Заблудившаяся ЭвридикаСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Девушка приезжает в небольшой городок на медицинскую практику. Девушка с большими странностями и большими потерями внутри себя. Она уродует тело и умервщляет дух. Во время ее дежурства в больнице умирает мальчик, с которым она потом встречается на кладбище, и он рассказывает ей смысл всей ее жизни. Приносить жертвы полагалось не только добрым духам умерших. Злобные и мстительные духи умерших дурных людей не только терзались сами, но и вымещали свои страдания на живущих. По ночам эти злые духи, называемые ларвами, покидали подземный мир и преследовали тех, кого они считали своими врагами, мучая их кошмарами и страшными видениями. Римляне называли их также лемурами (страшные приведения, появляющиеся в виде скелетов или вампиров и высасывающие кровь у живых людей). В дни лемурий, праздника мертвых, который отмечался три дня или вернее три ночи (9, 11 и 13 мая), чтобы умилостивить злых духов, толпами бродящих в это время по земле, глава каждой семьи должен был совершить один и тот же древний обряд. Ровно в полночь он вставал, босиком обходил все помещения и выходил за порог. Омывшись родниковой водой, хозяин девять раз бросал через плечо, не оглядываясь, черные бобы, каждый раз повторяя: «Эти бобы я даю вам и этими бобами выкупаю себя и своих близких». Считалось, что лемуры следуют за ним и охотно поедают жертвенные бобы. Затем глава дома вновь омывался водой и, чтобы отогнать лемуров от дома, ударял одним медным тазом о другой, девять раз повторяя просьбу злым духам покинуть его жилище. Этот обряд, повторяющийся трижды без каких-либо изменений, свидетельствовал о том, что в римской религии сохранилось много первобытных магических черт. «Легенды и сказания Древней Греции и Древнего Рима», составитель Алла Александровна Нейхардт, 1987 год. «Мир отвратителен. И особенно мир в нашей голове. Ибо он, черт возьми, никак не становится действительностью!»Маленькую «темную» девочку отправили на врачебную практику в крошечный городок под названием Лимур. Необычно тихое и спокойное место, как может показаться на первый взгляд. Но именно из-за своей тишины и умиротворенности здесь царит скука, тоска и, конечно же, злые языки. Людям нечем заняться, все их интересы сведены только к тому, что они видят. И в один из солнечных осенних дней они увидели маленькую «темную» девочку. Она приехала в их город с черным чемоданом на колесиках, в черном коротком платье без рукавов, в черных лайковых перчатках до самых плеч, в черной шляпе с большими полями, на которых расположилось черное воронье перо, приколотое серебряной булавкой. Маленькая девочка вышагивала в туфлях на платформе в стиле «скала». В каждой платформе были проделаны три отверстия, через которые, словно змеи, проползали тяжелые металлические цепи, замкнутые по кругу. Ноги облегали непроницаемые черные колготки, глаза закрывали черные очки, а губы были покрыты ровным слоем черной помады. Когда подобное существо появляется даже в большом городе, оно уже привлекает к себе достаточно внимания. А уж в Лимуре это создание произвело настоящий фурор среди местных жителей. Когда девочка шла по главной и единственной улице города, люди останавливались и удивленно поднимали брови. На нее оборачивались прохожие. Они провожали девочку многозначительными непонимающими взглядами. Если бы в этот город приехала обычная девушка в джинсах, свитере и с дорожной сумкой в руках, то среди населения все равно случился бы переполох. К любому новому лицу здесь относились с подозрением, нескрываемым любопытством и даже неприязнью. Это считалось своеобразным обычаем, который было грешно нарушать, тем более нужно строго блюсти законы и заповеди, иначе ты и сам можешь стать изгоем, а подобная участь под силу далеко не каждому. Итак, маленькая «темная» девочка шла к самому последнему дому на этой улице и во всем этом маленькой гнилом городке. Она шла бойко, четко отстукивая туфлями свой уверенный шаг. Она ни на кого не оборачивалась, ее голова смотрела прямо, а глаза по-прежнему прятались за стеклами очков. Девочка никого не замечала. Шла и шла себе вперед, будто вокруг нее была пустыня, и она ничего не видела перед собой. Во дворе стояли старые белые «жигули», а рядом с ними примостилась «девятка» темно-зеленого цвета. В том же дворе каким-то чудом уцелела дряхлая лавочка, которую со всех сторон облепила местная молодежь, состоявшая из подвыпивших парней и девушек. Все они были одеты в джинсы, кроссовки или кеды, футболки и толстовки. И только незнакомка нарушала общий колорит. Девочка остановилась у крайнего подъезда, меньше чем за минуту изучила неприступный кодовый замок и вошла внутрь. Секрет был прост. Кнопки, под которыми скрывался нужный код, были затерты сильнее остальных. Ничего сложного. Пьяная молодежь проводила странную инопланетянку глазами и тут же начала бурное обсуждение увиденного, ибо ничего не меняется в жизни. Ни в твоей, ни в моей, ни, тем более, в жизни маленькой «темной» девочки. Девушка приезжает в небольшой городок на медицинскую практику. Девушка с большими странностями и большими потерями внутри себя. Она уродует тело и умервщляет дух. Во время ее дежурства в больнице умирает мальчик, с которым она потом встречается на кладбище, и он рассказывает ей смысл всей ее жизни. Приносить жертвы полагалось не только добрым духам умерших. Злобные и мстительные духи умерших дурных людей не только терзались сами, но и вымещали свои страдания на живущих. По ночам эти злые духи, называемые ларвами, покидали подземный мир и преследовали тех, кого они считали своими врагами, мучая их кошмарами и страшными видениями. Римляне называли их также лемурами (страшные приведения, появляющиеся в виде скелетов или вампиров и высасывающие кровь у живых людей). В дни лемурий, праздника мертвых, который отмечался три дня или вернее три ночи (9, 11 и 13 мая), чтобы умилостивить злых духов, толпами бродящих в это время по земле, глава каждой семьи должен был совершить один и тот же древний обряд. Ровно в полночь он вставал, босиком обходил все помещения и выходил за порог. Омывшись родниковой водой, хозяин девять раз бросал через плечо, не оглядываясь, черные бобы, каждый раз повторяя: «Эти бобы я даю вам и этими бобами выкупаю себя и своих близких». Считалось, что лемуры следуют за ним и охотно поедают жертвенные бобы. Затем глава дома вновь омывался водой и, чтобы отогнать лемуров от дома, ударял одним медным тазом о другой, девять раз повторяя просьбу злым духам покинуть его жилище. Этот обряд, повторяющийся трижды без каких-либо изменений, свидетельствовал о том, что в римской религии сохранилось много первобытных магических черт. «Легенды и сказания Древней Греции и Древнего Рима», составитель Алла Александровна Нейхардт, 1987 год. «Мир отвратителен. И особенно мир в нашей голове. Ибо он, черт возьми, никак не становится действительностью!»Маленькую «темную» девочку отправили на врачебную практику в крошечный городок под названием Лимур. Необычно тихое и спокойное место, как может показаться на первый взгляд. Но именно из-за своей тишины и умиротворенности здесь царит скука, тоска и, конечно же, злые языки. Людям нечем заняться, все их интересы сведены только к тому, что они видят. И в один из солнечных осенних дней они увидели маленькую «темную» девочку. Она приехала в их город с черным чемоданом на колесиках, в черном коротком платье без рукавов, в черных лайковых перчатках до самых плеч, в черной шляпе с большими полями, на которых расположилось черное воронье перо, приколотое серебряной булавкой. Маленькая девочка вышагивала в туфлях на платформе в стиле «скала». В каждой платформе были проделаны три отверстия, через которые, словно змеи, проползали тяжелые металлические цепи, замкнутые по кругу. Ноги облегали непроницаемые черные колготки, глаза закрывали черные очки, а губы были покрыты ровным слоем черной помады. Когда подобное существо появляется даже в большом городе, оно уже привлекает к себе достаточно внимания. А уж в Лимуре это создание произвело настоящий фурор среди местных жителей. Когда девочка шла по главной и единственной улице города, люди останавливались и удивленно поднимали брови. На нее оборачивались прохожие. Они провожали девочку многозначительными непонимающими взглядами. Если бы в этот город приехала обычная девушка в джинсах, свитере и с дорожной сумкой в руках, то среди населения все равно случился бы переполох. К любому новому лицу здесь относились с подозрением, нескрываемым любопытством и даже неприязнью. Это считалось своеобразным обычаем, который было грешно нарушать, тем более нужно строго блюсти законы и заповеди, иначе ты и сам можешь стать изгоем, а подобная участь под силу далеко не каждому. Итак, маленькая «темная» девочка шла к самому последнему дому на этой улице и во всем этом маленькой гнилом городке. Она шла бойко, четко отстукивая туфлями свой уверенный шаг. Она ни на кого не оборачивалась, ее голова смотрела прямо, а глаза по-прежнему прятались за стеклами очков. Девочка никого не замечала. Шла и шла себе вперед, будто вокруг нее была пустыня, и она ничего не видела перед собой. Во дворе стояли старые белые «жигули», а рядом с ними примостилась «девятка» темно-зеленого цвета. В том же дворе каким-то чудом уцелела дряхлая лавочка, которую со всех сторон облепила местная молодежь, состоявшая из подвыпивших парней и девушек. Все они были одеты в джинсы, кроссовки или кеды, футболки и толстовки. И только незнакомка нарушала общий колорит. Девочка остановилась у крайнего подъезда, меньше чем за минуту изучила неприступный кодовый замок и вошла внутрь. Секрет был прост. Кнопки, под которыми скрывался нужный код, были затерты сильнее остальных. Ничего сложного. Пьяная молодежь проводила странную инопланетянку глазами и тут же начала бурное обсуждение увиденного, ибо ничего не меняется в жизни. Ни в твоей, ни в моей, ни, тем более, в жизни маленькой «темной» девочки.

Она поднялась на последний этаж последнего дома в этом последнем для нее городе. Открыла замок своей квартиры, в которой ей предстояло прожить ближайшие полгода, пока длилась практика, или пока ей все это не надоест и она не решит повеситься или вскрыть себе вены. Классически кровавый конец. А если хватит смелости, то надышится хлороформом. Правда, это не слишком надежный вариант. Лучше уж газом. Но пока она лишь решила осмотреть свое жилье. Грязная квартира далеко не первой свежести. Выгоревшие желтые обои в некоторых местах совсем отклеились от стен, плитка в ванной потрескалась, а несколько кусков вообще откололось. Трубы мокли и оставляли на полу небольшие ржавые лужицы. Слив в туалете не работал, хотя огромный белый агрегат, завалившийся на одну сторону, все время громко шумел и возмущался. По идеи, он должен был играть роль сортира, но больше походил на сломанный холодильник. А вот настоящий холодильник работал как часы. Он был совсем новенький, поэтому тихо урчал, вырабатывая чистейший холод и пожирая неимоверное количество электроэнергии из розетки. Холодильник был пуст, но есть девочке не хотелось. На кухонных полках она нашла две треснувшие глиняные тарелки с голубыми цветочками по краям, согнутую вилку, вполне сносную для приготовления пищи сковородку и ножик с совершенно тупым лезвием. Кружки или хотя бы стакана не было, как не было на кухне и раковины. Вместо нее из стены ванной комнаты торчала голая труба. В помещении, служившем спальней, гостиной, столовой и всем остальным, стоял разложенный диван с полностью вытертой обивкой. Диван находился в центре комнаты, а в углу возле окна расположился высокий узкий шкаф с покосившимися дверцами. Он был похож на пьяного аиста, потому что если эту птицу напоить, то, скорее всего, выглядеть она будет именно как этот шкаф. Девочка сняла солнечные очки, под которыми оказались темно-карие глаза, окруженные абсолютно черным фоном. Девочка сходила в тату-салон, где мастер закрасил ей белок черной краской, которой обычно он наносил татуировки на кожу всем желающим. Пришлось сначала потренироваться на белках мертвых свиней, а уж затем на живом человеке. Но это, по мнению маленькой девочки, того стоило. И она не отказывалась от своего мнения, хоть и носила солнечные очки почти постоянно. Девочка сдернула с головы шляпу. Волосы она сбрила почти под ноль, поэтому сейчас была заметна только небольшая колючая щетина. Свои дьявольские глаза девочка обводила черным карандашом, а сверху растушевывала такие же черные тени. Девочка плюхнулась на диван, который жалобно заскрипел под ее телом. Она широко и беззвучно зевнула и облизнула свои остро наточенные клыки, в который раз ощущая кончиком языка их остроту. Она помнила, с какой болью дались ей такие зубки. Она не хотела ставить протезы, коронки или наращивать клыки, как сейчас стало модно. Одна ее знакомая, работающая дантистом, согласилась удалить ей нервы из обоих клыков и заточить их под острым углом. И вот уже почти три месяца маленькая девочка наслаждалась своими новыми опасными зубками. Она все еще не могла к ним привыкнуть, поэтому частенько проводила по ним кончиком языка. Девочка их едва касалась, но это мгновенное ощущение остроты доставляло ей огромное удовольствие. Как говорится, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы про суицид перестало думать. Милое создание стянуло с себя платье, небрежно бросив его на диван и оставшись в нижнем белье и колготках. Внизу живота с левой стороны был прилеплен квадратный белый пластырь размером с сигаретную пачку. Туфли она снимать не стала, а прямо так закинула ноги на несчастное ложе, которое продолжало молить о пощаде, скрипя на всевозможные голоса. Девочка сняла высокие черные перчатки, положив их рядом с платьем. По рукам сверху вниз скользили выпуклые вены, отчетливо проступавшие через тонкую кожу. Они портили еще молодые руки, превращая их в уродливые ********** палки. Кисти девушки были, пожалуй, слишком длинными и узкими для нормального человека, а пальцы неестественно изогнутыми. Возможно, столь мрачный эффект создавали длинные черные ногти, больше похожие на звериные когти. На каждом пальце девочки было надето по три-четыре кольца. Все они были серебряными, но не было ни одного хотя бы близко похожего друг на друга. Некоторые кольца были с изумрудом, агатом или рубином. Они были массивными и, как правило, соседствовали с тонкими простенькими колечками без всяких камней. Другие же кольца обвивали весь палец целиком. На одной из спирали таких колец было написано три основных слова. Albus, Ruber, Niger. Хотелось курить. Выпить бы тоже не помешало, но, чтобы раздобыть спиртное, нужно было выйти из дома и дойти до ближайшего магазина. Вернее до одного-единственного магазина в Лимуре. Девочка нехотя повернула голову в сторону большого окна, занавешенного пыльной тюлью, ставшей от времени серой и такой ветхой, что на свету она становилась похожа на паучью ловушку.

Девочка перекатилась на противоположную сторону дивана и поднялась на ноги. Она подошла к окну и аккуратно заглянула за древнюю тюль. Из окна открывался вид на заброшенное пятиэтажное здание, огороженное поломанным во многих местах железным забором. Здание было пустым. В мертвых окнах, как в глазах покойника, ни проблеска жизни. Кроме недостроенного дома из окна можно было увидеть желтое поле, покрытое выгоревшей за лето травой, овраг и железную дорогу на горизонте, по которой время от времени проезжал поезд. Он увозил людей в какой-то другой город, и они ехали туда. По своей ли воле или по принуждению, но все равно ехали. Девочка отошла от окна, отпустив тюль, которая мягко упала на свое привычное место, создав в комнате прежний седой полумрак. Маленькая девочка снова легла на диван. На этот раз она сняла туфли и колготки. Все ее ступни были покрыты ссадинами и небольшими, но глубокими порезами. Девочка отодрала пластырь от ран, скомкала его и бросила на пол. Курить хотелось по-прежнему. Она ведь вставала с дивана, нужно было заодно и сигареты из сумки достать. А теперь придется вставать еще раз только для того, чтобы сделать всего лишь пару блаженных затяжек. Ведь ей очень нужно почувствовать, как никотин разливается по телу. Это происходит не сразу. После первой порции дыма ничего не изменяется. Затягиваешься во второй раз. Начинается легкое головокружение, почти незаметное, а потом приходит настоящая эйфория, расслабление, удовольствие. Чувствуешь, как никотин проникает в кровь, ощущаешь, как он просачивается через микроскопические поры, наполняя все тело жгучим теплом. Сначала руки, затем шею, потом бежит по бокам и останавливается в пятках. А затем нужно сделать еще одну затяжку, закрыть глаза и снова ощутить, как медленная смерть уже течет по жилам и разъедает тебя изнутри. Ведь это так приятно. Даже старуха с косой сейчас стала настоящим наркотиком. Ее уже измеряют в граммах и миллилитрах, продавая маленькими дозами. Но хватает и этого. А ей не хватило. Маленькая девочка захотела еще. Больше и больше. Чтобы было больно только ей одной. Чтобы такую боль смогла испытать только она и никто другой. Маленькая девочка ни с кем не хотела делиться своими чувствами, своим мазохизмом. Это было ее личное. Девочка все-таки поднялась с дивана и достала сигареты из сумки. Закурила. Снова легла. Почему-то, сегодня она не испытала привычной легкости и чувства облегчения, возможно, даже слабой тошноты. Просто уснула, затушив сигарету о край дивана. Все равно этой мебели уже не жить. Проснулась утром. Собралась, сменив вчерашнее платье на юбку и черную блузку. Кольца не сняла, а поверх них надела тонкие кожаные перчатки, подаренные ей очень хорошим другом, который про нее ничего не знает, да и вряд ли вообще узнает когда-нибудь. Девочка вышла из дома и вновь пошла по Лимуру, направляясь в больницу. Она должна была работать палатной медсестрой. Ржавой водой, которая текла из крана ванной полуразрушенной квартиры, умыться не получилось, поэтому сейчас девочка стояла в больничном туалете, склонившись над белой раковиной, и смывала с себя остатки вчерашнего макияжа. Кожа, столь долгое время покрытая толстым слоем косметики, порядком устала и теперь была совсем бледной и имела нездоровый мертвецкий оттенок. Девочка как раз чистила зубы, захватив для этого синюю зубную щетку и пасту, когда в туалет вошла одна из постоянно работающих в больнице медсестер. - Здравствуйте. Так это вы наша практикантка? – спросила медсестра, подходя к соседней раковине. Девочка метнула быстрый и злой взгляд в сторону сумки, которую поставила на туалетную тумбочку. Под туго застегнутой молнией прятались спасительные очки, но теперь было уже поздно. - Вам нехорошо? Нездоровится? – заботливо спросила девушка, внимательно вглядываясь в лицо незнакомке, низко опустившей голову. - Нет, все в порядке. – произнесла девочка, подняв лицо и посмотрев на медсестру. – Просто в квартире, которую мне любезно предоставили, уже лет сто не меняли трубы, так что вода идет абсолютно черная. А так все нормально, не беспокойтесь. Девочка отвернулась от немного ошалевшей медсестры, взяла свою сумку и вышла из туалета. Очки надевать не стала. Слухи о маленькой девочке расползлись по городу с ужасающей скоростью. Она знала, что про нее говорят разное. И плохое и хорошее. Кто-то вообще молчит, ибо все непознанное притягивает и манит сильнее любого из семи смертных грехов. Но девочке было все равно. Даже к практике она относилась с явной прохладой. Конечно, девочка выполняла все свои обязанности, но особого энтузиазма никогда не испытывала. Для нее это была необходимость, еще одно слово «нужно». Было нужно работать, нужно вставать по утрам пять дней в неделю и ходить в эту больницу, чтобы в ведомости ставили правильные галочки в строго определенных графах. Как и всем, девочке нечем было себя занять, поэтому она начала учиться. Она не хотела сидеть дома и ничего не делать. Ей нужно было как-то отвлечься, чтобы увидеть, что в мире есть и совершенно нормальные, обычные люди, некоторые из которых даже любят свою работу, добиваются повышений и все равно продолжают идти дальше, не останавливаясь на достигнутом и возводя перед собой все новые цели. У маленькой же девочки было полное безразличие к окружающему миру. Она смотрела на людей так, как люди смотрят на стены домов и асфальт у себя под ногами. Они вроде бы видят все это, но их взгляд устремлен куда-то в неизвестность, потому что думают они совершенно о другом. Вот и маленькая девочка не думала о людях. Она воспринимала их как детали скучного интерьера. Убери их, и комната сразу станет светлее. Но кто же согласится отправиться на тот свет только ради того, чтобы какая-то «темная» девочка с острыми зубками и неправдоподобными черными глазами смогла насладиться свежим воздухом, покоем и одиночеством?День в больнице прошел незаметно. В палаты, где работала девочка, часто заглядывал медперсонал, чтобы посмотреть на невиданное чудо, приземлившееся на Землю по чистой случайности. Больные тоже косо поглядывали на более чем странную медсестру, но особых претензий не выказывали. Молодые люди и в особенности старики, конечно, пытались выяснить причину ее ужасного внешнего вида, но девочка ничего им не говорила. Считала, что это ниже ее достоинства, а может просто не хотела говорить. Сегодня у ее голосовых связок был выходной. Первый день на новом месте – день молчания. Люди обсуждали маленькую девочку потому, что она была для них тем человеком, которым они никогда не станут. Не хватит ни духу, ни смелости. Она была тем самым запретным сладким плодом, гранью, которую обычные люди с совершенно обычными взглядами на вещи не могут пересечь. На это у каждого свои причины. Кто-то боится, кто-то остановился у самого края в задумчивой нерешительности и никак не может сделать решающий шаг, сам не понимая, что ему мешает. А некоторые безумно страшатся стать заметными в толпе. Им больше по душе перемалывать кости другим, нежели самим быть объектом обсуждения. Так они защищают себя от нежелательных насмешек окружающих. Всего лишь инстинкт самосохранения, в этом нет ничего постыдного. Да и вообще не стоит расстраиваться ни из-за людей, ни из-за того, что они говорят. Ведь они все равно все умрут. Девочка всегда помнила об этом и не воспринимала чужие разговоры всерьез. Хотя люди и были для нее лишь пылью под ногами, но ей было их немного жаль. Совсем чуть-чуть, большего они не заслужили. Одному из пациентов стало плохо. Это был мальчик шести лет. Врожденный порок сердца все-таки завершил свою работу. Мальчика пытались спасти, но два часа беготни возле постели несчастного не принесли никакого проку. Ребенок умер. Маленькая девочка не принимала участия в спасении умирающего. Просто стояла напротив входа в палату, где лежал мальчик, и смотрела, как бегают врачи, делают ему уколы и говорят о смерти на своем, никому непонятном языке. Дверь в палату то открывалась, то закрывалась, в те два часа ей не было покоя, поэтому маленькая девочка могла ясно видеть мальчика, лежащего на постели. Как и все люди, он был обречен на погибель с самого рождения. Когда мальчика увезли в морг, маленькая «темная» девочка сняла белый халат и пошла домой, снова в свою старую вонючую халупу. А дома ничего не изменилось. Та же ржавая вода, капающая из крана и просачивающаяся сквозь сгнившие стенки труб. Все тот же кривой шкаф, в котором без дела пылилась треснутая пустая полка. Такой же скрипучий старый диван. Девочка тут же разделась, оставшись в черном кружевном белье. Чулки и туфли она сняла, в сотый раз отодрав от измученных ног ненавистный пластырь. Порезы не заживали, а продолжали бесконечно кровоточить, словно плохой кран в ванной. Маленькая девочка лежала на диване и выпускала дым в потолок. Уродливыми руками она гладила себя по животу и ребрам, которые мерзко выпирали из-под кожи, ничем не скрытые и не замаскированные. Девочка с чувством отвращения и содроганием где-то глубоко внутри проводила по выпирающим костям подушечками пальцев. В который раз она подумала о том, что уже пора начать нормально питаться, хотя бы один раз в день, а не тогда, когда приходишь в себя от очередного голодного обморока. Подумав об этом еще немного, девочка вытащила из пачки новую сигарету и прикурила от старой, докуренной почти до фильтра. Снова выпустила дым в потолок. Докурив и эту, девочка села на диване, потрясла головой, поднялась на слабые подкашивающиеся ноги и со всей силы притяжения рухнула на пол. Полет оказался коротким, но весьма стремительным. - *****! – выругалась маленькая девочка, держась за ободранную коленку. – ****** врод! – сказала девочка еще более зло, но с пола все-таки поднялась. С трудом, правда, но поднялась. Колено действительно сильно болело. Девочка содрала верхний слой кожи. Крови не было, но синяк должен был появиться обязательно. Болезненная синева разлившейся в толще кожи крови не заставит себя долго ждать, это уж точно. Девочка доковыляла до ванной комнаты, щелкнула выключателем, который представлял собой железную кнопку, пластиковый корпус которой давно раскрошился и канул в неизвестность мусорных куч, правящих на свалках нашей бескрайней земли. В мутное плесневое зеркало, по центру которого от самого верха и до низа проходила широкая трещина, девочка смогла увидеть свое искаженное мертвецки сине-желтое лицо и гротескно худое тело. Маленькая девочка начинала думать о том, что все больше становится похожей на одну из кукол, которых она видела в музее телесных наказаний. Это были истощенные существа с непропорциональными конечностями и чертами лица. У кого-то не было ноги, у кого-то – руки. Девочка не помнила, были ли там куклы без лиц или голов, но одно она знала точно. Ни одна из кукол не имела ни ума, ни сердца, ни души. Девочка прикоснулась к низу своего живота, где все еще был прилеплен белый квадратный пластырь. Наверное, уже пора его содрать. Маленькая девочка так и сделала. Под пластырем оказался розовый выпуклый шрам с красными прожилками. Это был рисунок розы с витиеватыми листьями и пышным бутоном. Между витками шрама были спрятаны менее заметные цифры шесть. Их было три. Как и все остальные, скомканный пластырь полетел на пол, а девочка медленно прикоснулась к своему шраму. Он еще болел, но заклеивать его было уже не нужно. Теперь оставалось продержаться только три дня, а потом будет легче. Появится надежда. Чертова всесильная надежда, умершая сотни лет назад, должна была возродиться всего лишь за три коротких дня. Но девочки эти дни показались безумно долгими. Утром она рано вставала, чтобы пойти на работу. В городе продолжали шептаться у нее за спиной, некоторые даже пытались завязать разговор и выпросить у нее как можно больше, но их отгоняли односложные ответы и резкое обрывание всякого любопытства, которое так и оставалось неудовлетворенным. Девочке было наплевать. Только три дня, и начнется самое главное. То, за чем она, собственно говоря, и охотилась все это время, почти всю свою жизнь. В самый ответственный момент судьба заставляла ждать целых трое суток. Ирония ли это была, насмешка, форменное издевательство или просто проклятие, девочка не знала. Даже думать об этом не хотела. Лишь бы поскорее прожить это время и заняться делом. За эти три дня она даже сходила в магазин и купила себе упаковку замороженных котлет, подсолнечного масла, пакет молока и пачку творога, на которой было написано 0, 2%. Придя домой, девочка пожарила котлеты, больше похожие на осколки кирпичей. Они громко шипели на сковородке, впитывая в себя масло. Девочка еле дождалась, когда котлеты, наконец, будут готовы. Она стащила сковородку с плиты и поставила ее на деревянный кухонный стол. Под крышкой дымились не прожаренные серые котлеты, из которых на дно сковородки медленно вытекал расплавленный сыр. Девочка съела сразу все. Разламывала котлеты на куски с помощью кривой вилки и тупого ножа и засовывала кроваво-сырный фарш себе в рот. Котлеты были очень горячими, поэтому девочка почти не жевала. Перетасовывала кусок котлеты у себя во рту, обжигая десны, небо и язык, а затем отправляла его в пищевод, запивая глотком холодного молока. Покончив с котлетами, девочка уставилась на пустую сковородку, покрытую подгоревшими корками и остатками масла. Ей захотелось вылизать сковородку дочиста. Соскрести канцерогенные остатки котлет, смоченные в жирном масле, и съесть все это без остатка. Но она вовремя остановилась. Поставила сковородку на плиту и закрыла ее крышкой. Быстро съела купленный творог и запила его остатками молока. Девочка вышла из кухни и легла на диван. Живот был полностью заполнен едой и теперь принял округлую форму. Во рту все горело. Девочка провела языком по небу, с которого свисали мягкие лоскуты кожи, отслоившейся от горячей пищи. Девочка соскоблила их большим пальцем, скатала в белые комочки и выкинула на пол. Небо и десны оголились, сейчас они представляли собой красную воспаленную кожу, которая болела от каждого прикосновения языком. Хорошо хоть, что во рту все заживает намного быстрее, чем на любом другом участке тела. После еды девочке было безумно плохо. Ей хотелось пойти в ванную или туалет и хорошенько проблеваться. Но ее пугала лишь одна мысль о том, что придется вставать с дивана. Девочка уже начала подумывать о том, что можно просто свеситься головой вниз и засунуть два пальца в рот. Все равно этой квартире уже ничего не страшно. Сейчас не хотелось даже курить. Девочка только и делала, что проклинала себя за купленную и, самое главное, съеденную еду. Не нужно было ходить в магазин, не нужно было ничего готовить. Она прекрасно могла бы обойтись без еды. Максимум, что можно было бы купить, так это бутылку вина и каких-нибудь фруктов, раз на то пошло. Но нет, она купила эти проклятые котлеты. Спрашивается, зачем? Чтобы сейчас лежать на вонючем диване и умирать от переедания!? Да еще и этот творог. Не нужно было его есть, как, впрочем, и молоко. Теперь все придется начинать сначала, уже в который раз…Умершего в больнице мальчика хоронили на местном кладбище, находящемся в тридцати минутах езды от Лимура. Церемония началась рано утром в воскресенье, собрав большую часть города. Родители мальчика держались за руки и молча шли вперед, хоронить своего ребенка. Вместе со всеми маленькая девочка не поехала. Она решила дождаться сумерек, а когда будет совсем темно, то придет ее второй хороший друг. Конечно, он никогда не дарил ей кожаных перчаток, он ей вообще ничего не дарил. Этот верный друг молча приходил каждый вечер и был с ней каждую ночь. Такой мрачный и страшный, что хотелось закричать от удовольствия, но каждый раз он скрывал самые громкие крики маленькой «темной» девочки, и за это она была ему безмерно благодарна. Девочка уже не могла сидеть дома, поэтому вышла из дома рано утром и направилась к заброшенному зданию, которое так часто видела из окна квартиры. Ничего интересного или примечательного ни на одном из этажей она не нашла. Повсюду валялись пустые бутылки, другой мусор и ненужный хлам. В нескольких местах на стенах были нарисованы неумелые глупые граффити. Больше ничего не было. Девочка забралась на последний этаж и села у окна. Сегодня она даже не курила. Ей нужна была свежая голова, чтобы не сбиться с мыслей. Ближе к обеду с похорон в город вернулись измученные люди. Родители мальчика выглядели старыми дряхлыми стариками, на плечи которых взвалили непосильную им ношу и теперь заставляли тащить ее неизвестно куда, да еще и хлестали по спине кнутом, чтобы те шли быстрее. Остальные выглядели не лучше. Уставшие, в дорожной пыли, они плелись за опечаленными родителями, погруженными в свое горе и потерявшими малейший смысл в жизни. Девочка подождала, пока люди исчезнут с улицы, зайдут в теплый дом, чтобы помянуть умершего мальчика. «Темная» девочка спустилась по бетонным ступеням недостроенного здания и быстро зашагала в сторону автобусной остановки. На улице уже заметно похолодало, осень приближалась с невероятной скоростью, захватывая все новые и новые территории. Дыхание холода отчетливо ощущалось на коже лица и рук. Сама природа сняла перед наступающими морозами свое зеленое летнее одеяние, обнажив уснувшие голые ветви. Высокие сапоги маленькой девочки бесшумно прошли мимо жилых домов, не обратив на себя ненужного внимания. Маленькая девочка не встретила ни одного прохожего, никто не смотрел ей в спину, все были заняты своими собственными проблемами. Автобуса пришлось ждать минут сорок, а может быть и дольше. Девочка изрядно замерзла, сначала переступая с одной ноги на другую, а затем чуть ли не прыгая вокруг остановки, чтобы окончательно не околеть. Когда злосчастный «пазик» наконец подъехал, девочка не чувствовала ни рук, ни ног. К счастью, в салоне работала старая, но мощная печка, только благодаря которой девочка смогла согреться. Пожилой угрюмый водитель всю дорогу молчал. Он смотрел на дорогу невидящим взглядом, слушая приглушенные звуки какой-то радиостанции. Из динамиков доносились незамысловатые припевы, а между ними – гнусавые голоса ведущих. Девочка была совсем не прочь такому обществу, тем более что в салоне кроме нее никого не было. - Где выходить будешь? – спросил водитель. - На кладбище. – ответила девочка. Больше водитель ничего не сказал и снова погрузился в свои бесконечные размышления. Было даже немного странно, что он никак не отреагировал на внешний вид своей пассажирки. Ему, похоже, было совершенно все равно. На кладбище девочка попала под самый вечер. Ночная темнота еще не опустилась с небес, но мрачные дымчатые сумерки уже медленно стелились по земле и заполняли собой холодный воздух. Из-за могильных оград торчали обычные деревянные кресты, иногда попадались небольшие мраморные или железные памятники, макушки которых увенчивались пластмассовыми цветами. Хоть кладбище было и не очень большим, но отыскать в сгущающихся потемках свежую могилу оказалось немного сложнее, чем ожидала девочка. Кладбище никем не охранялось, все посетители давно разошлись по домам, а проселочная дорога, по которой ездили автобусы, находилась довольно далеко, так что вряд ли кто-то увидел бы слабый свет фонарика, луч которого скользил от одной могилы к другой. Кладбище находилось в лесу. Большие столетние деревья пронзали огромными искалеченными корнями могилы покойников, выворачивали из земли памятники и надгробья, коверкали могильные холмы, подсыпаемые заботливыми и любящими родными или просто друзьями.

Девочка нашла нужную могилу. Свежий холм был завален как живыми, так и искусственными цветами. На могиле стоял крест, забитый глубоко в землю. На нем висела фотография улыбающегося мальчика в нежно-синей рубашке и радостным и ясным светом в детских глазах. Маленькая девочка опустилась на колени по левую сторону от могильного холма, поставила сумку на землю, а фонарь положила рядом с крестом так, чтобы он освещал наваленные цветы. Девочка задрала рукав плаща на левой руке, расстегнула манжету рубашки и оголила уродливую руку. Не раздумывая ни минуты, девочка впилась острыми клыками себе в запястье, чувствуя, как теплая кровь наполняет рот. Она разрывала плоть, делая рану все больше. Кровь уже капала с ее губ на землю. Тогда девочка отняла руку ото рта и положила ее на могильный холм, примяв и испачкав кровью несколько желтых гвоздик. Густая бардовая жидкость текла довольно бойко, впитываясь в кладбищенскую землю. Девочка стояла на коленях, склонив голову перед фотографией умершего мальчика. Она не помнила, сколько времени провела в такой позе, но как только на кладбище стало оглушительно тихо, и стих малейший ветерок, девочка поняла, что момент настал. Маленькая девочка открыла глаза, выпрямилась и поднялась с земли. - Я рада, что ты пришел. – сказала она, глядя умершему мальчику прямо в глаза. Они были такими же черными, как и у нее самой. Он молчал. - Я хочу попросить тебя вернуться обратно. – продолжила девочка. - Ты знаешь, что это невозможно. – проговорил мальчик. Его голос был хриплым и скрипучим, как старая дверь на ржавых петлях. Он стоял в паре метров от девочки, немного склонив голову на бок. Его руки спокойно висели вдоль туловища. В них совсем не чувствовалось жизни. - Но ты должен вернуться. Если ты еще здесь, значит, шанс все же есть. – не успокаивалась девочка. - Я скоро уйду. - Не уходи. - Почему?- Я не хочу. Сильный порыв ветра ударил по верхушкам деревьев, и затих где-то вдали. - Я все равно уйду, это от тебя не зависит. – ответил мальчик. - Ты видел своих родителей? – спросила маленькая девочка. Кивок. - Они убиты горем. – тихо сказала девочка. Мальчик улыбнулся, но его губы остались плотно сжатыми. - Все когда-нибудь умрут. И они тоже. - Но если я попрошу тебя вернуться, ты же вернешься, правда!?- Зачем тебе это нужно? – спросил мальчик. Теперь он хмурился, обходя свою могилу с противоположной от девочки стороны. – Ты лезешь туда, куда тебе лезть не стоит. - Я знаю. – все также тихо проговорила девочка. - Знаешь!? – казалось, что мальчик удивлен. Сейчас он выглядел намного взрослее, нежели при жизни. – Тогда какой во всем этом смысл?- Именно это я и хотела у тебя спросить. – ответила девочка. Кровь все еще медленно капала из ее перекушенных вен. - А ты не думала о том, что я такой же смертный, как и ты. Я ведь был человеком, откуда мне знать ответ на этот вопрос?- Я подумала, что покойники могут знать такие вещи. Мальчик остановился возле креста, на котором висело его изображение в траурной рамке. Он дотронулся до него, провел мертвыми пальцами по прозрачному стеклу, оставляя на нем блестящие капельки росы, и снова посмотрел на девочку. - Хочешь быть похожей на нас?- Да. Вы хоть что-то знаете. - Дура! – заявил мальчик и поднялся. – Ничего ты не понимаешь! Думаешь, что все, кто здесь лежат и гниют в своих дешевых гробах, наспех сколоченных каким-нибудь пьяницей, знают истину?- Тогда у кого же мне ее узнать? – осипшим голосом спросила девочка. – Если не вы, то кто?- Ты сама. – просто ответил мальчик и отошел от своей могилы, прислонившись спиной к железной ограде. – Только ты. - Как? – все также хрипло спросила девочка, подходя к мальчику все ближе. - Ты хочешь узнать слишком много. - Я прошу ничтожно мало. – парировала маленькая девочка. Теперь она стояла рядом с покойником почти вплотную, дыша в его безжизненное лицо, покрытое бело-синим туманом. - Я ничем не смогу тебе помочь. Я уже не вернусь, а если бы даже и мог, то не стал бы этого делать. - Там лучше, чем здесь?Мальчик вновь улыбнулся. - Каждый решает для себя сам. – ответил он, и его улыбка стала еще шире, оголив острые клыки. - И что же мне делать? – спросила девочка. - Жить. - А если не хочу!?- Умри. Порыв ветра поднял с кладбищенской земли опавшую гнилую листву и закружил ее над землей в бешеном танце. - Можно я тебя поцелую? – спросила девочка. - Если тебе хочется. Маленькая «темная» девочка прикоснулась губами к холодным желеобразным губам покойника. Она почувствовала вкус формалина, его едкий запах. Ткани уже начали разлагаться, не помогала даже сернистокислая соль, предотвращающая неизбежное гниение человеческого тела. Кусочки кожи вместе с серым тухлым мясом остались у девочки на губах. - Я застряла между жизнью и смертью. Я не знаю, что мне делать. - Напейся, выкури пару сигарет и забудь. Все будет хорошо. Девочке больше нечего было сказать. Теперь ее глаза были как окна недостроенного и всеми брошенного дома. Такие же пустые и мертвые. Ни капли жизни. Через неделю голое тело маленькой «темной» девочки, облепленное помойными мухами, нашли в грязной старой квартире. Девочку похоронили на кладбище города Лимура, недалеко от умершего в больнице мальчика. На ее могилу так никто и не пришел.