История ЗаныСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Статья рассказывает о житье самки реликтового гоминоида среди людей. В летописи о снежном человеке упоминание существа по имени Зана занимает видное место. Историю Заны исследовали учёные А. А. Машковцев и Б. Ф. Поршнев. Зана — это пойманная и прирученная женщина-гоминоид. Она жила в конце XIX века, похоронена в селении Тхина Очамчирского района. Многие долгожители этого селения, в частности за сто, Ламшацв Сабекиа (около 105 лет), его сестра Дигва Сабекиа (около 120 лет), Куона Кукунаа (около 120 лет), Алыкса Цвижба (около 130 лет), Шамба (около 100 лет) знали Зану и могли подробно описать. «Пожалуй, нет в окрестностях дома, — писал Б. Ф. Поршнев, — где не сохранились бы семейные воспоминания о Зане». Дата и место поимки Заны точно не известны. Согласно одному варианту, за ней охотились в горных лесах Заадан, согласно другому — близ морского побережья нынешнего Очамчирского района или еще южнее — в нынешней Аджарии. В пользу Аджарии говорит кличка «Зана», что схоже с грузинским «занги» — темнокожий, негр. Когда ее связывали, Зана яростно сопротивлялась. Ее колотили дубинками, забили рот войлоком, надели на ноги бревно-колоду. Несколько раз ее перепродавали, прежде чем она оказалась собственностью дворянина Эдги Генаба, который отвез ее, связанную, в свою усадьбу в селении Тхина, что на реке Мокви в 78 километрах от Сухуми. Сначала Генаба поместил Зану в очень крепкий загон из вертикальных бревен. Пищу ей спускали туда, не входя, так как она вела себя как дикий зверь. Зана вырыла себе в земле яму и в ней спала. В таком совершенно диком состоянии она оставалась первые три года. Но понемногу приручалась, и ее перевели в плетеную ограду под навесом в стороне от дома, где сперва держали на привязи, позже стали иногда отпускать на волю. Она не уходила далеко от мест, где получала пищу. В теплом помещении она находиться не любила, круглый год в любую погоду жила во дворе под навесом, где снова вырыла себе яму или нору для спанья. Любопытные селяне подходили к ограде, тормошили ее палками, которые она иногда с яростью вырывала. Детей и домашних животных отгоняла от себя, бросая в них камни и палки. Кожа у Заны была черной или темно-серой, все тело ее с головы до ног и особенно в нижней части было покрыто черно-рыжеватыми волосами, но не очень густыми. У ступней волос почти не было. Ладони были вовсе без волос. На лице они были совсем редкие, небольшие. Зато на голове, как папаха, возвышалась свалявшаяся копна черных жестких, блестящих волос, гривой спускавшихся на плечи и спину. Как все гоминоиды, Зана не обладала способностью говорить. За десятки прожитых тут лет не научилась произносить ни одного абхазского слова. Иногда она бормотала, издавала нечленораздельные звуки, а в раздражении — крики. Слух у нее был острый. Она шла на свое имя, выполняла кое-какие команды хозяина, побаивалась его окриков. Зана была очень рослая, массивная: непомерно большими грудями, что вообще характерно для самок гоминоидов, свисавшими до живота, высоким толстым задом, мускулистыми руками и ногами, но голень от колена до лодыжки была странной формы — без утолщения посередине. Пальцы на руках были толще и длиннее человеческих, на ногах — могли широко раздвигаться. Когда она была раздражена, особенно отодвигался большой палец. У нее было поразительное лицо. Оно пугало. Широкое, скуластое, с крупными чертами. Плоский нос, со вздернутыми большими ноздрями. Выдвинутая вперед нижняя часть лица наподобие рыла. Широкий разрез рта, крупные зубы. Неестественно выступающий затылок. На низком лбу волосы начинались от самых бровей — лохматых, густых. Глаза имели красноватый оттенок. Иногда Зана неожиданно начинала смеяться, обнажая белые зубы. Никто не заметил, чтобы она улыбалась или плакала. Сила и выносливость ее были огромны. Зана могла бежать быстрее лошади. Она переплывала бурную реку Мокви даже в разлив, а в холодном роднике, который до сих пор носит ее имя, купалась летом и зимой. Легко поднимала одной рукой и несла на голове в гору с мельницы пятипудовый мешок. Неуклюже, как медведь, лазила на деревья за фруктами, грецкими орехами. Чтобы полакомиться виноградом, сдергивала на землю целую лозу. В жару ложилась вместе с буйволами в воду источника. По ночам уходила бродить по окрестным холмам. От собак и при иной необходимости оборонялась огромными палками. Странно обращалась с камнями: разбивала их, стуча друг о друга. У людей Зана смогла научиться немногому, осталась полуприрученной. В дом иногда входила и даже к столу ее подзывали, но слушалась она только хозяина — Эдги Генабу, а женщины ее боялись и приближались, только когда она была в хорошем настроении. В раздражении и ярости Зана была страшна, кусалась. Хозяин умел ее успокоить. На детей не нападала, но пугала, и детей в округе стращали Заной. Лошади ее боялись. Ела Зана все, что давали, в том числе мамалыгу, мясо, и всегда только руками. Статья рассказывает о житье самки реликтового гоминоида среди людей. В летописи о снежном человеке упоминание существа по имени Зана занимает видное место. Историю Заны исследовали учёные А. А. Машковцев и Б. Ф. Поршнев. Зана — это пойманная и прирученная женщина-гоминоид. Она жила в конце XIX века, похоронена в селении Тхина Очамчирского района. Многие долгожители этого селения, в частности за сто, Ламшацв Сабекиа (около 105 лет), его сестра Дигва Сабекиа (около 120 лет), Куона Кукунаа (около 120 лет), Алыкса Цвижба (около 130 лет), Шамба (около 100 лет) знали Зану и могли подробно описать. «Пожалуй, нет в окрестностях дома, — писал Б. Ф. Поршнев, — где не сохранились бы семейные воспоминания о Зане». Дата и место поимки Заны точно не известны. Согласно одному варианту, за ней охотились в горных лесах Заадан, согласно другому — близ морского побережья нынешнего Очамчирского района или еще южнее — в нынешней Аджарии. В пользу Аджарии говорит кличка «Зана», что схоже с грузинским «занги» — темнокожий, негр. Когда ее связывали, Зана яростно сопротивлялась. Ее колотили дубинками, забили рот войлоком, надели на ноги бревно-колоду. Несколько раз ее перепродавали, прежде чем она оказалась собственностью дворянина Эдги Генаба, который отвез ее, связанную, в свою усадьбу в селении Тхина, что на реке Мокви в 78 километрах от Сухуми. Сначала Генаба поместил Зану в очень крепкий загон из вертикальных бревен. Пищу ей спускали туда, не входя, так как она вела себя как дикий зверь. Зана вырыла себе в земле яму и в ней спала. В таком совершенно диком состоянии она оставалась первые три года. Но понемногу приручалась, и ее перевели в плетеную ограду под навесом в стороне от дома, где сперва держали на привязи, позже стали иногда отпускать на волю. Она не уходила далеко от мест, где получала пищу. В теплом помещении она находиться не любила, круглый год в любую погоду жила во дворе под навесом, где снова вырыла себе яму или нору для спанья. Любопытные селяне подходили к ограде, тормошили ее палками, которые она иногда с яростью вырывала. Детей и домашних животных отгоняла от себя, бросая в них камни и палки. Кожа у Заны была черной или темно-серой, все тело ее с головы до ног и особенно в нижней части было покрыто черно-рыжеватыми волосами, но не очень густыми. У ступней волос почти не было. Ладони были вовсе без волос. На лице они были совсем редкие, небольшие. Зато на голове, как папаха, возвышалась свалявшаяся копна черных жестких, блестящих волос, гривой спускавшихся на плечи и спину. Как все гоминоиды, Зана не обладала способностью говорить. За десятки прожитых тут лет не научилась произносить ни одного абхазского слова. Иногда она бормотала, издавала нечленораздельные звуки, а в раздражении — крики. Слух у нее был острый. Она шла на свое имя, выполняла кое-какие команды хозяина, побаивалась его окриков. Зана была очень рослая, массивная: непомерно большими грудями, что вообще характерно для самок гоминоидов, свисавшими до живота, высоким толстым задом, мускулистыми руками и ногами, но голень от колена до лодыжки была странной формы — без утолщения посередине. Пальцы на руках были толще и длиннее человеческих, на ногах — могли широко раздвигаться. Когда она была раздражена, особенно отодвигался большой палец. У нее было поразительное лицо. Оно пугало. Широкое, скуластое, с крупными чертами. Плоский нос, со вздернутыми большими ноздрями. Выдвинутая вперед нижняя часть лица наподобие рыла. Широкий разрез рта, крупные зубы. Неестественно выступающий затылок. На низком лбу волосы начинались от самых бровей — лохматых, густых. Глаза имели красноватый оттенок. Иногда Зана неожиданно начинала смеяться, обнажая белые зубы. Никто не заметил, чтобы она улыбалась или плакала. Сила и выносливость ее были огромны. Зана могла бежать быстрее лошади. Она переплывала бурную реку Мокви даже в разлив, а в холодном роднике, который до сих пор носит ее имя, купалась летом и зимой. Легко поднимала одной рукой и несла на голове в гору с мельницы пятипудовый мешок. Неуклюже, как медведь, лазила на деревья за фруктами, грецкими орехами. Чтобы полакомиться виноградом, сдергивала на землю целую лозу. В жару ложилась вместе с буйволами в воду источника. По ночам уходила бродить по окрестным холмам. От собак и при иной необходимости оборонялась огромными палками. Странно обращалась с камнями: разбивала их, стуча друг о друга. У людей Зана смогла научиться немногому, осталась полуприрученной. В дом иногда входила и даже к столу ее подзывали, но слушалась она только хозяина — Эдги Генабу, а женщины ее боялись и приближались, только когда она была в хорошем настроении. В раздражении и ярости Зана была страшна, кусалась. Хозяин умел ее успокоить. На детей не нападала, но пугала, и детей в округе стращали Заной. Лошади ее боялись. Ела Зана все, что давали, в том числе мамалыгу, мясо, и всегда только руками. От вина приходила в хорошее настроение, затем засыпала обморочным сном. Спала она всегда в яме, ничем не прикрывалась, но любила закапываться в теплую золу от потухшего костра. Самое главное, чему Зану удалось научить — это высекать огонь из кремня на трут-лишайник и раздувать. Но дальше этого ее трудовое воспитание, в сущности, не пошло. Ее лишь выдрессировали выполнять несложные приказы словом или жестом: вертеть ручные жернова, принести дрова или воду из источника в кувшине, снести на водяную мельницу к реке и доставить оттуда мешки, снять хозяину сапоги. Вот и все. Зана не стала человеком. Но она стала матерью людей — и это самое удивительное в ее истории. Неандерталка неоднократно беременела от различных мужчин. Рожала без всякой помощи. Несла полоскать новорожденного в воде, хотя бы и ледяной. Но метисы не выдерживали этого лесного омовения и гибли. Позже люди начали вовремя отнимать у Заны новорожденных и выкармливать их. И вот четырежды совершилось чудо: два сына и две дочери Заны выросли людьми — полноценными людьми с речью и разумом, правда, обладавшими физическими и душевными странностями, но вполне способными к труду и общественной жизни. Старшего назвали Джанда, старшую дочь — Коджанар, вторую дочь — Гамаса (умерла в двадцатых годах XX века), младшего сына — Хвит (умер в 1954 году). Все они, в свою очередь, имели потомство, расселившееся по разным местам Абхазии. «Двоих из внуков Заны — сына и дочь Хвита от его второго брака с русской я навестил в 1964 г. в г. Ткварчели, где они работают на руднике, — пишет Борис Федорович. — Молва утверждает, что отцом Гамасы и Хвита был сам Эдги Генаба. Но их записали при переписи под другой фамилией. Показательно, что Зану похоронили на родовом кладбище семьи Генаба, что этих двух младших детей растила жена Эдги Генаба». Гамаса и Хвит были люди могучего сложения, с темноватой кожей и некоторыми другими как бы негроидными признаками. Но они почти ничего не унаследовали от Заны из неандертальских черт: доминантным оказался комплекс человеческих признаков. Хвита, умершего в возрасте 65-70 лет, односельчане описывали как человека лишь с небольшими отклонениями от нормы. При темной коже и больших губах, волосы, в отличие от негроидной расы, были прямые, жесткие. Голова мала по отношению к размерам тела. Хвит сверх всякой меры был наделен физической силой, нравом несговорчивым, драчливым, буйным. В результате стычек с односельчанами у Хвита была отсечена правая рука. Однако и левой ему хватало, чтобы косить, справляться с колхозной работой, даже лазать по деревьям. Он обладал высоким голосом и хорошо пел. Дважды был женат, оставил троих детей. На старости перебрался из сельской местности в Ткварчели, где и умер, но похоронили его в Тхине, близ могилы матери — Заны. Гамаса тоже, как и брат, была намного сильнее обычных людей. Кожа у нее была очень темная, тело волосатое. Лицо было безволосым, однако вокруг рта пробивалась растительность. Гамаса дожила лет до шестидесяти. «С первого моего взгляда на внука и внучку Заны — Шаликуа и Тайю, — продолжает Борис Федорович свой рассказ, — врезалось впечатление незначительной темноватости кожи, очень смягченной негроидности облика. У Шаликуа необычайно сильные челюстные мышцы, за ним слава: может держать в зубах стул с сидящим человеком и при этом танцевать. Шаликуа наделен даром подражать голосам всех диких и домашних животных». Это все, что узнал Борис Федорович Поршнев о Зане — реликтовом гоминоиде, палеоантропе, неандерталке (в народе — снежном человеке) и ее потомстве.