Время познакомитьсяСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

В силу своих особенностей данная история не может быть подвергнута редактированию администрацией сайта, так как в этом случае будет утеряна художественная целостность текста. В результате история содержит ненормативную лексику и жаргонизмы. Вы предупреждены. Летний дождь хлестал за окном, порывами шёл, занавеска нашей спальни вздымалась пузырём и опадала от сквозняка. В комнате стоял запах свежести, мокрой травы и мокрой земли, такой приятный после недельной жары. — Лен, есть будешь? — я пошёл на кухню. Ленка перещёлкнула телеканал: — Всё одно и то же... Не, не буду. И мне на кухне тоже расхотелось — кусок сыра зажевал так, без хлеба, закинул в кипяток чай в пакетиках. Сегодня... предчувствую, снова за несколько лет... и уже не боюсь. Когда выходил из кухни, подёргивая за ниточки пакетики чая в кружке — чтобы заварился быстрее, со стороны зеркала, висевшего над кухонной раковиной и снабжённого маленькой полкой, что-то брякнулось в эту самую раковину. Я взглянул — так и есть: сегодня Это было серого цвета, как дождливое небо за окном. Нечто клубилось в зеркале, среди серой мути прорезался просвет, словно глаз, — как будто одна из дождевых туч удобно там устроилась. Из зеркала метнулось щупальце и ухватило за запястье, горячая вода плеснула на меня и щупальце, и через секунду осколки чашки заскользили по линолеуму кухни. Щупальце убралось обратно, взамен в лицо хлестнула вонючая жижа, и меня скрючило. Нечто в зеркале исчезло, его место занял я, блюющий в раковину. Жижа удивительно быстро смывалась. — Что там такое? — голос Ленки из комнаты. Только не она, ей не надо знать, вообще никому не надо знать! Мы живём вместе три месяца, а Это мне является периодически с четырнадцати, кажется, лет — всегда в разных формах, и никогда не знаешь заранее, в какой. — Всё в порядке, родная, — я уже собрал осколки чашки и пакетики с чаем, мокрые и противные на ощупь, в мусорное ведро. ... Первый раз я столкнулся с этим в четырнадцать лет. Тогда, выбежав под вечер из дома — послали за хлебом — и, проходя мимо гаражей, я увидел мёртвую ворону — над ней вились мухи, опарыши ползали по ослепительно-чёрным перьям. Я, воровато оглянувшись, подхватил палочку — меня всегда привлекали штуки, вызывающие отвращение — и ковырнул вздувшееся брюшко птицы. Смрад был невыносим, а потом из густеющих сумерек поднялась чёрная масса, облачная, отдалённо напоминающая ворону эту самую. Вонь усилилась, я заворожённо смотрел на это, когда из середины облака в меня метнулось... нет, молнией подобное называть было бы слишком громко... метнулось что-то вроде нити, и опоясало голову... Так эта... Это... дало понять, что оно теперь со мной, что оно будет время от времени появляться и кричать своё «Nevermore», вселяя безнадёжность и ожидание... ему лучше известно, чего. Я вернулся в комнату. Скучающая Лена валялась на тахте — из одежды серая длинная футболка и трусики. Вместо клипов на экране мелькали герои очередного сериала про женщину-следователя, как стало ясно из первых же прозвучавших с экрана фраз, когда сама героиня под звуки чего-то лирического целовалась с мужчиной. Затем последовал длинный диалог, который и «********» назвать сложно — сплошная «вода»... да, вода — надо окно закрыть, а то в комнате уже просто сыро. — Мишка, принеси мне **********, а? — Лена провела пальчиком по моей щеке, потом по груди, ниже... — Не буди во мне зверя... — Особенно зайца! — озорно докончила она, и мы оба засмеялись избитой детской шутке. Я включил свет на кухне, опасливо осмотрелся — тихо всё, вроде. Извлёк из холодильника пригоршню **********, из другого пакета — конфеты... Когда я учился в техникуме, гордо переименованном в «колледж», у нас в общаге завелась «крыса» — ну, то есть вы понимаете, кто-то начал воровать у своих: пропадали деньги, вещи, продукты. Долго длилось это всё — потом вора всё же поймали за руку буквально. Оказалось, Федя Атаманов — откуда-то из Свердловской области приехал учиться. Молодость в таких случаях всегда жестока, вы знаете. Мы затащили «крысу» в туалет, подперли дверь шваброй, и принялись «месить» его. Били жестоко. Потом меня словно кто-то подтолкнул — я попросил всех отойти подальше и, расстегнув штаны, помочился на валяющегося в крови и соплях Федю — «опустил», словом. Ещё случайно глянул в одну из кабинок с полуоткрытой дверью — там клубилось нечто аморфное, на сей раз красного цвета. Ощущение тогда было, что Это хихикает. Федя-крыса так и ночевал в сортире, а на другой день подал заявление об отчислении. * * * Я переложил лакомства в вазочку и вернулся в комнату, где Ленка запоем смотрела свой сериал: — Гражданин Хлюздин, вы согласны сотрудничать со следствием?В силу своих особенностей данная история не может быть подвергнута редактированию администрацией сайта, так как в этом случае будет утеряна художественная целостность текста. В результате история содержит ненормативную лексику и жаргонизмы. Вы предупреждены. Летний дождь хлестал за окном, порывами шёл, занавеска нашей спальни вздымалась пузырём и опадала от сквозняка. В комнате стоял запах свежести, мокрой травы и мокрой земли, такой приятный после недельной жары. — Лен, есть будешь? — я пошёл на кухню. Ленка перещёлкнула телеканал: — Всё одно и то же... Не, не буду. И мне на кухне тоже расхотелось — кусок сыра зажевал так, без хлеба, закинул в кипяток чай в пакетиках. Сегодня... предчувствую, снова за несколько лет... и уже не боюсь. Когда выходил из кухни, подёргивая за ниточки пакетики чая в кружке — чтобы заварился быстрее, со стороны зеркала, висевшего над кухонной раковиной и снабжённого маленькой полкой, что-то брякнулось в эту самую раковину. Я взглянул — так и есть: сегодня Это было серого цвета, как дождливое небо за окном. Нечто клубилось в зеркале, среди серой мути прорезался просвет, словно глаз, — как будто одна из дождевых туч удобно там устроилась. Из зеркала метнулось щупальце и ухватило за запястье, горячая вода плеснула на меня и щупальце, и через секунду осколки чашки заскользили по линолеуму кухни. Щупальце убралось обратно, взамен в лицо хлестнула вонючая жижа, и меня скрючило. Нечто в зеркале исчезло, его место занял я, блюющий в раковину. Жижа удивительно быстро смывалась. — Что там такое? — голос Ленки из комнаты. Только не она, ей не надо знать, вообще никому не надо знать! Мы живём вместе три месяца, а Это мне является периодически с четырнадцати, кажется, лет — всегда в разных формах, и никогда не знаешь заранее, в какой. — Всё в порядке, родная, — я уже собрал осколки чашки и пакетики с чаем, мокрые и противные на ощупь, в мусорное ведро. ... Первый раз я столкнулся с этим в четырнадцать лет. Тогда, выбежав под вечер из дома — послали за хлебом — и, проходя мимо гаражей, я увидел мёртвую ворону — над ней вились мухи, опарыши ползали по ослепительно-чёрным перьям. Я, воровато оглянувшись, подхватил палочку — меня всегда привлекали штуки, вызывающие отвращение — и ковырнул вздувшееся брюшко птицы. Смрад был невыносим, а потом из густеющих сумерек поднялась чёрная масса, облачная, отдалённо напоминающая ворону эту самую. Вонь усилилась, я заворожённо смотрел на это, когда из середины облака в меня метнулось... нет, молнией подобное называть было бы слишком громко... метнулось что-то вроде нити, и опоясало голову... Так эта... Это... дало понять, что оно теперь со мной, что оно будет время от времени появляться и кричать своё «Nevermore», вселяя безнадёжность и ожидание... ему лучше известно, чего. Я вернулся в комнату. Скучающая Лена валялась на тахте — из одежды серая длинная футболка и трусики. Вместо клипов на экране мелькали герои очередного сериала про женщину-следователя, как стало ясно из первых же прозвучавших с экрана фраз, когда сама героиня под звуки чего-то лирического целовалась с мужчиной. Затем последовал длинный диалог, который и «********» назвать сложно — сплошная «вода»... да, вода — надо окно закрыть, а то в комнате уже просто сыро. — Мишка, принеси мне **********, а? — Лена провела пальчиком по моей щеке, потом по груди, ниже... — Не буди во мне зверя... — Особенно зайца! — озорно докончила она, и мы оба засмеялись избитой детской шутке. Я включил свет на кухне, опасливо осмотрелся — тихо всё, вроде. Извлёк из холодильника пригоршню **********, из другого пакета — конфеты... Когда я учился в техникуме, гордо переименованном в «колледж», у нас в общаге завелась «крыса» — ну, то есть вы понимаете, кто-то начал воровать у своих: пропадали деньги, вещи, продукты. Долго длилось это всё — потом вора всё же поймали за руку буквально. Оказалось, Федя Атаманов — откуда-то из Свердловской области приехал учиться. Молодость в таких случаях всегда жестока, вы знаете. Мы затащили «крысу» в туалет, подперли дверь шваброй, и принялись «месить» его. Били жестоко. Потом меня словно кто-то подтолкнул — я попросил всех отойти подальше и, расстегнув штаны, помочился на валяющегося в крови и соплях Федю — «опустил», словом. Ещё случайно глянул в одну из кабинок с полуоткрытой дверью — там клубилось нечто аморфное, на сей раз красного цвета. Ощущение тогда было, что Это хихикает. Федя-крыса так и ночевал в сортире, а на другой день подал заявление об отчислении. * * * Я переложил лакомства в вазочку и вернулся в комнату, где Ленка запоем смотрела свой сериал: — Гражданин Хлюздин, вы согласны сотрудничать со следствием? — женщина-следователь беседовала в кабинете с мордоворотом, развалившемся на казённом стуле: типично бандитская рожа, пузо, непременная «цепура» с крестом. — Слы, красава... — допрашиваемый не закончил свою речь: стоящий сбоку мужчина, возможно, дознаватель, неожиданно ударил его в живот ногой, потом, корчащегося уже на полу, кулаком в голову и, заведя руки оглушённого пузатика за спину, надел наручники. Женщина на экране достала откуда-то противогаз, вдвоём они натянули на жертву сие средство химзащиты. Женщина прикрыла клапан противогаза... вспомнилось, при каких обстоятельствах это появлялось в моей жизни, когда я служил в армии... — Ленка, как ты можешь смотреть такую *****, ****** просто?! — не сдержался, потому что всего прошиб мерзкий пот и всплыли картинки в памяти: как сержант Марычев с прочими «дедушками» выдернули меня после отбоя в каптёрку — на столе банка с маринованными огурцами, колбаса крупными кусками, исщипанная буханка хлеба, стаканы. Не помню уже, в чём я провинился тогда — «дух» обычно всегда виноват перед «дедушками», уже тем, что он «дух». После короткого разговора «ты чо, *********, салабон, страх потерял?», меня ухватили за руки двое, сержант Марычев ударил в солнечное сплетение и, когда я согнулся, натянул ещё с кем-то вот так же на мою башку противогаз... — Мишка, а ну не ругайся! — Лена чуть не подавилась **********. — Что с тобой сегодня? — Прости, солнышко, прости... — я приобнял её за плечи. ... Я тогда чуть не задохнулся, в ушах звенело, перед глазами плыли круги... а через стёкла противогаза, через плечо Марычева я чётко видел то, что являлось мне периодически на протяжении моей жизни. Это тогда стояло в углу каптёрки, бесформенное, как обычно — и было цвета хаки. Перед тем, как потерять сознание, я увидел, как масса приняла подобие человека и приложила что-то вроде руки к чему-то вроде головы — словно издеваясь, отдавало честь. — Не ругайся больше, ладно? — Лена уже полусонно пробормотала. — Спать хочу... будешь? — рука любимой задрала футболку и большой палец залез под резинку трусиков. — Позже, милая, позже... — Позже не будет, — сонный смешок. — А куда она денется? — я хихикнул. — В лес убежит... сплю-ю, — бормотание в ответ. ... А потом, когда я сам стал «дедушкой», я часто применял к провинившимся «духам» это наказание — «слоника». И всё вспоминал сержанта Марычева, натягивая на бритую голову жертвы противогаз и зажимая клапан. Меня «гоняли», а я чем хуже? Помню, правда, одного задохлика деревенского — он тогда чуть «кони не двинул», и я пересрал — про дисбат рассказывали много страшного. Стянув с него противогаз, долго бил ладонями по щекам — он очнулся и испуганно смотрел на меня зелёными глазами с белёсыми ресницами. Я перевёл взгляд на экран... посрамлённый подследственный делал женщине-следователю кунилингус, а дознаватель снимал всё действо на камеру телефона. Ленка порнуху какую-то включила?.. Нет — в правом углу экрана светился логотип ведущего отечественного телеканала. Юбка женщины-следователя была задрана, камера оператора показывала вначале её крепкие ягодицы, затем, крупным планом — лицо подследственного, ещё ближе — его язык... Я глянул на спящую Лену и лихорадочно стал раздеваться — сейчас я её отдеру на все корки... как никогда ещё... и с изумлением наблюдал попутно очередную сцену на экране: женщина, сладострастно изогнувшись — видимо, в приближении кульминации, приставила ствол табельного «макарова» ко лбу подследственного и нажала на курок. Грохот выстрела — из экрана телевизора на меня брызнули капли крови и бело-серые комочки. Экран погас, зато запахло горелой пластмассой, а наш телевизор стал расширяться во всю стену... И сердце заколотилось в ожидании необычного. Стена теперь представляла собой огромный чёрный прямоугольник; из середины скользнуло что-то вроде лесенки прямо мне под босые ноги, а в середине образовался проход: чернота подсвечивалась еле видимым светом. К руке протянулось щупальце, на сей раз из пластика с вкраплениями штукатурки. Взмах ладони — оно с лёгким щелчком отвалилось. Оглянувшись на Ленку, в последний раз, наверное, я, как был, раздетый, шагнул на чёрную лесенку — из тьмы пахнуло всем мерзким, что я когда-то слышал и видел, но я не остановился. Столько лет Это мне являлось... Ещё шаг. Пришло время познакомиться поближе. И, когда вошёл в абсолютную тьму, последним ощущением было — я в своей стихии, я сливаюсь с тьмой, я — это...