Бедная АняСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

У меня есть лучшая подруга, зовут ее Лера. Мы учимся в одной школе, только она меня постарше на один год. Дружим мы с ней довольно давно, почти что с детского сада. Я частенько бывала у нее дома и хорошо знакома с ее родственниками. Отца у Леры нет, но есть мама, которая работает библиотекарем, и старшая сестра – Анна, ей уже 32 года, но жила она до недавнего времени со своей семьей, так как мужа не было. Почему, расскажу дальше. Началось все в далеком 2007 году. Было лето. Мы с Лерой отмечали каникулы тем, что гуляли каждый день: катались на велосипедах, загорали на пляже и ели мороженое. Иногда с нами была Аня, она любила собирать нас на детской площадке вечером и рассказывать страшные истории. Конечно же, мы не боялись всех этих выдумок, так как выглядели они довольно банально, а на улице было слишком светло и людно, чтобы нагнать на нас по-настоящему сильный страх. Надо сказать, что сестренки, несмотря на все стереотипы, были очень дружными: я не замечала такого, чтобы они дрались или даже ругались. Как мне рассказывала Лера, Аня очень часто делилась с ней своими проблемами (которых на тот момент не было вообще, как говорила мне подруга), переживаниями и даже иногда спрашивала у младшей сестренки совета. В общем, это была обычная русская семья, каких много. Теперь перейдем к самой сути. Я тогда была не совсем разумной еще и сейчас многого не помню. Но уже потом, анализируя все, что случилось и с чего все началось, я напрягла свою память и попыталась восстановить тот вечер. Однажды мы вот так же сидели с Лерой и Аней возле их дома и разговаривали на отвлеченные темы. Вечер выдался жарким и тихим. Тут я отмечу, что дом подруги находится недалеко от главной дороги, поэтому там всегда слышен шум проезжающих машин, в этот же вечер ничего подобного не было, хотя была суббота, возможно, что все сидели уже по домам и занимались своими делами. Аня рассказывала про какой-то забавный случай с работы и вдруг она замолчала. Мы с Лерой ждали продолжения, думая, что она что-то припоминает. Но прошло так минуты три, а Аня по-прежнему молчала и вроде как бездумно смотрела куда-то перед собой. Мы переглянулись с Лерой, и я вроде попыталась дотронуться до ее сестры, но только я протянула руку к плечу Ани, она как-то неестественно дернулась всем телом и тут же «отмерла». Она удивленно посмотрела на нас, будто не ожидала увидеть рядом с собой и, сказав, что ей вдруг стало плохо, направилась к подъезду. Мы, ничего не поняв толком, переглянулись молча еще раз и, посидев еще немного, тоже разошлись по домам. После этого с Аней начало твориться что-то непонятное. С работы ее уволили из-за какой-то мелочи, молодой человек, с которым она планировала свадьбу, бросил ее, со знакомыми она порвала все связи, рассорившись с ними, здоровье тоже сильно подорвалось. Анна стала чахнуть прямо на глазах. Каждый месяц у нее случались ангины да такие страшные, что она лежала по неделе с температурой под 40 и иногда даже бредила. Ее пару раз госпитализировали в стационар, а подлечив, выписывали с остаточными явлениями. Она чувствовала себя более-менее дней 5-7, и затем болезнь вновь возобновлялась. Все это длилось порядка года. Мама Анны совсем выбилась из сил, стараясь помочь своей дочери; последнее время на ней совсем не было лица, она походила на живой труп, медленно слоняющийся по дому. Дальше – хуже. Аня стала страдать наравне с физическими заболеваниями и психическими. У нее случались каждый день стрессы, припадки истерии, она перестала узнавать близких и знакомых. Это мне все рассказывала Лера, сама я не видела этого. Аню отдали в психиатрическую больницу, там она прошла полуторагодовой курс лечения. Вышла она оттуда еще в более замученном виде, но зато здоровье ее нормализовалось. Это было примерно 2010 год. Я время от времени интересовалась состоянием здоровья Ани у подруги, и иногда мы даже навещали ее там, в больнице. Она рассказывала нам, что слышит какие-то голоса в голове, но мы не придавали этому значению: все-таки она была нездорова. Спустя какое-то время после выписки из больницы Аня созналась нам, что голоса в ее голове не утихли, она продолжала их слышать. Они говорили, как она утверждала, на непонятном ей языке; по интонации можно было различить два голоса. Иногда они говорили в унисон, иногда спорили и очень даже громко. Маме Леры и Ани мы решили ничего не говорить, было видно, что она отдохнула морально и физически, пока ее дочь была в больнице, поэтому мы не стали ее лишний раз обременять. Относительное затишье в поведении Ани сохранялось недолго: спустя примерно полгода симптомы «шизофрении» стали проявляться вновь. Теперь мы уже не могли скрывать от посторонних, что Аня вовсе не излечилась, как думали все. Она стала открыто разговаривать с голосами внутри головы, прося их замолчать, ее самочувствие ухудшалось с геометрической прогрессией. Она вновь стала нелюдимой, сидела затворницей в своей комнате, ничего не ела, не соблюдала личную гигиену, она часто наносила себе увечья: царапала стену руками, пытаясь на нее взобраться, обламывая этим себе ногти на руках, билась головой о стену, крича при этом, чтобы голоса «заткнулись», и все в том же духе. Конечно, все это я уже слушала от Леры, она тоже изрядно устала и выглядела последнее время не «айс», что говорится. Снова встал вопрос о том, чтобы упрятать Аню в лечебницу, но однажды она вытворила такое, что эта необходимость отпала. Со слов Леры:«Утром в воскресенье я по обыкновению проснулась часов в 5 от стуков из комнаты сестры. Это были какие-то другие звуки ударов, непохожие на прежние, они доносились будто из верхнего угла ее комнаты (комнаты у сестер находились рядом, они имели одну смежную стену — прим. автора). Я решила сходить туда, чтобы, как и прежде, успокоить Аню. Зайдя, я в ужасе оцепенела: именно в том углу, откуда я слышала недавно грохот, под потолком находился стул, стоявший до этого всегда возле ее кровати. Да-да, именно стул и именно под потолком, он как-то странно вяло подергивался, ударяясь при этом о стены и потолок и создавая этот шум. В углу на полу прямо под этой аномалией сидела моя сестра. Оксан, я, честно сказать, так офигела, что не могла и с места сдвинуться – я просто смотрела, не отрываясь. Все это длилось всего пару секунд, которые мне показались вечностью. Затем стул упал прямо на Аню, при этом сестра не издала ни звука. Я с визгом выбежала из ее комнаты и ринулась к матери. Неразборчиво я пыталась ей все объяснить, но у меня это мало получалось. Я такого шока не испытывала с того самого момента, наверное, когда прыгнула с тарзанки. Мама пошла проверить, что же все-таки меня так напугало. Когда мы зашли с ней в комнату (тут поправка – я не заходила, я выглядывала из-за маминого плеча, в ту комнату я больше никогда не зайду), Аня сидела все так же в углу, только теперь она смотрела на нас. Боже мой, я этот ее вид никогда не забуду: сбитые в колтуны волосы, исцарапанное лицо, сорванные ногти, перебинтованные руки, глаза – безжизненные; да, в них не было жизни, мне казалось, что это была уже не моя сестра. Большую часть увечий она успела нанести себе именно в эту ночь, до этого она выглядела куда приличнее. Мама осторожно подошла к Ане и заглянула ей в глаза. Мне показалось, что сестра ухмыляется. И тут произошло то, что ни в какое сравнение не идет с этим стулом, повисшим под потолком: сестра вдруг вскочила с места и встала лишь на одни кончики пальцев, слегка подпрыгнув при этом, она вытянулась вся, как струна. Было похоже, будто ее кто-то как марионетку дернул за веревки. Простояла она так с полминуты где-то, потом уронила голову себе на грудь и стала говорить сначала шепотом, но разобрать мы с мамой ничего не могли. Затем Аня стала повышать голос, и я услышала, что он был не ее, скорее мужской с каким-то металлическим оттенком. Она говорила странные слова, которые мы не понимали, они даже больше походили на какое-то мычание и завывание. Она была будто в трансе, голова ее методично качалась из стороны в сторону. Аня все так же продолжала стоять на кончиках пальцев, будто подвешенная за воротник, и говорила эти непонятные речи. Наконец, когда прошло минут пять, она замолчала и запрокинула голову назад, так сильно, что я услышала хруст позвонков. Она упала на колени, выставив перед собой локти, которые тут же разбила в кровь, стала снова биться головой о пол, теперь она уже кричала не своим голосом, это походило на рев, будто в огромную трубу кричали. Меня это так напугало, что я не выдержала и убежала из квартиры на лестничную площадку. Что было потом, я не знаю, но я старалась убежать подальше, лишь бы не слышать этого страшного голоса, который, казалось, рвал голосовые связки Ани». Потом Леру отослали к бабушке в деревню, но, как она мне потом говорила, Ане вызывали священника, уж очень это походило на одержимость. Конечно, серьезно к таким вещам никто у нас не относится, поэтому никаких обрядов по изгнанию демонов не стали проводить. В очередной раз Аня попала в психиатрическую лечебницу, из которой, к сожалению, она так здоровой и не вышла. Ее нашли утром в очень плохом состоянии в изоляторе (или как там называются эти боксы, куда особо буйных кладут): она еле дышала, тело ее все было в ссадинах и кровоподтеках, было ощущение, что ее кто-то кидал, в прямом смысле этого слова, о стены. Ее тут же направили в терапевтическое отделение круглосуточного стационара, а спустя дня два уже подключали к аппарату искусственного дыхания. Буквально через день Аня умерла, так и не приходя в себя. При вскрытии ничего особенного не обнаружили, только сильное истощение всех органов и систем. Еще странно было то, что сосудистый пучок, который отходит от сердца, был очень уплотнен, уменьшился в размерах, и внутри него образовалась странная ямка, будто там должен был быть еще какой-то орган, маленький, но находящийся там довольно давно. Я все-таки склонна думать, что Аня была одержима – ну не может человек психически больной так себя вести. Кстати, мы потом перелопатили с Лерой кучу информации про это: есть некоторые сходства, но и неувязок слишком много. Например, почти все утверждают, что была какая-то связь с иконами, крестами и т. д. С Аней такого вообще не наблюдалось: никаких аномалий подобного рода не было, все иконы (и в ее комнате в том числе) вели себя нормально, крест на ее собственной шее никакой негативной активности не проявлял.