Я одна совсем останусь…Страшные рассказы, мистические истории, страшилки

Случилось это лет двенадцать назад. Я тогда работала в милиции. В тот день у меня было дежурство третьим, «запасным» следователем. То есть две группы активно работают, а я на всякий случай. Заходит в кабинет дежурный, приводит двух симпатичных парней — оперативники из ГорУВД. Они только что сделали «закуп» — надо ехать всех оформлять. Закуп — это когда на руки человеку выдаются меченные специальной краской деньги, он по заданию оперативников покупает наркотики, а продавца потом берут с поличным. Даже если эти купюры у него не найдут, стоит посветить на руки — частички краски все равно там будут. Пожалуйста — сбыт наркотиков готов. Парни почему-то косились на меня с явным недовольством. И чего им не нравится, недоумевала я. Очень даже ничего себе блондинка. — Мы просили мужика нам дать, — пояснил один из оперативников. — А нету. — Жаль, проще бы было. Ну, начнем? Я Андрей, это — Коля. Собирайся, поехали на дом к торговке, брать будем. Обыск еще нужен. Информатор сказал, там наркоты немерено. Ты ничего не бойся, главное, все будет в порядке. А кстати, ты на «Славянский» рынок ходишь? — неожиданно закончил он. — Н-нет… — недоуменно сказала я. И совсем уж глупо добавила:— Я ведь не замужем. По моим тогдашним понятиям ходить на продуктовый оптовый рынок могли исключительно дамы, обремененные мужем и семейством. Опера захихикали. — Ну, это поправимо, — утешил Андрюха. — А что на «Славянском» не была — хорошо. Значит, ее раньше не видела. Она там трется все время, людей своим видом пугает, к женщинам пристает — порча там, приворот, сглаз — на любой вкус! Ты, главное, ее не слушай, она сейчас такое нести будет! Не все мужики выдерживают…— Кто? Наша сбытчица?— Нет, мама ее, — пояснил Коля. По дороге они ввели меня в курс дела. Сбытчицу звали Капитолина, занимается она этим делом не так давно — переняла эстафету от родного брата Геннадия, который уже полгода отдыхает на зоне. За тот же самый сбыт. И брат, и сестра — конченые наркоманы. Мама их — старуха совершенно нечеловеческого вида, страшная, как смертный грех. Считается местной ведьмой, по части наведения порчи, всевозможных гаданий — только плати да уши развешивай. Живут они в неблагополучном районе частной застройки, где селятся в основном цыганские семьи. Не те, что живут в трехэтажных коттеджах, а попроще. Сама старуха наркоту не употребляет — как человек старой закалки предпочитает спиртягу. И самое страшное — был и в этой семейке лучик света. Сын Капитолины Ваня. Да разве тут убережешься, сами подумайте. Три месяца назад умер мальчишка от передозировки, семнадцати лет от роду. Ну, приехали мы. Частный небольшой домик. Запущение страшное, грязь и убожество. Капитолина всех матом кроет, старуха эта жуткая шаманит, руками машет, беззубым ртом проклятья сыплет. Хорошо, что к тому времени я уж поработала и умела броню включать, зря опера за меня опасались. Осмотрелась я. При всей убогости обстановки — на окнах гераньки в огромных вазонах, беленькие, чистенькие. Даже такой блондинке как я несоответствие это глаз режет. Покопался Коля в вазонах, нашел кое-что нехорошее, но мало. Информатор говорил — намного больше должно быть. Бабка искать мешает страшно, проклинает всех, трясет перед оперативниками своими обносками с криком: «На! Ищи! В трусах у меня еще не смотрел, во.. !»И еще одно яркое пятно в комнате — в углу висит в рамке фотография молодого улыбчивого паренька со светлыми глазами. Самый большой формат из тех, что в «Кодаке» печатают. Внук Ваня, должно быть. Перед портретом столик, свечка стоит, незажжённая, правда. Андрей сделал шаг к портрету. Подлетела бабка: «Не смей! (ну, все ее выражения я приводить не буду, забанят сразу). Вы, менты позорные, хоть святое не трогайте! Это Ванечкин поминальный уголок, люди добрые приходят, денежку на помин души кладут… А ты, зараза лезешь! Не смей!» — взвизгнула бабка. И тут что-то с ней случилось. Прямо перед «поминальным уголком», на наших глазах она начала корчиться, тело выгибалось дугой, зубы и веки стиснуты, на губах красная пена. И она полустонет-полурычит утробным — чужим! — голосом. А мы стоим как зачарованные, ни слова не можем произнести и лишь глядим во все глаза. Сколько этот морок был — не знаю, но все же как-то разом очнулись. Бабка как будто затихла, эксперт, который тоже был с нами, наклонился к ней, потряс за плечо, но она вновь начала метаться, корчиться и рычать жутким голосом. Кстати, собаки с соседских дворов стали выть, лето, двери были открыты, так что звуковой фон был тот еще!Я достаточно наслушалась ее, находясь в комнате, так что могу поклясться — не своим голосом она рычала. У нее голос старческий, дребезжащий, высокий. А тут как будто из нутра ее мужик огромный басом говорит. Видела я такое первый, и искренне надеюсь, последний раз в жизни. Вызвали «скорую». Молодой врач какое-то время стоял над бесноватой в оцепенении, с заметно бледным лицом. Случилось это лет двенадцать назад. Я тогда работала в милиции. В тот день у меня было дежурство третьим, «запасным» следователем. То есть две группы активно работают, а я на всякий случай. Заходит в кабинет дежурный, приводит двух симпатичных парней — оперативники из ГорУВД. Они только что сделали «закуп» — надо ехать всех оформлять. Закуп — это когда на руки человеку выдаются меченные специальной краской деньги, он по заданию оперативников покупает наркотики, а продавца потом берут с поличным. Даже если эти купюры у него не найдут, стоит посветить на руки — частички краски все равно там будут. Пожалуйста — сбыт наркотиков готов. Парни почему-то косились на меня с явным недовольством. И чего им не нравится, недоумевала я. Очень даже ничего себе блондинка. — Мы просили мужика нам дать, — пояснил один из оперативников. — А нету. — Жаль, проще бы было. Ну, начнем? Я Андрей, это — Коля. Собирайся, поехали на дом к торговке, брать будем. Обыск еще нужен. Информатор сказал, там наркоты немерено. Ты ничего не бойся, главное, все будет в порядке. А кстати, ты на «Славянский» рынок ходишь? — неожиданно закончил он. — Н-нет… — недоуменно сказала я. И совсем уж глупо добавила:— Я ведь не замужем. По моим тогдашним понятиям ходить на продуктовый оптовый рынок могли исключительно дамы, обремененные мужем и семейством. Опера захихикали. — Ну, это поправимо, — утешил Андрюха. — А что на «Славянском» не была — хорошо. Значит, ее раньше не видела. Она там трется все время, людей своим видом пугает, к женщинам пристает — порча там, приворот, сглаз — на любой вкус! Ты, главное, ее не слушай, она сейчас такое нести будет! Не все мужики выдерживают…— Кто? Наша сбытчица?— Нет, мама ее, — пояснил Коля. По дороге они ввели меня в курс дела. Сбытчицу звали Капитолина, занимается она этим делом не так давно — переняла эстафету от родного брата Геннадия, который уже полгода отдыхает на зоне. За тот же самый сбыт. И брат, и сестра — конченые наркоманы. Мама их — старуха совершенно нечеловеческого вида, страшная, как смертный грех. Считается местной ведьмой, по части наведения порчи, всевозможных гаданий — только плати да уши развешивай. Живут они в неблагополучном районе частной застройки, где селятся в основном цыганские семьи. Не те, что живут в трехэтажных коттеджах, а попроще. Сама старуха наркоту не употребляет — как человек старой закалки предпочитает спиртягу. И самое страшное — был и в этой семейке лучик света. Сын Капитолины Ваня. Да разве тут убережешься, сами подумайте. Три месяца назад умер мальчишка от передозировки, семнадцати лет от роду. Ну, приехали мы. Частный небольшой домик. Запущение страшное, грязь и убожество. Капитолина всех матом кроет, старуха эта жуткая шаманит, руками машет, беззубым ртом проклятья сыплет. Хорошо, что к тому времени я уж поработала и умела броню включать, зря опера за меня опасались. Осмотрелась я. При всей убогости обстановки — на окнах гераньки в огромных вазонах, беленькие, чистенькие. Даже такой блондинке как я несоответствие это глаз режет. Покопался Коля в вазонах, нашел кое-что нехорошее, но мало. Информатор говорил — намного больше должно быть. Бабка искать мешает страшно, проклинает всех, трясет перед оперативниками своими обносками с криком: «На! Ищи! В трусах у меня еще не смотрел, во.. !»И еще одно яркое пятно в комнате — в углу висит в рамке фотография молодого улыбчивого паренька со светлыми глазами. Самый большой формат из тех, что в «Кодаке» печатают. Внук Ваня, должно быть. Перед портретом столик, свечка стоит, незажжённая, правда. Андрей сделал шаг к портрету. Подлетела бабка: «Не смей! (ну, все ее выражения я приводить не буду, забанят сразу). Вы, менты позорные, хоть святое не трогайте! Это Ванечкин поминальный уголок, люди добрые приходят, денежку на помин души кладут… А ты, зараза лезешь! Не смей!» — взвизгнула бабка. И тут что-то с ней случилось. Прямо перед «поминальным уголком», на наших глазах она начала корчиться, тело выгибалось дугой, зубы и веки стиснуты, на губах красная пена. И она полустонет-полурычит утробным — чужим! — голосом. А мы стоим как зачарованные, ни слова не можем произнести и лишь глядим во все глаза. Сколько этот морок был — не знаю, но все же как-то разом очнулись. Бабка как будто затихла, эксперт, который тоже был с нами, наклонился к ней, потряс за плечо, но она вновь начала метаться, корчиться и рычать жутким голосом. Кстати, собаки с соседских дворов стали выть, лето, двери были открыты, так что звуковой фон был тот еще!Я достаточно наслушалась ее, находясь в комнате, так что могу поклясться — не своим голосом она рычала. У нее голос старческий, дребезжащий, высокий. А тут как будто из нутра ее мужик огромный басом говорит. Видела я такое первый, и искренне надеюсь, последний раз в жизни. Вызвали «скорую». Молодой врач какое-то время стоял над бесноватой в оцепенении, с заметно бледным лицом. Затем поставил ей какой-то укол, старуха очнулась, пришла в себя. Не помню уж почему, госпитализировать он ее отказался и как-то поспешно уехал. Мы так толком и не поняли — какой диагноз-то? Он ничего не сказал, заполошно посмотрел на нашу бригаду и только что-то писал в своих бумажках. Коротко говоря, за большой Ваниной фотографией обнаружилось то, что мы искали — и в немалых количествах. А потом уж мы узнали «схему» — приходили люди «в гости», оставляли денежку «на помин души» по строгой таксе, а сами брали из-за портрета пакетик с необходимым. Вот такая вам операция «Чистые руки». Когда увозили Капитолину, с бабки словно спала маска. Это была уже не ведьма, рычащая чужим утробным голосом, это была старая, больная и очень одинокая женщина. Она плакала и говорила: «Не забирайте, я одна совсем останусь… Не забирайте. Не виновата она, дочь она мне…»Коля не выдержал: «Да придите вы в ум, бабуля! Как же можно так жить?! Одна вы остались, а благодаря кому? Ради денег, ради вашего спирта и дозы других людей травите. Сын и дочь еще к вам, может, и вернутся, а вот пацана вашего кто загубил? Умирают навсегда, бабуля. Как же вы можете смерть другим нести…» — еще много чего он ей говорил. Но она явно его не слышала и только повторяла: «Не забирайте… Одна я, одна…»