За науку и её процветаниеСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

На банкете у богатого мецената собрались лучшие умы мира науки, но одному из них было уделено особое внимание. Оркестр человекоподобных девушек-роботов с механической безукоризненностью славил торжество синтетики над органикой, научившись творить даже такую музыку как танго – танец страсти – благодаря программному обеспечению, способному симулировать эмоциональный накал в рамках предусмотренных рандомизатором параметров. Такие же девушки, ради спокойствия посетителей лишённые лиц, следили, чтобы ни перед одним гостем не стояли пустые блюда или пустые бокалы. Их одинаковые платья из дорогих тканей совсем недавно сошли с каталога популярного модельера, в то время как большинство гостей позволяли себе быть экстравагантно-небрежными в одежде для столь торжественного собрания. Всего в зале собралось около сорока человек, и тридцать пять из них были учёными, занимавшими не последнее место в списках лучших умов планеты. Как и большинству гениев, им были чужды официальные приёмы, за исключением тех, где присутствие могло сулить внеочередной грант от щедрого спонсора. Однако теперь, когда торжественная часть, от которой могло что-то зависеть, миновала, они расслабились и разбились на группы, обсуждая пришедшие под парами алкоголя идеи. – Слышал, ты снова совершила прорыв в нейробиологии? – спросил пожилой австриец, судя по выговору, у сидевшей рядом темноволосой девушки. – О, это нельзя назвать прорывом. Всего лишь удачно подытожила работы коллег. – И приблизила человечество к полной победе над болезнью Альцгеймера. Выпьем же за удачное подытоживание, – профессор добродушно хмыкнул и обнаружил, что в его бокале нет вина. Он хмуро перевёл взгляд на девушек-роботов, которые должны были наполнить его ещё полчаса назад. Его коллега взглянула на свой бокал столь же изумлённо. Оркестр доиграл мелодию, и по залу разнёсся тихий звон ложечки, настойчиво задевавшей края бокала. Гости подняли глаза на хозяина этого банкета – высокого блондина в старомодном костюме, почти весь вечер молча сидевшего в тени. Он не имел отношения к науке лично, но был известен всем как спонсор с удивительным чутьём именно на те идеи, которые, при всей своей необычности, годы спустя получали глобальный успех. – Мои дорогие друзья, – его голос звучал низко и спокойно, но при этом достаточно громко, чтобы услышали все. – Мне приятно называть вас друзьями, как должно быть приятно считать вас таковыми любому из людей. Ведь именно вы приближаете наше общество к процветающей утопии, намного более совершенной, чем фантазии ваших далёких предков. Роботы-слуги синхронно сошли из выделенных им ниш с широкими подносами, на которых стояли наполненные бокалы, и позаботились о том, чтобы ни один гость не остался без своей порции особого напитка. Густого, темно-красного, с металлическим запахом, вызывавшим у большинства людей неприятные ассоциации. Хозяин продолжал говорить, и собрание учёных рассматривало это странное подношение молча. – Я хотел бы представить вам вашего коллегу Генриха Риттерхофа, – он указал взглядом на молодого учёного, который всё это время просидел в одиночестве за столиком в углу, разглядывая кибер-оркестр и усердно делая вид, что он не имеет отношения к этому собранию. Почувствовав обращённое на него внимание, он поднял голову, приоткрыв смуглое лицо, скрытое тёмными кудрями. – То, что вы сейчас держите в руках, – не только его успех, но и будущее для множества людей, регулярно нуждающихся в том, чтобы… – говоривший сделал паузу, и те, кто сидели ближе к нему, заметили улыбку в уголках его бледных губ, – получить порцию донорской крови. Некоторые из гостей вопросительно переглянулись, большинство других поддержали шутку. – Человечество достигло огромных успехов в наномедицине и выращивании синтетических органов, но до сих пор ещё никому не удавалось научить синтезатор материи воспроизводить живые плоть и кровь, – хозяин банкета поднял перед собой высокий бокал, где была та же густая бордовая жидкость, и покрутил в ладони, удовлетворённо рассматривая, как от малейших движений пальцев крошечные волны ударялись о стеклянные стенки, оставляя алые разводы. – Эта кровь никогда не проходила через сердце живого человека. Никому не пришлось терпеть… неудобства, чтобы поделиться ей с нами. Она создана машиной – и она… совершенна. И в том, чтобы выпить эту кровь, нет ни капли греха. Равно как не будет снисхождения к убийству в том, чтобы есть синтетическое мясо. На этот раз присутствующие рассмеялись охотнее. Генрих опустил взгляд на поставленный перед ним бокал и закусил губу. Кровь была настоящей, и её вид и запах всегда вызывали у него неприятное головокружение. И этот запах напомнил ему, как он впервые встретился с хозяином банкета в обстоятельствах очень далёких от науки. Йозеф Розенберг нашёл Генриха на самом дне, когда ему было тринадцать. Побег из-под родительского крыла привёл его на другой конец Евросоюза, бросив в дурной компании без денег и документов. На банкете у богатого мецената собрались лучшие умы мира науки, но одному из них было уделено особое внимание. Оркестр человекоподобных девушек-роботов с механической безукоризненностью славил торжество синтетики над органикой, научившись творить даже такую музыку как танго – танец страсти – благодаря программному обеспечению, способному симулировать эмоциональный накал в рамках предусмотренных рандомизатором параметров. Такие же девушки, ради спокойствия посетителей лишённые лиц, следили, чтобы ни перед одним гостем не стояли пустые блюда или пустые бокалы. Их одинаковые платья из дорогих тканей совсем недавно сошли с каталога популярного модельера, в то время как большинство гостей позволяли себе быть экстравагантно-небрежными в одежде для столь торжественного собрания. Всего в зале собралось около сорока человек, и тридцать пять из них были учёными, занимавшими не последнее место в списках лучших умов планеты. Как и большинству гениев, им были чужды официальные приёмы, за исключением тех, где присутствие могло сулить внеочередной грант от щедрого спонсора. Однако теперь, когда торжественная часть, от которой могло что-то зависеть, миновала, они расслабились и разбились на группы, обсуждая пришедшие под парами алкоголя идеи. – Слышал, ты снова совершила прорыв в нейробиологии? – спросил пожилой австриец, судя по выговору, у сидевшей рядом темноволосой девушки. – О, это нельзя назвать прорывом. Всего лишь удачно подытожила работы коллег. – И приблизила человечество к полной победе над болезнью Альцгеймера. Выпьем же за удачное подытоживание, – профессор добродушно хмыкнул и обнаружил, что в его бокале нет вина. Он хмуро перевёл взгляд на девушек-роботов, которые должны были наполнить его ещё полчаса назад. Его коллега взглянула на свой бокал столь же изумлённо. Оркестр доиграл мелодию, и по залу разнёсся тихий звон ложечки, настойчиво задевавшей края бокала. Гости подняли глаза на хозяина этого банкета – высокого блондина в старомодном костюме, почти весь вечер молча сидевшего в тени. Он не имел отношения к науке лично, но был известен всем как спонсор с удивительным чутьём именно на те идеи, которые, при всей своей необычности, годы спустя получали глобальный успех. – Мои дорогие друзья, – его голос звучал низко и спокойно, но при этом достаточно громко, чтобы услышали все. – Мне приятно называть вас друзьями, как должно быть приятно считать вас таковыми любому из людей. Ведь именно вы приближаете наше общество к процветающей утопии, намного более совершенной, чем фантазии ваших далёких предков. Роботы-слуги синхронно сошли из выделенных им ниш с широкими подносами, на которых стояли наполненные бокалы, и позаботились о том, чтобы ни один гость не остался без своей порции особого напитка. Густого, темно-красного, с металлическим запахом, вызывавшим у большинства людей неприятные ассоциации. Хозяин продолжал говорить, и собрание учёных рассматривало это странное подношение молча. – Я хотел бы представить вам вашего коллегу Генриха Риттерхофа, – он указал взглядом на молодого учёного, который всё это время просидел в одиночестве за столиком в углу, разглядывая кибер-оркестр и усердно делая вид, что он не имеет отношения к этому собранию. Почувствовав обращённое на него внимание, он поднял голову, приоткрыв смуглое лицо, скрытое тёмными кудрями. – То, что вы сейчас держите в руках, – не только его успех, но и будущее для множества людей, регулярно нуждающихся в том, чтобы… – говоривший сделал паузу, и те, кто сидели ближе к нему, заметили улыбку в уголках его бледных губ, – получить порцию донорской крови. Некоторые из гостей вопросительно переглянулись, большинство других поддержали шутку. – Человечество достигло огромных успехов в наномедицине и выращивании синтетических органов, но до сих пор ещё никому не удавалось научить синтезатор материи воспроизводить живые плоть и кровь, – хозяин банкета поднял перед собой высокий бокал, где была та же густая бордовая жидкость, и покрутил в ладони, удовлетворённо рассматривая, как от малейших движений пальцев крошечные волны ударялись о стеклянные стенки, оставляя алые разводы. – Эта кровь никогда не проходила через сердце живого человека. Никому не пришлось терпеть… неудобства, чтобы поделиться ей с нами. Она создана машиной – и она… совершенна. И в том, чтобы выпить эту кровь, нет ни капли греха. Равно как не будет снисхождения к убийству в том, чтобы есть синтетическое мясо. На этот раз присутствующие рассмеялись охотнее. Генрих опустил взгляд на поставленный перед ним бокал и закусил губу. Кровь была настоящей, и её вид и запах всегда вызывали у него неприятное головокружение. И этот запах напомнил ему, как он впервые встретился с хозяином банкета в обстоятельствах очень далёких от науки. Йозеф Розенберг нашёл Генриха на самом дне, когда ему было тринадцать. Побег из-под родительского крыла привёл его на другой конец Евросоюза, бросив в дурной компании без денег и документов. Он почти не помнил, чем жил тогда, – лишь сильные и неестественно холодные руки, скрытое тенью лицо, обрамлённое серебристыми в лунном свете волосами, и город, который проносился где-то внизу и скоро исчез вдали. Наутро он проснулся в родительской постели со множеством вопросов и парой маленьких, но глубоких ранок на правом запястье. Тогда впервые в жизни юный Генрих обнаружил в себе волю и настойчивость – во что бы то ни стало узнать, кем был этот господин. Позабыв о покое, равно как и манивших когда-то наркотиках, он пытался что-то узнать у родителей, но у тех был слишком большой запас отговорок, чтобы добиться чего-то большего чем «друг семьи». Тогда он стал ждать, тщательно всматриваясь во все силуэты, проходившие мимо в ночи. И в одну из таких ночей он всё же привлёк к себе внимание. Его схватили весьма старомодным способом – надев на голову чёрный пакет и бросив на заднее сидение автомобиля. Он не сопротивлялся, отчего-то уверенный, что за ним пришли именно те, кого он искал. Когда пакет сняли, перед ним был Розенберг – и лишь таким он мог видеть его и до сегодняшнего дня: прячущимся в тени, освещённым лишь тусклым пламенем свечей, мрачным и загадочным. Однако даже в полумраке он видел в его глазах этот странный нечеловеческий блеск. Они были не одни – за спиной своего «спасителя» Генрих разглядел ещё два тёмных силуэта. Один из них явно был женским, судя по выхваченному светом декольте и блеску жемчужных бус. Обведя взглядом помещение, Генрих увидел ещё несколько фигур, безмолвно застывших, источавших осязаемое недовольство его присутствием. – Зачем ты меня искал? – скучающе спросил Розенберг. – Кто ты? Почему помог мне? – озвучил Генрих свой главный вопрос. – Мне нравится помогать родственникам. Иногда. Когда ваши… проблемы подводят вас слишком близко к черте и требуется вмешательство. – Это ваш родственник? – удивлённо спросила стоявшая позади него женщина. – Да, – протянул Розенберг с ноткой брезгливости. – Межрасовые браки сотворили с моей семьёй… удивительные изменения за последние двести лет. – Ты не ответил. Кто ты? – Генрих нахмурился, почувствовав в голове туман, явно неспроста пытавшийся сбить его с мысли. – Йозеф Аберфорт Винсент Розенберг. Дальний родственник, – незнакомец взял его пальцами за подбородок, и по телу пробежала дрожь от прикосновения мертвенно холодной кожи. – Очень… очень дальний. А ты, я вижу, крепкого ума, Генрих, – Розенберг улыбнулся, и в пламени свечей блеснули его зубы. Юный Риттерхоф тут же вспомнил о странных ранках на запястье, след которых до сих пор не сошёл полностью, и скоро сложил факты. – Ты… ты вампир, верно? – спросил Генрих и глупо рассмеялся, пытаясь скрыть подкативший к горлу суеверный страх от вида нечеловечески острых клыков. – Ну что ты. Вампиров не существует, – загадочный родственник рассмеялся следом, и с ним засмеялись все собравшиеся. – Это ненаучно!– Да, конечно. – Такой чудной! Ещё скажи, что я умею с огромной скоростью летать по воздуху и читать мысли! Нелепость. – Но ведь именно этим ты и занимаешься, – Генрих издал очередной смешок, после которого все прочие затихли. – А ещё ты – первый муж моей пра-пра-прабабушки Хельги. Точно он. Я видел твоё старое фото. – Обычно вампиры не получаются на фото. – Тогда ты не был вампиром! А потом стал и… всё совершенно логично!– А теперь я повторю свой вопрос. Зачем ты меня искал?Тут отличный план Генриха дал осечку, так как он сам ни разу не задавался этим вопросом. Он просто искал, жаждал узнать ответы на свои вопросы во что бы то ни стало и не задумывался, что произойдёт после. Ему претило высказывать таинственному родственнику банальную благодарность – он чувствовал, что подобное будет совершенно неуместно здесь и сейчас. И столь же неуместными казались любые вопросы о его нечеловеческой сути. – Ты надеялся, что я отвечу тебе на какие-то вопросы, которых ты сам не способен задать. Дам тебе смысл жизни, – Розенберг снова рассмеялся и покачал головой, затем вдруг посерьёзнел и наклонился к Генриху совсем близко. – Скажи, ты бы хотел стать бессмертным?По другим собравшимся вампирам пробежал недовольный шёпот, но Йозеф резко поднял руку вверх, велев им замолчать. Генрих нервно сглотнул, но животный страх скоро отступил перед доводами рассудка. Он хотел. Всегда хотел стать частью чего-то большего и, вероятно, более долговечного, чем привычная ему реальность, полная мимолётных радостей, вкус которых никогда не казался ему достаточным, чтобы искать их снова. И сам Йозеф, и предлагаемая им вечная жизнь, казались ключом к бесконечным возможностям, о которых он не мог и помыслить. – Что ж, тогда ты должен знать, что мы не берём в семью кого попало, – продолжил Розенберг, хотя ответ даже не был озвучен. – Но ведь вы уже мой родственник, – с сомнением напомнил Генрих.

– Мой клан связан кровными узами другого порядка, и не притворяйся, что не понимаешь, о чём я. И мы принимаем только тех, кто может принести пользу. Капиталом. Землёй. Талантами и достижениями, – Розенберг поднялся из кресла и выпрямился во весь рост, сделав шаг в сторону тех, кто скрывался в тени. – Ты был достаточно настойчив, чтобы привлечь наше внимание, – подала голос женщина, стоявшая подле него. – Но в остальном – ты недостойное нашего общества ничтожество. – Не нужно так грубо, Адель. Он ещё молод, и его настойчивость может сослужить нам службу. – Я должен пройти какое-то испытание, так? – Генрих повернулся к ним. – Ты должен сделать что-то полезное для клана, – Йозеф медленными шагами обошёл его стул. – Тогда мы примем тебя – все мы. И в твоих интересах достичь успеха до того, как годы жизни превратят тебя в жалкого дряхлого старика. Загадочный родственник верно прочитал его характер. После того как Генрих проснулся на следующее утро в своей постели, от былого разброда в мыслях не осталось и следа. Перед ним была цель, и, чтобы достичь ее, он готов был сделать ставку величиною в собственную жизнь – Генрих посвятил себя науке. Окончив университет, он занялся поисками формулы, которая воплотила бы в жизнь идею, посетившую его мозг после второй встречи с Розенбергом – гениальную в своей простоте. Тот предоставил ему возможности, и Генрих трудился почти без отдыха, стремясь скорее найти решение. Он хотел успеть сделать это, пока был ещё молод. И он преуспел. – За науку и ее процветание!Клан Розенберга получил монополию на синтетическую кровь, оказавшуюся пригодным и более вкусным заменителем, чем кровь животных. Цель была достигнута, и всё это внимание на торжественном банкете было лишь прелюдией – он был уверен в этом. После непременно должно было поступить приглашение – торжественное и более приватное, но пока…Генрих ещё раз взглянул на кровь, а затем на гостей, почти единодушно притворявшихся, что они сделали глоток во время тоста. Запах отталкивал и отбивал аппетит, но он говорил себе, что это проверка перед тем, как получить бессмертие и больше никогда не пить ничего другого. Он об этом почти не жалел – элитные блюда нисколько не разбудили его вкуса к еде, а от алкоголя его по старой памяти воротило ещё больше. Он поднял бокал, но прежде чем успел соприкоснуться с ним краешком губ бледная ладонь накрыла его. Он поднял глаза – Розенберг бесшумно возник рядом, в то время как гости продолжали смотреть на его почти неподвижную проекцию в другом конце зала. – Нельзя пить кровь с таким лицом, герр Риттерхоф, – шепнул он на ухо с притворной досадой. – Им простительно, а вот вам… – ледяное дыхание коснулось шеи молодого учёного, – стоит немного подождать.