Загадочный солдат со шрамомСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Я уже упоминал, что в юном возрасте застал участников ВОВ ещё крепкими 60-летними мужчинами. По праздникам к нам в дом часто приходили фронтовые друзья дедушки, естественно, было застолье и воспоминания, а мы, малышня, тусовались около и «грели уши». Мне очень нравились рассказы после нескольких стопариков, перед песнями, когда алкоголь развязывал язык и люди были более откровенны. Было много и мистических историй, я обещал, если вспомню, рассказать и вот поимею наглость поведать фронтовую историю, рассказанную артиллеристом Львом Степановичем в 70-х годах прошлого века. Привожу рассказ от первого лица. 1) Дело было в июле 1944 года в западной Белоруссии. Моя батарея ранним утром должна была принять участие в артподготовке, предшествующей крупному наступлению. Мы заночевали в усадьбе зажиточного крестьянина с большим домом и двором. Выставили часовых, все остальные, не раздеваясь и не выпуская из рук оружия, устроились в доме. Я присмотрел хорошее местечко на полу у окна, лёг и мгновенно уснул. Вообще на войне я так уставал, что снов никогда не видел, только закроешь глаза, а уже подъём. Но в этот раз мне снился удивительный сон, будто моё сознание вышло из меня и зависло под потолком. Хоть в комнате и темно, но я всё хорошо вижу, и спящих товарищей, и себя. Вдруг дверь открывается, и в комнату заходит женщина, одетая в старинное чёрное платье. Породистые черты лица, осанка и походка выдавали в ней бывшую красавицу, да и теперь она выглядела очень ничего. «Баронесса» — почему-то подумал я. Женщина глядела на нас очень грустно, вдруг она подняла глаза на потолок, и наши взгляды встретились. В этот миг я проснулся от толчков, открыл глаза, меня тормошил солдат: «Вставай!». Хоть в комнате было темно, но я, как ни странно, хорошо разглядел его. Был он на вид лет 25, среднего телосложения, славянские черты лица, рыжеватые волосы и особая примета — через всё лицо по диагонали, от виска до нижней челюсти, разбивая нос на две половины, тянулся шрам, оставленный, казалось, страшным холодным оружием. «Смотри» — сказал солдат, указывая пальцем на окно. Я поглядел в окно, во дворе луна на мгновение осветила метнувшуюся тень, в тот же миг я с криком «Немцы!» выстрелил через окно в её сторону. Мои сослуживцы мигом проснулись, завязался бой, диверсионная группа врага была уничтожена, два диверсанта были ранены и попали в плен. По рации срочно были вызваны особисты, которые их увезли. Часовые были обнаружены убитыми (им перерезали горло). Наша батарея в точное время вышла на заданные позиции и полностью выполнила поставленную задачу. В боевой обстановке не было времени задуматься о случившемся, и только на следующий день я понял, что солдат, так вовремя разбудивший меня, у нас не служит, подразделение маленькое, и я всех знаю очень хорошо. Тогда я этому не придал значение, списав всё на сон и солдатское чутьё. Наш командир дружил с начальником особого отдела, и тот по итогам допроса диверсантов ему рассказал:— Группа перешла линию фронта с целью снять часовых, тихо убить личный состав (шомполом в ухо), взорвать боеприпасы и тем сорвать наступление. За проявленную бдительность меня наградили орденом, но ещё большей наградой стала благодарность сослуживцев. Каждый норовил меня угостить табачком, старшина охотно давал спирт, а повар подкладывал добавку. К счастью, наша батарея больше в серьёзные передряги не попадала и без больших потерь закончила войну в Восточной Германии. Вернувшись домой, я рассказал отцу, Степану Митрофановичу, об обстоятельствах, при каких я получил орден. Он очень удивился и рассказал мне свою историю времён Гражданской войны. 2) Рассказ Степана Митрофановича от первого лица. Конец лета 1919 года застал меня на северном фронте в районе Котласа, где дивизия РККА, в пехотном полку которой я служил, вела бои с частями белогвардейцев и англичан. Погода стояла довольно мерзкая, постоянно шёл мелкий моросящий дождь. Мы все мокрые и простуженные сидели в окопах и вели вялую перестрелку с противником. То утро началось как обычно: холод, сырость, редкие выстрелы. Вдруг рядом со мной в окопе оказался солдат, он с криком: «Бежим, братишка, газы!» схватил меня за руку и прямо потащил из окопа. Сработала привычка с Германской войны, я крикнул изо всех сил: «Газы!», быстро надел маску и вместе с этим бойцом пулей вылетел из окопа. «Газы, газы!» — послышались крики, люди надевали маски и начали покидать окопы, в этот миг со стороны англичан полетели снаряды, но не простые, а химические. Погода сыграла злую шутку. Ядовитый газ, прижатый к земле дождём и безветренной погодой, заволок окопы густым дымом ядовито-серого цвета, кто успел их покинуть, все выжили. Кто остался в окопе, все погибли. Англичане применили модернизированный газ на основе иприта, и обычные газовые маски Зеленского оказались неэффективны, люди умирали в страшных муках от ожогов лёгких и слизистой оболочки. Я уже упоминал, что в юном возрасте застал участников ВОВ ещё крепкими 60-летними мужчинами. По праздникам к нам в дом часто приходили фронтовые друзья дедушки, естественно, было застолье и воспоминания, а мы, малышня, тусовались около и «грели уши». Мне очень нравились рассказы после нескольких стопариков, перед песнями, когда алкоголь развязывал язык и люди были более откровенны. Было много и мистических историй, я обещал, если вспомню, рассказать и вот поимею наглость поведать фронтовую историю, рассказанную артиллеристом Львом Степановичем в 70-х годах прошлого века. Привожу рассказ от первого лица. 1) Дело было в июле 1944 года в западной Белоруссии. Моя батарея ранним утром должна была принять участие в артподготовке, предшествующей крупному наступлению. Мы заночевали в усадьбе зажиточного крестьянина с большим домом и двором. Выставили часовых, все остальные, не раздеваясь и не выпуская из рук оружия, устроились в доме. Я присмотрел хорошее местечко на полу у окна, лёг и мгновенно уснул. Вообще на войне я так уставал, что снов никогда не видел, только закроешь глаза, а уже подъём. Но в этот раз мне снился удивительный сон, будто моё сознание вышло из меня и зависло под потолком. Хоть в комнате и темно, но я всё хорошо вижу, и спящих товарищей, и себя. Вдруг дверь открывается, и в комнату заходит женщина, одетая в старинное чёрное платье. Породистые черты лица, осанка и походка выдавали в ней бывшую красавицу, да и теперь она выглядела очень ничего. «Баронесса» — почему-то подумал я. Женщина глядела на нас очень грустно, вдруг она подняла глаза на потолок, и наши взгляды встретились. В этот миг я проснулся от толчков, открыл глаза, меня тормошил солдат: «Вставай!». Хоть в комнате было темно, но я, как ни странно, хорошо разглядел его. Был он на вид лет 25, среднего телосложения, славянские черты лица, рыжеватые волосы и особая примета — через всё лицо по диагонали, от виска до нижней челюсти, разбивая нос на две половины, тянулся шрам, оставленный, казалось, страшным холодным оружием. «Смотри» — сказал солдат, указывая пальцем на окно. Я поглядел в окно, во дворе луна на мгновение осветила метнувшуюся тень, в тот же миг я с криком «Немцы!» выстрелил через окно в её сторону. Мои сослуживцы мигом проснулись, завязался бой, диверсионная группа врага была уничтожена, два диверсанта были ранены и попали в плен. По рации срочно были вызваны особисты, которые их увезли. Часовые были обнаружены убитыми (им перерезали горло). Наша батарея в точное время вышла на заданные позиции и полностью выполнила поставленную задачу. В боевой обстановке не было времени задуматься о случившемся, и только на следующий день я понял, что солдат, так вовремя разбудивший меня, у нас не служит, подразделение маленькое, и я всех знаю очень хорошо. Тогда я этому не придал значение, списав всё на сон и солдатское чутьё. Наш командир дружил с начальником особого отдела, и тот по итогам допроса диверсантов ему рассказал:— Группа перешла линию фронта с целью снять часовых, тихо убить личный состав (шомполом в ухо), взорвать боеприпасы и тем сорвать наступление. За проявленную бдительность меня наградили орденом, но ещё большей наградой стала благодарность сослуживцев. Каждый норовил меня угостить табачком, старшина охотно давал спирт, а повар подкладывал добавку. К счастью, наша батарея больше в серьёзные передряги не попадала и без больших потерь закончила войну в Восточной Германии. Вернувшись домой, я рассказал отцу, Степану Митрофановичу, об обстоятельствах, при каких я получил орден. Он очень удивился и рассказал мне свою историю времён Гражданской войны. 2) Рассказ Степана Митрофановича от первого лица. Конец лета 1919 года застал меня на северном фронте в районе Котласа, где дивизия РККА, в пехотном полку которой я служил, вела бои с частями белогвардейцев и англичан. Погода стояла довольно мерзкая, постоянно шёл мелкий моросящий дождь. Мы все мокрые и простуженные сидели в окопах и вели вялую перестрелку с противником. То утро началось как обычно: холод, сырость, редкие выстрелы. Вдруг рядом со мной в окопе оказался солдат, он с криком: «Бежим, братишка, газы!» схватил меня за руку и прямо потащил из окопа. Сработала привычка с Германской войны, я крикнул изо всех сил: «Газы!», быстро надел маску и вместе с этим бойцом пулей вылетел из окопа. «Газы, газы!» — послышались крики, люди надевали маски и начали покидать окопы, в этот миг со стороны англичан полетели снаряды, но не простые, а химические. Погода сыграла злую шутку. Ядовитый газ, прижатый к земле дождём и безветренной погодой, заволок окопы густым дымом ядовито-серого цвета, кто успел их покинуть, все выжили. Кто остался в окопе, все погибли. Англичане применили модернизированный газ на основе иприта, и обычные газовые маски Зеленского оказались неэффективны, люди умирали в страшных муках от ожогов лёгких и слизистой оболочки.

После всего произошедшего я искал этого солдата, чтобы отблагодарить, но ни среди живых, ни среди мёртвых его не обнаружил. А солдатик тот был очень приметный: на вид лет 25, среднего телосложения, славянские черты лица, рыжеватые волосы. И была особая примета — через всё лицо по диагонали, от виска до нижней челюсти, разбивая нос на две половины, тянулся шрам. Я спрашивал сослуживцев, не знают ли они такого, но в ответ те только недоумённо пожимали плечами. И ещё, как ни странно, все благодарили меня за то, что вовремя предупредил и спас от смерти. Совсем неожиданно история получила продолжение. К сожалению, и Лев Степанович, и мой дедушка давно ушли, но ещё жив сын Льва Степановича — Михаил Львович. Ему уже за 80, но он ещё держится, крепок, в уме, к тому же активный садовод. Мы понемногу поддерживаем связь. Вчера я к нему напросился на «рюмку чая», а заодно и уточнить про истории отца и деда. Мы помянули родителей, выпили за его здоровье, а когда он узнал, что я интересуюсь солдатом со шрамом, рассказал историю. 3) Рассказ Михаила Львовича от первого лица. Мне ни отец, ни дед, никогда не говорили про этого солдата. В первый раз я от отца услышал о нём у вас дома, но к тому времени, как ни странно, я уже встречался с ним. Я просто тогда не сказал об этом, так как не хотел влезать в разговор ветеранов, да и не готов был. Через несколько дней я всё рассказал отцу, он меня внимательно выслушал, а потом попросил сходить в церковь и поставить богу свечку (хотя был ярый коммунист и атеист) и не сильно распространяться об этом солдате. Но сейчас уже прошло много времени, и тебе расскажу. Был июнь 1969 года, совсем недавно прошли события на острове Даманском, и обстановка на границе с Китаем была очень накалена. Постоянная стрельба и провокации на всём протяжении от Средней Азии и до Дальнего Востока с убитыми и ранеными с обеих сторон, все ждали и боялись большой войны. Был обычный рабочий день, как ко мне подбежала секретарша: «Срочно в отдел кадров». Там майор из военкомата под роспись выдал повестку, три часа на всё про всё и сбор во дворе школы. Забирали танкистов. В то время не было сотовых, да и стационары были крайней редкостью, и многие не успели даже оповестить родных. Вечером военкоматы штурмовали заплаканные женщины с записками в руках «Не теряй, забрали в армию». Нас посадили в автобусы и отвезли на полигон, где собрали резервистов со всей области. За 24 часа были сформированы экипажи, танки подготовили и погрузили на платформы. Людей посадили в пассажирские вагоны, и эшелон пополз с Урала через всю Сибирь на Дальний Восток. Где-то на полустанке под Читой мы долго стояли, и мужики приволокли в вагон канистру самогона. Среди их выделялся приметный парень: на вид лет 25, среднего телосложения, славянские черты лица, рыжеватые волосы. И была особая примета — через всё лицо по диагонали, от виска до нижней челюсти, разбивая нос на две половины, тянулся шрам. Я ещё удивился, откуда он мог получить такую травму, но спросить постеснялся. Удивительно, но я его ни в вагоне, ни на полигоне раньше не видел, хотя других ребят знал хорошо. Наши командиры были такие же резервисты, поэтому к спиртному отнеслись лояльно, единственное поставили условия: «Госимущество не портить, без драк и чтобы утром был идеальный порядок!»Парень оказался душой компании и весь вечер сыпал шутками, анекдотами и смешными историями. Я же был мрачнее тучи, в голове вертелись мысли: «А вдруг погибну или ещё хуже — буду калекой», пил алкоголь как воду. Тогда этот парень подсел ко мне, дружески похлопал по плечу и сказал:— Не дрейфь, Мишель, сейчас войны не будет!Мне сразу стало легче, самогон ударил по мозгам, и я отрубился. Утром ко мне все подходили со славами: «Ну ты и балагур!», а когда я спрашивал о парне со шрамом, говорили: «Опять шутишь?». Я не стал педалировать тему и потихоньку сам разобрался. Никакого парня со шрамом не было, мало того, это я подбил ребят пойти за самогоном, недалеко от станции нашёл бабку, а когда она не захотела продать, что-то ей тихонько сказал. Бабка сразу заулыбалась и налила полную канистру. Весь вечер я был тамадой, задвигая тосты и нещадно юморя, так что все окружающие от смеха чуть не порвали животы. Но, рассказав очередной сальный анекдот, я вдруг неожиданно уснул. А парень-то был прав. Пока мы добрались до укрепрайона, политическая обстановка более-менее нормализовалась, и эшелон отправился домой.