Запах роз после дождяСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Несмотря на что, что сейчас в комнате стоит тишина, я могу расслышать шорох листьев за окном. С них по-прежнему продолжает капать вода от совсем недавно прошедшего дождя. Я знаю, они жадно впитывают влагу, несмотря на то, что дождь здесь идет около пяти раз в неделю. Каждый листок и травинка тянутся к его каплям, к воде. Она – их жизнь. О, как бы хотел поменяться местами с этими бессловесными, но такими прекрасными созданиями природы! Однако увы, для меня жизнь заключается в жидкости, что будет малость погуще…Тихо, тихо, как тихо… Но в то же время чудесно. Если бы не это гнетущее чувство одиночества, которое невозможно развеять ничем, даже музыкой. Впрочем… Возможно, стоит все же попробовать. Я по-прежнему неплохо играю, в особенности на скрипке, однако временами даже это мне не помогает – в определенные моменты становится так тяжело, что хочется просто резать смычком вены. Хотя это так же бесполезно, как и все остальное. Мое одиночество вечно, поэтому остается только ждать…Сейчас еще очень рано, я выйду на улице позже, когда дороги станут немного суше. Для меня дождевая вода не имеет никакого значения, однако для других она может стать помехой прогулки и даже выхода в сад… А такого допустить я сегодня не могу. Позже, когда настанет нужное время, я вновь вернусь туда. Разумеется, меня как обычно никто не заметит, за эти годы я научился скрываться от любопытных глаз. Даже для Нее я всегда был в тени, Она все еще не подозревает о моем существовании, а ведь я наблюдаю за Ней уже так долго… Ничего, совсем скоро все изменится, и я перестану быть для Нее незримым, мне больше не придется прятаться, как прежде. Если все пройдет хорошо, сегодня вечером состоится наше официальное знакомство, пускай и только наполовину. А дальше…Мне не слишком приятно думать о том, что будет дальше, однако я понимаю, что это неизбежно. Если все пойдет удачно, я надеюсь, мне не придется слишком сильно на Нее воздействовать. Ведь Она не такая, как те, другие, и в этом и заключается Ее притягательность для меня… Вот только прежде я еще не был настолько к Ней близок, и потому я опасаюсь, что могу не сдержаться в решающий момент. Но я сделаю все, чтобы худшего не случилось, в противном случае я сам себя прокляну за то, что сделал. Впрочем, я и без того уже всеми проклят: как смертными, так и своими собратьями, даже тем, кто когда-то меня создал…Капли падают уже реже, значит, дождь окончательно прекратился. Через два часа розы в Ее саду вновь раскроют свои лепестки, наполняя воздух тонким ароматом красоты… Хрупкой, не вечной, ужасающе уязвимой, но Красоты. Я понимаю, почему Она так любит именно эти цветы – они словно символизируют собой Ее душу, такую же хрупкую и нежную. Ту самую, которую я совсем скоро могу навсегда разрушить. Написание картины (два)Ланера любила ранее лето. Именно сейчас, когда только-только начинают цвести розы, раскрывающиеся навстречу свету нового дня, атмосфера в саду делается особенно волшебной и чарующей. И никто пока ей не сможет помешать любоваться этой трепетной красотой, чтобы в дальнейшем, возможно, перенести увиденные образы на бумагу. Несмотря на то, что сегодня утром был дождь, новая картина вполне может получиться, главное, нужно быть осторожной, чтобы не намочить бумагу на мольберте. И не уронить во влажные заросли травы краски и кисти. Слегка улыбнувшись самой себе и глубоко вдохнув свежий воздух, молодая девушка не спеша принесла из террасы в сад нужные ей вещи для создания нового полотна, после чего внимательнее вгляделась в растущие неподалеку цветы, пытаясь выбрать среди них наиболее подходящие для переднего плана картины. Вскоре ей это удалось. Появились первые наброски, пока что еще карандашом. Только чуть позже в дело включилась кисть. Первый мазок, второй, третий… Каждый из них рождал новую составную часть будущего рисунка, новый листок или лепесток цветущей розы. Ланера также решила изобразить на них чуть заметные капли воды – для этой цели ей пришлось быть особенно старательной. Через час были готовы три первых цветка и расположенная вокруг них зелень. Однако еще многое отсутствовало на картине, не хватало заднего плана и общего фона, ведь художница пока так и не решила, какое именно время суток она будет изображать. Если изначальная идея была связана с утром, то внезапно оно сменилось ранним вечером, когда небо еще не начинает темнеть, однако уже готовится к наступлению сумерек. Еще один взмах кисти, еще одно касание цветастой палитры… Вот наконец и сад почти завершен, не считая дальнего угла, а скоро на рисунке появится и небо. Только бы все получилось и ничего не смогло помешать появившемуся вдохновению! Только бы ничто его не прогнало…Ланера не торопилась, словно специально дожидалась наступления того самого времени суток, которое хотела изобразить. Когда же она приступила к написанию неба, то невольно ахнула от охватившей ее радости – именно сейчас окружающий пейзаж сделался точно таким, каким она мечтала его нарисовать. Несмотря на что, что сейчас в комнате стоит тишина, я могу расслышать шорох листьев за окном. С них по-прежнему продолжает капать вода от совсем недавно прошедшего дождя. Я знаю, они жадно впитывают влагу, несмотря на то, что дождь здесь идет около пяти раз в неделю. Каждый листок и травинка тянутся к его каплям, к воде. Она – их жизнь. О, как бы хотел поменяться местами с этими бессловесными, но такими прекрасными созданиями природы! Однако увы, для меня жизнь заключается в жидкости, что будет малость погуще…Тихо, тихо, как тихо… Но в то же время чудесно. Если бы не это гнетущее чувство одиночества, которое невозможно развеять ничем, даже музыкой. Впрочем… Возможно, стоит все же попробовать. Я по-прежнему неплохо играю, в особенности на скрипке, однако временами даже это мне не помогает – в определенные моменты становится так тяжело, что хочется просто резать смычком вены. Хотя это так же бесполезно, как и все остальное. Мое одиночество вечно, поэтому остается только ждать…Сейчас еще очень рано, я выйду на улице позже, когда дороги станут немного суше. Для меня дождевая вода не имеет никакого значения, однако для других она может стать помехой прогулки и даже выхода в сад… А такого допустить я сегодня не могу. Позже, когда настанет нужное время, я вновь вернусь туда. Разумеется, меня как обычно никто не заметит, за эти годы я научился скрываться от любопытных глаз. Даже для Нее я всегда был в тени, Она все еще не подозревает о моем существовании, а ведь я наблюдаю за Ней уже так долго… Ничего, совсем скоро все изменится, и я перестану быть для Нее незримым, мне больше не придется прятаться, как прежде. Если все пройдет хорошо, сегодня вечером состоится наше официальное знакомство, пускай и только наполовину. А дальше…Мне не слишком приятно думать о том, что будет дальше, однако я понимаю, что это неизбежно. Если все пойдет удачно, я надеюсь, мне не придется слишком сильно на Нее воздействовать. Ведь Она не такая, как те, другие, и в этом и заключается Ее притягательность для меня… Вот только прежде я еще не был настолько к Ней близок, и потому я опасаюсь, что могу не сдержаться в решающий момент. Но я сделаю все, чтобы худшего не случилось, в противном случае я сам себя прокляну за то, что сделал. Впрочем, я и без того уже всеми проклят: как смертными, так и своими собратьями, даже тем, кто когда-то меня создал…Капли падают уже реже, значит, дождь окончательно прекратился. Через два часа розы в Ее саду вновь раскроют свои лепестки, наполняя воздух тонким ароматом красоты… Хрупкой, не вечной, ужасающе уязвимой, но Красоты. Я понимаю, почему Она так любит именно эти цветы – они словно символизируют собой Ее душу, такую же хрупкую и нежную. Ту самую, которую я совсем скоро могу навсегда разрушить. Написание картины (два)Ланера любила ранее лето. Именно сейчас, когда только-только начинают цвести розы, раскрывающиеся навстречу свету нового дня, атмосфера в саду делается особенно волшебной и чарующей. И никто пока ей не сможет помешать любоваться этой трепетной красотой, чтобы в дальнейшем, возможно, перенести увиденные образы на бумагу. Несмотря на то, что сегодня утром был дождь, новая картина вполне может получиться, главное, нужно быть осторожной, чтобы не намочить бумагу на мольберте. И не уронить во влажные заросли травы краски и кисти. Слегка улыбнувшись самой себе и глубоко вдохнув свежий воздух, молодая девушка не спеша принесла из террасы в сад нужные ей вещи для создания нового полотна, после чего внимательнее вгляделась в растущие неподалеку цветы, пытаясь выбрать среди них наиболее подходящие для переднего плана картины. Вскоре ей это удалось. Появились первые наброски, пока что еще карандашом. Только чуть позже в дело включилась кисть. Первый мазок, второй, третий… Каждый из них рождал новую составную часть будущего рисунка, новый листок или лепесток цветущей розы. Ланера также решила изобразить на них чуть заметные капли воды – для этой цели ей пришлось быть особенно старательной. Через час были готовы три первых цветка и расположенная вокруг них зелень. Однако еще многое отсутствовало на картине, не хватало заднего плана и общего фона, ведь художница пока так и не решила, какое именно время суток она будет изображать. Если изначальная идея была связана с утром, то внезапно оно сменилось ранним вечером, когда небо еще не начинает темнеть, однако уже готовится к наступлению сумерек. Еще один взмах кисти, еще одно касание цветастой палитры… Вот наконец и сад почти завершен, не считая дальнего угла, а скоро на рисунке появится и небо. Только бы все получилось и ничего не смогло помешать появившемуся вдохновению! Только бы ничто его не прогнало…Ланера не торопилась, словно специально дожидалась наступления того самого времени суток, которое хотела изобразить. Когда же она приступила к написанию неба, то невольно ахнула от охватившей ее радости – именно сейчас окружающий пейзаж сделался точно таким, каким она мечтала его нарисовать. Только бы успеть теперь довершить начатое! Только бы успеть…Полностью отдавшись вдохновению и погрузившись в работу, девушка давно перестала замечать что-либо, происходящее вокруг нее. Если бы молодая художница была чуть внимательнее, то, скорее всего, смогла бы разглядеть темную фигуру, которая словно тень прошла мимо ограды сада и скрылась за кустами. Волшебная атмосфера сделалась уже немного напряженной, природа словно замерла в ожидании. Но девушка ничего этого не замечала. Вглядываясь в небо, она словно пыталась увидеть там еще тусклые звездочки или получше всмотреться в медленно движущиеся в ее сторону темные облака. «Как, неужели скоро снова пойдет дождь? Нет, нет, только не сейчас, только не сейчас! Мне осталось еще чуть-чуть, я почти закончила… Мне необходимо успеть завершить картину и отнести ее в дом прежде чем упадут первые капли… Небо я закончила, теперь остался лишь фон в правом углу и…»Посмотрев в тот самый угол сада, Ланера внезапно вздрогнула. На какой-то миг ей показалось, что она увидела темную тень, выглядывающую из-за листьев, однако пугающий силуэт тотчас же исчез, словно его никогда и не было. Решив, что это ей просто померещилось от волнения, девушка поспешно закрасила оставшуюся часть картины, уже почти не глядя на то, что именно рисует. Затем художница осторожно занесла мольберт на террасу и, видя, что дождя пока нет, села на крыльцо в плетеное кресло. Ей нравилось смотреть на свой сад вечером, особенно теперь. Ведь сегодня она смогла наконец изобразить его на картине, чтобы он навеки сохранился не только в ее памяти. «Конечно, если, высохнув, рисунок окажется удачным, его можно будет легко продать, но… Я не могу это сейчас сделать, он слишком личный. Возможно, я решу вопрос с ним позже, когда наконец отойду от всех сегодняшних впечатлений, все-таки я его писала в таком состоянии, что… И все равно мне кажется, что одухотворенность – неотъемлемая часть творца искусства, пусть и такого скромного, как я. Но первые две недели я точно сохраню эту картину у себя. »Приняв такое решение, Ланера, чувствуя, что становится прохладнее, поднялась с кресла и уже собиралась зайти в дом, как вдруг… Снова какая-то неведомая сила заставила ее посмотреть в угол сада, девушку охватило очень странное чувство, ей показалось, что сквозь легкий ветер она слышит звуки, похоже на вкрадчивый шепот. Шепот, который звал ее, просил подойти к ограде. Однако через минуту он прекратился, сменившись начавшимся дождем. Пытаясь выбросить из головы ненужные мысли, Ланера ушла в дом, закрыв за собой дверь. «Мне необходимо отдохнуть после всего произошедшего, я попробую как всегда забыться в чтении…» Вскоре девушка действительно погрузилась уже в мир литературу и начала медленно забыть о странных событиях, не дававших ей покоя все то время, что она провела в саду за написанием картины. Однако она еще не подозревала о том, что совсем скоро они снова повторятся. Когда начался дождь, и послышался звук закрывающейся двери, он наконец решил выйти из-за кустов, за которыми скрывался уже не один час. Встав в полный рост и вновь делаясь похожим на призрачный силуэт, Кристиан впился своим взглядом в окно, где по-прежнему еще горел свет. «Все, вот и настало время…» Пальцы крепко сжали скрипку и смычок. «Этой ночью решатся две судьбы: смертного, но прекрасного душою человека и бессмертного монстра, для которого понятие «Вечность» стало настоящим проклятием…»Ночная мелодия (два)Медленно наступала ночь. К счастью, в этот раз дождь не был затяжным, он прекратился меньше чем через полчаса после начала. А затем тучи ушли, позволив Луне наконец появиться и озарить затихший сад своим неярким, но таким красивым и загадочным сиянием. В это поистине волшебное время просто не могло не случиться чего-то особенного, отличающегося от скучной и серой обыденности мира людей. И чудо действительно случилось. Ланера уже закончила чтение книги и села за свой туалетный столик напротив зеркала. Она только что уже в девятый раз перечитала «Джейн Эйр», свой любимый роман. Перечитала – и в очередной раз заверила себя в том, что любовь, подобная описанной там, может существовать лишь в грезах и на бумаге, но никак не в реальности. «Джейн влюбилась в Рочестера, когда ей только исполнилось восемнадцать, и ее чувство сохранилось до конца жизни. А я уже старше ее на полтора года и по-прежнему еще ни разу ни с кем не целовалась даже. Не говоря уже о вечной любви и прочем. Все, что я могу сейчас – это рисовать незамысловатые картины, в основном пейзажи, и мечтать. Мечтать об иной жизни, той, которую я столько раз проживала на страницах книг. Мне бы так хотелось стать героиней романа или стихотворения! Разве может в мире быть что-то лучше? Однако увы, такое вряд ли возможно…»Предаваясь столь печальным мыслям, девушка по инерции продолжала расчесывать свои волосы, не замечая течения времени. Только спустя полчаса она поняла, что уже поздно, и ей пора ложиться спать. Картина должна была окончательно высохнуть к утру, и тогда уже Ланера могла по-настоящему оценить свою работу, которая, несмотря ни на что, определенно отличалась от всех остальных, более ранних картин. «Как же все-таки у меня получилось сегодня днем достичь такого состояния во время творчества? Прежде подобного еще со мной не случалось, во всяком случае, не до такой степени… Наверное, это произошло из-за стоящего там аромата роз – от него у многих может голова закружиться…»Уже раздевшись, молодая художница легла в постель, прочитав перед сном короткую молитву, после чего сразу же заснула. Однако ее сну не суждено было быть долгим. Ей пригрезилось, как она вновь сидит перед зеркалом и вдруг видит в нем не свое отражение, а совсем другое: девушку, очень отдаленно на нее похожую: более красивую, но бледную как смерть, с обескровленными губами и глазами, словно горящими во тьме. Громко вскрикнув от увиденного, Ланера проснулась. Девушке понадобилось несколько минут для того, чтобы понять, что это был лишь кошмарный сон и что она по-прежнему лежит на кровати в своей спальне. По ее телу проходила мелкая дрожь, однако не столько от страха, сколько от чего-то еще, более смутного и неясного чувства, которое медленно зарождалось в душе юной художницы. Ланера не могла пока что дать ему название, но понимала, что оно так просто ее не оставит еще очень долго. Возможно, вплоть до наступления рассвета. Не решаясь больше выглянуть в окно и даже встать, девушка попыталась вновь заснуть, однако у нее это никак не получалось. Стоило закрыть глаза, как не то в ушах, не то в голове начинали раздаваться какие-то странные тихие звуки. Поначалу девушка не могла их разобрать, но вскоре поняла, что это не шорох ветра или нечто подобное, а шепот. Тихий, вкрадчивый и мягкий шепот, ни на секунду не прекращающийся. Ланера старалась не обращать на это внимания, однако звуки становились все громче и отчетливее. Таинственный шепот звучал в ее голове, и теперь уже можно было разобрать то, что он просит. «Встань. Выгляни в окно. Выйди на крыльцо. Покажись. Иди, иди вперед, иди сюда. Я жду тебя…»По телу вновь прошлась сильная дрожь, однако Ланера смогла взять себя в руки и не поддаваться страху и панике. Почти не осознавая, для чего именно она это делает, девушка медленно подошла к окну и раздвинула шторы. Ночной сад по-прежнему озаряла Луна, но теперь ее свет четко освещал и и стоящий всего в нескольких метрах от дома силуэт. Высокий и темный, он мог показаться призраком или кем-то подобным, однако Ланера быстро поняла, что на самом деле это молодой человек, удивительным образом очутившийся в ее саду. Несколько минут он стоял совершенно неподвижно, не сводя глаз с окон в комнату художницы. Изумленная Ланера даже на миг предположила, что он может каким-то образом разглядеть ее в темноте через стекло, но тут же одернула себя: ни у кого из людей не может быть такого острого зрения. Тогда что же он здесь делает и как вообще сюда попал?Внезапно девушке захотелось забыть про все это, вновь закрыть шторы и вернуться в постель, однако она вновь услышала в своей голове шепот, и ее тело, словно подчиняясь чей-то чужой воле, открыло окно, так, чтобы загадочный гость это непременно заметил. Ланера все еще не могла разглядеть его лица, однако увидела, что он немного наклонил голову, после чего произнес: «Здравствуйте, миледи». Его голос уже не был похож на тот странный шепот, что совсем недавно мучил девушку и не давал заснуть. Тем не менее, он был очень мягким и мелодичным, что делало незнакомца явно не похожим на всевозможных злодеев из романов, и это слегка успокоило девушку. – Кто вы такой? И что вы делаете в моем саду? Как вы сюда проникли? – голос Ланеры не дрожал, но в нем легко угадывались тревога и сомнение. Неизвестный отреагировал достаточно спокойно. – Прошу прощения, что явился к вам без приглашения. Впрочем, это было не так уж сложно, ограда вашего дома очень невысокая. Вы не боитесь грабителей, я полагаю?– А что им можно, по сути, у меня украсть? Я всего лишь небогатая художница, уже почти год живущая здесь в одиночестве, у меня нет даже постоянной прислуги, они приходят лишь утром на несколько часов, чтобы сделать самое основное по дому. Что касается моих картин, то они тоже вряд ли когда-либо станут шедеврами живописи, это лишь скромные пейзажи с натуры, и не более того. – Лично у меня на этот счет иное мнение, миледи. – гость слегка улыбнулся. – Я видел, как вы рисовали сегодня и могу с уверенностью сказать, что немногие признанные художники нынче настолько погружаются в свое творчество, как это делали вы. Внезапная догадка пронзила девушку. Уже с заметным возмущением она ответила:– Вот что! Так это были вы… Это вы за мной следили, прячась в кустах. Но для чего? Вам нравилось наблюдать за полусумасшедшей, которая четыре часа подряд рисовала цветущие розы? Или вам хотелось посмеяться надо мной? Знаете, это было очень невежливо с вашей стороны: джентльмены так себя не ведут. Зачем вы шпионили за мной, точно мальчишка?– Я еще раз приношу вам свои извинения. – юноша галантно поклонился. Теперь Ланера могла разглядеть его темные волосы и плащ, а также лицо, кажущееся в лунном свете очень бледным, но не болезненным. Возможно, все дело заключалось в его глазах, поразительно ясных и живых. И сейчас они вновь смотрели на нее. – Видите ли, я планировал сразу вам представиться, но решил подождать момента, когда вы завершите картину. А затем мне помешал начавшийся дождь. Я не решился постучать в вашу дверь, мне хотелось еще немного понаблюдать за вами, не сочтите это за дерзость. Ведь вы… Вы так красивы…Вспыхнув не то от возмущения, не то от смущения, Ланера тут же отпрянула от окна и закрыла на нем шторы. С трудом переведя дыхание, девушка, чувствуя, как сильно у нее в груди забилось сердце, прошептала: «Это слишком… Я не знаю, что мне теперь делать, но этот человек…» Внезапно она услышала доносящуюся с улицы мелодию – кто-то начал играть на скрипке. Музыка была прекрасной, однако Ланера никак не могла понять, что это за произведение, оно не было похожим на те, что ей прежде доводилось слышать. В этой мелодии сменяли друг друга и светлая грусть, и необыкновенная нежность, и всепоглощающая тоска, доходящая почти до невообразимого страдания. Причем изменения были очень плавными, без всяких фальшивых нот и пауз. Еще никогда Ланера не слышала подобной красоты. Будучи не в силах совладеть с собой, девушка снова раскрыла шторы и выглянула в окно. Ее догадки оправдали себя: загадочный незнакомец по-прежнему никуда не уходил и играл ту самую мелодию на скрипке, словно не боясь, что его музыку может услышать кто-то еще. Только когда Ланера на него посмотрела, он прервался. – Я помешал вам, верно? Что ж, здесь исключительно моя вина, просто мне порой становится так одиноко, что лишь музыка на короткий срок спасает меня от отчаяния и безумия. А с вами такое случалось?– Признаюсь честно: да, но мне кажется, что… Погодите, постойте, вы можете сказать, какую именно музыку вы сейчас исполняли? Кто ее написал?– Ах, это мое собственное творение, причем довольно старое. Я исполняю его в основном в безлюдных местах, когда мне кажется, что никто в этом мире уже не сможет вернуть меня к полноценной жизни. Ведь я уже давно все равно что камень – никому здесь не нужный…– Вы слишком принижаете себя. Вы очень талантливы, только я никак не могу понять, для чего вы решили сегодня пробраться ко мне во двор. Это выглядит очень странно. – Странно? А что в нашем мире не странно, миледи? Как свет далёк, лишь хладный блик печали метнулся по стене, когда теперь дворцовая приоткрывалась дверь. Как страшен плод садов, что расцветали под Энною, увлёкший в эти дали вкусившую его. И как далёк мрак Тартара, что всю меня облёк, студёный мрак, от дней, что миновали…Ланера побледнела. – Это же… Это же стихи Россетти…– Да, на картину «Прозерпина». Я очень люблю его творчество, хотя лично с ним не был знаком. – Вы любите поэзию?– Почти так же, как музыку. И еще как…– Что?– Не важно. Это не имеет значения. Юноша заметно помрачнел. – Мне действительно уже пора уходить. Прощайте, миледи. Больше я вас не потревожу. Еще раз простите, что нарушил ваш сон. Повернувшись, незнакомец уже собирался уйти, как вдруг остановился, услышав слова Ланеры, сорвавшиеся с ее губ почти неосознанно. – Нет, подождите! Не уходите!В следующее мгновение девушка уже стояла на крыльце. Облаченная в одну ночную сорочку, она босиком приблизилась к таинственному музыканту, уже совершенно им завороженная. – Вы говорили, что вам часто бывает одиноко и поэтому я решила… Я могу вам составить компанию?Юноша вновь слегка улыбнулся. Молодая художница в очередной раз поразилась его облику. Теперь, стоя совсем близко от него, она наконец смогла отчетливо увидеть его глаза. Серо-голубые, они казались настолько проницательными и необычными, что девушка почувствовала, что не может оторвать от них свой взгляд. Чувствуя это, молодой человек изящным жестом протянул ей свою руку. – Вы действительно хотите пойти со мной? Если да, то я буду очень этому рад. Только дайте мне вашу руку. Словно во сне, Ланера колебалась лишь одно мгновение, а затем медленно протянула юноше свои пальцы, замерев лишь в нескольких сантиметрах от его руки, после чего он сам мягко вложил их в свою ладонь со словами: «Наш путь начался». В следующую минуту окружающая действительность окончательно потеряла для девушки всякое значение, она всецело отдалась охватившим ее грезам наяву. Вечная карусель (один)В детстве у меня было довольно много игрушек, однако лучше всего я помню лишь одну из них. А именно – старенькую музыкальную шкатулку, якобы сделанную еще до французской революции 1789 года. Она была заводная и начинала играть только тогда, когда ее заводили специальным ключом. После этого прежде неподвижно стоящая в центре нее хрупкая фарфоровая девушка начинала медленно кружиться, изображая затейливый танец. Несмотря на то, что для остальных эта шкатулка и кукольная девушка-танцовщица казались самыми обычными, я видел в них нечто особенное, таинственно-завораживающее, что неизменно привлекало меня всякий раз когда кто-либо поворачивал заветный ключик. Я мог часами слушать тихую мелодию и наблюдать за движениями фарфоровой куклы, на какие-то мгновения мне даже казалось, что в действительности она живая, просто тщательно это скрывает от других людей. Но мне она может доверить все свои секреты…Разумеется, родители не слишком одобряли моего чрезмерного интереса к старой шкатулке, однако никогда не высказывали вслух свое недовольство. А немного позже, когда к нам в гости заглянул старинный друг семьи (тогда они были у каждого) и застал меня как раз за очередным наблюдением, то сказал: «Ваш мальчик имеет ярко выраженную склонность к прекрасному – пускай развивает ее дальше. » Возможно, именно эта фраза поспособствовала моему дальнейшему поступлению в консерваторию, хотя я не могу быть точно уверенным. Так или иначе, та шкатулка навеки сохранилась в моей памяти. И, как я надеюсь, не исчезнет оттуда уже никогда. Я также очень хорошо помню праздничные дни, когда вместе с семьей посещал ярмарки. Точнее, я помню не все, а лишь определенные моменты, к примеру то, как катался на каруселях. Наверное, мне уже никогда не забыть этих лаковых серо-черных лошадок, поразительно напоминающих настоящих, и то ощущение, которое всегда приходит в самый первый момент после того, как карусель начинает кружиться. В детстве мне казалось, что в мире нет ничего, более прекрасного и необычного, чем это чувство. После первого круга наступал второй, третий, четвертый… Я уже давно терял им счет, ощущая необыкновенную легкость и свободу, сравнимую с настоящим полетом. Почти перестав осознавать действительность, я мог мельком взглянуть на стоящих неподалеку людей, однако вместо них видел лишь неясные цветные пятна, общий облик совершенно смешивался в моих глазах. Вскоре в голове и вовсе кружились лишь цветные оттенки, порой так происходило вплоть до окончания вращения карусели, после которого я еще долго не мог полностью прийти в себя. Именно поэтому мои родители не слишком любили подобные аттракционы, хотя не могли мне отказать в таком одновременно сладостном и порочном удовольствии. А мне хотелось его испытывать снова и снова…Увы, за последние шесть десятилетий я практически ни разу больше не ощущал подобного. И с одной стороны, это даже к лучшему: все-таки мое нынешнее положение помогло мне избавиться от прежних частых недомоганий, которых я втайне стыдился. Ведь я был слаб, и мне было очень неприятно чувствовать себя таким. Теперь я значительно сильнее. Разве что почти уже забыл такое понятие как «Жить», а не просто «Существовать». Если еще учесть, что именномне приходится делать для продолжения своего существования…Тем не менее, я несколько раз замечал, что во время очередной охоты, слежки и нападения по-прежнему продолжаю испытывать легкое волнение вперемешку с азартом и нетерпением, что немного позже переходит в заметное возбуждение. А в самый решающий момент, когда на мои губы попадает до боли знакомый солено-сладкий привкус, я вновь на несколько секунд теряю ощущение реальности, и в моей голове снова начинает кружиться карусель оттенков. Но там есть лишь два цвета: красный и черный, причем красный всегда преобладает, делаясь то темнее, то светлее. Что поделать: насилие и смерть уже давно стали частью моей повседневной жизни, вернее повсеночной. Так что нет смысла удивляться тому, что мне время от времени мерещатся цвета, обозначающие именно эти два понятия. Удастся ли мне в эту ночь преодолеть свои болезненные склонности и ужасающие потребности? Точно на этот вопрос я не могу ответить. Совсем недавно, когда я стоял в пустынном саду, лихорадочно сжимая в руках скрипку и смычок и глядя в темные глазницы окон Ее дома, я едва не испытывал дрожи. Не только от обычного предвкушения порочного удовольствия, но и… Из-за самого обычного волнения, которое так часто посещало меня в прежней жизни, когда я еще был робким и чувствительным юношей, а не тем исчадием Ада, коим являюсь ныне. И это все произошло только благодаря Ей…Мне не пришлось слишком сильно на Нее воздействовать, хватило самой малости. Иногда для других требовалось больше внушения… Впрочем, я всегда умел при желании неплохо убеждать, а за эти годы у меня было более чем достаточно времени для практики. Теперь остается самое трудное: выдержать свою роль до конца и не допустить незапланированного и лишнего. Задуманное не должно произойти раньше необходимого срока, поэтому я должен сдержаться до последнего момента. А уже после… Я знаю: привычная карусель рубиновых оттенков в очередной раз начнет вращаться. Как и было всегда. Дом Проклятого (два)Ланера не запомнила дороги, по которой шла, держа за руку своего спутника. Собственно, девушка вообще почти ничего толком не осознавала в это время, она вновь обрела ясное мышление только когда оказалась возле высокой ограды со старинными узорами и таких же ворот. В первый момент Ланере показалось, что она попала на какое-то старинное кладбище, однако вскоре ей удалось рассмотреть мрачные очертания находящегося чуть поодаль от ворот дома. Подобные здания девушка прежде видела лишь на иллюстрациях к книгам, в пригороде, где она жила, их не строили уже около семидесяти лет. Это место одновременно пугало ее и завораживало, манило пройти дальше и заглянуть внутрь дома. Как раз где-то недалеко порыв ветра зашуршал мокрыми листьями плюща, обвившего часть ограды. Несмотря на то, что еще была ночь, Ланере казалось, что она может разглядеть небольшой заросший пруд неподалеку от дома и стволы старых, начавших сохнуть деревьев, которые шевелили своими полуголыми ветвями, напоминая существ из страшной сказки. Только теперь девушка медленно повернула голову в сторону того, кто, по-видимому, и был хозяином этих раритетных угодий. Юноша чуть улыбнулся и спросил: «Нравится? Это мое нынешнее жилище, миледи. И боюсь, оно еще долго останется таким… Впрочем, вы могли бы сделать его менее мрачным, если решитесь войти внутрь. Прошу вас». И вновь, словно подчиняясь чужой воле, юная художница вложила свою руку в ладонь спутника, даже не заметив, как сильно он при этом изменился в лице. В этот момент ворота перед ними открылись, приглашая пройти в сад. А спустя минуту снова сами собой закрылись, немного скрипя ржавым металлом. Воздух вокруг был влажным и прохладным, а сияющая в небе Луна отражалась в темной воде пруда, на который Ланера достаточно долго смотрела, будучи не в силах отвести глаз. Однако спустя несколько минут девушка уже стояла в холле самого таинственного дома. Разумеется, он не был слишком похож на старинный замок, местами даже начал ветшать, однако в его убранстве сквозила некая тайная привлекательность, которая очень нравилась Ланере. Девушку смущало лишь то, что этот дом казался слишком пустым, холодным и одиноким, даже проникающая сквозь высокие окна Луна только добавляла в его облик тоску и некую печаль. А как известно, внешний вид любого дома напрямую связан с душой его хозяина…Подумав об этом, молодая художница обернулась и в очередной раз посмотрела на своего спутника. Он казался спокойным, разве что уже не улыбался, а, напротив, сильно сжимал губы. – Почему, почему здесь так…– Мрачно? – уголки рта юноши чуть заметно приподнялись. – О, это долгая история, ей столько лет сколько этому месту. – Нет, даже не мрачно, а так… Одиноко. Скрипач вздохнул. – Что поделать, это неотъемлемая часть не только дома, но и меня самого, одиночество преследует меня вот уже далеко не один год… Ведь на самом деле я…Ланера заметила, как сильно юноша побледнел на этих словах и задрожал. Ее разум пронзила страшная мысль, не имеющая однако ничего с тем с тем, как ситуация обстояла в действительности. – Вы… Вам плохо? Вы болеете? Может, надо позвать кого-нибудь? – взволнованный голос девушки эхом зазвучал по комнатам. Юноша продолжал стоять, почти не шевелясь. – Не нужно никого звать, вас все равно никто и не услышит, здесь нет людей на расстоянии больше километра. Не бойтесь, я просто… Я…Внезапно молодой музыкант закашлялся, прикрывая рот рукой. Испугавшись еще больше, Ланер прошептала: «Я сейчас!», после чего бросилась вглубь дома, не разбирая дороги. Она сама точно не знала, зачем бежит именно туда, а не к выходу, но ее ноги словно сами несли ее в одну из комнат, расположенную в самом дальнем конце коридора. Оказавшись в ней, девушка с трудом перевела дыхание, чувствуя, как сильно бьется ее сердце. Разум и страх подсказывали: «Уходи прочь отсюда, пока не поздно!», однако интуиция твердила другое: «Останься. Ты нужна ему. Ты должна ему помочь». «Помочь, конечно… Но как? Если он опасно болен, то это многое объясняет, только что я могу для него сделать? Отыскать здесь какое-то лекарство?»Оглядев комнату, Ланера увидела в ней лишь старое фортепьяно и лежащий рядом на стуле пустой футляр от скрипки. Чуть дальше находилось большое окно, в которое проникал лунный свет, создавая в комнате весьма романтическую и мистическую атмосферу. Однако сейчас он казался девушке очень зловещим. В это же время дверь позади Ланеры медленно открылась. Юная художница все еще стояла к ней спиной, но сразу поняла: вошел ее спутник и хозяин этого проклятого дома. Изо всех сил стараясь не поддаваться страху и возрастающей тревоге, девушка громко спросила: «Вам лучше? Я могу что-нибудь для вас сделать? Если нет, то мне, вероятно, будет лучше уйти…»– Нет, нет, вы уже никуда отсюда не уйдете. – изменившимся голосом ответил скрипач. – Вы действительно можете мне помочь, вы нужны мне, поэтому я и привел вас сюда. Разве что… (Нервы Ланеры с трудом выдерживали такие паузы) Вы неправильно подумали: я на самом деле болен, вот только не тем, чем обычно болеют люди. Ведь я уже давно не человек…Не веря услышанному, Ланера обернулась. Юноша продолжал стоять у двери, и благодаря свету Луны, было видно, как он осторожно вытирает свои губы белоснежным платком. В следующую секунду он намеренно разжал пальцы – комочек ткани упал на пол. На другой его стороне отчетливо проглядывали темно-красные пятна…Ужаснувшись от увиденного и осознания того, кто в действительности сейчас перед нею, Ланера бросилась в угол комнаты, однако через мгновение поняла, что находится в объятиях этого жуткого юноши. Над ее ухом раздался знакомый шепот: «Я больше не могу. Прости меня». В следующий миг девушка ощутила холодный поцелуй на своей шее, а затем боль, адскую и сладкую, пронзившую все ее тело. Вскоре Ланера почувствовала стремительно возрастающую слабость и головокружение, ей казалось, что она умирает… Будучи не в силах больше бороться, девушка закрыла глаза, все глубже погружаясь в спасительную темноту забытья. Кровь и жалость (один)Уже не один год существует чрезвычайно мудрое изречение, гласящее: «Насилие рождает насилие». И я не могу с ним не согласиться…Я опасался, что не сдержусь и сделаю это раньше намеченного мною срока, в не слишком подходящее время. И в иной обстановке, как бывало прежде с теми, другими. А мне не хотелось делать подобное с Ней, все-таки я не стал монстром до такой степени за эти десятилетия… Все предыдущие не стоили и Ее ногтя, они были мне отвратительны в душевном смысле – это мне и помогало не испытывать к ним особой жалости. Поэтому я никогда прежде не церемонился. Да, я жесток, я бываю очень жестоким, когда в очередной раз испытываю непреодолимую жажду. Именно в такие часы я и выхожу из своего жилища, направляясь в бедные районы городков, с целью найти там очередную раскрашенную леди, стоящую под фонарем в ожидании нового клиента. Порой их даже искать не надо – они сами появляются на моем пути. С некоторыми я даже заводил короткий разговор, хотя и не по своей воле. Я смотрел в их похотливые, вульгарные лица с безвкусным макияжем, испытывая настоящее отвращение и ненависть в душе. Благодаря этим чувствам мне хватало духа их убивать, быстро и без дрожи. В какой-то степени их поведение со мной служило дополнительным стимулом. Однако я все же более предпочитал внезапно встать за их спиной, схватить, оттащить к стене или дереву, а уже затем и свершить необходимое и зверское, то, чего требует от меня моя нынешняя природа. Не могу точно вспомнить, когда именно это началось, однако уже с детства я время от времени воображал себя подобным героем, правда, вовсе не жестоким убийцей, а просто благородным изгнанником, вынужденным много лет скрываться от людей и появляться на улицах лишь по ночам, пряча свое лицо от посторонних глаз… Впрочем, о подобном тогда мечтали многие мальчишки, время моего детства было лучшим временем в мировой истории – периодом расцвета романтики и власти чувств, а не разума… До сих пор помню свою мать, она была истинной представительницей барышень своего времени: вдохновенно-бледная, с вечно печальными синими глазами и длинными ресницами… Она очень любила розы, в ее комнате всегда находились именно эти цветы, о которых она заботилась почти так же, как обо мне, даже порой разговаривала с этими неповторимыми цветами и осторожно целовала их нежные лепестки…Нет нужды пояснять подробно, что за столько лет память перепутала что я видел, а что понял позже. Однако определенные моменты я могу мысленно воспроизвести до мельчайших подробностей, как на фотографии. К сожалению, это относится и к моим далеко не светлым делам и воспоминаниям…Помню, когда я только начинал свой кровавый путь жестокости, я раз за разом испытывал чувство азарта и желание доказать всем, чего стою. Крадучись по темным улочкам городских трущоб, не издавая ни единого звука, я выслеживал новую жертву. Тогда я уже не боялся их последнего взгляда, полного ужаса и нестерпимой боли, не боялся проникать в их плоть, зная, что через мгновение мои иссохшие губы вновь испытают божественный привкус драгоценной жидкости. Однако подобная эйфория длилась очень недолго: придя в себя, я часто смотрел с отвращением на свою испачканную одежду и лицо с шеей, всегда тщательно потом отмывал алые следы… Позже я и вовсе научился делать так, чтобы их кровь на меня практически не попадала – для этого я немного отходил в сторону в первые секунды процесса. Но потом все равно проклинал себя и свое существо – не помогало даже знание ремесла жертв и их сущности. Как бы там ни было, моя натура не предназначена для многочисленных убийств, я должен служить Прекрасному, Богу, а не Сатане. Но увы, мою жизнь раз и навсегда решил один неверный выбор…А что касается Нее… Я правда не хотел Ее испугать, однако не мог не раскрыть свою трижды проклятую душу, не показать, кем являюсь на самом деле. Пускай уж лучше сразу увидит, что я вовсе не призрачный музыкант, а исчадие Ада, ужас ночи. Когда Она ненадолго ушла, я, будучи больше не в силах совладать с жаждой, бросился к своим запасам… Мне сделалось лучше только после третьего бокала – вероятно, причина этому – мое необыкновенное волнение в те минуты. А после… Уже не было смысла притворяться. Я хорошо придумал использовать тот жест с платком – когда-то он был для меня довольно привычным. Можно представить, что я испытал, увидев Ее силуэт в моей репетиционной при свете Луны, когда в очередной раз почувствовал, как быстро по Ее телу бежит кровь… Никто бы не сдержался здесь, даже более владеющий собой, нежели я. Самое главное: я успел вовремя остановиться: мой самоконтроль дал о себе знать в нужный момент. Если мои расчеты верны, осталось ждать еще около получаса, а затем… Мне предстоит объяснение, хотя его я не в силах продумать, как и не могу представить идущие за тем последствия…Знакомство и признание (два)Несмотря на то, что поначалу Ланере казалось, что она уже умерла, спустя какое-то время девушка поняла, что ее сердце еще бьется и что она в состоянии дышать. Сделав глубокий вздох, молодая художница с усилием приоткрыла глаза, ощутив в тот же миг сильную слабость и головокружение. Однако рана на шее не болела, и это не могло не настораживать. «А что если ничего из того кошмара не было, и это мне лишь пригрезилось? Что если никакой скрипач не приходил ко мне домой и не звал к себе – на самом деле я лишь простудилась во время вечерней грозы и в бреду мой мозг создал ужасные сновидения? Это вполне могло произойти. Надо лишь понять…»Пытаясь соединить в одно целое вертящиеся в голове обрывки мыслей, Ланера попыталась немного приподнять голову, но внезапно увидела склонившегося над ней юношу. Того самого, что приходил к ней ночью. Сейчас он не казался прежним монстром, освещаемым лунным светом, однако в его глазах по-прежнему было нечто, что заставляло волноваться. Да и сам он выглядел весьма встревоженным и озабоченным, хотя черты его лица вновь обрели плавность. – Вы… Это снова вы? Так значит, то, что произошло ночью… боже… – слабо проговорив обрывочную фразу, девушка попыталась приподняться, однако через несколько секунд обессиленно запрокинула голову – юноша осторожно ее поддержал и опустил обратно на подушку. – Тише, тише, вам еще рано вставать, вы слишком слабы. Полежите еще несколько часов. Обещаю, за это время с вами ничего не случится. Голос загадочного скрипача звучал мягко и успокаивающе, однако Ланера уже окончательно убедилась в том, что случившееся с ней ночью не было плодом ее воображения, и она действительно едва не погибла после того как…Девушка судорожно поднесла свои руки к шее. Только теперь она почувствовала, что на том месте, где должны быть следы от укуса, находится аккуратная повязка. Ланера с недоумением взглянула на своего несостоявшегося убийцу. – Зачем, зачем вы это сделали? Если вы хотели…– Нет, нет, подождите, не торопитесь. – перебил ее юноша. – Вы не так меня поняли. – По-моему я все прекрасно поняла: вы – один из тех монстров, о которых пишут модные десять лет назад писатели ужасов. Вы тот, кто встает по ночам из могилы и выходит на охоту, пить кровь невинных девушек. Вы – вампир!Юноша опустил голову. – Да, здесь вы правы, я действительно такой, я порождение тьмы, исчадие Ада… Ненасытное чудовище, жаждущее крови и проклятое на веки вечные. Однако… (внезапно подняв голову и встретившись с Ланерой взглядом) Вы можете мне не верить, но я не собирался причинять вам значимый вред, ваша жизнь вне опасности и вы не станете кем-то вроде меня. – Откуда вы это знаете?– Я выпил ровно столько вашей крови, сколько было нужно лишь для того, чтобы увидеть вашу жизнь и душу. Большего мне не требовалось от вас. Вам ничего не грозит, кроме, разве что некоторой слабости, которая скоро пройдет. Подождите, я сейчас вернусь. Когда юноша покинул комнату, Ланера еще раз осмотрела себя, желая удостовериться в правдивости его слов. Только теперь девушка заметила, что вместо простой белой сорочки на ней надето очень красивое легкое платье с небольшой отделкой, украшенное крошечными блестящими камешками. Это было довольно странно, однако на удивления времени почти не было. Через минуту хозяин дома вернулся. В его руке был бокал с темно-красной жидкостью, при виде которой горло Ланеры сжалось. – Вот, выпейте это. Не бойтесь, это не кровь, это обычное вино, клянусь вам. – сказал юноша, осторожно вложив бокал в руки девушки. – Пожалуйста, поверьте мне, я вам только добра желаю, я не сделаю вам ничего плохого больше…В его голосе прозвучало столько скорби и печали, что Ланера решила выполнить его просьбу. Юноша не лгал, жидкость в бокале действительно не была кровью, и благодаря ей Ланера почувствовала себя немного лучше, даже негромко произнесла «Спасибо». На губах вампира появилась улыбка. – Вот, видите, скоро станет легче, можете уже сесть. – сказал он, принимая из рук девушки пустой бокал. – Вам лучше будет еще немного поспать, у вас пульс неровный…– Откуда вы знаете, вы же меня не касались?– Мне необязательно это делать, я могу ощутить биение крови и на некотором расстоянии.

– Но как вы… Как вы смогли все рассчитать, почему вы сдержали себя и не убили меня?– Это самоконтроль, я могу бороться с жаждой, хотя признаюсь, ночью сил у меня уже не хватило, пришлось пить то, что осталось про запас, впрочем, вы это видели… Но я могу совладать со своими ужасными потребностями, я не настолько кровожаден, как некоторые другие…Поняв, что сказал лишнее, юноша замолчал и снова опустил голову. Уже почти не злясь на него и не опасаясь, Ланера еще немного приподнялась, положив свою руку ему на плечо. Скрипач вздрогнул, будто его что-то обожгло. – Вы… Вам жаль меня, верно? Конечно, иначе и быть не могло: увидев вас впервые, я так и подумал, что такой ангел может испытывать ко мне лишь жалость и сострадание, ведь вы не способны на злобные чувства. Однако недавно я немного изменил свое мнение о вас, когда… Нет, я не должен был этого делать, просто мне казалось, что так будет лучше, что это наименьшая из зол – привести вас сюда, ко мне, нежели сделать это в вашем саду. И тем не менее я действительно монстр…Когда юноша вновь закрыл лицо руками, Ланера почувствовала, как в тот же миг в ее сердце словно вонзилось нечто острое. Девушка не знала, что вампиры не могут плакать, однако видела, что если она сейчас оттолкнет несчастного, то это может закончиться очень печально, и потому еще раз легонько прикоснулась к его прохладной руке. – Не надо так винить себя. Я не осуждаю тебя ни за что. Ты делаешь то, что должен, и в этом нет твоей вины. Вампир снова неверяще и взволнованно взглянул Ланере в глаза. – Значит, я не ошибся, когда счел вас ангелом, спустившемся с небес… Ни одна другая девушка не ответила бы мне так, как это сделали вы. Ланера в очередной раз погладила руку юноши, желая показать, что действительно ни в чем его не осуждает. – А как твое имя?– Кристиан Ренсен. Я родом из Дании, хотя большую часть жизни скитался между Лондоном и Парижем, хотя был и в Америке, до того, как там началась война. – Сколько же тебе лет? Ты выглядишь примерно на двадцать…– Да, мне действительно двадцать лет… Точнее, мне было двадцать лет, когда я стал… Тем, кем являюсь и поныне. А являюсь я таким вот уже больше шести десятилетий. –Но как это произошло? Почему ты стал таким?– Это долгая история. – голос Кристиана дрогнул. – Однако скажу сразу: я тогда и представить не мог, что меня ждет. – То есть, это произошло не по твоей воле?– Нет, у меня был выбор, и я сам избрал себе такую участь. Однако в противном случае я бы умер, не прожив и недели, чего мне очень не хотелось в те годы…Заметив, что Ланера приготовилась слушать дальше, юноша слегка удивленно на нее посмотрел. – Вы правда хотите узнать о моей прежней жизни? О том, кем я был о того, как перестал быть человеком?– Да. – девушка согласно кивнула, поудобнее устраиваясь на кровати. Слегка улыбнувшись, сохраняя печальное выражение лица, Кристиан поднялся, начав смотреть на занавешенное тяжелыми шторами окно комнаты. – Что ж, если вы действительно хотите это знать, то я не стану вас отговаривать. Только обещайте, что заснете после того, как я закончу. (со вздохом) А теперь можете начать слушать мою исповедь, светлое создание садов Эдема…Исповедь. Детство и юность. (один)Я родился в Копенгагене 8 июня 1800 года, в эпоху романтизма и сентиментализма – прекраснейшую из всех эпох мировой истории. Когда мне было пять лет, я вместе с родителями переехал в Англию, до сих пор помню то путешествие на пароходе, как я, будучи еще маленьким мальчиком, бегал на палубе и смотрел на море, по которому плыл наш корабль. Однако маму это вскоре напугало, поскольку я легко мог по неосторожности свалиться за борт, и она мне строго запретила баловаться, велев сидеть тихо. Я не мог ее ослушаться. Нет, моя мать вовсе не была строга ко мне, скорее наоборот. Просто она всегда очень за меня тревожилась, поскольку я с рождения был достаточно слабым и болезненным ребенком, а с возрастом сделался и капризным. Не имея возможности в течение долгого времени вставать с постели, я часто предавался мечтам, любил читать книги, особенно волшебные сказки, представляя себя на месте какого-нибудь из тех героев, совершающим подвиги и завоевывающим сердца красавиц. А чуть позже началось мое увлечение музыкой, ставшее впоследствии главным занятием моей тогда еще человеческой жизни. Поначалу я мог играть только простые, нехитрые мелодии, как любой другой ученик музыкальной школы. Однако позже мой талант дал о себе знать, он проявился наиболее четко, когда мне исполнилось двенадцать лет. В те годы, как раз во время минувших конфликтов с Наполеоном, в воздухе витала романтика. Сама политика как таковая меня не интересовала: мне было безразлично кто стоит у власти какой бы то ни было страны: король или сапожник. Меня влекло лишь искусство и то, что за ним чаще всего стоит. Конечно, многие теперь могут сказать, что в возрасте 12-13 лет мальчишкам еще рано влюбляться по-настоящему, они наоборот мечтают отважно сражаться на поле боя, а всех девочек и девушек считают жеманными куклами и гусынями. Вот только я никогда не входил в их число. Я мечтал полюбить уже с одиннадцати лет. Возможно, этому обстоятельству во многом содействовала личность моей матери, женщины необыкновенной красоты, романтической и возвышенной. Еще до моего рождения она считалась одной из первых красавиц в городе, была идеалом тогдашней моды. И в ее облике неизменно таилась некая скрытая печаль, словно она предугадывала свою дальнейшую участь и, возможно, и мою судьбу тоже. Впрочем, это мог быть всего лишь пережиток того времени. Однако ее портрет на фоне серо-голубоватой стены, где она держит в руке увядающую розу, действительно стал пророческим. Ей тогда оставалось жить уже так недолго…Мне еще не исполнилось четырнадцати лет, как моя мать слегла с чахоткой, оказавшейся скоротечной, хотя и мучительной. Еще до этого мама была подвержена частым простудам и заболеваниям, однако в тот раз быстро стало очевидно, что надежды на выздоровление нет. Никогда не забуду слова доктора: «Сожалею, но мадам Ренсен безнадежна. Через месяц, а то и раньше ее придется хоронить». Господи, какой же ужас и удушающую тоску я испытал, услышав их! Мое горло словно сдавило удавкой, которая затягивается еще сильнее от малейшего движения. Почти ничего не понимая, я бросился прочь из дома, упал в саду рядом с розовым кустам и беззвучно рыдал, а после оборвал все растущие там цветы, несколько раз их поцеловал и отнес к себе в комнату. Позже я сделал из них траурный венок для матери, но так и не показал его никому – он остался лежать в ящике моего стола до тех пор, пока не рассыпался в прах. Это может показаться странным, но я так и не простился со своей матерью, я категорически отказался это сделать, а отец не стал настаивать. Не видел я и ее мертвого тела в гробу – в те годы я бы просто не вынес такого зрелища. Однако теперь, в наиболее тихие ночи раннего лета я порой пытаюсь представить себе эту картину, рисую в своем воображении ее спокойное восковое лицо и тонкие руки, а также белое платье, украшенное ароматными туберозами. Мне очень хочется повернуть время вспять и по-настоящему попрощаться с ней, поцеловать в последний раз нежную руку самой любимой и близкой мне женщины в детстве, тем самым показав, что я навечно сохраню в своей душе память о ней, несмотря на то, кем я ныне являюсь. Про своего отца я не так много чего могу сказать, так как он уделял мне гораздо меньше внимания, да и вообще больше предпочитал играть в карты и фальшиво напевать бессмысленные песенки на всех языках, которые только знал или слышал. Кажется, в молодости он тоже занимался музыкой, даже пытался играть на скрипке, однако так и остался дилетантом и вскоре вообще оставил то, в чем впоследствии я так преуспел. Я никогда не видел каких-либо особых проявлений тепла и нежности между своими родителями, но помню, как на следующий день после похорон матери отец закрыл лицо платком и просидел в комнате до наступления ночи, точно неживой, нарушая тишину лишь время от времени возникавшими стонами. Что и доказывало как нельзя лучше всю его тогдашнюю скорбь. Он ненадолго пережил свою супругу, уйдя из жизни спустя два с половиной года: ранней зимой поскользнулся на заледеневших ступенях и разбил себе голову. И вновь я не видел его мертвым, но потом также начал представлять это, как он лежит на холодном мраморе, в луже растекавшейся крови. Надо отметить, что в моей человеческой жизни подобные фантазии меня не посещали, они появились значительно позже…После смерти родителей, оставшись шестнадцатилетним наследником их небольшого, но достаточного состояния, я, молодой музыкант, скрипач и пианист, решил бросить скучные занятия в консерватории и начать настоящую карьеру. И результат оказался чрезвычайно плачевным. Несмотря на мои способности, поначалу мой талант совершенно не хотели признавать, а директор места, где я собирался давать свой первый концерт точно по воле злого рока не принимал меня на протяжении нескольких дней. До тех пор, пока я не решил прийти к дверям его дома и не сидеть там, покуда он меня не пустит. Это решение стало роковым, поскольку очень скоро пошел сильный дождь, а ни зонта, ни плаща у меня тогда не было: я простоял шесть часов подряд под ледяной проливной водой. Когда же директор наконец надо мной сжалился и впустил, меня всего трясло, как в лихорадке. А на следующее утро я был совершенно больным: меня бросало то в жар, то в холод, я несколько дней бредил и непрерывно кашлял. И нет ничего удивительного в том, что вскоре мне был поставлен диагноз: все тот же проклятый туберкулез, который в свое время лишил жизни мою мать. Причем именно из-за моей наследственности моя болезнь быстра приняла достаточно тяжелую форму, из-за чего мне посоветовали как можно скорее сменить климат. Истратив последние деньги, я переехал на два года во Францию. Там мне сделалось немного лучше, благодаря чему я вновь смог заниматься музыкой, развивая свое мастерство. Через некоторое время у меня наконец-то появились почитатели и я обрел определенную известность. Но конечно же, мне хотелось большего. А времени было уже так мало…Друзьям было известно, что я болен, однако они ничего не могли сделать, чтобы мне помочь, не считая некоторых слов поддержки и утешения. Да я, если честно, и не слишком часто с ними общался, предпочитая уединение в своем домике, на балконе которого росли все те же мои любимые цветы, красота которых вдохновляла меня – именно тогда, в 18-19 лет я впервые начал сочинять музыку сам, а не только исполнять чужие произведения. До конца моей человеческой жизни оставалось меньше года…К сожалению, мое увлечение цветами сыграло со мной в очередной раз роковую роль. Однажды поздно вечером я уснул прямо на своем балконе, а ночью началась страшная гроза… Конечно, я быстро вернулся в дом, однако перед этим меня изрядно успел обдать холодный ветер и падающие с неба капли. Нечего и говорить, что после случившегося моя болезнь вспыхнула с новой силой. А совсем скоро я должен был давать новый концерт, от которого очень зависело мое будущее как музыканта…Несмотря на то, что мне категорически запрещали выходить на сцену в столь болезненном состоянии, я все же решился. Что в этом такого уж трудного: выйду, двадцать минут поиграю и уйду, а дальше уже пускай сами решают чего я достоин. Я старался обнадежить себя, хотя сам уже чувствовал: мне осталось играть очень недолго…Я вышел на сцену последним, когда все остальные уже отыграли свое. Бледный, осунувшийся, с огромными глазами и тонкими как у скелета руками, я поклонился собравшимся зрителям, после чего взял скрипку и выдал первые звуки плавным движением смычка. Я молился лишь об одном: только бы не закашлять сильно на глазах у присутствующих. У меня был с собой платок, но я очень надеялся, что мне не придется им воспользоваться, хотя кровью я уже не раз к тому времени харкал. К счастью, во время моей игры ничего подобного не произошло. Выслушав аплодисменты, я поклонился, готовясь уже сесть за фортепьяно. И вот именно тогда почувствовал, что совсем скоро опять случится приступ… Сдерживаясь изо всех сил, я начал играть первые аккорды, надеясь, что если закашляюсь тихо, то никто не услышит. Но Боже, как я тогда ошибался.. Кашель поступал к моему горлу все быстрее, и я знал, что он снова будет с кровью. В груди нарастала боль, ее словно чем-то сдавило… Вскоре я почувствовал, как мои прежде почти белые щеки вспыхнули, а затем… Я больше не смог сдерживаться и, бросив игру, зашелся кашлем. В тот раз он был намного сильнее, чем прежде, я почти задыхался, словно меня душили. Я слышал, как в зале начали шептаться, затем кто-то крикнул: «Вам нужна помощь, месье?», а после… Началось самое худшее. Когда кашель начал понемногу стихать, я попытался встать, что-то сказать, и вдруг… Меня словно изнутри прорезали ножом: чувствуя адскую боль, я снова схватился за грудь, и в этот самый момент у меня горлом хлынула кровь. Прямо на белоснежную ткань рубашки… По-видимому, у меня лопнул какой-то кровеносный сосуд, а то и несколько сразу. Чувствуя усиливающуюся слабость и боль, я больше не мог стоять на ногах и в конце концов, кашляя и задыхаясь уже от льющейся крови, я рухнул на пол. Когда меня унесли, я был уже без чувств. И что странно: последнее, что мне запомнилось – очень необычное выражение лица у одного из зрителей, сидевшего в первом ряду – он смотрел на меня, окровавленного и несчастного так, как хищник смотрит на попавшую в ловушку добычу. Тогда я еще не знал, что этот странный тип и станет тем, кто убьет во мне человека и создаст монстра. Исповедь. Роковой выбор. (один)Как бы это было ни парадоксально, но в тот момент, когда я падал на пол, задыхаясь от кашля и льющейся горлом крови, в душе я еще продолжал надеяться на лучшее, на то, что у меня есть пусть даже ничтожный шанс поправиться. Тогда я еще не подозревал о том, что совсем скоро у меня действительно начнется новая жизнь, совершенно отличная от той, которую я знал прежде. Нежный пастельный период моей юности и романтики был практически окончен. Совсем скоро должен был начаться ярко-красный. Не помню точно, когда именно я очнулся после случившегося – кажется, это произошло спустя несколько часов, поскольку к тому времени я уже лежал на своей постели, а заботливая сестра милосердия за мной ухаживала. Так или иначе, придя в себя, я ощутил очень сильную слабость и привычную боль в груди, свидетельствующую о том, что мои дела еще больше ухудшились. Впрочем, молоденькая сестра была иного мнения, она даже попыталась убедить меня, что все обойдется, если ближайшую неделю я проведу в состоянии полного покоя, во избежании повторных кровотечений. После чего девушка посоветовала мне уснуть и вышла из комнаты. Я попробовал последовать ее совету, однако в ту ночь мне было не суждено заснуть. Прошло меньше чем полчаса с того момента, как я прикрыл глаза, и вдруг я услышал тихий дверной скрип, а сразу после этого ощутил неприятный холод, которым повеяло прямо в мою сторону. Убедившись, что все это мне не мерещится, я открыл глаза, медленно приподнялся на кровати и… Не поверил своим глазам. Прямо рядом со мной стоял тот самый странный человек, которого я видел в зале перед тем, как лишиться чувств. Внешне он казался истинным аристократом: ухоженным, изысканно одетым и весьма привлекательным благодаря своим достаточно длинным светлым волосам и пронзительно синим глазам. Но было в его облике и нечто такое, что сразу отталкивало, что делало его несколько пугающим. А именно – его все столь же хищное выражение лица и кривоватая улыбка, которой он меня одарил, как только я на него взглянул. – Bonjour, monsieur. – сказал гость, продолжая смотреть на меня взглядом льва, увидевшего антилопу. – Как ваше нынешнее самочувствие?– Вы… Как вы сюда попали? – немного неуверенно ответил я вопросом на вопрос. – Это не столь значимо сейчас, я не всегда появляюсь через парадную дверь… Мне нужно было снова тебя увидеть. Странно, но тогда я даже не заметил, как вошедший перешел на «ты» – я по-прежнему не мог отвести взгляд от его лица. Но говорить я, к счастью, еще был способен. – Для чего вам нужно было меня увидеть? И так уже всем известно, что я болен и вряд ли встану с постели в ближайшее время. – Это очевидно, ты прав. Однако я вижу, что тебе самому не слишком нравится такое положение дел. И к тому же…(наклонившись) Поверь, я видел эту болезнь тысячи раз, и могу сразу сказать, что у тебя она безнадежна. Сейчас крови нет, но очень скоро, возможно, даже завтра она снова появится, затем еще раз и еще. А после… Тебе останется лишь покаяться во всех грехах и с миром отойти на тот свет. И это произойдет не позже чем через неделю, мой дорогой…В тот момент я, несмотря на слабость, сильно возмутился. – Да как ты смеешь?! Нельзя так насмехаться над больным человеком!– Я вовсе не насмехаюсь над тобой. – снисходительно ответил незнакомец. – Я говорю чистую правду. Ты протянешь еще от силы шесть суток, а затем умрешь. Умрешь в безвестности и расцвете лет, словно увядший в песке цветок… Не правда ли это трогательно?– Что вам от меня нужно? – упавшим голосом спросил я. – Позлорадствовать над талантливым, но обреченным музыкантом? Вы для этого сюда пришли?Лицо незнакомца стало еще более зловещим. Теперь он решил наконец раскрыть истинную цель своего визита. Я мог предположить всю чудовищность его намерений и полагаю, что в свое время поддался им исключительно по причине своего плохого самочувствия, будь я тогда здоров, все этого могло бы не случиться. Увы, когда человек болен, он гораздо более внушаем, особенно в случаях, если речь идет о его жизни. И я не был здесь исключением. – Собственно, от тебя мне ничего в принципе не нужно, это я тебе, скорее нужен сейчас. – В каком смысле?– Скажем так: я могу предложить тебе некую услугу, которая могла бы существенно продлить твое существование, лишив участи жалкого чахоточника, приговоренного своей болезнью. – И как же вы мне поможете? Если сами сказали, что я почти мертвец. До сих пор помню, как в тот момент изменилось лицо моего гостя. Как раз в ту же секунду из-за туч выглянула Луна и осветила его. В ее свете он и вовсе лишился каких бы то ни было человеческих черт, сделавшись похожим на демона из Преисподнии. А когда он улыбнулся, обнажив свои зубы, и я заметил, что двое из них значительно длиннее остальных, то все окончательно понял. Меня пробила сильнейшая дрожь, бросив в настоящую бездну ледяного страха, отчего на лбу тут же выступил холодный пот. Наверное, я побледнел еще больше, чем прежде, поскольку тот монстр усмехнулся. – Я знал, что ты сперва испугаешься, так всегда бывает…– Н-но… Кто же ты такой? Демон? Суккуб? Сам Дьявол?– Не совсем, но я такое же порождение Тьмы, пускай и не живущий в Аду. Я – вампир. В те годы о вампирах, конечно, уже ходило множество слухов, однако они все же не были столь известны, как теперь. Я же и вовсе в двадцать лет о них практически не слышал, помнил только стихотворение Байрона с похожим названием… Неужели описываемый там герой реален и стоит сейчас передо мной?!– Видимо, ты не знаешь, кто именно я такой… Что ж, это даже лучше, ибо тебе предстоит еще многое познать и увидеть… разумеется, если ты решишься принять мое предложение. – Какое предложение? – от волнение мой голос дрожал, и меня бросало то в жар, то в холод. – Я мог бы тебе помочь: сделать так, чтобы ты не только поправился, но и вовсе никогда больше не испытывал болезней. Более того, ты будешь жить вечно и навсегда останешься таким молодым, как сейчас и еще более красивым. А если постараешься, то сможешь и дальше заниматься музыкой, развивая свои способности. Я видел тебя и слушал, как ты играешь, и признаюсь: мне не часто выпадало подобное зрелище, а ведь я проживаю в этом мире уже не одно столетие и мне есть, с чем сравнивать… Так что мне бы не хотелось меньше чем через 150 часов посещать твои похороны, ты еще можешь многого добиться… Впрочем, решай все же сам, я предоставляю тебе выбор. Или ты умрешь до конца недели, или станешь бессмертным и навеки свободным. Выбирай. Вот и все: роковой час пробил. В тот самый момент, когда с моих иссохших и бескровных губ сорвалось одно слово, решившее все. Этим словом было «Да». Господи, как же я впоследствии стану проклинать себя за то, что добровольно согласился на союз с Дьяволом, с исчадием Ада! Если бы я мог все изменить, повернуть время вспять… Но было уже поздно. Удовлетворенно улыбнувшись, вампир и мой будущий создатель произнес тихим голосом, в котором чувствовалась гипнотическая опасность: «Я знал, что ты это скажешь… Да начнется же твое превращение!»То, что произошло дальше, я помню очень смутно. Только то, как он навис надо мной, рванув и без того расстегнутый ворот моей сорочки, а затем открыл рот и… Вонзил свои клыки в мою плоть. В следующую секунду мое тело пронзила адская боль, а в глазах вновь закружилась карусель оттенков красного, постепенно сменяясь черными пятнами, похожими на разлитые чернила. После этого я погрузился во мрак, так до конца и не осознав, что произошло. Моему сердцу оставалось биться еще меньше минуты. Исповедь. Начало Ада (один)Спустя некоторое время я все же пришел в себя от нестерпимой боли, охватившей все мое тело. Я по-прежнему видел перед собой лишь черно-красные разводы, однако теперь еще чувствовал, как из сосудов на моей шее струей хлещет кровь. Мои руки сделались ледяными, по телу то и дело пробегала дрожь, давление сделалось невыносимым, однако кричать я был уже не в состоянии. Я понимал: еще секунд тридцать таких мучений – и наступит смерть. Вот только монстр, пивший из меня кровь, явно хотел иного. Когда я смог вновь разглядеть его хищное лицо, на котором читалась настоящая эйфория, он снова улыбнулся перепачканными кровью губами, после чего задрал рукав своей рубашки и нанес сам себе рану ногтем, который внезапно сделался заметно длиннее и острее, чем было прежде. Приблизив кровоточащее запястье к моему лицу, вампир приказал мне: «Пей». Уже не владея собой, я точно раб, исполнил его повеление. Дальнейшее я помню еще хуже, могу лишь сказать, что кровь того существа по вкусу совершенно отличалась от крови обычного человека, она была гораздо менее соленой и почти лишенной привкуса железа. Признаться честно, мне даже очень понравилось ее пить, и он был вынужден даже оттолкнуть меня со словами «Хватит уже, еще успеешь насладиться. » Однако спустя минуту мне уже было совсем не до наслаждений…Почти сразу же после того, как я прекратил пить вампирскую кровь, со мной сделались конвульсии, каких, наверное, не знал ни один смертный. Судороги сводили мое тело так, что становилось невыносимо, меня трясло, изгибало, словно циркового акробата, при этом я чувствовал, что у меня внутри все словно сковывается льдом – острый холод нещадно резал мое тело, подобно заточенному ножу. Сердце билось так, что закладывало уши, по крайней мере, у меня самого. Внезапно меня в очередной раз свел приступ, я глухо закричал, застонал, почти касаясь пятками своей головы. И уже спустя несколько секунд мой стон перешел в рык, будто в меня только что вселился демон. Но на самом деле я сам стал в ту минуту существом из Преисподнии. В тот же миг мое тело резко выпрямилось, и я как мертвый упал на кровать. Меня снова накрыла темнота, но как только она рассеялась… Все, что меня окружало выглядело несколько иначе, чем было прежде: предметы становились более объемными, а слух улавливал даже звуки с соседней улицы, хотя окно в моей комнате было закрыто. Приподнявшись на кровати и вытирая мокрый лоб, я вновь посмотрел на своего создателя. Казалось, тот был вполне доволен проделанной работой, поскольку удовлетворенно сказал: «Я тебя поздравляю: теперь ты стал высшей тварью на свете!»Я собирался о чем-то еще его спросить, но внезапно ощутил сильнейшую резь и сухость в горле. Даже во время моей болезни такого не происходило: от боли я снова откинулся на подушку и захрипел. Монстр же продолжал ухмыляться. – Что, жажда мучить начала, да? Ну ничего, это можно очень легко исправить…В этот же момент дверь в комнату открылась, и на пороге появилась все та же молоденькая сестра милосердия: оказывается, она еще не ушла. И тем самым подписала себе приговор. Мне достаточно было взглянуть на нее, чтобы ощутить, как проходит кровь по ее венам, с каждой секундой все быстрее, поскольку, увидев нас, девушка начала заметно волноваться. Ведь вампир до сих пор не вытер с губ алые следы…– Вы… Я не знала, что к вам пришли… Пожалуй, я пойду…Она уже была готова броситься прочь, но в тот же миг я, сам толком не осознавая что делаю, бросился к ней, повалив на пол. А дальше… Очередное вращение кровавой карусели перед глазами, только в этот раз вместо головокружения я испытал настолько сильное и острое удовольствие, что окончательно потерял чувство реальности. Придя в себя, я не сразу понял, где нахожусь и что недавно произошло. Меня удивило лишь то, что по моему лицу и рукам текло что-то теплое… И когда я посмотрел на себя, то едва снова не лишился чувств, но уже от отвращения. Все мои руки, лицо и шея были залиты кровью, словно меня вытащили из реки с водой такого цвета. А прямо рядом со мной лежал белый, как снег труп юной сиделки. Он не был изуродован, однако на шее четко виднелась глубокая рана от клыков – в том самом месте, где была артерия. И поскольку мой сосед продолжал молча сидеть рядом с кроватью, будучи уже вновь чистым и опрятным, то… Это означало лишь одно. На какое-то мгновение я впал в ступор и никак не реагировал. Но внезапно я поднялся и в бешенстве налетел на своего новоиспеченного создателя, также опрокинув его на пол. – Что ты со мной сделал?! В кого ты меня превратил?! Как ты меня изуродовал! – кричал я, яростно сжимая ему горло своими руками. – Да отцепись ты от меня! – он вырвался и встал на ноги. – Поблагодарил бы лучше, а не пытался задушить, в нашем случае это было бы более уместно. – Что? Да как ты можешь… Это я из-за тебя сделался орудием Сатаны!– Но сам же дал согласие на такое превращение. Ведь если бы я этого с тобой не сделал, ты бы сейчас уже исповедовался перед иконой, лелея в душе жалкую надежду на искупление грехов и Рай Господень. Теперь же тебя не придется из-за этого тревожиться, поскольку ты – бессмертен. Если только не покажешься на солнце – его свет обратит тебя в пепел меньше чем за минуту. А так… Для поддержания жизни тебе нужна лишь кровь, и недавно ты восполнил свои запасы примерно на два дня. Хотя, насколько я помню, молодым вампирам она нужна в большем количестве, но это опять же поправимо. Я слушал его слова, испытывая неимоверное чувство раскаяния, оно терзало меня еще сильнее, чем прежняя жажда крови и убийства. «Господи, неужели мне теперь всегда придется… Чтобы жить… Нет, нет, только не это!»Во мне снова вскипела ярость, и я набросился на монстра, лишившего меня истинной жизни. – Почему ты мне не сказал? О том, что такие как ты убивают людей! Почему?! Я спрашиваю! Отвечай, или я тебе шею сломаю, выродок поганый!Он опять сбросил меня, в этот раз так, чтобы я ударился о стену. – Не пытайся со мной бороться, я гораздо опытнее и сильнее, хотя ты тоже не слаб. Но по-прежнему поддаешься чувствам, которых нам испытывать не положено, сентиментальность для низших, для людей, а мы – мы стоим на иной высоте. Видишь ли, мы в некотором роде контролируем число тех жалких и бесполезных созданий, дабы они окончательно не возомнили, что весь мир находится в их власти. И нам не следует им сочувствовать. Никому. В том числе этой глупенькой сестричке, оказавшейся здесь весьма кстати… (растягивая слова) О, я видел, как ты с ней расправился, это было весьма красиво, она даже не успела закричать… Ты выпил у нее практически всю кровь сразу, до того, как ее сердце навеки замолкло. Не каждые поначалу это могут. Я молчал, обхватив голову руками. Вампир продолжал говорить. – Не терзайся из-за своих естественных потребностей, Кристиан, не унижайся никогда до такой степени перед людьми. Ты еще поймешь это, поймешь, насколько лучше быть таким, какой ты сейчас, нежели тем, кем ты был. А сейчас нам необходимо уходить, лично я не намерен объясняться с полицией по поводу произошедшего: я вообще планировал сегодня же уехать отсюда. И… Я хотел бы взять тебя с собой. Никогда не забуду, как он на меня посмотрел в тот момент. Его глаза были уже не насмешливыми, а настолько выразительными и выжидающими, что невозможно было оторвать от них взгляд. Поняв, что другого выхода у меня все равно нет, я, мысленно проклиная собственную бесхарактерность, подал ему руку. Дороги назад уже не было. Ее и не могло быть. Примечание к частиСлово «тварь» здесь не оскорбительное, оно синоним слова «создание»Объяснение (два)– Вот так я и стал тем, кем являюсь поныне. – завершил свою исповедь Кристиан. – Мое решение сделаться вампиром было добровольным, однако я не мог и представить, какие меня будут ждать последствия. Мне лишь хотелось жить, продолжать заниматься музыкой вместо того чтобы умереть на двадцать первом году жизни. Но я не думал, что после моего превращения мне уже будет не до музыки… По крайней мере, в первое время это было так: меня интересовали лишь люди и их кровь, а ужасная жажда регулярно возвращалась спустя всего лишь несколько часов, хотя я всегда сдерживался до последнего. Зато потом… Я совершенно терял над собой контроль. Юноша вновь прервался и тяжело вздохнул. Ланера заметила, как кончики его пальцев начали немного подрагивать. Придвинувшись ближе, девушка снова спросила, как он себя чувствует, она уже начала искренне сочувствовать и беспокоиться за Кристиана. – Со мной все нормально, просто когда я начинаю возвращаться к тем воспоминаниям… Вы заметили, что я иногда вздыхаю: на самом деле мне уже необязательно это делать, это получается само собой, по привычке. Ведь я еще довольно молод для вампира, мне всего лишь восемьдесят два года… Тем, другим было значительно больше…На несколько секунд Кристиана замолчал, глядя куда то в стену, после чего продолжил. – Понимаю, мои слова для вас звучат странно, поскольку по идее я уже должен быть глубоким стариком, а выгляжу по-прежнему так, как в последний дни своей человеческой жизни. Но за шестьдесят два года я привык к этому. Впрочем, моя внешность меня не так уж сильно волнует. – Отчего же, внешне вы весьма привлекательны. – внезапно вмешалась Ланера. В тот же миг девушка покраснела. – Простите, я сказала лишнее и…– Не стоит. Возможно, я действительно красив, но лишь снаружи. Одному Богу известно, насколько изуродована моя душа. Ведь та сестра милосердия была далеко не единственной моей жертвой, за эти годы я убил около сотни людей. Правда, большая их часть также не обладала чистой душой… Поверьте, я знаю это, потому что обладаю способностью видеть жизнь человека, когда пью его кровь. В такие моменты я словно сам ее проживаю, раз за разом. С той сиделкой было иначе, поскольку это произошло впервые, а уже потом… Это сложно описать словами, миледи, то ощущение может сравниться с действием наркотического вещества, когда человек видит всевозможные галлюцинации, но в моем случае все они – реальны. – А для чего вы пили мою кровь? Зачем вам было видеть мою жизнь?Кристиан повернулся и посмотрел Ланере в глаза. Было видно, что он начинает нервничать. – Мне было необходимо это увидеть, было необходимо убедиться… В том, что вы действительно такая, какой показались мне в первый раз. Ведь вы так прелестны… Особенно в моменты задумчивости и печали. Возможно, я не уделял прежде этому столько внимания, но мне и тогда уже казалось, что ваша улыбка, которой вы порой одариваете окружающих – не более чем маска. И, увидев вашу жизнь, я понял, что так и есть: вы не беззаботная бабочка, порхающая от цветка к цветку, вы сами все равно что роза без шипов, такая же хрупкая и ранимая. И ваша душа – отражение той, что была прежде моей. Потому вы меня и притягивали с самой первой секунды. Однако… Нам нельзя быть вместе, поскольку вы… Вы настоящий ангел, а я… Я хуже Демона из Ада. И это уже не изменить. В очередной раз прервавшись, юноша снова опустил голову, начав слегка раскачиваться из стороны в сторону. В это время Ланера размышляла про себя. «Если это правда, и он действительно видел… Тогда он знает… Знает, что со мной происходило в детстве, когда меня секли розгами дома и в пансионе или когда родная мать дала мне пощечину только лишь потому, что я в чем-то с ней не согласилась. И как я плакала ночами, мечтая поскорее уехать из дома родителей и начать самостоятельную жизнь. Если он узнал об этом, то мне уже нет смысла что-либо от него скрывать. Но все ли он рассказал мне о себе?»Кристиан продолжал молчать, уже почти не шевелясь. Чувствуя, что надо делать, чтобы ему немного помочь, девушка осторожно обняла его за плечи и некоторое время сидела с ним так, не говоря ни слова. Внезапно он резко поднялся. – Я просил вас, не стоит этого делать, не нужно меня жалеть. Я не достоин подобного. – Почему ты так думаешь?– Я знаю это, поскольку сделал уже столько ужасных и непростительных вещей, что путь к очищению души для меня закрыт. Будучи преисполненной решимости, Ланера попросила рассказать ей дальше о жизни бывшего музыканта и его нового компаньона, ведь она пока что даже не знала имени того вампира. Кристиан некоторое время думал, а затем ответил: «Хорошо, я расскажу вам о том, что произошло дальше. В ту же ночь мы с Алоисом, именно так он мне представился, отправились в Париж. Мне было еще трудно привыкнуть к своему новому состоянию, на улицах я все время глазел на людей, пытаясь определить, в ком именно лучше кровь. А в гостиницах, где мы останавливались, иногда пропадали люди, позже их обескровленные тела находили в подвале. Да, я помню, как в одной такой гостинице нас зашла проведать весьма привлекательная дочка хозяина, как раз тогда, когда меня снова одолела жажда. И я вновь не смог с собой совладать. А моему наставнику это только нравилось, он в очередной раз меня хвалил после того как я очнулся на подушке, пропитанной кровью, а рядом со мной лежал труп той девушки… Все, довольно, я не хочу больше рассказывать вам эти мерзости. Отдохните лучше, вы мне обещали». – Хорошо, только скажите: почему вы оправились именно в Париж?– Потому что именно там Алоис хотел встретиться со своими… Старыми друзьями, теми самыми Другими вампирами. И познакомить с ними меня. Скорее всего он рассчитывал на то, что мне понравится жить среди них, и я останусь там навсегда, однако он жестоко ошибался. Их жизнь вскоре мне опротивела настолько, что я решил впредь никогда больше не пересекаться со своими нынешними сородичами, я избрал себе участь затворника-одиночки. Хотя не совсем затворника: я начал странствовать по свету, даже посетил родную Данию, где смог воочию увидеть своего земляка, Ганса Андерсена, чьи сказки мне очень понравились. Вот уже долгие годы я не общался ни с людьми, ни с подобными мне, теперь я даже играю лишь для себя… Видно, таков мой удел: вечное одиночество и жизнь в воспоминаниях о том, чего уже не вернуть. Кристиан немного отстранился, видимо, давая понять, что не хочет мешать сну Ланеры. Девушка прилегла на подушку, однако по-прежнему не сводила глаз с лица вампира. Вскоре она решилась кое о чем его попросить. – А не могли бы вы сыграть сейчас? Для меня. Юноша изменился в лице. – Вы правда… этого хотите?– Да, у вас великолепная манера игры, пожалуйста, сыграйте мне снова ту мелодию, которую играли, стоя под окнами моего дома. Будучи немного удивленным, юноша все же сходил за скрипкой, после чего встал в центре комнаты и, поклонившись, сказал: «В таком случае я начинаю, миледи», после чего сделал первое движение смычком. На этот раз его музыка была еще более завораживающей и искренней, в ней было столько светлой грусти и легкости, словно само Вдохновение кружилось в воздухе, повторяя каждый звук, рожденный скрипкой. Слушая игру Кристиана, Ланера чувствовала, что будто бы переносится в другой, волшебный мир, каждая нотка словно пыталась ей что-то сказать, а вся мелодия целиком постепенно окутывала сознание девушки, унося с собой, далеко-далеко… Через некоторое время веки юной художницы отяжелели, а голова обессиленно опустилась на подушку. В этот же время Кристиан закончил играть. Подойдя ближе и внимательно взглянув в лицо Ланеры, вампир убедился в том, что она заснула. Прислушиваясь к ее тихому, ровному дыханию, Кристиан легонько убрал с ее лица прядь волос, прошептав при этом: «Ты оправдываешь меня, хотя даже не подозреваешь обо всех моих прошлых грехах, по сравнению с которыми смерть сиделки и дочери хозяина гостиницы могут показаться лишь наивной шалостью…»От ухаживаний до вакханалий (один)Ранее я уже упоминал, что мечтал о настоящей любви с самого отрочества и, надо сказать, мои мечты недолго оставались бесплотными. Еще до смерти отца я увлекся дочерью одного его друга, пытался даже написать для нее в альбом какой-то стишочек. Однако у меня тогда мало что получилось, и к тому же та девица вскоре перестала меня интересовать – как выяснилось, ее больше волновали наряды нового сезона и танцы. Таким образом, мое первое увлечение очень быстро пришло к своему завершению. Позже у меня уже было меньше времени для поиска своей идеальной возлюбленной, однако мысленно я уже давно создал ее образ: среднего роста, в меру худая, с волнистыми темными волосами и большими глазами, в которых скользит печальное выражение, смягченное легкой улыбкой… Не правда ли знакомые черты? Верно, она действительно должна была напоминать мне покойную мать, поскольку именно к ней я питал самое сильное чувство на протяжении всей своей человеческой жизни. И временами мне удавалось встретить девушку, внешне соответствующую таким критериям. Однако реальность зачастую оказывалась слишком жестокой. Уже во Франции я снова свел знакомство с той, кто в некотором роде выказывала интерес ко мне и моей музыке. Ее звали Дельфина Жуайе. Недели две мы встречались, несколько раз ужинали вместе, разговаривали… Я даже подумывал над тем, чтобы просить ее руки, однако стоило мне рассказать ей о своей болезни, как наши отношения прекратились. Видимо, она не хотела становиться женой смертельно больного и иметь от него детей. Что ж, такое решение вполне объяснимо, однако в то время мне это показалось предательством и я прекратил поиски своего идеала, решив, что будет лучше создать его в своем творчестве. Однако творить мне тоже оставалось недолго. После того, как я стал вампиром, мне пришлось узнать много нового о женщинах и отношениях с ними. Причем в тот же день, когда мы с Алоисом прибыли в Париж. Тогда мой компаньон первым делом повел меня в самую дальнюю часть города, где находился старый, полуразвалившийся дом. Он объяснил, что именно здесь живет сам вместе со своими друзьями. Я уже понял, что они тоже вампиры, однако не слишком желал бы с ними познакомиться. Но иного выбора у меня не было. Помню, как вошел в холл, который был темный, ничем не освещенный. Но уже в следующий миг в нем зажглось сразу несколько факелов, и вскоре я смог увидеть, как из темноты старых руин начинают появляться существа, похожие на людей и в то же время выглядевшие словно демоны из Преисподнии. Видя мою растерянность, Алоис улыбнулся. – Вот и они, мои друзья. Знакомьтесь же!Вампиры продолжали медленно выходить из тьмы. Вскоре я уже насчитал их больше десяти, затем больше двадцати. Все они были очень красивыми, почти такими же как Алоис, но при этом в каждом проглядывало нечто опасное и звериное. Не только в мужчинах (а их там было больше), но и в женщинах. Мне не доводилось прежде видеть подобных красоток с мертвенно-бледными лицами и алыми пухлыми губами, от них словно веяло пороком и соблазном. И все они, глядя на меня, усмехались и в то же время оценивающе осматривали, точно проверяя, на что я буду способен, если меня заставить. Продолжая стоять на месте, не сводя глаз с Других, я внезапно как дурак улыбнулся и сказал: «Ох, как же вас, оказывается, много!» Разумеется, все присутствующие сдержанно засмеялись, в том числе Алоис. – Не обращайте внимания, мой друг еще не привык к новой жизни, поэтому и теряется здесь. – Ну ничего, мы уж его со всеми нашими обычаями познакомим. – ответила одна из вампиресс, кокетливо улыбаясь и заправляя за ухо светлую прядь волос. – Извините, если кажусь вам сейчас смешным. – продолжил я. – Дело в том, что я действительно неделю назад не подозревал о вашем существовании. – Удивительно…. – произнесла вдруг бархатным шепотом другая королева ночи, уже брюнетка. – Такой юный, а уже умеет сдерживаться… Мне бы твою выдержку в свое время. – Простите, вы о чем? – недоуменно спросил я. – А, так ты и этого тоже еще не знаешь? – засмеялась брюнетка. – Твой друг, видимо, не посвятил тебя в нашу главную тайну…– Милица, прошу, не надо. – вмешался Алоис. – Мне достаточно было того, что я его обратил и объяснил основу нашего существования. Ведь я не планировал этого, я приезжал в их городок просто ради развлечения, я не ожидал встретить там… Такого красавца и талантливого музыканта в одном лице. – Так он еще и музыкант? Не знала. – раздался внезапно новый женский голос откуда-то из-за угла. – В нем столько разных талантов… Ты молодец, Алоис, нашел кого надо было. Таким, как ты всегда везет…Повернув голову в сторону, откуда раздался этот голос, я различил новый женский силуэт, прежде стоявший поодаль от остальных, а после… Меня словно пригвоздило к земле. Тогда я впервые увидел ту, кого впоследствии назову самой искушенной и роковой красавицей всех времен, коварную соблазнительницу и ревнивую любовницу. Я помню, как она медленно выходила на свет, а пламя факелов еще больше оттеняло ее ярко-рыжие волосы, достающие почти до пят. Это была истинно демоническая обольстительница, королева среди всех тех вампиресс. Позже на картинах прерафаэлитов я увижу женщин, похожих на нее, почти таких же порочно-сладострастных и притягательных, которые могут в одно мгновение свести любого мужчину с ума, даже если он уже не человек. Ее тонкие руки с длинными и острыми ногтями напоминали осколки льда, белая как снег кожа изящно контрастировала с ярко-алыми губами, а глаза… Я так и не определил их цвет, помню лишь, что в нем смешивались оттенки зеленого с небольшими карими вкраплениями. А когда она медленно и величественно приблизилась ко мне и впилась своим взглядом, я, сам того не понимая, прошептал ее имя. – Люция…Вампиресса удовлетворенно улыбнулась. – Превосходно. Он смог это сделать с первого раза, никому прежде такого не удавалось. Как же тонко он способен чувствовать… (коварно) Однако, думаю, у него есть не только эти таланты, но и кое-какие еще… Сейчас мы это выясним. Вампиры пришли в некоторое замешательство, один из них даже сказал: «Может, не стоит сейчас, он ведь еще не окреп…»– Стоит, не сомневайтесь. Надо же узнать, сколько в нем страсти и как далеко он может зайти. – с этими словами Люция встала в центр зала, велев всем расступиться. А дальше… Дальше и начался второй круг Дантового Ада. Оставшись одна в центре, Люция начала медленно снимать с себя одежду, и вскоре осталась в одной нижней рубашке, напоминая собой античную статую. А смотрел на нее, чувствуя, непреодолимое желание, меня всего затрясло, а по рукам прошлось острое покалывание до самих кончиков пальцев, что меня еще больше возбуждало. Я чувствовал, что она уже не столь холодная, как прежде, видел каждое очертание ее тела под легкой тканью, ощущал ее запах, не сравнимый ни с какими жалкими духами, мне хотелось его вдыхать целую вечность. Тем временем моя коварная Мессалина легонько потянула шнуровку своей сорочки, после чего та упала на пол. Из меня вырвался не то сдавленный крик, не то стон. Люция внезапно раскрыла мне объятия и шепотом произнесла: «Кристиан!» Ее голос стал чуть ниже, он еще больше подчеркивал красоту этой проклятой ведьмы. Однако я по-прежнему медлил, хотя нормально соображать тоже уже не мог. Кто-то спросил Алоиса: «Да уж… Нервы у него действительно стальные, он что, монахом прежде был, а?» Мой компаньон лишь отмахнулся. – Это пока что. Смотри лучше, что будет дальше. Королева вампиров тем временем продолжала улыбаться, а затем очень медленно провела ногтем по своему запястью, отчего на нем показалась струйка крови. Эффектно помахав рукой перед моим лицом, чаровница проговорила уже совершенно властным тоном: «Люби меня». Я сделал шаг, затем остановился. Во мне продолжали бороться два начала, но худшее, несомненно, одерживало верх. Люция по-прежнему улыбалась, но ее взгляд сделался грозным, она уже начинала злиться и была мной недовольна. – Люби меня. – повторила она. В следующую секунду я уже был рядом с ней, в нескольких сантиметрах от ее белоснежной кожи. Затем вампиресса сказала: «Держался долго, но все равно не устоял», после чего… Меня снова охватила адская страсть, в глазах завертелись красные цвета, а дальше… Теперь мне стыдно вспоминать и думать об этом, однако тогда такого понятие для меня словно не существовало. Мне нужна была лишь Люция, я смотрел в ее колдовское лицо, в ее непонятные бездонные глаза, видя в них звезды, как в стихотворении «Небесная подруга». Сдается мне, Данте Габриэль и сам когда-то имел отношения с подобным созданием, поскольку, знакомясь с его творчеством, я обнаружил значительные сходства в том, что видел и испытал сам. Жаль только, что поначалу, отдаваясь полностью соблазну, я не замечал остального, что происходило вокруг нас. Если бы я это заметил сразу, то покинул бы своих родичей значительно раньше. Ибо даже у проклятого еще есть чувство совести. По крайней мере, у меня. Дальнейший путь нечестивца (один)На следующее утро после той греховной вакханалии, когда я вновь смог ясно мыслить, моему взору предстала картина, при воспоминании которой мне до сих пор становится стыдно и отвратительно. Я обнаружил себя лежащим на полу и практически обнаженным, а возле меня находилось несколько вампиров, с которыми я еще вечером «познакомился». Одна из них, та, что была со светлыми волосами, кокетливо мне улыбнулась. В ее глазах соединились невинность и порочность, она казалась еще совсем юной. Призрачное, почти эфемерное, и в то же время чрезвычайно красивое создание, которому, однако не стоит доверять. Ее подруга, все та же темноволосая Милица внезапно усмехнулась и сказала: «Да, Люция постаралась на славу ночью, ничего не скажешь…»Первое время я не понимал значение ее слов, однако как только уловил их истинный смысл, то вновь почувствовал, как во мне поднимается злость. Они тоже это видели и еще больше улыбались – им нравилось таким образом со мной играть. Несмотря ни на что, я все же не мог причинить вред этим девушкам, поэтому сорвался на только что вошедшего Алоиса: как и в прошлый раз я накинулся на него и прижал к стене. – Что опять со мной было?! Я теперь что, не только убийца, но и развратник?! Отвечай!– Да угомонись ты наконец, проповедник чертов! – Алоис вновь оттолкнул меня под восторженные взгляды остальных. – Перестань уже быть непорочной святошей, в твоем нынешнем положении это все равно не получается. – Ты… – глухо выдавил из себя я. – Ты… ты превратил меня… А все они… Они это видели и…– Да, мы видели и были чрезвычайно довольны устроенным зрелищем. – ответила Милица. – Ты пойми, у нас подобное не считается чем-то неприличным, это вполне естественно для существ вроде нас. Ты пока просто еще не привык…– Существ… – прохрипел я. – Именно что существ, поскольку люди и то на такое не идут, хотя вы считаете себя выше их!– Да, мы выше. – ответил Алоис, выразительно на меня глядя. – А люди – они окончательно переплелись со своим так называемом Богом, в результате чего держать все в себе, подавляя свои страсти и тайные соблазны души. И разве это правильно? Нет, это лицемерие и ханжество, иначе нельзя и сказать. А мы – мы всегда честны, по крайней мере друг с другом. И для нас не считается позорным отдаваться естественным потребностям на глазах у кого-либо. Собственно, это для нас является некоей разрядкой после охоты например…Я слушал его слова, радуясь, что больше не могу краснеть от стыда. Сжав руки так, что мои ногти впились в ладони, я негромко спросил: «А где сейчас… Она?»– Кто? Люция? Ушла, но вечером непременно вернется, не переживай из-за этого, Кристиан. – ответила мне блондинка. – И пожалуйста, не обвиняй нас, словно священник в соборе, нет ничего плохого в том, что наша Королева решила немного развлечься… (еще более порочно) А пока ее нет, я могу тебе ее заменить, если хочешь. Меня просто передернуло от подобного предложения. Окинув взглядов всех собравшихся вампиров, я задал вопрос, на который в принципе не требовался ответ. – Кто же вы такие?– Мы Избранные, Кристиан. – ответил Алоис приговорным тоном. – Избранные. И ты теперь один из нас. – Но я не хочу быть таким. – Моисей тоже не хотел, однако его мнения никто не спрашивал. А у тебя был выбор в свое время…– Но я не думал, что… Боже, что происходит? Что со мной происходит?!В отчаянии я опустился на пол, сжав руками виски. Однако душевная боль превысила физическую, и вскоре я начал просто биться головой об пол, проклиная себя и всех тех, кого теперь должен называть своими сородичами. Я не получал ран от своих действий, и это еще больше меня мучило. Наконец одна из вампиресс подошла ко мне и помогла подняться на ноги. Глядя на меня, она сказала: «Послушай, не стоит так делать, это считается низостью в нашем кругу. Самобичевание – для жалких людишек, вечно замаливающих свои грехи, но не для нас. Мы – выше этого. И скоро ты тоже это поймешь. Сейчас ты можешь еще не верить, но когда в тебе проснется жажда, то уже будет не до раскаяния… Этим вечером мы все отправляемся на охоту, в том числе и твой создатель. Ты пойдешь с нами?»Снова вопрос, на который я был не в состоянии ответить нет, ибо выбора у меня не было. Мысленно выругавшись, я посмотрел на того, кто превратил мою жизнь в сплошной Ад, после чего произнес сквозь зубы: «Да, я пойду. » Раз уж начал проходить Дантовы круги – нужно дойти до самого конца. С того дня я стал одним из них, Избранным. Мои сородичи учили меня охотиться, рассказывали обо всех тайных приемах и особенностях вампиров, воспитали во мне чувство презрения ко всему, что так любят простые смертные. И кое-что у них получилось: я действительно перестал ценить жизнь человека так, как прежде: теперь я нападал уже не только в состоянии аффекта, но и сознательно, намеренно. Постепенно я и вовсе научился контролировать свою жажду и порывы, был способен долго выбирать жертву и следить за ней, не выдавая своего присутствия. И практически каждая моя атака заканчивалась успешно, что так нравилось Алоису, который в такие моменты всегда поощрительно улыбался. Другие же говорили ему: «Ты действительно нашел совершенно особенного самородка: он и красив, и талантлив, и не знает поражений. Сентиментален правда не в меру, но это все равно пройдет. Он действительно почти идеальный образец нашего рода…»Насчет моих жертв: в первое время они были разными, и женщинами, и мужчинами, но в итоге я все же понял, что наиболее привлекательными для меня являются именно девушки не старше двадцати двух лет. Вот это Алоису уже не слишком понравилось, однако здесь он не навязывал мне свое мнение, только дразнил словами из оперы Моцарта: «Мальчик резвый, кудрявый, влюбленный, и не раз женской лаской плененный…» Ведь к тому времени я уже действительно познал все грани того, что люди называют актами плотской любви…Милица была права: почти всегда подобное происходило после охоты, это действительно была некая разрядка. И хотя теперь мне отвратительно даже думать об этом, я до сих пор помню, как, окончательно опьянев от крови, садился за выставленное в холл пианино и начинал играть какую-нибудь фальшивую пародию на великих композиторов, а то и вовсе просто бил по клавишам в самых разных позах, ради забавы: в том числе верх ногами, или скрестив руки. А в это время все остальные, как правило, предавались удовольствию. Я же сдерживался до тех пор, пока не появлялась Она…Только Люция заставляла меня окончательно позабыть слова «честь» и «совесть», я находился у нее в совершенном подчинение, и мог сделать для нее такое, отчего потом мечтал разорвать себя самого на части. А это не могло продолжаться вечно, рано или поздно я бы все равно устал от роли послушного раба своей королевы. И если в первое время у меня еще недоставало для этого выдержки, то позже… Спустя примерно три года жизни с Избранными, я наконец научился не терять рассудок во время убийств и сладострастия. С каждым разом я все чаще говорил себе: «Так дальше нельзя, это переходит уже всякие границы, ты должен покончить с такой жизнью, порвать все отношения с теми выродками». И в конце концов мое более светлое начало, основанное на этих мыслях, взяло верх. Я решился покинуть вой новый дом и тех, кого ненавидел всей душой и одновременно вынужден был называть своими учителями и наставниками. Мои дальнейшие планы были еще очень туманными, однако более оставаться в том Содоме я не мог. И я ушел. Вампир уходит в дождь… (один)Как я оставил своих собратьев? Думаю, об этом можно рассказать отдельно, однако я начну с небольшого отступления. Сейчас уже широко распространено такое понятие как «Музыка дождя», однако люди, якобы придумавшие это выражение, в действительности и понятия не имеют о том, что это такое на самом деле. Чтобы по-настоящему понять дождь, на него мало смотреть, его надо слышать, как он шуршит по покрывшимся водой листьям и другим поверхностям, как его капли приземляются на землю – все по-разному, но вместе с тем – совершенно синхронно. Мне с моим нынешним слухом гораздо легче уловить эти дивные звуки и в очередной раз убедиться в том, что ничего совершеннее искусства природы в мире нет и уже не будет. Так было испокон веков и так будет продолжаться до самого последнего дня жизни. И я надеюсь, что еще не раз смогу насладиться всей той красотой, что наполняет любую чувствительную душу в определенные моменты, пускай моя душа и неотвратимо ныне повреждена. Так или иначе, дождь был напрямую связан и с тем утром, когда я наконец ушел от остальных Избранных, когда я покинул их общину порока. Это произошло перед самым рассветом, когда все они уже спали. Да, вампиры время от времени спят в течение дня, особенно если он теплый и солнечный, однако вовсе не в гробах – было бы очень неудобно постоянно таскать их за собой при перемещении с места на место, ведь далеко не все из нас всю свою вечную жизнь проводят в мрачных замках и склепах, многие предпочитают путешествовать, как я. И для меня было бы невозможным каждый раз ложиться в тот ящик, скрестив руки на груди, я всегда спал в иных позах, разве что тщательно удостоверившись, что в случая появления солнца, его лучи меня не заденут. Именно поэтому на окнах моих жилищ всегда были плотные шторы. Нет, я не отрицаю того, что некоторые из Избранных ведут себя иначе, однако они делают это, вероятнее всего, для дополнительного пафоса к своему образу, дабы еще больше подчеркнуть свое отличие от обычных людей, низших по их мнению существ. И именно такие показные действия легли в основу многочисленных романов, ведь их авторы вряд ли беспокоились о достоверности того, о чем писали. Но то, что вампиры очень часто подчеркивают свою любовь ко всему мрачному и ассоциирующемуся со смертью, является правдой. Ведь для них такого понятия как смерть фактически нет, чего не скажешь о людях, вечно боящихся того, что их будет ждать на Той стороне… И именно отсутствие данного страха вампиры называют своим наибольшим превосходством над всеми остальными существами. Возвращаясь к тому самому утру, когда я покинул Алоиса и остальных, я невольно вспоминаю едва ощутимую тревогу, поселившуюся тогда во мне. Кто-то мог бы решить, что я опасаюсь того, что совсем скоро может взойти солнце, и я окажусь в ловушке, однако на самом деле я боялся вовсе не этого. Меня куда больше пугала реакция Люции на мое исчезновение…Несмотря ни на что, я не мог с ней не попрощаться, хотя бы без слов. И потому я безмолвно встал возле ее ложа, в последний раз любуясь своей чаровницей, ее матовой кожей и огненно-рыжими волосами, падающими на пол, словно у Леди Лилит. Я не касался ее, оставаясь совершенно неподвижным, лишь смотрел в ее лицо и мысленно говорил: «Прощай же, моя демоница, моя порочная колдунья, моя Лукреция, что отравила меня опаснейшим из ядов на свете…» Во мне отчаянно начали бороться два начала: первое продолжало испытывать к этой вампирессе нечто, похожее на чувства, а второе было полно ненависти и желания отомстить этой «похотливой твари». Я злился на себя самого из-за того, что не мог никак совладать с возникшим душевным противоречием, закусил губы, сжал руки… Спустя несколько минут стало немного легче. Теперь мой уход не воспринимался мной настолько болезненно. Словно в доказательство правильности моего решения, небо внезапно заволокла небольшая туча, отдаленно похожая на часть темного плаща, после чего раздались первые звуки падающих капель. Музыка заиграла. Очень осторожно отодвинув край шторы, я посмотрел на улицу, по привычке вдыхая чистый воздух. Внезапно, неожиданно для самого себя, я сорвал растущую с той стороны стены розу, которая уже начала увядать. А в моих руках она и вовсе сделалась почти черной, символично показывая то, во что я превратился, точнее, во что меня превратили эти создания Тьмы. Мне снова захотелось им отомстить. Сжимая цветок в руке, я вновь приблизился к спящей Люции, положил розу ей на грудь, произнеся при этом губами: «Мы больше не увидимся с тобой. Неси впредь свою красоту и смерть другим. «Сразу после этого я резко повернулся и покинул дом, больше не оборачиваясь. Я долго шел куда глаза глядят, причем почти всегда прямо, не обращая внимания на усиливающийся дождь. К концу пути моя одежда насквозь промокла, однако я этого не замечал. Из моей головы по-прежнему не выходили мои сородичи. Я не боялся того, что они начнут меня искать: все-таки я имел права на независимое существование, меня официально ничто среди них не держало. Вот только… Она…Осознав, что вновь думаю о Люции, я до предела стиснул свои зубы, ощущая все более возрастающую ненависть. «Ну уж нет, моя дорогая Немезида, я не позволю тебе так меня меня мучить, не допущу торжества твоих чар над моим рассудком… Отныне я никогда не обольщусь женскими телесными прелестями, даже более того – теперь моими жертвами всегда будут становится именно похожие на тебя, такие же демонические и падшие девы. И поверь, я уничтожу их столько, сколько смогу, не одну, не десять, и даже не сотню! Это и будет моим возмездием тебе и прочим! Клянусь!»Свое слово я действительно сдержал, ведь тогда я уже был не молодым неопытным юношей, а почти зрелым мужчиной и ловким вампиром, уже хорошо знающим основные моменты охоты, выслеживания и нападения. Тем не менее, кое-какие детали романтизма во мне еще сохранялись: мне хотелось не просто убивать ради крови, а так, чтобы это приносило и душевное удовлетворение, чтобы сами последние секунды перед решающим шагом заставляли испытывать наслаждение, как было в детстве, во время катания на карусели. И вскоре я понял, как этого можно добиться. Я создал свой особенный план охоты. Почти всегда это происходило ночью или поздно вечером, особенно после дождя или перед его началом. В такие часы я всегда одевался в темную одежду и, точно тень, крался по бедным улицам окраин городов, ища одинокую фигуру возле фонаря. В те годы среди подобных жриц любви было более чем достаточно белокожих и рыжеволосых, которые так напоминали мне Люцию… Я ненавидел их. Еще до того, как, испив их кровь, видел их жизнь – я уже знал о том, какой она была, даже если когда-то эти дамочки и пели в церковном хоре или учились в пансионе. Все равно все они уже были прислужницами Дьявола, а я отправлял их души в Ад. Нападал я чаще всего со спины, зажав рот жертве рукой. Помню, как однажды какая-то из тех куртизанок ухитрилась меня укусить, после чего дернулась и смогла закричать. Ее услышали находившиеся неподалеку сторожа склада. Разумеется, они быстро прибежали в переулок и увидели весьма впечатляющую картину: как высокий человек в черном оттаскивает к стене фигуру сомнительного вида особы в вульгарном фиолетовом платье. Понимая, что мне придется убить и их, я не стал более церемониться с той шлюхой, быстро сломав ей шею. Прежде я такого не делал, однако жалость во мне не проснулась. В следующие несколько минут я разделался с незадачливыми свидетелями, но кровь их пить не стал. Вновь подойдя к бездыханному телу рыжеволосой, я скривился. Ее мне, кстати, не удалось застать врасплох: она меня увидела и, приняв за потенциального клиента, кокетливо улыбнулась со словами: «Привет, красавчик…. » Все-таки в данной ситуации моя молниеносная реакция пришлась как нельзя кстати. Уверен, будь на ее месте Люция, она бы точно также на меня посмотрела и сказала бы то же самое…Моя месть продолжалась очень долго, больше пятидесяти лет. Иногда я делал перерывы, довольствуясь сохраненными у себя запасами, однако рано или поздно все равно выходил на охоту. В случае когда в округе не было большого количества продажных красоток, я переходил и на других, однако меня все равно влекло именно к тем «дамам под фонарем», только убивая их, я не испытывал слишком сильных мук совести. Разумеется, я больше и не помышлял о том, чтобы вновь испытать любовь, тем более, настоящую, возвышенную, в которой преобладают именно чувства, а не физические желания. Но однажды все изменилось. Именно тогда, уже в 1881 году, вновь остановившись в Англии, я встретил Ее…Впервые бросив на Нее мимолетный взгляд, во время посещения выставки картин молодых художников я, уже так долго сторонящийся тесного общения с людьми, вдруг понял, что все, чего мне отныне хочется – это быть ближе к Ней, как можно чаще смотреть на Нее, наблюдать, вдыхать запах роз, которыми она всегда себя окружает и… Ждать. Того самого подходящего момента, когда можно будет… Как бы парадоксально это ни выглядело, уже в первые минуты с того, как я на Нее посмотрел, я понял, что должен буду и с Ней проделать то, что делал с другими, разве что в более смягченном варианте. Именно поэтому я и называю себя монстром, и даже Ее сочувствие и понимание вряд ли что изменят. Ибо я – само отродье Мрака, губитель чистых душ. Молодой навсегда и проклятый навеки. Примечание к частиГоворя о Леди Лилит, Кристиан имеет в виду картину прерафаэлитов, а Лукреция Борджиа – знаменитая итальянская распутница и, по слухам, отравительница. Согласие и клятва (два)Ланера проспала несколько часов. Когда девушка проснулась, был уже вечер, однако занавешенное тяжелыми шторами окно не давало увидеть изменение времени. Внезапно в комнату вошел Кристиан, в его руке был светильник. Осторожно поставив его на небольшую тумбочку возле кровати, он спросил: «Вам лучше?»– Да, слабость уже прошла. – И хорошо. Значит, утром вы сможете принять решение…Ланера удивилась. – Какое решение?– Думаю, вам и самой уже известно. – Кристиан вновь помрачнел. – Оно касается вашей дальнейшей жизни. – То есть, ты хочешь сказать, что…– Именно так. Другого выхода нет. Я давно убедился, что не смогу вас убить, я понял это еще несколько месяцев назад. В противном случае я никогда этого себе не прощу и точно покончу с собой, выйдя на солнце. Также мне казалось, что, приведя вас к себе домой, я уже не смогу отпустить вас, но все же… Если для вас так будет лучше, то… Я не стану этому препятствовать, не хочу удерживать вас силой, миледи. Я и без того грешен и обречен на вечные муки. – Подожди, то есть, ты меня отпускаешь? – художница смотрела с недоумением. – Да. – с этими словами Кристиан отвернулся. – Если вы пожелаете, то можете уйти после рассвета. – Но есть ведь и иной путь развития событий…Кристиан стремительно обернулся. – Есть. Однако я думаю, что вы никогда не согласитесь на это. Ведь для того, чтобы остаться со мной, вам придется стать тем же существом, каким являюсь я, поскольку союз вампира и человека невозможен, он не будет длиться вечно, и к тому же я в один прекрасный момент просто могу не сдержать жажду… Поэтому… Нет, нет, вы на такое не пойдете: даже самый прекрасный ангел из Рая не способен снизойти до такого самопожертвования, и я не вправе требовать этого от вас, Ланера. Впервые за все время Кристиан назвал девушку по имени, причем на последнем слове его голос дрогнул. Тронутая этими словами, юная художница спросила: «Но почему ты так уверен, что я откажусь?»– Почему? Я не наделен способностью читать мысли, однако я очень хорошо чувствую людей. Я наблюдал за вами, пока вы спали, сопоставлял увиденное в реальности с вашим прошлым и… Пришел к выводу, что такая девушка как вы никогда не станет бегать со мной по темным ночным подворотням в поисках очередной жертвы, вы слишком чисты для этого. – Значит, по-вашему, я не способна на убийство?– Этого я не могу утверждать, поскольку даже новообращенный бывший монах не в силах совладеть со своей жаждой. Если он и не будет убивать людей, то переключится на птиц, мелких зверьков и прочих низших тварей. Однако долго это не продлится, и он все равно рано или поздно нападет на человека, подобно тигру-людоеду. Нас терзает зависимость от крови, которая во много раз хуже, нежели у тех, кто испытывает пристрастие к алкоголю или наркотическим веществам. Ни один вампир за всю историю еще не смог полностью покончить со своими потребностями, будь он в прежней жизни хоть образцом добродетелей. И я – прямое тому подтверждение. На некоторое время Ланера задумалась, однако после медленно поднялась с кровати и подошла к Кристиану, беря его за руку. На сей раз он не отпрянул. – Но каким бы ты ни был и чего бы ты ни совершил, ты ведь… Испытываешь ко мне чувства? Верно?Юноша посмотрел своей избраннице в глаза.

– Да. Испытываю, причем неимоверно. Это продолжается с того самого момента, как я впервые вас удивил. Вы – тот идеал, о котором я мечтал еще с отрочества, вы – та самая, что так похожа на мою мать и одновременно с тем отличается от нее, поскольку более сильна душой… И я уже никогда не смогу вас забыть или испытывать к вам равнодушие, поскольку… Я люблю вас. И не хочу терять. Однако принуждать вас я ни к чему не стану, я и без того причинил вам определенный вред, пускай и небольшой. Поэтому… Вам будет лучше уйти. Кристиан встал и отошел к окну, где замер, словно мраморное изваяние. «Боже, сколько еще будет длиться эта мучительнейшая пытка: будь я человеком, то мое сердце бы уже не выдержало… Скорее бы настало утро, чтобы я вновь мог оказаться в одиночестве, которое скроет мою боль и тоску». Юноша не сразу заметил, что любимая снова стоит рядом с ним, положив руку ему на плечо. – А если я сама не хочу уходить? – вопрос прозвучал довольно заманчивым тоном. – Но я вам объяснил, что из себя представляет жизнь Проклятых…– Однако я не сотворю много зла, если моим наставником станет кто-то вроде тебя, ты научишь меня сдерживаться… Поверь, ты хороший учитель, Кристиан, и у тебя много опыта. И если ты действительно меня любишь, то зачем же мне тебя мучить? Ты и без того настрадался… А вместе мы сможем преодолеть все трудности. И не стоит вновь говорить о моей святости: мое решение не является самопожертвованием, я делаю это по собственному желанию, поскольку поняла, что лишь ты один меня можешь понять так, как никто другой в мире. Я знаю, что тебе нравятся мои картины, за которые люди мне обычно платили гроши; нравится, как рисую в своем саду, что другие считают чем-то вроде помешательства; нравится, когда я читаю по ночам… (приблизив к нему свое лицо) И поэтому я прошу тебя, сделай меня подобной себе, чтобы нас уже ничто не могло разлучить: ни болезнь, ни старость, ни воздействие извне. Это все, чего я хочу. Видя, что ее слов недостаточно, девушка нежно коснулась рукой лица Кристиана, отчего тот закрыл глаза. На губах вампира проступила улыбка, уже не хищническая, а настоящая, искренняя и трогательная. Забывая, что не нуждается в этом, Кристиан глубоко выдохнул, после чего привлек Ланеру ближе к себе, гладя ее волосы. – Если ты действительно этого хочешь и согласна… Я сделаю это с наступлением полуночи. – глаза юноши светились от предвкушения. – Только… Постарайся не причинить мне сильную боль, пускай это случится не так, как с твоими жертвами. То, как должно это случится, Ланера прошептала Кристиану уже на ухо, немного краснея. Музыкант и сам лукаво улыбнулся, кивая головой в знак согласия. Внезапно художница вспомнила о своей кухарке и горничной. – А что же будет с ними, когда они узнают, что я исчезла?– О, в этом нет ничего сложного: я еще вчера отправил им письмо, где говорилось, что ты отправилась в Ирландию навестить дальних родственников, к нему было прикреплено официальное заверение, чтобы не вызвать подозрений. Так что эта проблема полностью решена. (тише) Если бы все на свете было также просто…Ланера вновь обняла любимого и произнесла: «Спасибо…»– Не за что. А теперь – готовься, осталось меньше двух часов до наступления нового дня, который станет первым в твоей вечной жизни…Уголки рта девушки в очередной раз поднялись. Ланера лежала на кровати, машинально проводя рукой по ткани своего платья и глядя на узорчатый потолок. Время пролетело незаметно, и уже совсем скоро все должно было свершиться. Девушка ждала этого момента, когда все начнется… Она не чувствовала страха, только напряжение и нервное возбуждение, все ощущения в те минуты были заострившимися до предела. Прислушиваясь к каждому малейшему звуку, Ланера думала о Кристиане. Несмотря на то, что они знали друг друга всего сутки, она была готова отдать ему всю себя: и душой, и телом. Потому что Кристиан действительно был ее собственным отражением, девушка поняла это еще во время его исповеди: с незнакомым человеком никто бы не был столь откровенен, даже вампир, которому нечего терять и бояться. Наконец дверь бесшумно открылась, и на пороге возник уже знакомый силуэт. – Я готова. – проговорила Ланера, не узнавая собственного голоса. Пальцы ее рук слегка подрагивали, а лицо делалось то белым как снег, то красным, словно пион. По телу также пробегали мурашки, но она не обращала на это внимание. Уже сняв с себя верхнюю одежду, Кристиан сел рядом с ней, нежно проведя рукой по лицу возлюбленной. – Так ты любишь меня? – выдохнула девушка. – Покажи это в таком случае. Последовал поцелуй. Сперва еще сдержанный, однако затем более страстный и глубокий. С трудом прервавшись, Ланера одними губами произнесла «Я люблю тебя больше всего на свете», после чего снова припала к Кристиану. Все дальнейшее снова напоминало карусель или некий калейдоскоп, в котором все смешивалось. И Кристиан, и Ланера с трудом осознавали происходящее, полностью отдавшись чувствам. Их обоих захватило нечто необъятное и неизмеримое, то, что они не могли объяснить. Продолжая целовать девушку, на теле которой уже не осталось ни лоскутка одежды, Кристиан испытывал все возрастающее удовольствие. Он уже не различал ее стоны, слова и вздохи: просто положил головой на подушку, наклонился ближе к лицу, затем к шее и… В его сознании вновь вспыхнула коллекция красных цветов, голова пошла кругом. Юноша не сразу понял, что увлекся и уже начал медленно лишать Ланеру жизни. Только когда струйка крови побежала и по его губам на подушку, он взглянул на девушку и увидел, насколько она побледнела. Ее обескровленные губы чуть слышно шептали: «Пожалуйста, хватит… Остановись…», она в любой момент была готова потерять сознание. Кристиан мгновенно оторвался от шеи Ланеры и сделав на своем теле надрез, привлек девушку к груди. «Еще не поздно. Все должно получиться…»Это были последние мысли вампира, поскольку уже в следующий миг он сам ощутил приятную и в то же время острую боль, от которой голова закружилась еще сильнее. В одну секунду перед ним промелькнула вся жизнь, начиная с самых первых лет, а затем все вокруг поглотила темнота. Недолгое счастье (два)На небе сгущались сумерки. Возможно, скоро должен был начаться дождь, однако пока в старом парке было тихо и волшебно: вечер середины лета привлекал своей манящей и таинственной красотой. Именно в такие часы, когда жара давно спала, а воздух наполнен лишь чуть слышным шелестом листьев и насекомых, становится особенно хорошо. Так считали и Ланера с Кристианом, сидевшие возле старого фонтана в этом поистине сказочном месте. Вот уже больше месяца Ланера привыкала к своей новой жизни. Став вампиром, девушка не слишком изменилась, разве что ее лицо слегка преобразовалось, делая ее похожей на героиню готических романов начала века. Несмотря на свою потребность в крови, Ланера уже научилась себя контролировать и потому не бросалась на каждую пролетавшую птичку или зверька. Девушка самостоятельно еще никого не убила, даже не принимала участие в охоте: кровь ей приносил Кристиан из своих некоторых запасов. Однако они оба понимали, что совсем скоро Ланере придется узнать и то, как необходимо пить кровь из самого человека, а не из бокала. К счастью, до этого момента еще оставалось время, и скрипач молился, чтобы оно продлилось как можно дольше. – Здесь сейчас так хорошо, это прекрасное место. – произнесла Ланера, прижимаясь к плечу любимого. Кристиан улыбнулся в ответ и ответил: «Все верно, прежде я уже здесь бывал, однако в одиночестве, и потому не испытывал того восхищения, что чувствую теперь, находясь рядом с тобой». В этот же миг на небе зажглась особо яркая звезда. Кристиан сделал жест рукой, словно снимая ее с неба и отдавая Ланере. Нежно коснувшись лица девушки, юноша еще раз про себя отметил, как же она прекрасна. Да, Ланера заворожила его еще будучи человеком, однако теперь… Она сделалась самим Совершенством. Внезапно в кустах послышался шорох. Опасаясь, что это могут быть припозднившиеся люди, чьего присутствия Ланера может не выдержать, Кристиан взял ее за руку и тихо произнес: «Нам лучше уйти. Нет, не домой, я знаю еще одно место, где нас уже точно никто не застанет». Этим местом оказалось старое кладбище на окраине. Несмотря на показную мрачность, в нем также царили почти незримые волшебство и тайна, скрытые от любопытных глаз плющом и другими зарослями. Мраморные надгробия и памятники в виде печальных ангелов, кресты и скульптуры, одновременно скорбящие и блаженствующие… Здесь было еще тише, чем в парке и Ланера, восхищенная царящей в обители усопших атмосферой, бросилась на шею Кристиану. Через несколько минут они оба лежали на земле и улыбались. В это же время в небе взошла полная Луна, озаряя все вокруг своим холодным и гипнотическим светом. – Это… Бесподобно. – выдохнула Ланера. – Если я смогу, непременно в будущем сделаю такую же картину. – Сделаешь. – подтвердил Кристиан. – Знаешь, здесь возле могилы одной девушки когда-то росли розы, возможно, они и теперь остались. Внезапно над крестами и склепами пролетела черная птица. Сев на одно из надгробий, она повернула голову в сторону вампиров, внимательно за ними наблюдая. – Не смотри ворону в глаза. – шепнул Кристиан Ланере. – Он украдет через них твою душу, а затем улетит. – Правда?– Если верить известному нам с тобой американскому поэту, то да. – Ты имеешь в виду По?– Верно. Должен признать, я был в Штатах именно тогда, когда он прославился данным стихотворением, мне посчастливилось однажды даже увидеть его выступление на вечере, однако познакомиться мы так и не смогли. Может, это было и к лучшему. – Боже, сколько ты всего повидал… – проговорила юная художница, проводя рукой по волосам любимого. – Тебе посчастливилось родиться в самое лучшее из времен в истории, ты прошел через весь наш век, видел, как изменяются течения и направления во всех отраслях искусства и науки…– Возможно, однако науку я откровенно презираю из-за слишком большого самолюбия нынешних ученых, возомнивших себя богами мира сего. (смеясь) Да, я говорю сейчас прямо как мой наставник, поскольку и сам уже давно отношусь ко многим людям пренебрежительно из-за их пороков и самомнения. Эти существа всегда стремились к бессмертию, к Вечности, которая им не дана по одной простой причине – такие как они непременно бы окончательно изуродовали этот мир, если бы не были смертны. Ланера ничего не сказала в ответ на слова Кристиана, просто поднялась и медленно направилась к могиле, где по словам юноши когда-то цвели розы. Вскоре девушка ее нашла, однако вместо цветов увидела лишь голые и засохшие стебли. – Как жаль, они все уже мертвы…– Подожди, дай мне посмотреть. Быть может, еще не все потеряно. Наклонившись к увядшим *******, Кристиан дотронулся до них, осмотрел, а затем улыбнулся. – Вот, один еще живой, правда он еще не раскрылся…Действительно, сквозь землю все же пробивался цветок, пока что скрытый в бутоне. Это не могло не порадовать Ланеру. – Как же хорошо, что он еще жив, как только он расцветет, я непременно это зарисую. (касаясь самого памятника) А тебе тоже станет лучше, потому что ты почувствуешь, что над тобой растут самые прекрасные цветы на свете. Казалось, от этих слов изображенное на памятнике страдальческое лицо чуть просветлело. Вновь повернувшись к Кристиану и взяв его за руку, Ланера сказала: «А теперь пора возвращаться домой, скоро точно начнется дождь. » Улыбаясь, юноша взял девушку на руки и прошептал: «Обещаю, что к моменту нашего прибытия на тебя не успеет упасть ни одна капля, милая». Кристиан не солгал. Ближе к полуночи дождь уже лил как из ведра, однако оба Избранных уже находились у себя дома. Выпив два бокала крови в качестве ужина, Ланера переоделась в свое любимое белое платье и легла на кровать, приняв соблазнительную позу Венеры. В тот момент Кристиан немного пожалел о том, что сам не был художником…– Я люблю тебя, люблю больше всего на свете, как никого другого. – нежно шептал юноша, перебирая длинные волосы возлюбленной. – И хотя такие как мы практически бессмертны, я бы не раздумывая пожертвовал собой ради тебя, любимая. Можешь в этом не сомневаться. Внезапно, как гром среди ясного неба раздался чей-то голос:– Действительно, у тебя очень скоро будет возможность это продемонстрировать.

Резко обернувшись к двери, Ланера и Кристиан увидели появившихся на пороге людей. Вскоре стало понятно, что это не люди, а вампиры, те самые Другие, о которых юноша рассказывал. Всего их было около шести: четверо мужчин и две женщины. Все походили на демонов из Преисподнии из-за своей порочной красоты и хищного выражения лиц. А особенно выделялся тот, кто стоял в центре – именно он и сказал те слова. Внимательно оглядывая этого вампира, его светлые, собранные в хвост волосы и серые как старинный мрамор глаза, Ланеру посетила смутная и страшная догадка. Сам же вампир ее подтвердил своей следующей репликой:– Ну здравствуй же, Кристиан, давно не виделись с тобой, однако…Бессмертие (два)– В чем дело? Неужели ты удивлен нашему визиту? – издевательски спросил Алоис, пронзительно глядя в глаза бывшему ученику. – О, ты, видимо, не очень рад нас снова видеть, не так ли? Увы, мы не спрашиваем разрешения когда заходим, тебе это давно ведь известно…– Что вам нужно? – процедил сквозь зубы Кристиан. Теперь его лицо вновь преобразилось, отчего делало юношу похожим на остальных монстров, однако глаза по-прежнему не были исполнены ненависти, в них была сильная тревога за Ланеру. – Разве это не очевидно? – усмехнулся Алоис. – Ты, конечно же. Мы очень долго тебя искали, поскольку ты постоянно менял место проживания, однако даже твоя хитрость оказалась в итоге бессмысленной, когда ты снова вернулся в Европу. Вот уж не думал, что ты осядешь именно в Англии, в этой вечно холодной и сырой глуши, из-за которой ты в свое время и подхватил чахотку… Впрочем, мне ясен твой выбор, его причина сейчас стоит в полуметре от тебя…Недобро ухмыляясь, вампир перевел свой взгляд на растерянную Ланеру, которая от волнения то и дело поправляла складки на своем тонком платье. – Смотри-ка, как она стыдлива, вот только скромность годится лишь для жалких людишек. А она теперь уже не принадлежит к их числу…В этот же момент к Ланере подскочила одна из вампиресс, черноволосая и темноглазая. Кристиан едва на нее не бросился криком: «Не прикасайся к Ланере!», но Алоис быстро прижал его к стене. – Да она очень даже ничего. – сладким голосом произнесла вампиресса, проведя рукой по лицу и волосам оторопевшей Ланеры. – Не Люция конечно, но все же… Правда она еще чиста, явно не пила человеческой крови из убитого…– Это неудивительно, ведь ее обратил наш извечный гуманист. – скривился Алоис. – Гуманист, который едва ли не молится за души убитых им проституток, роняя над их телами сладкие слезы… И который решил жить в гордом одиночестве пятьдесят с лишним лет, бросив тех, кто дал ему вечную жизнь и новое воспитание. Вампир вновь смотрел в лицо Кристиана, уже ослабив хватку и отпустив его. – Что ты хочешь, Алоис? – решил, найдя меня, читать мне мораль, которую сам же терпеть не можешь? Это мое дело, где мне жить и с кем, вам я не сделал ничего плохого. – Это ты сам так думаешь. – ответил вампир. – Ты позабыл, что это предательство – бросить свою семью. – Семью? Да какую семью?! Семью развратников и убийц, которые должны вечно гореть в геенне огненной за свои грехи!– А я тебе с самого начала говорил, что мы не святые и не можем быть ими, поскольку мы Высшие. Мы Избранные, а потому не можем снисходить до простых смертных. Однако ты, со своими вечно сентиментальными мыслями так этого и не осознал. Ланера видела, что Кристиан был уже на грани, однако еще сдерживал себя. Уже со злостью глядя на своих сородичей, юноша сказал: «Можете обвинять меня в чем хотите и сколько вам вздумается, только у себя в жилище. А отсюда – пойдите прочь, иначе…»– Иначе что? – спросил другой вампир, рыжеволосый и крепкий. – Иначе у тебя в очередной раз сдадут нервы и ты станешь в исступлении биться об пол башкой, словно кающийся грешник?Все визитеры засмеялись. Кристиан еще больше побледнел от гнева. – Вон отсюда, я сказал! – закричал музыкант в исступлении. – Не то клянусь, я вас убью, я вас всех убью! Вы знаете, что я могу! Убирайтесь прочь!– Боюсь, что тебе с нами не потягаться. – ответил Алоис, глядя на ученика уже не с презрением, а с некоторым восхищением и сожалением. – А жаль, при твоих талантах и способностях ты легко бы мог стать главным среди вампиров. У тебя ведь было все для этого, я это понял еще тогда, когда впервые тебя увидел на том концерте, черт бы его побрал! В твоем жалком и слабом теле чахоточника таилась неимоверная духовная сила и страсть, которая смогла себя проявить после того, как я тебя обратил. До этого она присутствовала лишь в твоей игре, но ее никто не видел, кроме меня. И именно данное осознание мне всегда нравилось. – Постой, что именно ты имеешь в виду? – спросил Кристиан, несколько смягчившись. – Что именно я имею в виду? Да я любил тебя, черт возьми, любил и хотел тебя с самой первой минуты! Именно поэтому я никогда не вступал в сношения с женщинами, если ты не помнишь. Я искал твоего внимания и расположения, а чем ты мне платил за это? Даже одно слово благодарности ни разу не слетело с твоих губ, только осуждения и проклятия! Позже я окончательно понял, что ты испытываешь влечения лишь к девкам, но продолжал надеяться, что однажды ты еще поймешь и увидишь… И знаешь, я нарочно свел тебя с той ****** Люцией, потому что надеялся тем самым тебе отомстить. Но куда уж там…Казалось, Кристиан был поражен услышанным, он даже немного растерялся. – Я… Я правда не знал об этом, даже не подозревал…– Ну конечно, еще бы тебе знать! – злобно продолжил Алоис. – То ты страдал из-за убийств жалких людишек, то предавался забвению в объятиях Люции и прочих… А все из-за своей проклятой сентиментальности – именно она тебе и помешала стать тем, кем ты заслуживал, именно она тебя заставила шастать по темным углам, подобно вору, вместо того, чтобы восседать на троне из своих жертв. Ты всегда был слюнтяем, когда дело касалось людей: убивал их безжалостно и мастерски, но потом лил слезы. А теперь завел себе новую подружку и намереваешься начать с ней вить уютное гнездышко…Алоис внезапно захохотал, причем несколько истерично. Ланера поняла, что он так просто не оставит Кристиана в покое, ему нужна не просто месть, а нечто еще. – Знаешь, а ведь я даже рад, что ты тогда ушел от нас. – продолжил вампир. – Ведь благодаря этому Люция не смогла больше быть с тобой. И эта, – он указал на Ланеру, – не сможет. – Если ты ее хоть пальцем тронешь, то ты мертвец. – холодно проговорил Кристиан. Алоис вновь усмехнулся. – Забавно, я мертв уже почти четыреста лет, а мне угрожают смертью… Да, конечно, я мог бы и сам с ней расправиться, однако… Мне кажется, это не мое право. В этот момент дверь снова распахнулась, и в комнате появилась еще одна Избранная. Взглянув на ее огненно-рыжие волосы и исполненные злобой глаза, Ланера поняла, что это и есть Люция. Как и Алоис, Люция презрительно улыбнулась Кристиану, после чего перевела свой взгляд на молодую художницу. – Значит, это она и есть… Да, Кристиан, жаль мне тебя, за эти годы твои вкусы заметно ухудшились, если ты предпочел мне эту… (подойдя ближе) Да вы посмотрите, она еще такое невинное создание, что просто слов нет. Вот только… Знаешь, здесь как-то темновато, надо бы ее получше рассмотреть… На солнышке. Поняв чудовищный план Люции, Кристиан было бросился к ней, однако Алоис и еще двое схватили его за руки и накрепко прижали к стене. – Ничего, постой немножко, заодно поостынешь. – прошипел вампир. – Ведь уже совсем скоро рассвет, летом солнце восходит рано, если ты помнишь… Не бойся, тебе мы не причиним вреда, таких как ты крайне мало, и мне было бы крайне жаль губить свое собственное настолько удачное творение. Поэтому тебе придется лишь смотреть, как твоя Мечта Поэта обратится в пепел и, быть может, после этого ты сделаешь наконец правильный выбор. Идем же готовить зрелище!Алоис действительно не блефовал: уже очень скоро Люция и остальные вампиры связали Ланере руки и ноги и привязали к флюгеру на крыше, сорвав с девушки предварительно всю одежду. При этом они то и дело злобно повторяли: «Ну, не стесняйся, дорогая, здесь все свои, мы и не такие прелести видели за свою жизнь…» Сам же Кристиан мог лишь с ненавистью смотреть на это, понимая, что не сможет в одиночку справиться сразу с шестью сородичами. Он буквально пронизывал их взглядом и проклинал, однако помочь любимой был не в силах. Тем временем рассвет действительно приближался: уже совсем скоро небо на востоке начало светлеть, а после на нем появилась первая яркая полоска. Ланера в ужасе смотрела на нее, понимая, что вскоре лучи доберутся и до этой крыши. Остались лишь считанные минуты. Время шло быстро: появившееся Солнце постепенно озаряло местность, все более близкую к Ланере. Надежды на то, что оно скроется за тучами не было – небо было абсолютно чистым. Наконец первый, еще совсем тонкий лучик упал на правую руку Ланеры, отчего та почти сразу задымилась и начала обгорать. От боли девушка закричала под крики радости вампиров, находящихся в тени. И вдруг…Это было удивительным, но Кристиан каким-то образом смог вырваться, с силой оттолкнул Алоиса и остальных и бросился к любимой Он успел в последний момент освободить ее и оттолкнуть в сторону, затем на на него уже полностью упал солнечный свет. Невозможно описать, какой истошный крик сорвался с губ девушки в то мгновение. Превозмогая боль, она бросилась к Кристиану, который из-за нехватки сил уже не был способен укрыться от света и покрывался все более ужасными ранами и ожогами. Когда Ланере удалось снять его с крыши, он был уже совершенно изувечен. Сама девушка не слишком пострадала: в тени ее небольшие ранки зажили быстро. Ее пугало только состояние Кристиана.

Обожженный и окровавленный, будучи не в состоянии даже поднять руку, он мог лишь едва слышно шептать: «Ланера… подойди…» Когда девушка немного подняла ему голову, опустившись рядом на колени, Кристиан произнес: «Вот и все, теперь я действительно умираю, но умираю счастливым, поскольку смерть в твоих объятиях – величайшее счастье для меня… Я так рад, что встретил тебя… большего мне и не надо…»– Тихо, тихо, не говори больше ничего, не нужно. – Ланера, хоть и была вампиром, все же еще могла плакать. – Все еще может обойтись, ты поправишься, мы что-нибудь придумаем…– Не надо ничего придумывать, ты только… – Кристиан через силу улыбнулся. – Помни обо мне. А затем… Пускай Господь нас и рассудит, я Ему повинюсь полностью…Юноша говорил все тише, а вскоре и вовсе затих, запрокинув голову. Не веря в худшее, Ланера взглянула ему в лицо. Глаза закрылись, а само выражение стало как у покойника. Девушка помнила, что вампиры – нежить, поэтому у них не бьется сердце, однако не забыла о том, что иногда Кристиан может по привычке делать вдохи и выдохи. Теперь этого не было. В горле Ланеры словно что-то застряло. Глухо застонав, девушка упала головой на тело любимого, захлебываясь остатками своих слез. Она не видела как остальные вампиры, глядя на это зрелище уже не со злостью, а с некоторым смятением, ушли – ей было уже все равно. «Сейчас я сама снова выйду на солнце и умру, без него я не смогу жить. » – решила Ланера. Внезапно в ее памяти всплыли слова одной из вампиресс о том, что она еще чиста душой, поскольку не совершила ни одного убийства. А это значит…Дрожа от возможной спасительной догадки, девушка вновь склонилась над Кристианом. Что-то прошептав, девушка поцеловала его в губы и начала по каплям вдыхать в него свою душу, чувствуя, что все еще способна плакать – слезы падали на его безмолвное лицо. Поначалу ничего не происходило, однако затем… «Показалось или нет? Должно быть…»Внезапно Ланера почувствовала нежное прикосновение к своей руке. Не веря, девушка взглянула в лицо Кристиана: его глаза вновь сознательно на нее смотрели, а на губах проступила слабая улыбка. – Ты все-таки и в этот раз не дала мне умереть. – негромко произнес юноша, пытаясь медленно сесть. – Я еще раньше собирался тебе рассказать о том, что твоя душа может не стать проклятой, если ты спасешь чью-то жизнь с ее помощью, но… Не успел. – Да. Я сама это поняла. – все еще заплаканные глаза Ланеры светились счастьем. – Иначе и быть не могло. Новый поцелуй ненадолго прервал их разговор. ЭпилогНе так давно прошел дождь. Земля на кладбище сделалась сырой, а растущие там деревья и кусты слегка блестели в лунном свете мокрой листвой. Было прохладно, и невольно закрадывалась мысль: совсем скоро лето должно было закончиться. Однако времена года всегда возвращаются, и через несколько месяцев все снова встанет на круги своя. По крайней мере, почтивсе. Ланера и Кристиан вновь пришли сюда. Теперь юноша уже совершенно оправился от полученных на солнце увечий и выглядел даже лучше, чем в ночь их с Ланерой знакомства. Разумеется, он как всегда взял с собой скрипку – сегодня музыкант намеревался дать небольшой концерт в обители усопших. Так же, как когда-то, Ланера медленно приблизилась к известной могиле, обвитой розовым кустом, наклонилась, протянула руку, пригляделась… Да, наконец-то теперь это случилось! Долгожданный бутон на единственном выжившем стебле раскрылся. Это было немного странным, поскольку совсем недавно шел дождь, а на небе светила лишь Луна, однако девушка уже не удивлялась. Очень осторожно дотронувшись до свежего цветка, она поднесла его к своим губам, прошептав: «Это настоящее чудо… Теперь я непременно нарисую такую картину». Кристиан опустился на корточки рядом с любимой. – Я уверен, она станет самой лучшей из всех твоих работ, милая. – произнес вампир, целуя девушке руку, на которой уже несколько недель красовалось кольцо с темно-фиолетовым камнем. – А как ты ее назовешь?– «Запах роз после дождя». – ответила Ланера. – Он навеки останется в ней.