, которого зовут Толиком, просто обязан быть безобидным», — хмыкнула Вася про себя. — Я Василиса, — кивнула девушка, — извините, но ничего покупать я не буду. Не понимаю, зачем. — Жаль, девушке с таким редким именем я бы сделал скидку, — хмыкнул Толик, — вообще, он идет в комплекте с ещё одной куклой, но, так уж и быть, продам по цене одной. — Мне это не нужно, и… и мне пора идти. Приятно было познакомиться. Плевать на зажигалку, всегда можно купить новую. А вот манекен покупать не хотелось. Хотя, с другой стороны… Аля, соседка по комнате, любит такие ******** штучки, можно подарить ей на День Рождения в сентябре, а если кукол будет две, одну даже можно будет оставить себе. Неплохое начало для дизайна крохотной квартирки — надо же когда-то обживаться. Если что, будут в качестве вешалок — чтобы одежда не мялась.

Манекен прожигал взглядом. И не такой уж он пугающий. Даже милый, если уж на то пошло. Ну, по-своему…— А… сколько стоит? — вздохнув, поинтересовалась она. Просто так, вдруг почему-то стало интересно. Глаза Толика зажглись. Вообще-то, зажглись как-то нехорошо, но кому не хочется продать наконец-то что-то настолько специфичное, еще и под конец рабочего дня? Готова поспорить, дела у него тут идут не очень. — Значит, слушайте, Василиса. Оплата по доставке, доставка курьером, займет где-то…Вася вздохнула. Манекен сверкал на нее одним злобно-пиратским взглядом, и что-то ей подсказывало, что делает она сейчас что-то из рук вон. Но, в конце концов, один раз живем, не так ли?— Аля будет в восторге, — с чувством протянул Вадя, кивая на манекен, — повесит на него все свои украшения и заколочки для волос. — Да запакуй ты Севку обратно, — хмыкнула Орешкина, — вот завтра она приедет и придумает, что с ним делать. Ну и со вторым тоже. — А какой второй? — Вадим дернулся было к упакованному манекену, — Дай посмотреть. И вообще, почему Севка-то?— Да не лезь ты, на Севке уже всю упаковку порвал, — буркнула Василиса, заворачивая пирата обратно и относя в темную Алину комнату, — просто… меня так мама в детстве учила. Если что-то тебя пугает — придумай ему смешную кличку и запихни подальше, пока это что-то тебя пугать не перестанет. — Так нафиг тебе было это покупать, если оно тебя пугает? — Вадим поморщился, — Боже, женщины…— Заткнись, — беззлобно пнула парня Вася, — тебя не учили, что страхи нужно побеждать?— Только некоторые, Вась, — Вадим хмыкнул, отпивая янтарного пива из бокала, — только некоторые. А Севка твой — очень уж странный персонаж, прости уж меня на незлом, тихом слове. — Да насрать, — хмыкнула Вася, — постоит пока у Али, а там, глядишь, ко мне приходить в ночных кошмарах не захочет. Отпивая в минуту по глотку теплого пива, Орешкина даже себе боялась признаться в том, что вне витрины магазина с глупым названием манекен Севка все же был гораздо более пугающим, чем за преградой из тонкого стекла. — Ну давай взглянем на подружку Севыча, а? — канючил Вадим, дергая Василису за толстовку, — Или у него дружок? Как думаешь?Это продолжалось уже полчаса. Почему-то Вадим никак не мог успокоиться, словно магнитом его тянуло к темной Алиной комнате, Севке и его безымянному пока что другу. — Отстань. Сходи и купи себе своего, — процедила Вася. Она и сама не могла понять, почему, но открывать лопающе-щелкающую пупырчатую упаковку пока что не хотелось. Да и вообще не хотелось. Пускай лежит до утра, а там уж Аля распакует и устроит им обеим сюрприз. — А вдруг продавец решил над тобой пошутить, вдруг он поехавший маньяк? И там вместо манекена скульптура из вибраторов и дерьма, или еще что похуже. Недаром он тебе его просто так отдал, — пустился Вадя в рассуждения. Орешкина застонала, откидываясь на спинку дивана. Что-то, конечно, в словах Вадима было, и что-то абсолютно неприятное, но девушку и саму мучили сомнения. Дарить кота в мешке…Почему-то Вася не хотела распаковывать второй манекен, отчаянно не хотела, вот прямо очень сильно. Будто бы нельзя было этого сейчас делать, вообще нет. Не надо и все тут. Этот манекен должен лежать там, где лежит, и точно так, как лежит сейчас. Но разве скажешь это прозаично-пьяному Вадиму Иванову?— Делай, что хочешь, но заверни потом все, как было, — вздохнула Орешкина, отворачиваясь и демонстративно утыкаясь в экран ноутбука. Там как раз скачивался новый альбом ее любимой группы, и терять драгоценное время на то, чтобы распаковывать какой-то манекен, ей не особо улыбалось. Иванов просиял и устремился в комнату Али. Щелкнул выключатель и увлеченно зашуршал пузырчатый пакет. Орешкина сосредоточилась на экране. Там бездумно гонялись друг за другом курсор мыши и муха, что села на монитор. Васе не хотелось думать, говорить с Вадей или, тем более, смотреть на манекены. Сомнительное удовольствие. Вася уже успела пожалеть о своей покупке, и все это казалось ей каким-то слишком уж неправильным и странным. То, как быстро пришел курьер, то, как продавец Толик хитро на нее смотрел, то, что он так и не отдал ей ее зажигалку…И манекен-пират по имени Севка казался ей странным. Очень странным. Здесь, в полутьме квартиры, тени придавали его лицу особой живости. Василисе казалось, что вот-вот голова Севкина повернется, губы изогнутся в жуткой улыбке, обнажая золотые коронки на зубах. Орешкина точно знала, что коронки у Севы золотые, а второй глаз на месте. Просто его зачем-то закрыли. А зачем — не поймешь. На самом деле, Васе от этого открытия было по-настоящему жутко. Это не было похоже на воспоминание о кукле из детства, совсем нет. Скорее… будто бы персонаж из фильма, книги… как будто бы…— Ва-си-ли-са! — послышалось нараспев сказанное из Алиной комнаты. — Да какого *** ты хочешь? Не буду я смотреть на твою подружку, и вообще, ******* домой, шутник, пиво не бесплатное, — в голосе Васи звучала паника. Не нравилось ей это все, ой как не нравилось. Василису интуиция еще с интерната не подводила, и сейчас она орала благим матом о том, что пора бы закрыть Алину комнату (желательно, на шпингалет) и выпроводить Вадима домой, пока стало не совсем уж поздно. — Да успокойся ты, — на плечо Василисы опустилась рука, — все ж хорошо. — Ты просто… — Орешкина развернулась к другу, натягивая на лицо улыбку. А спустя секунду воздух сотряс оглушительный визг. Василиса визжала так, будто по ней вдруг пробежала добрая сотня мохнатых пауков, под ней разверзлась пучина Ада, за руки ее хватали призраки, за ноги — монстры из-под кровати, будто на нее, словно на Керри из книги, вылили ведро крови. И все это одновременно. Василиса визжала, как в последний раз. А Вадим Иванов покатывался со смеху, держа в руках второй манекен. Василиса, словно ошпаренная, вскочила с места. Из горла вырывался теперь уж слабый стон, глаза, что широко распахнулись от страха, были прикованы к кукле. — Орешкина, ты чего? Я ж пошутил, — Вадим сделал шаг по направлению к подруге. Такой реакции он уж точно не ожидал, — кончай стонать. Орешкина смотрела на манекен, а манекен смотрел на нее. К горлу девушки подкатывала тошнота. Размеренно, волнами. Манекен — девочка лет шести, с белыми кудрявыми волосами, веснушками и яркими голубыми глазами, в вычурном платьишке и туфлях на каблучке — склонил голову. Точнее, голова у него сама немного отклонилась, задев плечо Вадима бантом, но Орешкину замутило. Потому что она знала эту девочку, знала это платьишко и эти туфельки. — А Севка-то твой — педофил! — радостно воскликнул Вадим, — кстати, кукла знакомая какая-то. Она что, из фильма какого-то?— Уходи, — глухо прошептала Василиса, хватаясь резко побелевшими пальцами за столешницу. Воспоминания смутно шевелились в голове, цепляясь друг за друга. Вася пока что не готова была выуживать их из омута своей памяти, но что-то ей подсказывало, что они и сами всплывут рано или поздно. Лучше поздно. — Что? — Вадим улыбнулся. — Уходи отсюда, *****, и забери это с собой, — прошептала Орешкина, мелко дрожа, — давай быстро. Давай, а то вышвырну через окно. Быстро. Вали. — Да я ж пошутил, Вась, — Вадим подошел к девушке, хмурясь, — шуток не понимаешь?— Вали отсюда *****, быстро! — заорала Василиса, отталкивая Вадима, хватая куклу и стремительно подбегая к двери, — Вон отсюда!— ********, — задумчиво протянул Вадим, подбирая куртку и шагая за порог, — это шутка была. Позвони, как отойдешь. — Вон! — зашипела Вася, выбрасывая манекен на лестничную клетку и захлопывая дверь. Спустя секунд десять послышался удаляющийся бормочущий голос Вадима, шарканье ног и хлопок двери парадного. Вася сползла по двери с другой стороны, привалившись затылком к дермантину. Сердце колотилось. Девушку мутило. Она абсолютно точно знала, что это за девочка и что это за платье. Правда, видела она его всего раз и немного не таким, но ошибки быть не могло. Холодное лицо куклы не было похоже на личико Маши, но почему-то…Почему-то Василиса накинула цепочку на дверь, щелкнула ключом, оставив его в замке, а затем, не давая себе времени одуматься, подбежала к двери в комнату Али, что сейчас казалась зияющим провалом, и захлопнула ее, задвинув защелку и дернув дверь для верности. Хорошо, что Вадя выключил свет — смотреть на лицо Севы не хотелось. Сева. Теперь-то Василиса вспоминала, что звали его не так. Жаркое лето, полночь, бабушкин матрас жесткий и пахнет травами, но альтернативы, как говорится, не дано. За окном бушует гроза, будто бы вознамерившись всех в округе разом оглушить раскатами грома и ослепить вспышками. По спине стекает капелька пота, но из-под одеяла Вася ни за что — ни за что не выберется. А вот Машка на год старше, Машка не боится ничего. Она сама — как куколка, и имя у нее, как у девочки, а не «Васька». Ей-богу, как кошачья кличка. Дети в деревне Ваську вовсю дразнят, и хорошо, что здесь они с сестрой в первый и в последний раз. Больше она сюда — ни ногой. Нет, спасибо. Все равно Машка — бабушкина любимица, а Васька — так, придаток. Машка встряхивает головкой с волосами цвета льна и толкает Васю в бок, хотя дремота уже почти подобралась к девочке под шелест дождя и мерные разговоры взрослых. — А хочешь, историю расскажу? Мне сегодня Ильюшка-сосед рассказал, тебе понравится, ты такое любишь, — шепчет сестра, сжимая плечо Васи так, что у той и выбора-то особого не остается, — слушай, Ась. Ася. Так Ваську называет только Машка — знает, что девочка имя свое ненавидит.

— Короче, живет в этом лесу злой дух, — начала Машка, — и охотится он на маленьких детей. По ночам он приходит к ним и стучит в окно вот так…Девчушка постучала в окно три раза, а после нее барабанить продолжили дождевые капли. Лицо у Маши было бледное и торжественное, будто бы она не деревенскую байку рассказывала, а как минимум главу из Библии. — И каждый раз у него — новый костюм. Кто кого боится — к кому-то он приходит клоуном, к кому-то — врачом. Вот Семена помнишь? Он его брата утащил, а Сема говорил, что видел, как с Вовкой какой-то мужик говорил, а мужик был с топором. Вовка дровосеков жуть как не любил — говорил, что они на палачей похожи. А потом пропал. И месяц уже нет. А прошлым летом Инна с каким-то монахом говорила… в рясе…, а у нас же монастыря нет рядом…Васька раздраженно мотнула головой. Все знали, что Инна уехала к отцу в Москву, а дровосеков мало ли в округе? Все же, деревня…— Врешь ты все, — протянула Васька, натягивая одеяло под самый нос, — это все совпадения. — И ничегошеньки не совпадения, — обиженно ответила Машка, — я вот сегодня пирата видела в лесу. Васька замолчала. Пират — это уже серьезно. Маша с Васей очень боялись пиратов — особенно капитана Крюка. Как только Вася видела крючок, она начинала нервничать, а когда Маша видела человека с повязкой на глазу — и вовсе подвывать бросалась. — Да ну врешь, — нахмурилась Вася, — пирата?— Ага, живого, — закивала Маша, — в лесу. С крюком и с повязкой, правда, без попугая. Смотрел на меня. — Так чего ж ты не боишься? — хмыкнула Вася. — Ась, — протянула Машка, — а он без приглашения в дом не зайдет. Его либо зовешь, либо проводишь. И вряд ли мама с папой пригласят в дом пирата. Девочки рассмеялись. Когда все взрослые уснули, а гроза прекратилась, Машка уже посапывала на соседней кровати. Василиса смотрела в потолок, так, будто пыталась там что-то найти. Пригласить или провести, значит… Вот только Вася еще помнила, как в начале лета произошло кое-что, чего Машка никак не могла помнить. Сестра тогда гуляла с Ильюшкой и Мишенькой, а Вася сидела дома и читала. Через два дня у Мишеньки был День Рождения, и его родители попросили подержать декорации у бабушки дома. Вася точно помнила, как в дом вносили огромную куклу-пирата. Помнила, как затряслись ее детские ручки, когда она этого пирата увидела. И помнила, как бабушка зашипела:— Так это у вас пират? Спрячьте подальше, а то девочки увидят, визгу-то будет… вроде взрослые, а боятся их жутко. Нет, не считается. Это не считается. Кукла не считается. Васька уткнулась носом в подушку и накрылась одеялом с головой. Дождь уже почти не шумел, Машка похрапывала, бабушка ходила внизу то ли за водой, то ли потушить свет. Васька потихоньку засыпала. А потом в окно постучали. Тихо, едва слышно, но вполне ощутимо. Чем-то… твердым. «Дождь», — сквозь сон постановила Васька. И была неправа, потому что после стука запала тишина, и вообще, дождь три раза не стучит. Девочке стало страшно, и сон, как это бывает, мгновенно пропал. Очень страшно. Особенно страшно из-за тишины, которая вдруг наступила. Даже Маша, кажется, перестала храпеть. Почему-то казалось, что открывать глаза — не лучшая идея. Если кто-то стучит в окно комнатки под чердаком, чем-то привлекать его внимание — вообще не лучшая идея. «Ну проснись, Маш, — эгоистично молила про себя Вася, — Маш, проснись. Маша. Машка». Если Маша проснется, оно переключится на нее. И Машка проснулась. Это девочка поняла по внезапно прекратившемуся сонному сопению, по тому, как скрипнула кровать и как вздохнула сестра Испуганно. — Вась, — тихо прошептала Маша, — Асенька, проснись. Вася сделала вид, что ничего не слышит. Она лежала под толстым бабушкиным одеялом и все ей было ни по чем. На самом деле, она просто спала напротив окна. Вот прямо напротив. И если сейчас она откроет глаза, то увидит его. Стук повторился, на этот раз сменившись поскрипыванием. Будто бы… будто бы кто-то царапал окно. «Да ничего там нет». — Ась, я знаю, что ты не спишь. Ась, проснись. Он на меня смотрит. Ась, мне страшно, — голос Машки звучал как-то отрешенно, словно бы она читала текст по бумажке. Это придавало ситуации какой-то… нереальности. «Это все розыгрыш. Такого не бывает». Вася лежала под одеялом, чувствуя, как кровь стынет в жилах. Где-то далеко перекатывалась гроза, мурлыча, словно кот, а в крохотной комнатке у чердака все застыло, как в сиропе, и даже звуки были глухими. Может, из-за одеяла, может, из-за того, что Вася изо всех сил зажимала уши руками. Всхлип Маши. Стук в окно. Царапанье и поскрипывание. — Асенька… Ася… Ася… Ась… Ася… только не кричи… он теперь и на тебя смотрит…Вася начала дрожать. Стук повторился. Если это розыгрыш, то Машка слишком далеко зашла. Гром снова прозвучал — уже ближе. И в тот же момент что-то изо всех сил ударилось в окно. Посыпались осколки, один из них даже упал на Васино одеяло. Дальше Вася уже не могла терпеть — она завизжала так, что ей даже уши заложило, вскочила с места и побежала к двери. И она понимала, что ей нельзя поворачиваться. Нельзя, нельзя, нельзя…И она повернулась. «Словно в замедленном кино», — так бы она сказала сейчас, а тогда она просто повернулась. И она увидела его. Увидела капитана Крюка, который был уже наполовину здесь, в комнате, от которого пахло дождем и жженой пластмассой. Увидела его саблю, крюк и треуголку. Увидела повязку на глазу. Увидела Василиса и Машку, которая словно бы обмякла, глядя на пирата. Она больше не кричала, не шептала, не плакала. Просто смотрела куда-то туда, в лицо страшного, какого-то ненастоящего пирата. Вася увидела, как тот не спеша, будто бы не глядя ни на одну из них в частности, протянул руки к своей повязке. А потом, когда он аккуратно, двумя пальцами, начал ее снимать, Вася заорала во второй раз. Позже Василиса Орешкина так и не смогла объяснить, кто и как украл ее старшую сестру Марианну Орешкину из домика ее бабушки. На все расспросы, угрозы и увещевания девочка отвечала одной и той же историей — про пирата, который забрал Машку, загипнотизировав ее глазом под повязкой. В итоге образ пирата, которого девочки боялись, списали на стресс, Васю оставили в покое, а затем и вовсе отослали в далекий интернат под Питером. А сейчас двадцатилетняя Василиса Орешкина, сжавшись и закрыв глаза, покачивалась из стороны в сторону. Все то, что она пыталась забыть столько лет, сейчас ждало ее за дверью. Это. Не. Манекены. По крайней мере, один из них — точно нет. Надо было уйти с Вадимом, надо было да поздно. Попросить его вернуться? Да что там, он будет дуться до самого утра. Трубку не возьмет. Позвонить соседям? И что она им скажет? Разве что в скорую помощь — чтобы сразу в психлечебницу сдаться. Образы тринадцатилетней давности мелькали перед глазами, словно картинки в калейдоскопе. Васька до боли сжала кулаки, пытаясь отрезвить себя хоть так — не помогло. Небольшое стеклянное окошко в двери Алиной комнаты манило чернотой, притягивало взгляд. Сейчас Васька до ужаса боялась одного — что в окошке мелькнет белое манекенное лицо. Нет. Нет. Орешкиной перестало хватать воздуха. Бежать, бежать на улицу, бежать… мимо того манекена, что лежит на полу парадного?Вася закрыла глаза, чувствуя, что ее начинает тошнить. Она уже представляла, как белые руки упавшей на землю пластиковой девочки тянутся к ее щиколоткам, как голова манекена медленно поднимается, а улыбка обнажает зубы. Глупости. Манекены не улыбаются. Куклы не поднимают голов. Но Васе как-то не хотелось проверять. Хотелось лечь и уснуть, но вряд ли удастся. Вася не знала, что делать. Когда она закрывала глаза, ей казалось, что дверь медленно открывается, перед внутренним взором щеколду на двери Аси поддевал тонкий крюк. Когда она держала глаза открытыми, больше всего ей хотелось их закрыть — казалось, что лучше слышать, но не видеть. Вася попыталась включить музыку. Если она слушала ее без наушников, ей все казалось, что сквозь звук пробивается еще что-то — что-то чужеродное и страшное. Если она пыталась слушать музыку в наушниках… что ж. Ее хватило ровно на десять секунд. — *****, — простонала Вася, — *****, *****, *****. Спустя десять минут Орешкиной уже стало казаться, что она просто все это придумала. Не было никакого пирата в детстве, не было чего бояться и сейчас. А если в бабушкин дом тогда и проник какой-то извращенец в костюме пирата, то этот глупый манекен не имел с ним ничего общего. Ничегошеньки. Еще спустя минут пять Вася решилась все же выйти на улицу и остаток ночи посидеть на лавочке у подъезда. Слишком уж нервно все это, слишком… Слишком. Захватив сигареты, телефон и плед, девушка подошла к двери. Она взялась было за цепочку, но…Что-то заставило ее посмотреть в глазок, прежде чем открывать дверь. Вася вгляделась в вязкую полутьму парадной. Прищурилась. — Да вы, ***, шутите. С губ сорвался смешок. На лестничной клетке не было никого и ничего. Вадим забрал с собой чертову куклу. Васька рассмеялась, чувствуя, как на душе становится чуточку легче. Спасибо этому идиоту — удружил. Теперь она хотя бы может спокойно спуститься вниз. Глупость — бояться манекена на лестничной клетке. Какая же глупость. Василиса сняла цепочку. Василиса медленно повернула ключ. Василиса нажала на ручку. И ничего не произошло. Последние сомнения девушки развеялись — она ступила на кафель, даже не удосужившись выключить свет у себя в комнате. Ну и ладно, ну и пускай. Девушка вздохнула и взглянула на экран смартфона. Начало первого ночи — не так уж и поздно. Может, стоит все же переночевать у Вадима, от греха подальше? Если она извинится, он простит. А она извинится. Теперь-то она понимала, что…Девушка остановилась в двух шагах от поворота к лестнице. Что-то было не так. Что-то ей не нравилось в этой тишине. Лифт не едет. Собаки не лают. Соседи не курят внизу, на площадке. Двери не скрипят. И очень, очень сильно пахнет жженым пластиком. Когда с лестницы послышалось характерное скрипение-постукивание, Васька даже не удивилась. Тук-тук-тук. Длинный скрип. Тук-тук-тук. Васька понимала — еще несколько секунд, и это существо вылезет из-за поворота, оно ее уже услышало. Она почти что видела облако белых волос и мертвенно-бледную детскую ручку. И Василиса приняла единственно правильное решение. Она бросилась к собственной двери и начала дергать ручку. Телефон выпал где-то там, и Васю это не очень-то заботило. В какой-то момент ей показалось, что замок не откроется. Что Севка-пират выбрался из комнаты Али и держит дверь с той стороны. Почти смешно. Дверь поддалась и Василиса влетела в квартиру. Секунда — дверь захлопнулась. Еще секунда — Вася набросила цепочку. Еще секунда — ключ повернут в замке. Две секунды — девушка сползла по обивке двери вниз. Десять секунд на то, чтобы выровнять дыхание. — ****, — прошептала Вася. И в следующий миг что-то с той стороны двери заскреблось, зашуршало, зацарапало дверь. Словно бы собака, что просилась вовнутрь, только вот у Василисы не было собаки. Царап-царап-царап. Вася съежилась на полу, пытаясь не смотреть на дверь. Тук-тук-тук. Вася всхлипнула. Удар. — Да что ты от меня хочешь? — прошептала Вася, — ты же не Маша. Ты что-то другое. Словно бы в ответ на ее вопрос, звуки прекратились. Вот только Васька не была уверена в том, что было лучше — мерное царапанье или тишина, давящая на уши. А затем произошло то, чего она так боялась, но в то же время ждала, как ждешь смерти главного героя всю книгу, как ждешь скример в фильме ужасов, как ждешь гром после молнии. С той стороны послышался детский смех. Короткий смешок, такой, который вырывается спонтанно, когда изо всех сил сдерживаешься, но что-то все же происходит. Вот и Василиса не выдержала. Сначала она взвизгнула, а затем ее стошнило. Когда Василиса очнулась от странного полуобморочного состояния, был уже почти час ночи. Девушку мутило и было страшно до ужаса. Вася отползла вглубь комнаты, под окно. А очнулась она, собственно, от звука. Кто-то лопал пупырчатую упаковку в комнате Али. Мерно, с наслаждением, так, будто действительно пытался избавиться от стресса или чего-то типа того. Смешно. Разве у манекенов бывает стресс?— Он просто разворачивается. Просто дебил Вадим не завернул его, как следует, — шептала Вася, гипнотизируя взглядом дверь комнаты. Она и сама в это не верила, но, черт возьми, надо же было что-то сказать. Было очень страшно. Настолько страшно, что несколько раз в голове Васи всплывала мысль о том, что она уже сошла с ума, а это — просто продолжение банкета. Мысль о том, чтобы позвонить в скорую, уже не казалась ей настолько глупой. Пускай ее забирают куда угодно, только бы подальше отсюда. В психушку, больницу, к родителям — куда угодно. Пожалуйста. Вот только телефон был в парадном, и Вася готова была скорее умереть от сердечного приступа, чем выйти туда вновь. Хлопки из комнаты доносились все реже и реже. Похоже, Крюку надоело лопать пузырьки, или, возможно, он ожидал совсем другой реакции. Васе не хотелось думать о том, что будет, когда ему надоест совсем, и что он будет делать дальше. Манекен на лестнице, похоже, решил выждать, и это Васе очень не нравилось. В комнате очень, очень сильно пахло жженым пластиком. Настолько, что Вася даже не слышала запаха своей сигареты, которую она закурила в комнате. Что ж, это — меньшая из ее проблем. В дыму сигареты она не сразу поняла, что хлопки прекратились совсем, что со слуховым окошком что-то не так, а когда поняла… что ж. Хуже быть уже не могло. За стеклом виднелось оно — белое, недвижимое пятно с чем-то черным чуть справа. Неподвижное. Белое. Пятно. Раньше его там не было. Раньше там была только темнота. Девушка закрыла глаза. А когда она их открыла, ручка двери бесшумно, тихо поворачивалась. — Щеколда, щеколда, — бессмысленно шептала Вася, — там щеколда, *****. Попробуй что-то еще. И Крюк попробовал. В комнате раздался стук. Белое металось за пупырчатым стеклом туда-сюда, и Вася поняла — он стучит. Три раза, чтобы его впустили. — Черта с два! — заорала девушка, чувствуя, как по щекам катятся слезы, — *** тебе, а не моя жизнь! Думаешь, забрал у меня сестру, и теперь можешь забирать и меня? *** тебе, Евсевий!Словно бы обалдев от такой наглости, манекен перестал стучать. Снова воцарилась тишина. Василиса Орешкина сидела на полу под окном и хохотала. Она смеялась, чувствуя, как слезы катятся по щекам. Вот так ты и сходишь с ума — за одну ночь, за несколько минут, от одного звука или шороха. Это только кажется, что к этому идут годами. А на самом деле еще полтора часа назад она пила пиво со своим лучшим другом и смеялась над смешными картиночками в социальных сетях. И вот она сидит, хохочет над тем, что до утра, скорее всего, не доживет, потому что за ней пришел чертов пират-манекен и ее мертвая сестра. «Надо было тебе тогда открыть глаза, Ась». Спустя минут двадцать тишины и периодического мелькания чего-то белого за слуховым окошком Вася начала замечать, что в противоположном конце комнаты что-то блестит и светится. Сначала она подумала, что все — Машка пробирается сквозь дверь, но это оказался всего лишь мобильник Вадима, который тот выронил. Очевидно, заряд кончался, или, может, пришло сообщение, потому что диод моргал, высвечивая уведомление. Марш-бросок через всю комнату мимо комнаты Али дался Василисе нелегко, но спустя несколько секунд она уже держала телефон в руках. Девушку захлестнула иррациональная радость. Она спасена. Она, черт возьми, спасена. Или она так думала. Дрожащими пальцами девушка набирала номер за номером. Нет гудка, нет сигнала, нет голоса оператора, нет вообще ничего. Ти-ши-на. И, говорят, что если долго вслушиваться в тишину, та начнет вслушиваться в тебя. Или это говорили о темноте? Васе было все равно ровно до тех пор, пока она не услышала в тишине мобильного телефона что-то, отдаленно напоминающее…Гром. Помехи, помехи, помехи. Звон бьющегося стекла. Помехи, помехи, помехи. Всхлип. Вася сжала голову руками, пытаясь спрятаться от всего этого так же, как в детстве. Нет, она не сходит с ума. Нет, она не сумасшедшая. Она нормальная. Это все ей просто кажется, этого всего нет. Помехи, помехи, помехи. — Ася. Василиса уже устала визжать, поэтому она просто коротко вздохнула, опуская руку с телефоном вниз. Бросать его не хотелось, да и сил не было, да и зачем?Она слышала это. Голос ее старшей-младшей-мертвой сестры там, в тишине телефона. Экран гаджета зажегся. У Вас 1 непрочитанное сообщение. Показать? Да. «АСЯАСЯАСЯАСЯАСЯ». Василисе не хотелось читать, но отвести взгляд она не могла. «АСЯАСЯАСЕНЬКАПРОСНИСЬ». Так эта штука становится тем, кого ты больше всего боишься?Василисе Орешкиной было уже двадцать лет, и она больше не боялась пиратов, более того, они ее даже чем-то привлекали. Она не боялась манекенов и кукол — что за глупости. Она не боялась темноты и грозы. Теперь Василиса Орешкина боялась кое-чего другого. Она боялась своей старшей сестры. Она очень, очень боялась Маши. И то, что сидело сейчас за дверью и строчило сообщения с потерянного Васиного телефона на тот, что она сейчас держала в руках, прекрасно об этом знало. «АСЯАСЯАСЯТОЛЬКОНЕКРИЧИ». Василиса уже не кричала — сил попросту не было. Василиса сидела, привалившись спиной к батарее, размышляя о том, куда же делся чертов пират из комнаты Али. Дверь не дергалась, белые пятна не маячили за окошком. «АСЯАСЯАСЯАСЯОНСМОТРИТНАМЕНЯ». Телефон вибрировал, принимая все новые и новые сообщения. Василисе даже немножечко надоело. Василисе хотелось, чтобы все кончилось. «АСЯАСЯАСЯАСЯТЕПЕРЬОНСМОТРИТНАТЕБЯАСЯ». — Да, Маш. Я знаю. Кажется, он смотрел на меня всю жизнь, — прошептала Василиса в темноту квартиры. Почему-то некстати вспомнился Толик, который продал ей манекены. Что он тогда спросил? Увидела ли она что-то знакомое?«АСЯАСЯАСЯОНСМОТРИТНАТЕБЯАСЯАСЯОТКРОЙГЛАЗА»Кажется, это что-то знакомое увидело ее первой. Василиса почувствовала, что ей становится совсем нехорошо от всех этих сообщений, от дыма и от запаха жженого пластика, который стал просто невыносимым. Все это стало невыносимым. Слезы залили уже все лицо. Пират больше не ломился в дверь с одной стороны, а Машка не пыталась пролезть с другой. Почему-то Васю это не слишком-то утешало — было уже все равно. Где-то далеко послышались первые раскаты надвигающейся грозы. Василиса всхлипнула. В полной тишине, которая обычно наступает после грома, зазвонил телефон, который Вася держала в руках. Девушку это не удивило. В конце концов, сообщения уже не очень-то и пугали. — Алло, — прошептала Вася, сжимая смартфон, — алло, Маш. Я слушаю.

Вася действительно слушала. Слушала тишину. Никакого дыхания, шипения, никакого голоса, ничего. — Ася, открой глаза. Он смотрит на тебя, Ася, — донеслось с той стороны. Наверное, буквально с той стороны. Василисе Орешкиной было уже двадцать лет, и она ничего в этом мире не боялась так, как свою мертвую старшую сестру. И, тем не менее, Василиса Орешкина устало ответила ей, чувствуя, как сознание медленно ускользает:— Его нет, Маш. Я закрыла дверь, он в нее больше не стучит. Теперь уж ее голос звучал так, будто она читает с листочка, но, в общем-то, было все равно. Василиса вдруг поняла — жить ей осталось совсем недолго, и крики, слезы и истерика этого не изменит. В конце концов, она и так прожила на тринадцать лет дольше, чем ей полагалось. — Дверь-то ты закрыла, — почти что ехидно донеслось из трубки, — а окно-то забыла. За пять секунд до того, как жизнь покинула ее, Василиса Орешкина почувствовала настолько невыносимый запах жженого пластика, что ее бы обязательно стошнило, не будь она и так наполовину мертва. За три секунды до смерти Василиса Орешкина услышала звук бьющегося стекла и почувствовала, как что-то твердое и сильное хватает ее за плечо. За две секунды до смерти Василиса Орешкина увидела кусок темной тряпки, что скользнул по ее плечу, руке и упал безжизненно на пол. Черная повязка на глаз. За секунду до смерти Василиса Орешкина обернулась к окнуА потом Василиса Орешкина умерла, и после нее в квартире суммарно осталось вот что: невыносимый запах жженого пластика, окурки, черная повязка для глаза на полу, только что скачанный альбом любимой группы, царапины на входной двери с другой стороны и бесформенная куча непригодной для использования пупырчатой упаковки, которая, по идее, должна приносить радость и позитив.