Заблудшая овцаСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Вечерело. Григорий смотрел на закат, медленно подгоняя отару овец в сторону своей точки. Точкой он называл свою животноводческую стоянку посередине голой степи. Дед его был чабаном, отец его был чабаном, и Григорий стал чабаном. По молодости когда-то он работал в органах, но едва не угодил под статью, с тех пор и сидит на точке. Григорий был уже не молод, возраст приближался к пенсии. Мрачный, грубый, без особых моральных принципов мужчина жил, не утруждая себя ни чем, ведь себя то он любил. Окинув тяжелым взглядом степь, Григорий заметил на горизонте одиноко бредущую овцу. Он придержал отару и дождался пока овца подойдёт к ним поближе. Ловким движением чабан поймал овцу и внимательно осмотрел. «Меток нет, матка молодая», - удовлетворительно про себя подумал Григорий. Оглядевшись воровато по сторонам, пинками загнал ничейную овцу в свою отару. Пригнав домой, пересчитав всё, чабан забыл пометить найденную овцу, закурив сидя на крылечке, задумался о своих житейских проблемах. И в этот момент Григорий услышал рядом топот и блеяние овцы. Подняв глаза, он увидел молодую овечку, ту самую без метки. Выругавшись матом, он позвал рабочих и потребовал проверить ограждения и найти лаз, откуда выбралось животное. Двое мужчин покорно ушли, искали целый час, но лаз не нашли. А ничейная овца всё стояла возле Григория, как часовой. В какой-то момент вдали послышался гул мотора, и показалась машина. Это приехал зять Григория вместе с внуком Саналиком. Саналик любимый внук Григория. Мальчику от роду было три годика, добрый и потешный малый. Он очень любил гостить у деда на точке, тискать его баранов и ягнят. Улыбка появилась на лице старого чабана, когда из машины выбежал Саналик. Обнявшись с дедом, мальчик заметил стоявшую рядом овцу. Лицо ребёнка вдруг резко перекосилось, он закрылся ладошками и заплакал. Григорий приказал загнать овцу, кое-как успокоил внука, зашел домой и задумался. «С чего вдруг Саналик овцы испугался? Ведь всегда животных любил, и откуда она появилась без метки, и вынырнула из ограждения? Даже собаки на неё не лают и близко к ней не подходят. Дьявола тварь, может соседи подослали? Может выгнать её обратно в степь к чертовой матери?» Через час успокоившись, Григорий решил, что не стоит поддаваться панике и прочее, мясо есть мясо, раз он не воровал, оно само ему в руки пришло, то не грех и присвоить. Только жена Ноган ворчала у печки: - Доигрался, старый козел, по ходу соседка колдует, она мне в глаза говорила, что все соседи про тебя плохо думают, что присваиваешь всё, что плохо по степи гуляет. Ни бога, ни черта не боишься, совести не имеешь. Даже родному брату на операцию внучки денег зажал. В хурул не ходишь, на сайгаков охотишься, ничего не соблюдаешь… - Ты рот то закрой, кому сказал! Брату я ни чем не обязан, много их просителей развелось. А в хурул я хожу каждый год, перед новым годом, не надо тут. - Так ходишь, чтоб года себе продлить, за свою шкуру просишь. Что грехи свои тяжкие отмаливаешь? А с алтарем что сделал, который я ставила для лампадок? Сигареты свои хранить там стал, пепельницу перед иконой поставил. ***********! - Так это я не знал, что алтарь, в удобном месте ставит надо, дура! Ламу позову, всё почистит. И не ворчи мне тут, пока не получила. Ноган отвернулась и стала помешивать чай, ворча втихомолку. Григорий тяпнул пару стопок водки и улегся спать. Зять с внуком уехали, обиженная Ноган прицепилась к ним. На точке вместе с рабочими остался только сын Григория Дава. Молодой мужчина лет двадцати, он прилег в комнате отца. Стемнело до непроглядной тьмы. Как вдруг Григорий подскочил и стал кричать: - Овца! Овца! Та самая под окном стоит. Выйдите, застрелите её чертову! Дава в ужасе подскочил, посмотрел в окно, но ничего не увидел. Отец, дергая его за рукав, чуть ли не плача, умоляя, причитал: - Сыночек. Родной мой, возьми ружье, застрели гадину, под окном ходит, и ходить, цокая копытами, тварь чертова. Дава схватив ружье, бодро выскочил на улицу, походил под окном и вокруг землянки, но ничего не обнаружив, зашел обратно домой. Едва переступив порог, он замер, свет горел, но было так тихо, мертвенно тихо. Медленно шагая, он вошел в комнату отца. Тот лежал на кровати и смотрел в окно. Откашлявшись, Дава осторожно спросил: - Папа, ну ты что успокоился? Нет там никого. Паап? Но Григорий не отвечал, продолжая смотреть в окно, его лицо исказилось и вытянулось из-за открытого до невозможности рта. И только мертвый взгляд испуганных глаз, все ещё казался живым.