Возлюбленный брат мойСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Крепость Букурешть, зима 1476 г. К вечеру с запада наползли тяжелые тучи, раньше времени придавив тусклый зимний день. Влад, господарь Валахии, молча смотрел на сгущающийся за окном сумрак, время от времени выбивая пальцами по подоконнику глухую нервную дробь. Ловил себя на этом, досадовал, убирал руку на пояс, безотчетно лаская пальцами рукоять любимого кинжала. Того самого, драгоценного, что подарил ему кровного брата, его единственного истинного родича. Штефан… Брат по духу и по зову сердца, а после того, как они смешали кровь – и брат по крови. Штефан, что-то ты делаешь сейчас? Возможно, стоит написать письмо…В сумерках снег казался серым, будто припорошенный пеплом. Губы господаря растянулись в хищной улыбке. Роскошный подарок ты мне сделал тогда, брат. Еще один в череде многих. Смогу ли отдарить хоть когда-нибудь? Истинным утешением было узнать, что пусть он сам далеко от Валахии, но и Раду больше не позорит собой трон их отца. А что до Басараба… Я знаю, что у тебя не было выбора. Хватило того, что ты шуганул эту крысу, пусть для этого тебе и пришлось спалить здесь все до тла. Огонь очищает. Мысли сделали круг и вернулись к другому брату. Раду… незаживающая рана в сердце. Каиново семя. Своими руками убил бы, если бы ты не сподобился умереть раньше. Так сильно боялся? Пальцы мертвой хваткой сжались на рукояти кинжала. Влад стиснул зубы, безотчетно играя желваками. Каково это – быть шлюхой у турков? Раду Фрумос, Раду Красивый… это они тебя так прозвали. И ты, как слабоумный гордился этим прозвищем, больше приставшем жемчужине гарема. Когда я потерял тебя, младший брат? Когда ты надменный и тонкий, в сводящих с ума турецких тряпках, отказался ехать со мной? Или раньше, гораздо раньше? И душу раскаленным железом жжет последний наказ отца: «Береги Раду, Влад. Береги Раду» и невысказанное: «… ибо слаб он». Не уберег. Влад зарычал, в сердцах стукнув кулаком по подоконнику. Услышал испуганный шепот слуг, зажигавших свечи. Резко обернулся, по-звериному сверкнув глазами в полумраке. Мрачным взглядом смерил шарахнувшихся к стене холопов, повелел холодным голосом:- Все вон!Не хотелось никого видеть. Вновь вперил невидящий взгляд в уже абсолютную темень за окном. Потом принялся ходить по комнате, как попавший в клетку зверь. Что еще? Откуда это мерзкое, выворачивающее душу чувство? Не приставшее воину и господарю, сыну дракона. Валахия вновь свободна от турок, он вновь взял власть над своей вотчиной и в самом скором времени наведет в ней порядок. Бояре… а что бояре? С ними разговор и был и будет коротким. Не хотят по-хорошему, будет по-плохому. Не от этого так щемит сердце, так стонет душа. Душа… Влад замер, словно напоровшись на невидимую стену. Так вот в чем дело! Это душа изнывает под бременем ложной веры. Страшится после смерти быть обреченной на вечное блуждание во тьме и кровопийство. Всем известно, что не причастившиеся крови Его, после смерти пытаются утолить жажду кровью живых. И Ангел-хранитель не может приблизиться к вверенной ему душе, пока не вернется она в лоно истинной церкви. Католичество! Влад оскалился. Память о «гостеприимстве» Матьяша. Мало было дорогому шурину, царственному брату, держать в неволе его тело, он и душу пленить пытался. Ничего, сочтемся еще. Глядишь, и моим гостем, не ровен час, окажешься. Зеленые глаза недобро сощурились. Но судьба воина переменчива. Если не случится дожить до рассвета… Влад содрогнулся. Снагов. Надо срочно ехать в монастырь. Он в два стремительных шага достиг двери. - Седлать коней! – разнесся по коридорам зычный голос. Господарь окинул взглядом воинов из дружины, переданной ему Штефаном, постоянном и самым лучшим напоминании о брате. – Ты и ты со мной, остальные остаются здесь. Стеречь покой в крепости до моего возвращения. – Подбитый волчьим мехом плащ скрыл изукрашенный золотыми чешуйками кафтан. Уже сидя верхом, Влад в последний раз обвел взглядом недавно отстроенный после учиненного Штефаном пожара двор, выбежавших на шум слуг, подтянувшихся воинов. Внезапный ночной отъезд господаря ни у кого не вызвал удивления – привыкли. Да, и посмел бы кто. Влад хищно усмехнулся и дал шпоры коню, вылетев в зимнюю ночь. Крепость Эгригёз, 1444-1448 гг. - А тебя я не звал. – Надменный голос Мехмеда остановил начавшего вставать Влада. Сын султана насмешливо сощурил черные глаза, сверкнув слишком белыми зубами. Влад смотрел на него исподлобья, сжимая кулаки. Больше всего на свете он мечтал о том, чтобы вбить кулак прямо в эти зубы, надолго стирая со смуглого лица ненавистную усмешку. Но сдержался. Жизнь заложником учит быть сдержанным. Уже несколько месяцев они были заложниками при султане. Сначала во дворце, а теперь вот в этой крепости. Что бы ни послужило причиной перевода, в этом была одна положительная сторона – Влад надеялся, что теперь, когда Раду не сможет каждый день видеть принца Мехмеда, его нездоровая тяга к нему пройдет. Крепость Букурешть, зима 1476 г. К вечеру с запада наползли тяжелые тучи, раньше времени придавив тусклый зимний день. Влад, господарь Валахии, молча смотрел на сгущающийся за окном сумрак, время от времени выбивая пальцами по подоконнику глухую нервную дробь. Ловил себя на этом, досадовал, убирал руку на пояс, безотчетно лаская пальцами рукоять любимого кинжала. Того самого, драгоценного, что подарил ему кровного брата, его единственного истинного родича. Штефан… Брат по духу и по зову сердца, а после того, как они смешали кровь – и брат по крови. Штефан, что-то ты делаешь сейчас? Возможно, стоит написать письмо…В сумерках снег казался серым, будто припорошенный пеплом. Губы господаря растянулись в хищной улыбке. Роскошный подарок ты мне сделал тогда, брат. Еще один в череде многих. Смогу ли отдарить хоть когда-нибудь? Истинным утешением было узнать, что пусть он сам далеко от Валахии, но и Раду больше не позорит собой трон их отца. А что до Басараба… Я знаю, что у тебя не было выбора. Хватило того, что ты шуганул эту крысу, пусть для этого тебе и пришлось спалить здесь все до тла. Огонь очищает. Мысли сделали круг и вернулись к другому брату. Раду… незаживающая рана в сердце. Каиново семя. Своими руками убил бы, если бы ты не сподобился умереть раньше. Так сильно боялся? Пальцы мертвой хваткой сжались на рукояти кинжала. Влад стиснул зубы, безотчетно играя желваками. Каково это – быть шлюхой у турков? Раду Фрумос, Раду Красивый… это они тебя так прозвали. И ты, как слабоумный гордился этим прозвищем, больше приставшем жемчужине гарема. Когда я потерял тебя, младший брат? Когда ты надменный и тонкий, в сводящих с ума турецких тряпках, отказался ехать со мной? Или раньше, гораздо раньше? И душу раскаленным железом жжет последний наказ отца: «Береги Раду, Влад. Береги Раду» и невысказанное: «… ибо слаб он». Не уберег. Влад зарычал, в сердцах стукнув кулаком по подоконнику. Услышал испуганный шепот слуг, зажигавших свечи. Резко обернулся, по-звериному сверкнув глазами в полумраке. Мрачным взглядом смерил шарахнувшихся к стене холопов, повелел холодным голосом:- Все вон!Не хотелось никого видеть. Вновь вперил невидящий взгляд в уже абсолютную темень за окном. Потом принялся ходить по комнате, как попавший в клетку зверь. Что еще? Откуда это мерзкое, выворачивающее душу чувство? Не приставшее воину и господарю, сыну дракона. Валахия вновь свободна от турок, он вновь взял власть над своей вотчиной и в самом скором времени наведет в ней порядок. Бояре… а что бояре? С ними разговор и был и будет коротким. Не хотят по-хорошему, будет по-плохому. Не от этого так щемит сердце, так стонет душа. Душа… Влад замер, словно напоровшись на невидимую стену. Так вот в чем дело! Это душа изнывает под бременем ложной веры. Страшится после смерти быть обреченной на вечное блуждание во тьме и кровопийство. Всем известно, что не причастившиеся крови Его, после смерти пытаются утолить жажду кровью живых. И Ангел-хранитель не может приблизиться к вверенной ему душе, пока не вернется она в лоно истинной церкви. Католичество! Влад оскалился. Память о «гостеприимстве» Матьяша. Мало было дорогому шурину, царственному брату, держать в неволе его тело, он и душу пленить пытался. Ничего, сочтемся еще. Глядишь, и моим гостем, не ровен час, окажешься. Зеленые глаза недобро сощурились. Но судьба воина переменчива. Если не случится дожить до рассвета… Влад содрогнулся. Снагов. Надо срочно ехать в монастырь. Он в два стремительных шага достиг двери. - Седлать коней! – разнесся по коридорам зычный голос. Господарь окинул взглядом воинов из дружины, переданной ему Штефаном, постоянном и самым лучшим напоминании о брате. – Ты и ты со мной, остальные остаются здесь. Стеречь покой в крепости до моего возвращения. – Подбитый волчьим мехом плащ скрыл изукрашенный золотыми чешуйками кафтан. Уже сидя верхом, Влад в последний раз обвел взглядом недавно отстроенный после учиненного Штефаном пожара двор, выбежавших на шум слуг, подтянувшихся воинов. Внезапный ночной отъезд господаря ни у кого не вызвал удивления – привыкли. Да, и посмел бы кто. Влад хищно усмехнулся и дал шпоры коню, вылетев в зимнюю ночь. Крепость Эгригёз, 1444-1448 гг. - А тебя я не звал. – Надменный голос Мехмеда остановил начавшего вставать Влада. Сын султана насмешливо сощурил черные глаза, сверкнув слишком белыми зубами. Влад смотрел на него исподлобья, сжимая кулаки. Больше всего на свете он мечтал о том, чтобы вбить кулак прямо в эти зубы, надолго стирая со смуглого лица ненавистную усмешку. Но сдержался. Жизнь заложником учит быть сдержанным. Уже несколько месяцев они были заложниками при султане. Сначала во дворце, а теперь вот в этой крепости. Что бы ни послужило причиной перевода, в этом была одна положительная сторона – Влад надеялся, что теперь, когда Раду не сможет каждый день видеть принца Мехмеда, его нездоровая тяга к нему пройдет. Но принц настойчиво продолжал навещать пленников, а то и просто присылать за Раду, каждый раз изобретая новые забавы. И Раду тянулся к нему, забыв обо всем. Как дитя неразумное к пестрой погремушке. Влад выпрямился, стараясь придать себе больше роста – в свои четырнадцать он был ниже Мехмеда, хоть тот и младше его на год. Бросил, небрежно цедя слова, стараясь, чтобы на лице отражалось лишь ленивое безразличие:- Тогда и Раду остается. Негоже младшему брату идти без старшего. Иди сюда, Раду. Нам не нужны его подачки… - И сердце споткнулось, натолкнувшись на смущенный, но упрямый взгляд младшего брата. - Ты сам виноват, Влад! – голос Раду ломался от волнения и возмущения, мальчик сам себя подхлестывал, чтобы не испугаться и не передумать. – Не стоило тебе так себя вести! Потому-то тебя и не зовут больше. А я не хочу из-за твоего дурного нрава постоянно сидеть в крепости! Пойдем, Мехмед. – взгляд, который он бросил на принца, совсем не понравился Владу. В нем сквозило неприкрытое восхищение, чуть ли не преклонение. А когда тот покровительственно положил руку Раду на плечо, притянув мальчишку к себе и торжествующе глядя на Влада, парень почувствовал, что готов вцепиться ему в глотку голыми руками. Как жаль, что им запретили носить оружие. Как хорошо, что запретили. Иначе за прошедшие месяцы он хоть раз, да не удержался бы. Влад не знал, сколько времени провел, глядя в закрывшуюся за ними дверь, стараясь изгнать из памяти выжженную на сетчатке глаз картинку – смуглый, не по годам возмужавший Мехмед, и льнущий к нему Раду, светленький, голубоглазый, слабый. Смотрящий на этого турка так, как никогда не смотрел на него, на своего старшего брата. Влад скрипнул зубами, и нервно заходил по комнате выделенной им в крепости Эгригез. Пнул попавшую под ноги подушку и снова замер, кусая губы. Раду всегда был странным, больше похожим на девчонку. Ему не нравились шумные и грубые забавы и драки, которые устраивали Мирча, Влади прочие мальчишки. Он предпочитал сидеть в своей комнате, читать или рассматривать украшения боярыни. Он, конечно, был мелкий, но не настолько же! Он и лошадь выбрал себе смирную и спокойную, даже не попытавшись приучить одного из великолепных полудиких жеребцов, подаренных им отцом. И как… как теперь должен Влад заботиться о нем, если Раду сам предпочитает идти на пирушку и на соколиную охоту с этим сыном шакала?! Если он просто не понимает, почему нельзя этого делать?!Дикий, исполненный животного ужаса и боли вопль пронзил неподвижное голубое небо. Потом еще и еще раз. Совсем скоро в этих криках не осталось ничего человеческого. Хриплый безумный вой то затихающий, то вновь вверчивающийся в уши. Влад оскалился и забарабанил в дверь. Лязгнул засов. - Я хочу посмотреть на казнь. – Надменно бросил он стражнику. В этой просьбе пленникам не отказывали никогда. Раду предпочитал сворачиваться клубком на ложе, затыкая уши подушками, и вздрагивая всемтелом, а вот Влад, напротив, шел на крепостную стену, откуда был прекрасный вид на внутренний двор. Для него самым страшным было – не знать, что происходит. Самое кровавое зрелище было лучше неизвестности. Если казнили турка-преступника, то Влад скалился, воспитывая в себе радость от того, что еще одним врагом стало меньше, если же пленного православного воина - молился за его душу, искренне веря, что мученики, принявшие смерть за веру, попадают на Небеса. Турки косились на заложника, внимательно и жадно наблюдавшего за каждой казнью, и обходили его стороной. Раду вернулся только через два дня. Раскрасневшийся, счастливый. С целым ворохом новостей. И замер, натолкнувшись на мрачный взгляд брата. Влад дождался, когда за спиной мальчишки привычно лязгнет засов, и поманил к себе. Смотрел, как тот приближается нога за ногу, явно через силу, но не смея ослушаться. Чувствовал, как закипает в крови черное бешенство. Вчера и сегодня одного за другим казнили двух христиан. Одного посадили на кол, со второго медленно содрали кожу. Второй умер быстрее, первый кричал несколько часов без перерыва, а Влад смотрел на него со стены, пока тот не затих окончательно. В глазах потемнело, а в следующий миг Влад обнаружил себя уже сидящим верхом на Раду, которого он умудрился сбить с ног и повалить на пол. Яростно глядя в испуганные голубые глаза, Влад не говорил, а шипел, вколачивая каждое слово в застывший воздух. - Ты что, не понимаешь? Раду, они враги. Турки. Они убивают наш народ. Они с ног до головы в крови христиан. Все они, каждый из них! Они звери. Как ты можешь вот так ходить развлекаться с тем, кто станет их султаном? Кто поведет их снова и снова убивать нас?! Ты хочешь стать предателем?! Предать наш народ? Предать отца и брата?! Тогда я убью тебя собственными руками!- Дурак! Пусти!! – Раду заплакал и забился в его хватке. – Пусти меня! Это ты – зверь! И ты, и брат, и отец! И все бояре! Вы только и знаете, что драться! Кровь! Кровь! Ненависть! Не хочу! Я не хочу так! – Мальчишка кричал, уже не помня себя, позабыв о страхе, о том, что старший брат может побить его за такие слова. – Почему я должен ненавидеть Мехмеда? Потому что он не такой, как ты? Он добрый, он никогда не кричит на меня! Он позволил мне охотиться с его соколом и обещал подарить моего собственного. Это вы убиваете их! Разве не так? Точно так же, как и они… и отец, и султан – одинаковые! Нет тех, кто прав, нет тех, кто виноват! Это война! Пропадите вы пропадом с этой войной! – Раду уже рыдал, не замечая, как опешивший Влад ослабил хватку. – Ненавижу, ненавижу вас! – Доносилось сквозь всхлипывания. – Почему, ну почему ты все всегда портишь?!Хлесткая пощечина заставила Раду прикусить губу и замолчать. Он осознал, что только что наговорил, ис трудом заставил себя поднять глаза на побелевшего от бешенства брата. Взгляд сузившихся зеленых глаз был поистине страшен. - Брат? – голос отказывался выходить из сжавшегося горла. А Влад вдруг стал совсем спокойным. И это еще страшнее. Жесткая ладонь ободряюще погладила по щеке. Той самой, куда пришелся удар. - Я не знал, что ты еще такой ребенок, Раду. Но тебе уже десять лет. Скоро одиннадцать. Пора взрослеть. Ты моя плоть и моя кровь. Ты мой брат. Я тебя не брошу. Это не твоя вина. Но я заставлю тебя понять. – Бледные губы почти сложились в улыбку. – Я покажу тебе твоих любимых турок. Ты пойдешь со мной наследующую казнь. *Влад заставлял Раду приходить на стену, но даже там тот сжимался в комок, плакал и зажимал уши, не стыдясь своей слабости. Вместо него жгучий невыносимый стыд испытывал Влад. Как он может, так позориться сам и позорить его перед врагами! Неужели у него совсем нет гордости?! Он же сын господаря! Он будущий рыцарь! Когда все заканчивалось, он волок брата в их комнату и выбивал из него дурь, заодно выпуская свою злость. Пытался заставить бороться, противостоять себе, но все впустую. Раду только ревел, вскидывая руки в жалкой защите, пока Влад, плюнув от омерзения не оставлял его в покое. И мог лишьбессильно смотреть, как его младший брат, как всегда радостно откликается на приглашения Мехмеда. Вместо того, чтобы понять всю дьявольскую жестокость турок и не доверять ни одному из них, он считал зверем собственного брата. Громом среди ясного неба ударило известие – принц Мехмед стал султаном. При живом отце, якобы отошедшем от дел и уступившем власть сыну. Даже стражники в крепости выглядели по нехорошему взбудораженными. Никто не знал, чего ждать. К разочарованию Влада новоиспеченный султан не забыл своего дружка, правда, теперь предпочитая не приезжать за ним сам, а присылать янычар. Так оно и тянулось, пока однажды Владу не бросилась в глаза заплетающаяся походка и лихорадочный румянец на щеках вернувшегося брата. И самодовольный, откровенно собственнический взгляд Мехмеда, против обыкновения провожавшего мальчишку лично. Сердце ухнуло в пустоту. Влад встал, все еще не веря, а принц, вернее, султан, явно издеваясь, привлек к себе слабо охнувшего Раду и крепко поцеловал в губы. И тот прильнул к нему всем телом, прикрывая блестящие глаза, как никогда будучи похож на девчонку с рассыпавшимся по плечам золотистыми кудрями. Следующее, что осознал Влад, была упоительно твердая рукоять кинжала, легшая в ладонь. Как он умудрился выхватить его у стражника, парень не знал. А беззащитное горло Мехмеда так близко…Темнота. В чувство его привела холодная вода, щедро выплеснутая из ведра. - Вставай, раб. – Ненавистный голос раскаленным эхом отдался в голове. Перед глазами все плыло, сознание пыталось ускользнуть опять. Чья-то рука схватила за волосы, рывком вздергивая на колени. С первой попытки равновесие удержать не удалось, и Влад тяжело повалился на бок, осознав, что шея и руки закованы в колодки. Голова так и не коснулась пола, но от встряски прояснилась. А когда та же рука вновь услужливо вернула ему вертикальное положение, парень даже смог открыть глаза. Был он наг, закован в колодки и стоял на коленях перед развалившимся в кресле Мехмедом. К глубочайшему разочарованию Влада тот был жив и здоров. Судя по всему, они находились в одной из темниц крепости. Сердце стукнуло не в такт. Раду… что с Раду? Мокрые волосы налипли на лицо, и Влад нетерпеливо мотнул головой, обводя взглядом темницу. Кроме Мехмеда, и пары стражников тут никого не было. Уже хорошо. - Что ты сделал с Раду? – голос осип и не желал его слушаться. - О, ну что я могу сделать с моей золотой жемчужиной? – Блеснули в усмешке белые зубы. – Он спит сейчас в моих покоях во дворце. Он наконец-то понял, что не стоит цепляться за такую собаку, как ты. Ты только зря его расстраиваешь. И знаешь, как сильно он был мне благодарен за то, что я согласился сохранить тебе твою никчемную жизнь? Он еще очень долго будет мне благодарен за это. А вот ты… ты очень скоро пожалеешь о том, что не умер. – Темные глаза хищно сузились. – У нас впереди еще много времени. Очень много времени… для бесед. *Из камеры, где его теперь держали, не был виден внутренний двор. Но через небольшое окошко под потолком хорошо долетали крики. Влад слушал их, сидя прислонившись спиной к стене на своем соломенном ложе. Развлекался тем, что пытался определить, что именно делает палач, и что сделает дальше. Удовлетворенно кивал сам себе, когда его предположения оправдывались. Время от времени приходил Мехмед, и они «беседовали». А Влад вспоминал крики казнимых и пытался не кричать сам. Получалось через раз. Иногда приезжал Раду, постоянно живущий теперь во дворце. Приносил новости, смотрел на брата большими глазами и сбегал, не выдержав его молчания. Жизнь за стенами темницы текла своим чередом. Султан Мурад вернул себе трон, отослав снова ставшего принцем Мехмеда. Тот уехал и забрал с собой Раду. В крепости остался только один заложник. В следующий раз братья увиделись лишь через два года. *- Бояре убили отца. И Мирчу. – Раду вырос, вытянулся. В свои четырнадцать он уже не казался ребенком, но выглядел странно. Так и остался похожим на девчонку. Слишком тонкий, слишком ухоженный. Губы предательски дрожат, под глазами синие тени. – Мехмед говорит, что за ними стоят венгры…Влад лишь скрипнул зубами, отвернувшись к окну. Он еще не знал, что султан предложит ему помощь. И что Раду откажется ехать с ним. ***Тырговиште, осень 1448 гГосподарь Валахии. Бывшему заложнику ли мечтать о большем? В семнадцать лет занять отцовский трон. Весь мир у ног… Владу хотелось сплюнуть. В дурном сне, в душном предутреннем кошмаре не привидится – взойти на княжение, опираясь на турецкие сабли. Душу жгло огнем, выворачивало наизнанку. Влад щерился, безотчетным жестом рвал на груди вышитую рубаху, облегчая дыхание. Он знал, на что шел, принимая помощь султана. Не знал лишь, что будет настолько тошно. И мерещилось – не он вырвался из плена, а всю землю свою туркам в плен отдал. Сам, своими руками. Взвыл бы от тоски, да «дарёная» дружина следит за каждым шагом. Смотрят, ждут, как же новый господарь мстить будет. Скалят зубы. Любят, когда неверные сами друг друга режут. Владислав бежал, бросив столицу. Родич даже не пытался дать сражение. Знал, что без Яноша не выстоит. Влад не стал его преследовать. Водил хищным взглядом по лицам бояр выбиравших его господарем, усмехался, глядя, как те бледнеют от его усмешки и косятся на турецкие сабли. Хотели увидеть, как он мстит? Смотрите… пока. Скоро придет и ваш черед. *Из вскрытой могилы ударил смрад. Бояре отшатнулись, бледнея, кто-то закашлялся, судорожно пытаясь вздохнуть. Кто-то наоборот закаменел лицом. Ряд дружинников, уже не только турок, не давал им отступить. Влад скривил губы в злой усмешке. Сделал шаг вперед, заглянул в могилу. Знал уже, что Мирчу похоронили живым. Ему успели донести. На крышке домовины изнутри виднелись царапины со следами засохшей крови. , Спутанные черные волосы покрывали голову, плечи и спину, покойный лежал в гробу ничком – последнее воззвание к Божьему суду. В глазах потемнело. Влад резко выдохнул сквозь зубы. - Я позвал вас сюда, судить пред лицом брата моего, предательски убитого вами. И он сам указал на виновных. - Влад жестом приказал схватить тех из бояр, кому было наиболее худо. – Этих на кол. Остальных на каторгу. Равнодушно слушал проклятия, потом крики. Пока те не перешли в хрипы. Щурясь, смотрел, как корчатся на кольях бояре, нелепые в роскошных своих одеждах. Зло усмехался. Потом поднялся со скамьи, не глядя сунул в руки слуге опустевший кубок, . Повелел перенести прах брата на освященную землю и справить по нему полную службу. Спи спокойно, Мирча, никто боле не потревожит твой сон. *Валахия… Его княжество. Родная земля. Его не было долгих четыре года. Он начал забывать, как это бывает. Здесь даже дышалось иначе, чем в Турции. Земля звала его. Он слышал этот шепот долгими бессонными ночами. И сердце билось в едином ритме с тьмой за окном. Завораживающе… страшно… единственно возможно. После отца и брата настал его черед взять ее. И отдать ей все без остатка. И сжимались кулаки в бессильной ярости. Не должно быть у Валахии господаря, посаженного турками. Даже если это он сам. Услышав о приближении войска Хуньяди, Влад лишь усмехнулся. Неподъемная тяжесть оставила сердце. Той же ночью он с немногими верными людьми покинул столицу, бросив на произвол судьбы навязанную ему турецкую дружину. Жди меня. Я вернусь. ***Трансильвания между 1451 и 1456 гг. - Хочешь, смешаем кровь? – Влад коротко глянул на Штефана. Если бы это не было совершенно невероятно, можно было бы подумать, что он боится. Штефан даже тряхнул головой – что за чушь. И тут же подался вперед, всей кожей ощутив, как закаменел рядом с ним Дракула. Накрыл его руку своей, добиваясь чтобы поднял глаза. Теперь только прямо, только выдержать этот сжигающий взгляд. И кто только придумал, что зеленый цвет – холодный? Сюда бы этого умника. Кто хоть раз видел эти пылающие изумруды в обрамлении потемневшей от их жара бронзы, тот больше не совершит такой ошибки. А Влад, словно найдя ответ в спокойной глубине серых глаз, заговорил, с трудом, но упрямо выталкивая слова. – Это не правильно, что ты мне не брат. Нет, и не будет у меня никого ближе. Господь ошибся, разделив нас, и исправил ошибку, дозволив встретиться. Ты мой брат по зову сердца. Стань же братом по крови. И я никогда не оставлю тебя в беде. Твои враги – мои враги. Твои друзья – мои друзья. Только так. Что скажешь, Штефан?В ответ улыбка и блеск клинка. Любимый кинжал, чуть не единственное, что осталось от отца. И не важно, что уже не раз братались они на поле боя, прикрывая друг друга и не зная потом, где чья кровь. Не важно. Острым росчерком по ладоням, выпуская багровую капель. И ладонь в ладонь – намертво. Чтобы навсегда. И в жизни и в смерти. Теперь братья. - Я тоже тебя люблю, Влад. – И изумление, недоверие, восторг в зеленых глазах стоят всего. Если сгорать, то вместе. Потом они смеялись немного неловко, перевязывая руки. А потом стало не до смеха. Взгляд утонул во взгляде и пропали слова, замерев на губах. Братья. Можно ли стать еще ближе? И что делать, если нет силсопротивляться? Оба воины, оба стоят друг друга. Оба изгнанники, безземельные князи, господари без подданных. И оба знают, что вернутся на свои земли. Равные во всем. В обоих живет яростный, неукротимый огонь. Но только Влад, как и пристало сыну Дракона, горит непрестанно, ярко в этом пламени, сжигая и себя и врагов, а Штефан смягчает свой огонь обманчивым спокойствием взгляда, мягкой улыбкой. Лишь крайне редко может позволить он себе сбросить личину, обнажив свою истинную суть. И скем ему быть самим собой, как не с братом? Как не с возлюбленным братом своим?И нет больше в мире никого кроме них, а сам мир лежит у их ног. Штефан лежал на спине, закинув руки за голову, бездумно разглядывая редкие облака, пересекающие пропасть неба. Тело ныло, но ломота была приятной. Он слышал, как рядом дышит во сне Влад, его тепло согревало не хуже начинающего клониться к горизонту солнца. Вот всхрапнула, вскинув голову лошадь, и Штефан почувствовал, как мгновенно напряглось, готовясь к бою, тело рядом с ним. И тут же расслабилось – ложная тревога. Влад потянулся, наслаждаясь ускользающими минутами покоя, и Штефан не отказал себе в удовольствии повернуть голову и полюбоваться им. Смуглый, поджарый, с хищным профилем и спутанной гривой черных кудрей, Влад вдруг показался ему не человеческим существом, а порождением здешних гор и лесов. Штефан вздрогнул, сморгнул наваждение, с невольной тревогой глядя на брата. Улыбнулся, в ответ на вопросительно вскинутую бровь. Тот уже выглядел, как обычно. Штефан вспомнил кое о чем и перевернулся на бок, взглянул серьезно, протянул кинжал на раскрытой ладони. Тот, самый, ототца и деда доставшийся, сделавший их братьями. - Возьми. Пусть он хранит тебя, когда я не смогу. Валахия, 1456 г. Валахия. Твои горы, твои реки, твои леса. Твои черные жгучие ночи. Твои города и села. Люди, плоть от плоти своей земли. Страна покорялась, как норовистая кобылица. Дикая, прекрасная, настороженно косящая глазом на того, кто дерзнул накинуть узду, смиряя твердой рукой. Все, что мешает твоему вольному бегу – прочь. Покажи мне себя, подари мне себя… Я буду ласкать тебя, любить тебя, терзать твою плоть шпорами и плетью. Заставлять тебя лететь в бешеной скачке, становясь единым целым со своим всадником. Моя кровь, моя плоть, моя жизнь – все твое. Не с турецким кнутом пришел я к тебе в этот раз. А венгры… не в первый раз, и видит Бог не в последний. Валахия. Мы еще разгоним с тобой и шакалов, и воронов. И стало так. Влад правил железной рукой. Не жалел ни чужой, ни своей крови, щедро сея смерть, сея страх. Из семян прорастала сила, прорастала слабость, страх и предательство. И снова приходилось начинать по новой. Шесть лет непрестанных битв. А потом двенадцать лет разлуки. Окрестности Снагова, зима 1476 г. Снежное покрывало было щедро заляпано алым. Билась, визжа, раненая лошадь. Некому было облегчить ее муку – победителям не до животного, а побежденным – тем более. Спят дружинники в истоптанном снегу, дорого продав свои жизни. Спят рядом со своими противниками, вместе уйдя на Божий Суд. Дракула еще держался. Две стрелы обломанными древками торчали в левом плече и боку. Рука не желала слушаться. Уже в ближнем бою пикой достали правую ногу, и теперь она была почти бесполезна. Влад хрипло рассмеялся, скаля зубы, глоток за глотком вырывая у жизни холодный воздух. Зачем тебе кольчуга в Божьем Дома, сын мой? Так, батюшка? Отныне незримые латы облекут грудь твою, ибо снова вошел ты в лоно православной веры. И нет крепче той защиты. Господарь сплюнул на снег кровью и утер губы тыльной стороной ладони. Перехватил поудобнее кинжал, оскалился приглашающее. Меч его сломался, застряв между ребер очередного напавшего, а самому Владу пришлось отступить. Но теперь отступать было некуда. Скала, к которой он прижался спиной, была и защитой и ловушкой. Но нападавшие медлили. Казалось бы – вот он пред ними, их враг, страшный, ненавистный. Последнее усилие – и он мертв. А то, что скалит зубы, подобно загнанному в ловушку волку, так что за беда – расстрелять с безопасного расстояния и вся недолга. И все же они медлили. Слишком невероятным казалось им то, что победа готова упасть в их руки. А проклятый кровопийца все смеялся над ними, прожигал своими дьявольскими глазами. Командир нападавших поудобнее перехватил древко и дал знак второму солдату. Первая пика вонзилась в живот, вторая под сердце. Не уклонится, не отбить кинжалом. Не дотянуться до врагов. Не дотянуться? С прежней кривой усмешкой, Влад вдруг страшно захрипел и дернулся вперед, сам насаживая себя на пики. Сквозь черноту и муть в глазах. Шаг, еще шаг. И уже совсем близко выпученные от страха глаза. Вгрызся бы в глотку, да перед глазами черно. Пальцы закостенели на рукояти кинжала. Удар наугад… Дракула успел почувствовать упругое сопротивление плоти, и опомнившаяся свора нападает одновременно. Пальцы дрогнули и разжались. «Возлюбленный брат мой, Штефан, все ли благополучно в краю твоем?»ЭпилогОн думал, что попадет на Божий Суд. Он ждал Ангела с пылающим мечом, что низринет его в Геену или возведет к Престолу Божию. Он ждал, а сердце выгрызала жестокая тоска. Как много еще надо сделать. Не успел. Не сумел… и готов был выть по волчьи от бессильной ярости. От того, что придется бросить страну. Землю, с которой они намертво вросли друг в друга, став единым целым. Тяжко рвутся подобные узы. Не справиться Валахии без него. Не выстоять! Он не может сейчас уйти. Будь проклято это трусливое песье семя!И когда его немой крик подхватили десятки волчьих голосов, Влад лишь недобро ощерился. О, это будет славный ночной набег! Зимний лес, поджарые тени волков… запах дыма, запах стали, запах крови и страха. Запах добычи. Луна щерилась с небес, цепляясь за ветки и неизменно выскальзывая из их хватки. Когда матерый, покрытый шрамами волк вырвал горло первому из солдат, Дракула остро пожалел, что не может сам принять участие в схватке. Руки тосковали по мечу, но он мог лишь стоять бесплотной тенью на краю вражеского лагеря. Позже, выжившие после этой страшной ночи божились, что видели самого господаря. Что стоял тот, запахнувшись в свой волчий плащ, и страшно скалился, сверкая острыми зубами. И жуткой зеленью горели его глаза, и не было спасения от этого взгляда. Ночь растеклась над Валахией, отдавая страну во власть темноты. И все чаще в ночи он слышал боязливый шепот, повторяющий его имя. Дракула… Вот и отдал он Валахии и плоть свою и кровь свою. И саму душу свою отдал. Владей. И помыслить не мог, что так сбудется. Дар или проклятие, Дракула не променял бы это посмертие ни на какое иное. И после смерти остаться на земле своей, хранить ее от чужаков… это стоило всего. Странная, страшная сила пришла к нему. Любой шепот в ночи был внятен ему, твари ночные – волки да нетопыри служили его воле. А после пришли и твари иные, те, что испокон веков таились в тенях и уходили с рассветом. Те, для кого люди всегда были пищей. И с каждым, пришедшим под его руку, росла его сила. Странное, зыбкое бытие на самой грани этого мира. И пробуждение с четким осознанием очередной цели. Он не мог бы промахнуться, даже если бы и хотел. Чувство должного, ведущее его через всю его земную жизнь, в посмертии обострилось до невероятных пределов. И Влад следовал властному голосу своей земли, звучащему в его сердце. Лишь две занозы саднили, не давая полностью отдаться своему долгу – почерневший нательный крест и невозможность увидеть Штефана. Он был властен только в границах своей земли - на Валахии и части Трансильвании. Молдова была закрыта. И оставалось лишь следовать своему долгу, вновь и вновь начиная ночную охоту. Топя тоску в крови нечестивых псов. *Влад медленно поднял голову, прислушиваясь. Свита почтительно замерла, не решаясь тревожить князя. Это чувство… это не было нарушением равновесия. Понемногу люди учились жить правильно, и карать их приходилось реже. Это не вражеская армия вторглась в пределы княжества. Нет… но границы сдвигались. Расширяясь? И…Дракула вскочил с каменного трона, уже зная, но еще не веря. Через пол страны меньше чем за минуту – тенями, бешеными прыжками, резким взмахом нетопыриных крыльев. И опять замереть, глядя как разливается в воздухе неяркое сияние, слыша, как отступает шипя и рыча его свита, не обращая внимания. До них ли сейчас? И шагнуть вперед, прямо в свет, крепко до боли сжимая в объятиях, и чувствуя, как сильные руки обнимают в ответ. Влад отстранился, разглядывая Штефана – все те же правильные черты, золотой шелк волос серьезные теплые глаза на лице воина. - Ты ничуть не изменился, брат мой!- Ты тоже, - сверкнул зубами в усмешке. – Все то же дикое порождение гор и лесов. Князья, хранители своей земли. Равные во всем. И даже в своем посмертии. И что с того, что за одним стоят Небесные Силы, а другого сопровождают порождения ночи? Братья, навечно связанные друг с другом. И больше не надо ничего говорить. В 1600 году от Рождества Христова Михай Храбрый, господарь Валахии, объединил под своим началом три княжества – Валахию, Трансильванию и Молдову. И смог удержать их вместе один год и один день.