Зомби из милой деревни СиреньСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Не дают спокойному мертвецу спокойно полежать. Зря меня подняли. Мне было так хорошо лежать здесь. Нет никаких звонков на мобильный, спокойно. Никто не пристает с вопросами, требованиями, инструкциями. Конечно, тут много недостатков, так же как и там, наверху. Температура здесь такая же, как и температура почвы. Но мне в принципе все равно. Раньше у меня была стандартная температура – 36, 6. Теперь же она равна температуре почвы на сегодняшнее число. А сейчас апрель, земля уже прогрелась. Я лежал тут и никому не мешал. Пока не почувствовал нечто, похожее на сигнал. Приказ. Требование. Прямо в мозг. Пусть уже слегка подгнивший, но мозг. «Приказываю тебе прийти ко мне! Встань из небытия и явись отдать мне долг!»«Приказываю тебе прийти ко мне! Встань из небытия и явись отдать мне долг!»Тут уж не полежишь спокойно!Вот мне и приходится сейчас мощными ударами разбивать деревянную плоскость над собой. Удивительно, но сила у меня прибавляется с каждым ударом и с каждой секундой. И вот я, наконец, разбиваю деревянный щит над головой, и мне на лицо сыпется матушка-земля. Я фыркаю и начинаю быстро работать руками. Что неплохо в моем состоянии – это то, что мне не нужно воздуха. Я не дышу, и это мне весьма нравится, так как запах в моей новой квартирке отнюдь не напоминает запаха сирени в нашей деревне – деревне под названием Сирень. Я пробиваю себе дорогу наверх и вылезаю на поверхность. Меня зовет к себе эта ведьма-колдунья. Это она поймала мою душу, когда меня отправили к праотцам. Все бы ничего, но эта старуха, я слыхал это с сотню раз по деревне, еще в молодом возрасте уехала жить со своим мужем-дипломатом в африканское государство Лесото. Дипломат там налаживал общение между советской империей и этим маленьким государством. А супруга стала налаживать отношения на более мелком уровне – с одним людоедским племенем. Она начала ходить в закрытое сообщество, где лидером была одна местная колдунья. То была страшная, внешне и внутренне, старуха. Она даже не умела улыбаться. Ее ничего не радовало. Но она владела древним таинством поднятия из могил мертвецов. Супруга советского дипломата подарила этой старухе пароварку мариупольского завода легкого машиностроения. Это чудо советской техники в виде блестящего чана с открывающимся краником вызвало совершеннейший восторг у старой африканской колдуньи. Она стала использовать этот подарок для приготовления своих адских варев. На мою беду сейчас, спустя многие десятилетия, они очень сдружились тогда: белая женщина из крупнейшей страны тогдашнего мира и безграмотная и безобразная, жестокая колдунья людоедского племени. А сейчас эта белая женщина, превратившаяся в свою очередь также в седовласую старуху, требовала меня к себе. Я не могу отказать ей. У меня нет сил сопротивляться. Я похож на пластилин. У меня есть подозрение, что старуха подняла меня из черноты могилы не для того, чтобы распивать чаи с ватрушками. Но приказа ослушаться не мог. Я распрощался с могильными червями, что вовсю уже хавали мою плоть, и вышел на деревенскую дорогу. Я шел к старухе. У нее была моя душа. Она поймала ее, когда я умер. И вместо того чтобы моей душе воспарить к облакам, она была заточена в кожаный бурдюк в подвале дома ведьмы. - Смотри! Кто идет! Серега Сальников! – услышал я приветствие. - Привет!Я остановился. Это наш местный скотник, Тимофей Кольчугин, вроде бы. Я умер недавно, поэтому моя память стерта не полностью. Я не помню уже, есть ли у меня семья, не помню, кем я работал, не помню своего имени. Но кое-что, какие-то лица, какие-то обрывки последних футбольных матчей в голове сохранились. Раз меня назвали Серегой Сальниковым, значит, в той жизни я носил это имя. - Здорово, Тимофей! - попытался поздороваться я, но не смог ничего сказать. Звуки не шли из моего подгнившего горла. - Вот ты гуляешь по деревне, Серега, - не дождавшись ответа, промямлил скотник, - и на вопросы не отвечаешь. Это меня не удивляет. Ты же мертвец уже с неделю. Мы тебя всей деревней хоронили. А ты вот поднялся из могилы. Но я тебя не боюсь: я знаю, у меня очередная белая горячка, а ты - очередная галлюцинация. Ты же мертвец, а мертвецы не ходят. Мертвым ты сделался, когда мы распивали с тобой самогон на сеновале. Была еще Дунька - жена моя. У тебя прическа тогда взлохмаченная была. А у меня белая горячка тогда началась. Ты мне рогатым чертом привиделся, вот я и решил из черта шашлык сделать. Никогда не пробовал жареного черта. Ну, и проткнул тебя вилами для сена. В шею попал. А как горячка закончилась, увидал, что сотворил и повеситься захотел. Дунька не дала. Она придумала сказать, что ты с сеновала упал и на вилы напоролся. Все приняли эту версию. Так что если хочешь, убей меня, Серега! Я ведь твой убивец!Удивительно, но ненависти к своему душегубу я не испытывал. Я не стал причинять вред Тимофею и пошел дальше. Не он был моей целью. Меня звала к себе колдунья, я ждал ее четкого приказа. Не дают спокойному мертвецу спокойно полежать. Зря меня подняли. Мне было так хорошо лежать здесь. Нет никаких звонков на мобильный, спокойно. Никто не пристает с вопросами, требованиями, инструкциями. Конечно, тут много недостатков, так же как и там, наверху. Температура здесь такая же, как и температура почвы. Но мне в принципе все равно. Раньше у меня была стандартная температура – 36, 6. Теперь же она равна температуре почвы на сегодняшнее число. А сейчас апрель, земля уже прогрелась. Я лежал тут и никому не мешал. Пока не почувствовал нечто, похожее на сигнал. Приказ. Требование. Прямо в мозг. Пусть уже слегка подгнивший, но мозг. «Приказываю тебе прийти ко мне! Встань из небытия и явись отдать мне долг!»«Приказываю тебе прийти ко мне! Встань из небытия и явись отдать мне долг!»Тут уж не полежишь спокойно!Вот мне и приходится сейчас мощными ударами разбивать деревянную плоскость над собой. Удивительно, но сила у меня прибавляется с каждым ударом и с каждой секундой. И вот я, наконец, разбиваю деревянный щит над головой, и мне на лицо сыпется матушка-земля. Я фыркаю и начинаю быстро работать руками. Что неплохо в моем состоянии – это то, что мне не нужно воздуха. Я не дышу, и это мне весьма нравится, так как запах в моей новой квартирке отнюдь не напоминает запаха сирени в нашей деревне – деревне под названием Сирень. Я пробиваю себе дорогу наверх и вылезаю на поверхность. Меня зовет к себе эта ведьма-колдунья. Это она поймала мою душу, когда меня отправили к праотцам. Все бы ничего, но эта старуха, я слыхал это с сотню раз по деревне, еще в молодом возрасте уехала жить со своим мужем-дипломатом в африканское государство Лесото. Дипломат там налаживал общение между советской империей и этим маленьким государством. А супруга стала налаживать отношения на более мелком уровне – с одним людоедским племенем. Она начала ходить в закрытое сообщество, где лидером была одна местная колдунья. То была страшная, внешне и внутренне, старуха. Она даже не умела улыбаться. Ее ничего не радовало. Но она владела древним таинством поднятия из могил мертвецов. Супруга советского дипломата подарила этой старухе пароварку мариупольского завода легкого машиностроения. Это чудо советской техники в виде блестящего чана с открывающимся краником вызвало совершеннейший восторг у старой африканской колдуньи. Она стала использовать этот подарок для приготовления своих адских варев. На мою беду сейчас, спустя многие десятилетия, они очень сдружились тогда: белая женщина из крупнейшей страны тогдашнего мира и безграмотная и безобразная, жестокая колдунья людоедского племени. А сейчас эта белая женщина, превратившаяся в свою очередь также в седовласую старуху, требовала меня к себе. Я не могу отказать ей. У меня нет сил сопротивляться. Я похож на пластилин. У меня есть подозрение, что старуха подняла меня из черноты могилы не для того, чтобы распивать чаи с ватрушками. Но приказа ослушаться не мог. Я распрощался с могильными червями, что вовсю уже хавали мою плоть, и вышел на деревенскую дорогу. Я шел к старухе. У нее была моя душа. Она поймала ее, когда я умер. И вместо того чтобы моей душе воспарить к облакам, она была заточена в кожаный бурдюк в подвале дома ведьмы. - Смотри! Кто идет! Серега Сальников! – услышал я приветствие. - Привет!Я остановился. Это наш местный скотник, Тимофей Кольчугин, вроде бы. Я умер недавно, поэтому моя память стерта не полностью. Я не помню уже, есть ли у меня семья, не помню, кем я работал, не помню своего имени. Но кое-что, какие-то лица, какие-то обрывки последних футбольных матчей в голове сохранились. Раз меня назвали Серегой Сальниковым, значит, в той жизни я носил это имя. - Здорово, Тимофей! - попытался поздороваться я, но не смог ничего сказать. Звуки не шли из моего подгнившего горла. - Вот ты гуляешь по деревне, Серега, - не дождавшись ответа, промямлил скотник, - и на вопросы не отвечаешь. Это меня не удивляет. Ты же мертвец уже с неделю. Мы тебя всей деревней хоронили. А ты вот поднялся из могилы. Но я тебя не боюсь: я знаю, у меня очередная белая горячка, а ты - очередная галлюцинация. Ты же мертвец, а мертвецы не ходят. Мертвым ты сделался, когда мы распивали с тобой самогон на сеновале. Была еще Дунька - жена моя. У тебя прическа тогда взлохмаченная была. А у меня белая горячка тогда началась. Ты мне рогатым чертом привиделся, вот я и решил из черта шашлык сделать. Никогда не пробовал жареного черта. Ну, и проткнул тебя вилами для сена. В шею попал. А как горячка закончилась, увидал, что сотворил и повеситься захотел. Дунька не дала. Она придумала сказать, что ты с сеновала упал и на вилы напоролся. Все приняли эту версию. Так что если хочешь, убей меня, Серега! Я ведь твой убивец!Удивительно, но ненависти к своему душегубу я не испытывал. Я не стал причинять вред Тимофею и пошел дальше. Не он был моей целью. Меня звала к себе колдунья, я ждал ее четкого приказа. И я его получил: эта беззубая ведьма подняла меня из мрака гроба для того, чтобы я убил ее соседку, доярку Никитичну. Никитична обидела ведьму, обозвав ее «сушеной грязной каргой». Но настоящие ведьмы подобного не прощают. И я должен стать орудием мести, и после исполнения задания ведьма обещала выпустить мою душу к небесам. Я помнил доярку Никитичну – это была высокая, сильная деревенская баба. Руки ее, натренированные дойкой за десятки лет, были мощные и сильные. Как корни столетнего дуба. Ее ноги походили на ноги слона, ее мощная и широкая грудь была похожа на парочку баскетбольных мячей. Ее и предстояло мне убить. Я бесшумно стал приближаться к дому Никитичны. Я - мертвый киллер, посланный черными силами уничтожить уважаемую доярку нашего колхоза, победительницу социалистического соревнования в прошлом, передовика производства. Такие они, ведьмы, бывают мстительные. Но приказ есть приказ! И я, как отличный солдат, шел исполнять его. Я влез через заднее окно ее дома в комнату для копченостей и домашних заготовок. Запахи окороков на крючьях меня не волновали. Я взял в свою подгнившую руку огромный тесак для рубки ветчины и двинулся на свет по коридору. Никитична оказалась в доме одна. Она как увидела меня с тесаком в руке, замерла и перекрестилась. - Сережка! Ты же мертвый с неделю! Плохо очень выглядишь! Несвеж! И как ты из могилы… А-а-а! Поняла! Тебя эта ведьма из могилы позвала, чтобы меня убить. Бедненький ты мой зомбичек! Тебе не жалко Никитичну? Я же тебя с детства знала! Молочком тебя поила! Целовала в лобик! Тебе меня не жалко?Я покачал своей мертвой головой, и скрип подсохших в могиле шейных позвонков прорезал тишину дома. - Ты должон меня убить? – серьезно спросила Никитична и внимательно посмотрела на меня. Я утвердительно закивал головой и двинулся на хозяйку. Зря я это сделал. Никитична вдруг быстро схватила лежащую рядом с печкой кочергу и одним мощным движением своего мускулистого тела, вложив, видимо, всю силу в удар, разнесла мне голову на две части. Тесак выпал у меня из рук, половина головы упала на пол. Последнее, что я услышал, как Никитична сказала, что она похоронит меня сама, на территории христианского кладбища у церкви. И душа моя освободится, ведьма не сможет ее больше удерживать. Она также извинилась за то, что разнесла мне голову так грубо и бесцеремонно. Но у нее ведь тоже выбора не было, оправдывалась она. Я же тоже к ней не с бутылкой на пироги пришел. Я хотел было сказать, что извинения тут неуместны, что я не злюсь на доярку, но тут свет в глазах померк, и наступила полнейшая тишина и темнота, покой, которого я был лишен усилиями старой ведьмы. Больше никто меня не беспокоил многие тысячи лет.