Я не закапываю трупыСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Быть ребенком – это значит, боятся инстинктов, не способных принести вред иллюзий, но не страдать от настоящих жизненных проблем. Быть ребенком – значит, не страдать от скачков давления, не лечится от депрессии и наркотической зависимости, не утруждать себя выплатой кредита и выдумками ради секса. Все проще. Для избавления от проблем достаточно накрыться одеялом, посветить под кровать фонариком или позвать родителей. Если, конечно, твой отец не алкоголик, не бьет мать, тебя, младшего брата и не шутит, подставляя лезвие к горлу. Тогда, нужно больше чем просто накрыться одеялом. В таком случае помогает вызов полиции, звон во все колокола. Мне помогал побег из дома, стук в ближайшие дома и попытка маленького, голого, окровавленного тельца донести до соседей, что отец забивает мать и брата. Когда ты едва умеешь говорить и редко спишь, но часто переносишь стресс и травмы, не просто донести до соседей, что происходит «воооньъ тямм в доммъее». Особенно зимой, когда высота осадков по-злому играет с маленьким ребенком…Воспоминаний мало, но каждое из них, весомей нескольких тысяч других. Я помню щепки от дверей, сложенные друг на друга тела матери и брата, кровь, рыдающего отца, который закрылся бутылкой, положив голову на трупы. Свет мигалок местами попадающий сквозь окна, на мгновенья освещавший помещение. Далее меня выводит за руку полицейский, накинув свою куртку. Слышится крик отца, выстрел, далее вспышка в моей комнате. Ещё несколько выстрелов. Дом охвачен огнем. Огонь. Кровь. Я сижу в скорой помощи, без эмоций и мыслей. Больница. Боль. Воспоминания обрываются. Детям, также, не грозят или почти не грозят наказания, насколько бы страшное преступление они не совершили. Все деяния, даже убийство – спишутся на несформировавшуюся психику и личность. Может даже, обвинят во всем отца или дядю – они тянули грязные руки к чистым трусикам и тому, что под ними – поэтому ребенок получил травму, стал замкнутым, агрессивным, асоциальным. Быть ребенком хорошо. Я хочу быть им. Хотя, скорее хотел. Около часа назад, где-то в глубине мозга, не осознанно. Хотел стать ребенком и по завершению убийства – избежать наказания, став невинным и маленьким. Увы. Мне 34. У меня растет щетина, пробивается седина, периодически случается секс или запой, бывают депрессии, радости, в гараже стоит автомобиль, а дома живет бульдог Вагнер. Кличку ему дал в честь любимого композитора, хотя это не совсем благородный шаг. Меня привлекают дети, но не их увлечения. Микки-Маус успешно забыт и будет интересен вновь, если только натянет латекс и уйдет в порно. Мастурбируя или занимаясь сексом, в момент кульминации человек чувствует оргазм. Чаще всего, за ним - опустошение, апатию и отсутствие интереса к партнеру. Когда убиваешь человека, ты испытываешь те же чувства, но многократно помноженные. Да и сами процессии очень схожи. Здесь есть этапы. Прелюдии, ласки, смакование момента, желание слиться с партнером, вкусить каждую клетку его тела, целовать, любить, испытать оргазм и экстатические судороги. Самый нелегкий период – период опустошения. После убийства возникает этап эмоционального упадка, разочарования. Может мучить совесть, в сознании всплывают пронзительные взгляды, леденящие кровь глаза, мольбы, лица и стоны жертв. Они на время словно вселяются в тебя и устраивают бардак в голове. Невыносимое чувство. Ты плачешь, пьешь, садишься на наркотики. Терзаешь и спрашиваешь самого себя «Почему это происходит, монстр ли я?», знаешь ответ, но не говоришь его. Желаешь умереть, но не умираешь, потому что хоть тебе и паршиво, ты осознаешь, что назад дороги нет, более того тебе нравится эта дорога, хоть тернии колют ноги. Понимаешь, что вновь хочешь вознестись к небесам, хоть за ними последует падение в ад. Такие чувства возникают не после каждой жертвы, чаще испытываешь удовлетворение, но если все-таки возникают – ты проходишь все круги ада. Убийства, вызванная этим радость, вожделение, некий азарт, а затем целая палитра негативных чувств – это для маньяка своеобразная романтика, без которой он не может. Иронично, но маньяки – те ещё романтики. Я перестал закапывать жертв и чуть позже объясню почему. С жертвой, которая лежит у меня возле ног, я познакомился неделю назад в автобусе. Инициатива была с её стороны, случайная или нет - не знаю. Кофе, что был у неё в рука вылился на меня, оставив ожег. Так все и началось. Она представилась мне Йеной, хотя просила называть Дженной. Она была в моем вкусе. Хорошо одевалась, при чем каждую нашу встречу по новому и по своему экстравагантно. Была брюнеткой, а черненьких я очень люблю. Имела широкий для девушки ум и странный в хорошем смысле характер. Я влюбился и решил проявить любовь по-своему. Целую неделю мы гуляли, ели в кафе, бродили в парках, я провожал её домой когда был без машины, целовались и пару раз занялись любовью. Она не знала о том, что скоро умрет, да и я сам, стал сомневаться в неизбежности этого происшествия. Быть ребенком – это значит, боятся инстинктов, не способных принести вред иллюзий, но не страдать от настоящих жизненных проблем. Быть ребенком – значит, не страдать от скачков давления, не лечится от депрессии и наркотической зависимости, не утруждать себя выплатой кредита и выдумками ради секса. Все проще. Для избавления от проблем достаточно накрыться одеялом, посветить под кровать фонариком или позвать родителей. Если, конечно, твой отец не алкоголик, не бьет мать, тебя, младшего брата и не шутит, подставляя лезвие к горлу. Тогда, нужно больше чем просто накрыться одеялом. В таком случае помогает вызов полиции, звон во все колокола. Мне помогал побег из дома, стук в ближайшие дома и попытка маленького, голого, окровавленного тельца донести до соседей, что отец забивает мать и брата. Когда ты едва умеешь говорить и редко спишь, но часто переносишь стресс и травмы, не просто донести до соседей, что происходит «воооньъ тямм в доммъее». Особенно зимой, когда высота осадков по-злому играет с маленьким ребенком…Воспоминаний мало, но каждое из них, весомей нескольких тысяч других. Я помню щепки от дверей, сложенные друг на друга тела матери и брата, кровь, рыдающего отца, который закрылся бутылкой, положив голову на трупы. Свет мигалок местами попадающий сквозь окна, на мгновенья освещавший помещение. Далее меня выводит за руку полицейский, накинув свою куртку. Слышится крик отца, выстрел, далее вспышка в моей комнате. Ещё несколько выстрелов. Дом охвачен огнем. Огонь. Кровь. Я сижу в скорой помощи, без эмоций и мыслей. Больница. Боль. Воспоминания обрываются. Детям, также, не грозят или почти не грозят наказания, насколько бы страшное преступление они не совершили. Все деяния, даже убийство – спишутся на несформировавшуюся психику и личность. Может даже, обвинят во всем отца или дядю – они тянули грязные руки к чистым трусикам и тому, что под ними – поэтому ребенок получил травму, стал замкнутым, агрессивным, асоциальным. Быть ребенком хорошо. Я хочу быть им. Хотя, скорее хотел. Около часа назад, где-то в глубине мозга, не осознанно. Хотел стать ребенком и по завершению убийства – избежать наказания, став невинным и маленьким. Увы. Мне 34. У меня растет щетина, пробивается седина, периодически случается секс или запой, бывают депрессии, радости, в гараже стоит автомобиль, а дома живет бульдог Вагнер. Кличку ему дал в честь любимого композитора, хотя это не совсем благородный шаг. Меня привлекают дети, но не их увлечения. Микки-Маус успешно забыт и будет интересен вновь, если только натянет латекс и уйдет в порно. Мастурбируя или занимаясь сексом, в момент кульминации человек чувствует оргазм. Чаще всего, за ним - опустошение, апатию и отсутствие интереса к партнеру. Когда убиваешь человека, ты испытываешь те же чувства, но многократно помноженные. Да и сами процессии очень схожи. Здесь есть этапы. Прелюдии, ласки, смакование момента, желание слиться с партнером, вкусить каждую клетку его тела, целовать, любить, испытать оргазм и экстатические судороги. Самый нелегкий период – период опустошения. После убийства возникает этап эмоционального упадка, разочарования. Может мучить совесть, в сознании всплывают пронзительные взгляды, леденящие кровь глаза, мольбы, лица и стоны жертв. Они на время словно вселяются в тебя и устраивают бардак в голове. Невыносимое чувство. Ты плачешь, пьешь, садишься на наркотики. Терзаешь и спрашиваешь самого себя «Почему это происходит, монстр ли я?», знаешь ответ, но не говоришь его. Желаешь умереть, но не умираешь, потому что хоть тебе и паршиво, ты осознаешь, что назад дороги нет, более того тебе нравится эта дорога, хоть тернии колют ноги. Понимаешь, что вновь хочешь вознестись к небесам, хоть за ними последует падение в ад. Такие чувства возникают не после каждой жертвы, чаще испытываешь удовлетворение, но если все-таки возникают – ты проходишь все круги ада. Убийства, вызванная этим радость, вожделение, некий азарт, а затем целая палитра негативных чувств – это для маньяка своеобразная романтика, без которой он не может. Иронично, но маньяки – те ещё романтики. Я перестал закапывать жертв и чуть позже объясню почему. С жертвой, которая лежит у меня возле ног, я познакомился неделю назад в автобусе. Инициатива была с её стороны, случайная или нет - не знаю. Кофе, что был у неё в рука вылился на меня, оставив ожег. Так все и началось. Она представилась мне Йеной, хотя просила называть Дженной. Она была в моем вкусе. Хорошо одевалась, при чем каждую нашу встречу по новому и по своему экстравагантно. Была брюнеткой, а черненьких я очень люблю. Имела широкий для девушки ум и странный в хорошем смысле характер. Я влюбился и решил проявить любовь по-своему. Целую неделю мы гуляли, ели в кафе, бродили в парках, я провожал её домой когда был без машины, целовались и пару раз занялись любовью. Она не знала о том, что скоро умрет, да и я сам, стал сомневаться в неизбежности этого происшествия. Мы доверяли друг другу и за неделю так ярко провели время, что сложилось впечатление, будто мы вместе много лет. Возможно, чуть позже она родила бы детей, написала книгу, вышла замуж, жила счастлива и умерла бы собственной смертью. Нет. Это никогда не произойдет. Потому что однажды родился я. Всю жизнь на мне вымещали злобу и однажды я вернул её обратно. Я больной, я понимаю это. Я помню своего садиста отца. Я помню, как мне было больно и страшно. Я помню и понимаю, что я такой же больной, сумасшедший, не имеющий права на жизнь зверь, каким был мой отец. Я помню и понимаю, что не имею права на жизнь. Я понимаю, что ничего нельзя исправить. Я уже подточен, я уже грешен, я уже болен и уже по-своему мертв. Я уже в аду. Я – одержим. Я должен умереть. Должен ли? Кому? Если я люблю свое дело, люблю свою жизнь и не люблю людей. Должен ли я умирать в честь кого-то? Должен ли умирать я, чтобы родился кто-то другой? Должен ли я обменять свою жизнь на чужую? Не знаю. Слишком много вопросов. Я увлекся. Я хочу закончить рассказ. Мы с Дженной хорошо проводили время. В это время, я готовился к убийству. Обычно я накачивал жертву наркотиками и душил собственными руками. У меня нет любимого орудия преступления. Считаю, что они непозволительны. Человека убивает оружие, создатель оружия, клинок или конец молотка, но не я. Это непозволительно. Только ручной труд. Но в этот раз я решил использовать нож. Я не хотел ощущать её смерть, но хотел видеть её мертвое тело. Мы гуляли в парке, затем перешли в часть леса, где никого не было. Руки потели, сердце колотилось, стало жарко и тошно. Она заметила это и спросила – «Руд, все в порядке?». Подавив волнение, ответил – «Все хорошо, немного тошнит, видимо съел что-то не то». Дженна по-доброму усмехнулась, сказала – «Ну, отлично» и чмокнув в щеку пошла вперед. Я решил действовать. Подошел к ней сзади. Развернул и сказал, что люблю её. Затем мы поцеловались. В этот момент я вытащил нож и воткнул в неё. Она вскрикнула. У меня потекли слезы, я зарыдал. Я положил голову ей на плече, обнял одной рукой, а другой наносил удары. Я нанес их не меньше сотни. Затем, разжав хватку и позволив её телу упасть, я упал и сам. Я рыдал, потому что лишь сейчас осознал кто я. Действие виски уходило, а эмоции прибывали с новой силой. Я начал писать эту запись неделю назад и закончу сегодня. Я не закапываю трупы, потому что их больше не от кого прятать. Слышали, что маньяки оставляют визитные карточки? Так вот, я вскрываю карты и присуждаю себе звание монстра посмертно. Теперь обо мне узнают и во что-то превратят? В новое чудовище, что прячется в шкафу, подобие Крампуса, городскую легенду, учебное пособие или пример того, каким не надо быть? Не знаю. Я стараюсь не плакать и не думать, я все таки маньяк - бесчувственное чудовище, как все говорят. Это мои последние слова. Послание, завет, предостережение. Остерегайтесь таких парней как я. Умирать страшно, но ещё страшнее - жить мертвецом. Я достиг апогея в своем искусстве и делюсь его тонкостями с вами. Курок взведен. Ещё увидимся!