Женский силуэтСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Все детство я провел в небольшом городке на юге, отца у меня не было, а мать много работала в столице, потом вышла там же замуж, места мне в ее новой семье как-то не нашлось. Я жил не очень сытно с очень старенькой бабушкой (сестрой маминой мамы) вплоть до наступления совершеннолетия. Я рано понял, что не нужен матери, и поэтому был немного агрессивным ребенком, неразговорчивым, смеялся редко и легко лез в драку, поэтому окружающие меня сверстники побаивались, друзей я практически не имел. Я терпеть не мог школу, хотя учился неплохо — понимал, что в жизни мне придется нелегко. В общем, я рано понял, что такое «плохо», и страшила меня реальная жизнь, а не всякие ребячьи байки, коих ходило довольно много. Страшные истории эти я, конечно, знал, но считал их чушью. В бедном городке, основной достопримечательностью которого была пожарная часть (потому что новая) и верхом романтизма считалось пригласить девочку прогуляться на автостанцию, дабы попить там разведенной водой «Пепси» на разлив из общего стакана, была заброшенная улица. Несколько образцово-показательных некогда «сталинок» разбитыми окнами пялились на стоящие напротив кривоватые домишки, которые не успели снести. Говорили, что дома там создавались по какому-то новаторскому проекту, и что архитектора, который их создавал, расстреляли еще до войны, потому что стена одного из домов треснула, и его посчитали вредителем. Улица эта официально существовала на карте, называлась она «Профсоюзная», и ходить туда категорически воспрещалось. Причем нам об этом даже рассказывали в школе!Официально этого нельзя было делать потому, что дома там были в аварийном состоянии и можно было покалечиться или погибнуть. Неофициально же ходили разные легенды: от бродяг-людоедов, якобы поселившихся там, которые питались сугубо пионерами-отличниками, до вампиров-оборотней. Причем, одна из историй была пикантна тем, что в роли вампира почему-то выступал участковый милиционер… Я не прислушивался к этим байкам никогда, так как лет с 12 начал задаваться вопросом — какую профессию выбрать, чтобы спокойно выучиться и не сдохнуть с голоду. Однажды вечером по этому поводу я задержался в школьной библиотеке. Было почти шесть часов, стояла теплая осень, солнце практически село. Я шел домой и был чертовски голоден — бабушка обещала с пенсии нажарить пирожков с картошкой, и в предвкушении этих пирожков я решил скостить путь и пройти по Профсоюзной — это сэкономило бы мне минут двадцать времени. Так я и сделал. Далее постараюсь описать все максимально приближенно к реальным событиям. Как я писал выше, солнце уже почти село, но было еще не темно, к тому же внезапно подул какой-то ненормально горячий ветер… Он нес по разбитому асфальту (вернее по остаткам асфальта) грязные газеты и какой-то целлофан. Внезапно, безо всякой причины, мне стало жарко и жутко… Так жутко, что описать это я не смогу, так что не буду и пытаться — рассказ и так получился длиннее, чем я думал. Я машинально повернул голову и увидел в давно лишенном стекол окне первого этажа одной из «сталинок» ЖЕНСКИЙ СИЛУЭТ. Я так и обмер. Вспоминаю, что оконный проем был необычно большой и довольно низкий — видимо, строительный проект был действительно новаторский. Женщину я увидел практически в полный рост, она просто стояла и смотрела на меня, задумчиво улыбаясь. Я уставился на нее, не понимая как она очутилась здесь и что делает, тем более выглядела она, мягко говоря, необычно. На ней было довольно длинное зеленого цвета в каких-то белых с коричневым узорах платье с широкой, волнующейся от ветра юбкой, светлые волосы очень замысловато уложены в весьма вычурную прическу. Лицо довольно миловидное, тоненькие полукруглые брови, задумчивые глаза странно но совершенно спокойно смотрели на меня. Как-то… Доброжелательно, что ли? Губы ярко накрашены красной помадой. Самое странное заключалось в том, что в правой руке она сжимала бокал с чем-то темным. По виду — то было вино. Я совершенно не разбирался (да и сейчас не разбираюсь) в женской моде. Но и до меня дошло, что такой вид женщины придавали себе довольно давно — в предвоенные тридцатые годы… Вспомнились какие-то картинки в кино, что-то полузабытое… Я ошалело стоял и смотрел на женщину в зеленом платье, а она смотрела на меня. Обшарпанная и наполовину выдранная рама странно контрастировала с ее безмятежностью. Не знаю, чем бы кончилось все это — возможно у меня был бы разрыв сердца, потому что от ненормальности и ужаса всей этой ситуации я просто сдвинуться с места не мог. Но тут в глубине заброшенного дома за ее спиной уловилось какое-то шевеление. Я против воли всмотрелся в темноту и едва не рухнул на колени от ужаса. Из тьмы к оконному проему подходил силуэт — мужик крепкого телосложения, в каком-то черном то ли пиджаке, то ли военной форме… И У НЕГО НЕ БЫЛО ГОЛОВЫ. То есть вообще. Шея заканчивалась воротником-стойкой, над которым ничего не было. Все детство я провел в небольшом городке на юге, отца у меня не было, а мать много работала в столице, потом вышла там же замуж, места мне в ее новой семье как-то не нашлось. Я жил не очень сытно с очень старенькой бабушкой (сестрой маминой мамы) вплоть до наступления совершеннолетия. Я рано понял, что не нужен матери, и поэтому был немного агрессивным ребенком, неразговорчивым, смеялся редко и легко лез в драку, поэтому окружающие меня сверстники побаивались, друзей я практически не имел. Я терпеть не мог школу, хотя учился неплохо — понимал, что в жизни мне придется нелегко. В общем, я рано понял, что такое «плохо», и страшила меня реальная жизнь, а не всякие ребячьи байки, коих ходило довольно много. Страшные истории эти я, конечно, знал, но считал их чушью. В бедном городке, основной достопримечательностью которого была пожарная часть (потому что новая) и верхом романтизма считалось пригласить девочку прогуляться на автостанцию, дабы попить там разведенной водой «Пепси» на разлив из общего стакана, была заброшенная улица. Несколько образцово-показательных некогда «сталинок» разбитыми окнами пялились на стоящие напротив кривоватые домишки, которые не успели снести. Говорили, что дома там создавались по какому-то новаторскому проекту, и что архитектора, который их создавал, расстреляли еще до войны, потому что стена одного из домов треснула, и его посчитали вредителем. Улица эта официально существовала на карте, называлась она «Профсоюзная», и ходить туда категорически воспрещалось. Причем нам об этом даже рассказывали в школе!Официально этого нельзя было делать потому, что дома там были в аварийном состоянии и можно было покалечиться или погибнуть. Неофициально же ходили разные легенды: от бродяг-людоедов, якобы поселившихся там, которые питались сугубо пионерами-отличниками, до вампиров-оборотней. Причем, одна из историй была пикантна тем, что в роли вампира почему-то выступал участковый милиционер… Я не прислушивался к этим байкам никогда, так как лет с 12 начал задаваться вопросом — какую профессию выбрать, чтобы спокойно выучиться и не сдохнуть с голоду. Однажды вечером по этому поводу я задержался в школьной библиотеке. Было почти шесть часов, стояла теплая осень, солнце практически село. Я шел домой и был чертовски голоден — бабушка обещала с пенсии нажарить пирожков с картошкой, и в предвкушении этих пирожков я решил скостить путь и пройти по Профсоюзной — это сэкономило бы мне минут двадцать времени. Так я и сделал. Далее постараюсь описать все максимально приближенно к реальным событиям. Как я писал выше, солнце уже почти село, но было еще не темно, к тому же внезапно подул какой-то ненормально горячий ветер… Он нес по разбитому асфальту (вернее по остаткам асфальта) грязные газеты и какой-то целлофан. Внезапно, безо всякой причины, мне стало жарко и жутко… Так жутко, что описать это я не смогу, так что не буду и пытаться — рассказ и так получился длиннее, чем я думал. Я машинально повернул голову и увидел в давно лишенном стекол окне первого этажа одной из «сталинок» ЖЕНСКИЙ СИЛУЭТ. Я так и обмер. Вспоминаю, что оконный проем был необычно большой и довольно низкий — видимо, строительный проект был действительно новаторский. Женщину я увидел практически в полный рост, она просто стояла и смотрела на меня, задумчиво улыбаясь. Я уставился на нее, не понимая как она очутилась здесь и что делает, тем более выглядела она, мягко говоря, необычно. На ней было довольно длинное зеленого цвета в каких-то белых с коричневым узорах платье с широкой, волнующейся от ветра юбкой, светлые волосы очень замысловато уложены в весьма вычурную прическу. Лицо довольно миловидное, тоненькие полукруглые брови, задумчивые глаза странно но совершенно спокойно смотрели на меня. Как-то… Доброжелательно, что ли? Губы ярко накрашены красной помадой. Самое странное заключалось в том, что в правой руке она сжимала бокал с чем-то темным. По виду — то было вино. Я совершенно не разбирался (да и сейчас не разбираюсь) в женской моде. Но и до меня дошло, что такой вид женщины придавали себе довольно давно — в предвоенные тридцатые годы… Вспомнились какие-то картинки в кино, что-то полузабытое… Я ошалело стоял и смотрел на женщину в зеленом платье, а она смотрела на меня. Обшарпанная и наполовину выдранная рама странно контрастировала с ее безмятежностью. Не знаю, чем бы кончилось все это — возможно у меня был бы разрыв сердца, потому что от ненормальности и ужаса всей этой ситуации я просто сдвинуться с места не мог. Но тут в глубине заброшенного дома за ее спиной уловилось какое-то шевеление. Я против воли всмотрелся в темноту и едва не рухнул на колени от ужаса. Из тьмы к оконному проему подходил силуэт — мужик крепкого телосложения, в каком-то черном то ли пиджаке, то ли военной форме… И У НЕГО НЕ БЫЛО ГОЛОВЫ. То есть вообще. Шея заканчивалась воротником-стойкой, над которым ничего не было. В руках у этого кадавра было нечто, напоминающее нож — тесак для разделки туш, я видел такой в единственном в городе гастрономе…Я понимаю, как все это это звучит и отдаю себе отчет в том, что пишу. Также я понимаю, что никто и никогда мне не поверит. Но я видел то, что видел — и видел это своими глазами. Не знаю, как вам это все объяснить, но в момент появления безголового я внезапно перестал бояться. Страх просто ушел. Я молча стоял и смотрел на них, а женщина в зеленом платье покачала бокалом в руках и, полуобернувшись к своему безголовому спутнику, негромко и насмешливо сказала:— Это не тот. Этот обиженный. Случайно забрел, не трогай ты его!И засмеялась совершенно обычным смехом. Безголовый не двигался и не сходил с места. Женщина посмотрела на меня и негромко сказала. — Я тебя позову патефон послушать и чемодан мне собрать, но это завтра. А сегодня уходи! Сейчас бомбежка начнется, советская армия подходит. На подступах к городу танки горят. Уходи. Уходи. Уходи…В конце фразы ее голос стал звучать так, будто играла старая треснутая пластинка, в том самом патефоне, упомянутым ею. Я попятился назад, в переулок, из которого я пришел, всем своим существом понимая одно — что бы это ни было, и кто бы ни были эти существа, одетые по моде полувековой давности, — меня отпускают… Мне сегодня очень повезло. В тот же вечер, находясь в каком-то странном состоянии сознания, я сбежал из дома. Долго шел вдоль трассы, по которой в город к нам ходил раз в неделю рейсовый автобус. Шел очень быстро, не оборачиваясь, иногда начинал бежать, иногда думал — как там будет бабушка без меня, но меня это не останавливало. Пришел в райцентр под утро. Сел под каким-то забором и заплакал навзрыд — меня наконец-то отпустило ощущение гнетущей беды, нависшей надо мной. И еще я четко понимал — в город назад мне нельзя. Любой ценой нужно как-то зацепится здесь, пристать к детдому, прикинуться дурачком, что угодно, только не назад…Не буду утомлять вас дальнейшими подробностями о своей жизни, которая в конце концов сложилась неплохо. Скажу лишь одно — в город я так и не вернулся. Насколько я знаю, там многое изменилось, — «Профсоюзную» взорвали и на ее месте выкопали шахту для добычи угля…Что тогда я видел в окне, я не знаю и по сей день.