Время ужасаСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

В разоренной лихими годами деревеньке, не далее ста верст от Калужских ворот, сохранилась единственная пригодная изба. Душная летняя ночь застала в ней патриаршего дьяка Феодора Зыка и стрелецкого десятника Степана Кудреватого. Хозяйка, древняя согбенная старуха, покорно выставила незваным гостям постную бедняцкую похлебку и забилась в угол. Десятник, досадливо крякнув, расщедрился на жбан крепкого вина, за который дьяк поспешил расплатиться столичными сплетнями. Вскоре разговор гостей перескочил на Великий акафист, а с него на лечебные травы. Разошедшийся стрелец неожиданно хватил кулаком по столу. - А поди-ка, старая, нарви мне лебеды да крапивы зеленой! Перестелю я лавку силой лесною, чтобы спалось крепче. - На то серебро нужно, - проскрипела в ответ старуха, - А откель же у меня, соколик, оно возьмется? Разве ты монетку дашь… Стрелец от такой наглости аж опешил! Дьяк истово перекрестился: - Видно, ты не местный - знающие люди в этих местах ни в жисть не выйдут со двора после заката без серебряной деньги за щекой. - Чего это? - подивился десятник, - Вот новость! - А ты послушай, что сказывают: Давно уж, во времена Тридевятого царства, жил недалече один князь. И была у того князя дружина. А в дружине служил мечник. Сильный, ловкий, огромного роста. И была у того война девка-зазноба. Красавица - солнцу на загляденье. Да не из простых - дочь боярская. И стал хвалиться мечник своей суженой, петь про то, как договорились они бежать да жениться. И так нахваливал, что пристал к нему воевода: продай мне, дескать, красу свою. Самому-то ему не посвататься - женат уже. Мечник отнекивался - как продать, не раба же - боярышня. А воевода все гнул да давил, цену завышал… И сошлись они на тридцати сребрениках. И вывез мечник девку тайно из отчего терема да вместо венца в церкви надел на нее колодки в воеводском погребе. Только не довелось насладиться злодею своей жертвой - разверзлась мать-земля и поглотила девицу. Там, в подземном царстве, стала она за красоту да непорочность царицей. И запретила новым подданным своим принять и упокоить прах предателя-любимого, покуда тот не соберет все серебро мира… Подлого мечника о ту пору воевода зарезал, потому как деньги отдать не захотел. И не нашел нечестивец вечного покоя. Бродит с тех пор мертвец среди живых, серебра жаждет. А если кто встретит чудовище, то умрет смертию жуткой, ежели не откупится. Потому-то местные и не выходят ночью без монетки за щекою - вдруг нежить навстречу! Перекрестился Степан, плюнул через плечо, но, видно, не поверил сказке. Спросил, усмеаясь, дьяка: - Да где ж они тут серебро-то берут? - Вот и не выходят… - вздохнул Феодор. - А ты, бабка, - не унялся стрелец, - часом того призрака не встречала? - Про князя, врать не стану, не ведаю, - прошипела из угла старуха, - а чего видела своими глазами, расскажу: По молодости моей, то ли в царствие Бориса, то ли при новом государе, жила в нашей деревне девица Олена. Не умница, не красавица, к тому же порченая - мать ее забрал в услужение барин, а спустя год вернул брюхатую. Но не принял мир тогда опозоренную женщину, и, едва разродившись, ушла она с казаками, только мы и видали. Дочку же люди не бросили. Воспитали. И всего-то осталось девчонке от непутевой матери - маленькое серебряное колечко. Говорили: им барин расплатился за грех. Но Олена берегла - память по родной крови - носила на шнурке, не снимая. Сильно дружила эта Олена с кузнецовой дочкой Достафьей. Та была девкой видной, дородной. Глупой, но доброй. И так крут был нравом кузнец, что парни хоть и невестились к его Стафке, но свататься боялись. На беду объявился в господской усадьбе учитель-иноземец - Свей. Занялся с барскими недорослями военными науками. Ловок был, красив и ничего не боялся. Много он девок попортил. Дошел черед и до Стафки. Олена видела, что ко греху все идет, как могла оберегала подругу. Но на ее беду была у Свея ловкая помощница - Любава, одна из дворовых девок. Наглая, хитрая, подлая змеюка. Не было для стервы ни Бога, ни черта. Что только про нее на миру не говорили - ни от чего не отказывалась. Жарится все еще, видать, на адовых углях. Вот та Любка принялась носить кузнецовой дочке записки от Свея. А поелику читать дуреха не умела, подлая объясняла подробно, чем прельщает девицу тот иноземец. Да так старалась, проклятая, что задуманное сладилось. Достафья после того хотела руки на себя наложить, да Олена отговорила. Отговорила и задумала отмстить Любке за злое дело. Узнала, что та сама пред учителем хвостом метет, да умудрилась слово передать через знакомую. Будто Свей на вечерней заре будет ждать в роще за старой конюшней. Олена не сомневалась, что бесстыдница придет! И точно - только нырнуло светило за елки, явилась подлая. Собралась было Олена выйти и отплатить обидчице батогом, как заметила, что и та не промах!В разоренной лихими годами деревеньке, не далее ста верст от Калужских ворот, сохранилась единственная пригодная изба. Душная летняя ночь застала в ней патриаршего дьяка Феодора Зыка и стрелецкого десятника Степана Кудреватого. Хозяйка, древняя согбенная старуха, покорно выставила незваным гостям постную бедняцкую похлебку и забилась в угол. Десятник, досадливо крякнув, расщедрился на жбан крепкого вина, за который дьяк поспешил расплатиться столичными сплетнями. Вскоре разговор гостей перескочил на Великий акафист, а с него на лечебные травы. Разошедшийся стрелец неожиданно хватил кулаком по столу. - А поди-ка, старая, нарви мне лебеды да крапивы зеленой! Перестелю я лавку силой лесною, чтобы спалось крепче. - На то серебро нужно, - проскрипела в ответ старуха, - А откель же у меня, соколик, оно возьмется? Разве ты монетку дашь… Стрелец от такой наглости аж опешил! Дьяк истово перекрестился: - Видно, ты не местный - знающие люди в этих местах ни в жисть не выйдут со двора после заката без серебряной деньги за щекой. - Чего это? - подивился десятник, - Вот новость! - А ты послушай, что сказывают: Давно уж, во времена Тридевятого царства, жил недалече один князь. И была у того князя дружина. А в дружине служил мечник. Сильный, ловкий, огромного роста. И была у того война девка-зазноба. Красавица - солнцу на загляденье. Да не из простых - дочь боярская. И стал хвалиться мечник своей суженой, петь про то, как договорились они бежать да жениться. И так нахваливал, что пристал к нему воевода: продай мне, дескать, красу свою. Самому-то ему не посвататься - женат уже. Мечник отнекивался - как продать, не раба же - боярышня. А воевода все гнул да давил, цену завышал… И сошлись они на тридцати сребрениках. И вывез мечник девку тайно из отчего терема да вместо венца в церкви надел на нее колодки в воеводском погребе. Только не довелось насладиться злодею своей жертвой - разверзлась мать-земля и поглотила девицу. Там, в подземном царстве, стала она за красоту да непорочность царицей. И запретила новым подданным своим принять и упокоить прах предателя-любимого, покуда тот не соберет все серебро мира… Подлого мечника о ту пору воевода зарезал, потому как деньги отдать не захотел. И не нашел нечестивец вечного покоя. Бродит с тех пор мертвец среди живых, серебра жаждет. А если кто встретит чудовище, то умрет смертию жуткой, ежели не откупится. Потому-то местные и не выходят ночью без монетки за щекою - вдруг нежить навстречу! Перекрестился Степан, плюнул через плечо, но, видно, не поверил сказке. Спросил, усмеаясь, дьяка: - Да где ж они тут серебро-то берут? - Вот и не выходят… - вздохнул Феодор. - А ты, бабка, - не унялся стрелец, - часом того призрака не встречала? - Про князя, врать не стану, не ведаю, - прошипела из угла старуха, - а чего видела своими глазами, расскажу: По молодости моей, то ли в царствие Бориса, то ли при новом государе, жила в нашей деревне девица Олена. Не умница, не красавица, к тому же порченая - мать ее забрал в услужение барин, а спустя год вернул брюхатую. Но не принял мир тогда опозоренную женщину, и, едва разродившись, ушла она с казаками, только мы и видали. Дочку же люди не бросили. Воспитали. И всего-то осталось девчонке от непутевой матери - маленькое серебряное колечко. Говорили: им барин расплатился за грех. Но Олена берегла - память по родной крови - носила на шнурке, не снимая. Сильно дружила эта Олена с кузнецовой дочкой Достафьей. Та была девкой видной, дородной. Глупой, но доброй. И так крут был нравом кузнец, что парни хоть и невестились к его Стафке, но свататься боялись. На беду объявился в господской усадьбе учитель-иноземец - Свей. Занялся с барскими недорослями военными науками. Ловок был, красив и ничего не боялся. Много он девок попортил. Дошел черед и до Стафки. Олена видела, что ко греху все идет, как могла оберегала подругу. Но на ее беду была у Свея ловкая помощница - Любава, одна из дворовых девок. Наглая, хитрая, подлая змеюка. Не было для стервы ни Бога, ни черта. Что только про нее на миру не говорили - ни от чего не отказывалась. Жарится все еще, видать, на адовых углях. Вот та Любка принялась носить кузнецовой дочке записки от Свея. А поелику читать дуреха не умела, подлая объясняла подробно, чем прельщает девицу тот иноземец. Да так старалась, проклятая, что задуманное сладилось. Достафья после того хотела руки на себя наложить, да Олена отговорила. Отговорила и задумала отмстить Любке за злое дело. Узнала, что та сама пред учителем хвостом метет, да умудрилась слово передать через знакомую. Будто Свей на вечерней заре будет ждать в роще за старой конюшней. Олена не сомневалась, что бесстыдница придет! И точно - только нырнуло светило за елки, явилась подлая. Собралась было Олена выйти и отплатить обидчице батогом, как заметила, что и та не промах! Ловкая змеюка вооружилась вострой косой. Внезапно промеж деревьев мелькнуло что-то. Любка поспешила, ожидая полюбовника. А Олена обмерла от ужаса - на поляну явился мертвец истлевший. Скрипнули белые кости, полыхнули уголья вместо глаз, взлетела вверх ржавая секира. Но Любка оказалась не робкого десятка - схватилась с нелюдем - не безоружная все ж! Засадила девка острие косы демону под ребра, да толку - там пустота. Огрела со всех сил нежить так, что раскололся надвое проржавевший шелом, да нечисть и не заметила. Прет силой - не удержать! Зацепилась Любкина коса за старые кости - не вырвать ей свое оружие, но и нелюдь повязан - ни освободиться, ни до человека добраться. Смекнула Олена, что надо спешить на выручку. Любка, конечно гадина, но не отдавать же душу человеческую диаволу! Выбежала на поляну, набросилась с батогом на мертвяка, да толку- то. Ничего его не берет. Видит нежить пред собой живые человечьи души и старается секирой их порубать. И вот, к несчастью, изловчился нелюдь и перебил Любкину косу! Только щепки в стороны! А девка безоружная! Набросилось тут чудовище и принялось кромсать несчастную. Кровищи вокруг море. Увидала Олена, что и Любке она уже не поможет и с призраком в одиночку не справится, да бежать бросилась. Через кусты, через овраги, едва ноги не ломая. Но демон не отстал - ломился следом. Едва не задевал девку своей окровавленной секирой. Поняла Олена, что не скрыться, не убежать. В местах очутилась и вовсе незнакомых: бежала сломя голову, не глядя. Рухнула она без сил, начала Богу молиться, готовясь с душой расстаться. Но в последний момент выпал из ее ворота шнурок с материнским колечком. Сорвала она кольцо заветное да швырнула мертвяку ледяному! Зажмурилась в ужасе… А как глаза открыть решилась: не нашла ни нелюдя, ни колечка своего… Хмыкнул неверяще Степан: - Брешешь все, старая. - А, может, и брешу, - легко согласилась старуха. - Тебе виднее. - Дура! - десятник решительно вскочил на ноги. - Сам схожу! Подхватил перевязь с саблей, зажег от лучины свечу. Да и вышел за дверь. Напуганный Феодор до утра не сомкнул глаз. Все шептал и шептал, выпрашивая защиту у Всевышнего и его ангелов. Как рассвело, он торопливо собрал оставленные стрельцом вещи. - Родственников найду… передам, - пояснил он больше себе, нежели равнодушной ко всему хозяйке. - Тебя-то, поди, Оленой зовут? - осторожно спросил вместо прощанья. Бабка угрюмо глянула исподлобья: - Меня? Достафьей.