Волчий капканСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Вряд ли во всем княжестве можно найти более неуютное место. Пронзительный сквозняк колышет пламя свечей под образами старой часовни. Серебристыми нитями пробивается через щели в кровле холодный свет луны. В воздухе висит причудливая смесь запахов плесени, пыли и ладана, хрипло постанывают рассыхающиеся доски. Брат Арсентий – русоволосый и голубоглазый монашеский послушник лет тридцати – поправил свечу на столике перед собой, зябко повел плечами и потрогал застиранный платок, обмотанный вокруг шеи. Перевернул страницу молитвослова и бросил взгляд на гроб в центре помещения – по его ощущениям, полночь уже наступила. Но покойник лежал с таким умиротворенным лицом, что Арсентий засомневался в правоте крестьян, позвавших мастера по нечисти на ночную службу. Успокоившись, он чуть было не пропустил нужный момент. Оторвав в очередной раз глаза от книги, послушник увидел, что старик с бескровно бледным лицом очень недобро поблескивает открытыми глазами. И с легкой улыбкой облизывает потемневшие губы. – Здорово, дед, – кивнул брат Арсентий нежитю. – Что не спится?Вурдалак неторопливо, не отрывая послушника взгляда, выбрался из гроба. Подошел почти вплотную, начал перетаптыватся вдоль меловой линии на полу, кругом очерчивающей послушника. – Зачем пришел? – прошепелявил дед. Похоже, что желтоватые клыки, торчавшие изо рта, мешали ему говорить четко. – Тебя утихомирить, – кивнул Арсентий и, стараясь это сделать незаметно, потянулся рукой к серебряной цепи в сажень длиной и с мизинец толщиной, подвешенной на гвоздь с правой стороны стола. – Не простой ты послушник. Знаешь много, – прищурился вурдалак, а потом раздвинул губы в подобии улыбки. – Но до утра не доживешь. – Ну, это мы еще посмотрим, – цепь, запущенная умелой рукой, свистнула в воздухе и обвилась вокруг тела нежитя, притягивая руки вплотную к телу. Дед заревел от боли – светлый металл нечистые твари не переносят – забился, стараясь разорвать путы. Арсентий выхватил из-под рясы деревянный молоток и небольшой осиновый кол, заостренный с одной стороны. Перешагнул линию, приблизился к деду, поднимая на ходу орудия усмирения неупокоенных мертвецов…И понял, что поспешил. Вурдалак с утробным рычанием напряг неожиданно сильные руки, и цепь лопнула с мелодичным звоном. Мертвый дед тут же, с места, рванул вперед, потянулся ладонями с черными ногтями. Арсентий отскочил назад, в круг, но ногой случайно подтер меловую линию, разрывая круг и лишая его защитной силы. Не особо представляя, что теперь делать, послушник обежал столик с книгой. Запираясь вечером в часовне, он не предполагал, что упырь окажется столь сильным. Решил – все-таки святое место, вокруг иконы, и это должно было ослабить нежитя. Просчитался…– Парень, хорош бегать! – мерзко захихикал дед. – Некуда бежать тебе. «А ведь прав нежить», – мелькнула в голове Арсентия предательская мысль. Выйти из часовни не получится, он сам велел местным замкнуть двери тяжелым брусом. И оружия с собой почти не взял – хотел было снарядить с собой меч или лук с серебряными стрелами, но потом решил, что ни к чему. Конечно, если бы это был простой неупокойнный, можно было бы дотянуть до первых петухов, тем более светает летом рано. Но дед при жизни колдуном был, а перед смертью не успел свою силу передать живому, как это заведено у чародеев. Если до утра с ним не справиться, он не уснет, а в полную мощь войдет. Одним взмахом вурдалак отбросил далеко в сторону столик с книгой. И вновь стремительным рывком бросился на живого. Арсентий увернулся, отскочил вправо и со всей силы вмазал ногой по голени деда – как об камень ударил. Тот даже не заметил – развернулся, зарычал и вцепился в руки послушника чуть ниже плеч. Рывком поднял вверх, сдавил с двух сторон – казалось, каждая косточка хрустнула – и потянулся оскаленной пастью к шее. Тут у нежитя вышла неувязочка – как только клыки пропороли платок, они вонзились в толстый кожаный ошейник с небольшими заклепками все из того же серебра. Дед резко отстранился, выпустил левую руку послушника, схватился за ошейник, чтобы сорвать его с жертвы. Арсентий не стал ждать – высоко подпрыгнул на месте, двумя ногами врезал в грудь противнику. Опять как в камень, но вурдалак не устоял, отлетел в сторону и завалился на спину. При падении он, правда, так и не выпустил плечо послушника, увлек за собой, и Арсентий со всей дури грохнулся на пол рядом с упырем. От удара перед глазами все поплыло, и, не совсем понимая, что делает, брат Арсентий махнул рукой с зажатым в ней колом. Удачно махнул – дерево пропороло правое плечо вурдалака. Разумеется, убить тварь это не могло – для этого надо прямо в сердце кол вбивать, но послушник быстро перекинул в левую руку молоток, со всей силы ударил несколько раз. Кол пробил тело насквозь и со скрежетом вошел в доски пола. Мертвяк отбросил послушника в сторону, схватился за деревяшку, торчавшую из тела, и медленно, но неумолимо стал вытягивать ее из себя. Вряд ли во всем княжестве можно найти более неуютное место. Пронзительный сквозняк колышет пламя свечей под образами старой часовни. Серебристыми нитями пробивается через щели в кровле холодный свет луны. В воздухе висит причудливая смесь запахов плесени, пыли и ладана, хрипло постанывают рассыхающиеся доски. Брат Арсентий – русоволосый и голубоглазый монашеский послушник лет тридцати – поправил свечу на столике перед собой, зябко повел плечами и потрогал застиранный платок, обмотанный вокруг шеи. Перевернул страницу молитвослова и бросил взгляд на гроб в центре помещения – по его ощущениям, полночь уже наступила. Но покойник лежал с таким умиротворенным лицом, что Арсентий засомневался в правоте крестьян, позвавших мастера по нечисти на ночную службу. Успокоившись, он чуть было не пропустил нужный момент. Оторвав в очередной раз глаза от книги, послушник увидел, что старик с бескровно бледным лицом очень недобро поблескивает открытыми глазами. И с легкой улыбкой облизывает потемневшие губы. – Здорово, дед, – кивнул брат Арсентий нежитю. – Что не спится?Вурдалак неторопливо, не отрывая послушника взгляда, выбрался из гроба. Подошел почти вплотную, начал перетаптыватся вдоль меловой линии на полу, кругом очерчивающей послушника. – Зачем пришел? – прошепелявил дед. Похоже, что желтоватые клыки, торчавшие изо рта, мешали ему говорить четко. – Тебя утихомирить, – кивнул Арсентий и, стараясь это сделать незаметно, потянулся рукой к серебряной цепи в сажень длиной и с мизинец толщиной, подвешенной на гвоздь с правой стороны стола. – Не простой ты послушник. Знаешь много, – прищурился вурдалак, а потом раздвинул губы в подобии улыбки. – Но до утра не доживешь. – Ну, это мы еще посмотрим, – цепь, запущенная умелой рукой, свистнула в воздухе и обвилась вокруг тела нежитя, притягивая руки вплотную к телу. Дед заревел от боли – светлый металл нечистые твари не переносят – забился, стараясь разорвать путы. Арсентий выхватил из-под рясы деревянный молоток и небольшой осиновый кол, заостренный с одной стороны. Перешагнул линию, приблизился к деду, поднимая на ходу орудия усмирения неупокоенных мертвецов…И понял, что поспешил. Вурдалак с утробным рычанием напряг неожиданно сильные руки, и цепь лопнула с мелодичным звоном. Мертвый дед тут же, с места, рванул вперед, потянулся ладонями с черными ногтями. Арсентий отскочил назад, в круг, но ногой случайно подтер меловую линию, разрывая круг и лишая его защитной силы. Не особо представляя, что теперь делать, послушник обежал столик с книгой. Запираясь вечером в часовне, он не предполагал, что упырь окажется столь сильным. Решил – все-таки святое место, вокруг иконы, и это должно было ослабить нежитя. Просчитался…– Парень, хорош бегать! – мерзко захихикал дед. – Некуда бежать тебе. «А ведь прав нежить», – мелькнула в голове Арсентия предательская мысль. Выйти из часовни не получится, он сам велел местным замкнуть двери тяжелым брусом. И оружия с собой почти не взял – хотел было снарядить с собой меч или лук с серебряными стрелами, но потом решил, что ни к чему. Конечно, если бы это был простой неупокойнный, можно было бы дотянуть до первых петухов, тем более светает летом рано. Но дед при жизни колдуном был, а перед смертью не успел свою силу передать живому, как это заведено у чародеев. Если до утра с ним не справиться, он не уснет, а в полную мощь войдет. Одним взмахом вурдалак отбросил далеко в сторону столик с книгой. И вновь стремительным рывком бросился на живого. Арсентий увернулся, отскочил вправо и со всей силы вмазал ногой по голени деда – как об камень ударил. Тот даже не заметил – развернулся, зарычал и вцепился в руки послушника чуть ниже плеч. Рывком поднял вверх, сдавил с двух сторон – казалось, каждая косточка хрустнула – и потянулся оскаленной пастью к шее. Тут у нежитя вышла неувязочка – как только клыки пропороли платок, они вонзились в толстый кожаный ошейник с небольшими заклепками все из того же серебра. Дед резко отстранился, выпустил левую руку послушника, схватился за ошейник, чтобы сорвать его с жертвы. Арсентий не стал ждать – высоко подпрыгнул на месте, двумя ногами врезал в грудь противнику. Опять как в камень, но вурдалак не устоял, отлетел в сторону и завалился на спину. При падении он, правда, так и не выпустил плечо послушника, увлек за собой, и Арсентий со всей дури грохнулся на пол рядом с упырем. От удара перед глазами все поплыло, и, не совсем понимая, что делает, брат Арсентий махнул рукой с зажатым в ней колом. Удачно махнул – дерево пропороло правое плечо вурдалака. Разумеется, убить тварь это не могло – для этого надо прямо в сердце кол вбивать, но послушник быстро перекинул в левую руку молоток, со всей силы ударил несколько раз. Кол пробил тело насквозь и со скрежетом вошел в доски пола. Мертвяк отбросил послушника в сторону, схватился за деревяшку, торчавшую из тела, и медленно, но неумолимо стал вытягивать ее из себя. Арсентий, не теряя времени, метнулся туда, где на полу валялись обрывки цепи. Схватил один из них, вернулся к деду, обвил ему шею на манер удавки. Серебро врезалось в плоть мертвяка, принося ему дикую боль – он опять принялся орать и биться. А потом рывком сорвал с послушника ошейник, двумя руками вцепился в горло, сжал, перекрывая дорогу воздуху. Арсентий попытался вырваться – не вышло, хватка у деда мертвая. Понимая, что у него есть только один шанс, послушник изо всех сил потянул в разные стороны концы цепи. Серебряные звенья глубоко вгрызались в мертвую плоть, но в глазах уже потемнело от удушья, а в висках застучали кузнечные молоты. Когда в деревне неподалеку заголосили первые петухи, местный староста подошел к дверям часовни и долго внимательно выслушивал, что там внутри происходит. Приезжий недомонах, конечно, обещал успокоить мертвого колдуна, но кто знает, что там у него вышло. Может, все-таки надежнее подпалить часовню от беды подальше?Потом он решился и кивнул крестьянам, стоявшим неподалеку с вилами и рогатинами в руках. Подбежавшие мужики отперли двери осторожно заглянули внутрь. – Слышь, православные, – раздался из полумрака хриплый голос брата Арсентия. – Пошлите кого-нибудь, пущай медовухи принесут. После такого дела – не грех. Он вышел на солнечный свет и почти без сил привалился к стене часовни, с блаженной улыбкой глядя на небо. Когда прибежавший парнишка поднес запотевший кувшин, послушник с непередаваемым удовольствием отхлебнул горьковатого напитка, одобрительно кивнул головой. Теперь бы еще в баньку, а потом зарыться с головой в ароматное сено до завтрашнего утра. – Доброго дня! – к Арсентию подошел незнакомый священник лет двадцати с небольшим, очень благообразный на вид и какой-то даже воздушный. – Насколько я понимаю, именно вас называют мастером по нечисти?«Ишь, как чешет!» – Арсентий разглядывал гостя с любопытством, – «Книжник, как пить дать. По всему, из бурсаков недавних». – Брат Арсентий, послушник из Богословского монастыря. – Отец Сафроний, настоятель церкви в селе Уголье, – чуть склонил голову священник. – Это в десяти верстах отсюда. Боюсь, что мне срочно нужна ваша помощь. – Очень срочно? – похоже, баньку и сеновал придется отложить…– У нас мертвецы из могил пропадают, – пожал плечами Сафроний. – Сегодня ночью шестой. Я боюсь, что уже поздно. – Ага. Скорее всего, поздно, – кивнул Арсентий и перебросил кувшин стоявшему рядом крестьянину. – Поехали, по дороге расскажешь. Послушник присел на корточки возле разоренной могилы в надежде по следам понять, что же здесь случилось ночью. Но сильнющий ливень, подкарауливший их на середине пути, успел превратить землю в бурую грязь. Арсентий с обидой посмотрел на небо – почти месяц ни капли, а тут, как назло, словно небесную твердь пробили. Он обошел могилу кругом, потом спрыгнул вниз. Потрогал пальцами раскуроченную крышку гроба – как и говорил священник, выглядит так, будто кто–то очень сильный вначале проломил верхнюю доску в середине, а потом ломал на щепки. – Когда, говоришь, началось это?– Два месяца назад, в полнолуние, – отец Сафроний с интересом смотрел за действиями послушника. Арсентий опустился на колени, наклонился вперед, заглянул под крышку гроба. Резко отпрянул – большая темно-зеленая лягуха, спрятавшаяся внутри, испугалась при виде человека и громко квакнула прямо в лицо. Сплюнув от досады, брат Арсентий снова наклонился и прищурился. И увидел намокший клочок темно–бурой шерсти, застрявший в щели. Аккуратно вынул, рассмотрел, потер в пальцах, понюхал. Задумчиво потрогал шрам на щеке – неужели опять? Потом провел рукой по четырем глубоким бороздам на стенке гроба, и лицо его потемнело. – Руку дай, – послушник схватился за протянутую ладонь, с небольшим усилием выбрался на поверхность по скользкой от дождя земле, отряхнул испачканные полы рясы. – Я сперва подумал, что кто–то залез ради поживы, – продолжил батюшка. – Там Васька Жигун лежал, барышник. Перед смертью с торга вернулся, отмечал, да по пьяному делу с лестницы упал. Но зачем тогда тело забирать? Я и решил никому не рассказывать, чтобы селян не пугать, сам могилу зарыл и службу провел. – А этот кем был? – брат Арсентий кивнул на яму. – Егорша, пастух. Три дня как схоронили. Стадо пас над рекой, с обрыва свалился и шею свернул. – Кто–нибудь видел это?– Только сын его, Миклоха, но он юродивый. – Ладно, хватит мокнуть, – Арсентий зябко повел плечами. – Найдется у тебя, чем согреться?Они поднялись по размокшей тропинке к небольшой церкви. Молодой священник приглашающе распахнул дверь пристройки, служившей ему домом. Арсентий вошел, перекрестился на икону Чудотворца, с удовольствием прижал озябшие ладони к теплым кирпичам печи. – Когда был второй случай?

– На следующую же ночь после первого, – батюшка вынул из печи горшок с горячей водой, покопался в берестяных коробочках на полке. Сыпанул в кипяток с полпригорошни трав – по дому разлетелся аромат лесных ягод и полевых цветов – накрыл крышкой и присел на лавку у стола, заваленного книгами и свитками. – А в следующее полнолуние еще трое. Все умерли накануне и не своей смертью. Ну и вот сегодня. Священник налил отвар в большие кружки, одну протянул гостю. Арсентий хотел намекнуть, что под словом «согреться» имел в виду иное, но обижать хозяина не стал. Тем более, на вкус напиток оказался очень недурственным, а по телу растеклось приятное тепло. Даже в сон слегка потянуло, все-таки вторые сутки на ногах. – Добро, – Арсентий потер пальцами глаза и поднялся на ноги. – Дождь стихает, не будем рассиживаться. В селе есть, кто оружие держать умеет?– Тут пограничье, в каждом доме копье или рогатина наготове, – отец Сафроний увидел, как скривил лицо послушник, и добавил. – По осени князь прислал воев, заставу срубили. Три десятка парней и старшина. – Вои – это хорошо. Ночью его ловить будем. – Кого?– Волколюда. – А это что ж за напасть? – батюшка перекрестился. – Волколюд, он же оборотень. Сегодня у него седьмая ночь, получается. Если еще одно сердце сожрет, в полную силу вступит, и тогда нам крепко не поздоровится, – Арсентий снял плащ с крючка. – Покажешь, как до заставу найти?– В последние дни кого-нибудь хоронили? – продолжил брат Арсентий, когда они вышли на дорогу. – Нет, все живы, слава богу!– Странно. Он их для этого заранее готовил, чтобы в нужный момент промашки не вышло, потом приходил и сердца жрал. А в этот раз почему-то не подготовился. – Ох, отзовут меня отсюда после такой истории! – вздохнул Сафроний. – Это не самое страшное, что случиться может. Да и было бы из-за чего волноваться – не самое ласковое для жизни место. – В этом–то и дело, – отец Сафроний обходил лужи, подобрав полы рясы, чтобы не запачкать. – В эти места слово Христово недавно пришло. Собственно, я второй священник, который в этом селе служит. – Это как так? – удивился Арсентий. – Да езде одна история – в городах все сплошь крещеные, а по лесам волхвы сидят, старым богам служат. Народ к ним и ходит – кто тайно, а кто не прячась. А уж на праздниках бесовских что творится – даже князья и воеводы огненные колеса катают, да цветок папоротника ищут. – Это да, – согласился послушник. – Никак эту коросту не истребить. – В этих местах язычество особо сильно, – продолжил Сафроний. – Здесь люди молятся тому, от кого верней защиты от Степи ждут. Лет пятнадцать назад половцы большой силой приходили, так местный батюшка сбежал и паству бросил. Зато волхв в первых рядах бился. – А здесь и волхв есть? – присвистнул брат Арсентий. – У него капище в дубраве неподалеку. – Что–то, батюшка, ты об этом больно спокойно говоришь. Брат Арсентий хотел было продолжить мысль, но тут взгляд его упал в сторону реки, и от открывшегося вида перехватило дух. Дождь совсем закончился, солнечный свет яркими лучами струился через прорехи в тучах. Могучий поток нес воду неторопливо и величественно, а далеко на юге с берега на берег разноцветным рушником перекинулась сочная радуга. – Да, красота этих мест – еще одна причина, по которой я не хотел бы уезжать, – отец Сафроний остановился рядом с Арсентием на утесе над рекой. Арсентий не сразу понял, что его смущает – обычное село, каких множество раскидано по всем православным землям. Дома–пятистенки из толстых бревен с заросшими травой крышами. Крапива и лопухи вдоль дороги, березы и осины тихонько шелестят ветвями, чуть поскрипывает на ветру журавль колодца. И пахнет как обычно – свежим хлебом, сухим сеном, цветами и коровьим навозом. Но чего–то не хватает. – А почему собаки не лают? – вдруг понял он. – По весне все собаки сгинули. Даже те, что на цепи сидели, сорвались. – Понятно. Собаки волколюда на дух не переносят. Сильный он, видать. В селе царило оживление – крестьяне, как только дождь закончился, поспешили вернуться к работе. Кто–то гнал коров и овец, посвистывая и щелкая кнутами. Другие, закинув на плечо косы и грабли, двинули в поле. Третьи занимались делами во дворах. Арсентий прикинул – в селе около тридцати домов, значит, до двух сотен душ. И жизнь каждого зависит от того, получится ли справиться с волколюдом. – Вон там застава, не заблудишься, – отец Сафроний показал на деревянные стены. – Я с тобой не пойду. Обещался к Зимаве зайти – это сестра Егорши, который сегодня… ну, лежать перестал. – Добро, – кивнул Арсентий. – Там и найдемся. Подойдя поближе, Арсентий оглядел стены заставы знающим глазом и кивнул – на совесть рубили. Вроде бы невысокие, но с налету не взять, тем более степнякам, привыкшим к стремительным набегам. А с верхушки сторожевой башни округа как на ладони – если придет враг, заранее увидят и людей укрыть успеют. А вот с несением службы тут явно было не очень. Четверо крепких парней лет семнадцати-восемнадцати расселись около ворот на чурбанах, копья и щиты прислонили к стене. Парни откровенно скучали, и Арсентий вздохнул, предвидя, что его сейчас может ожидать. Надев рясу несколько лет назад, Арсентий сразу стал привлекать внимание красивых женщин, которых очень расстраивало, что мужественный послушник не поддается их чарам. И вот таких вот крепких молодцов, которые думали, что за его счет можно самоутвердиться, показать свое превосходство. Несмотря на то, что священников на Руси уважали, послушников и монахов не любили. Сидят, мол, за монастырскими стенами, не сеют, не пашут, на врагов не ходят, только молятся да постятся. Но, хочешь, не хочешь, а мимо скучающих хоробров пройти никак не получится. Арсентий двинулся вперед, стараясь не встречаться с парнями глазами, чтобы они не восприняли это как вызов. Не помогло. – Монашек, ты, кажись, заплутал? – с улыбкой поднялся на ноги самый молодой, расправил плечи. – У нас тут не монастырь, а застава. Тут настоящие мужчины обитают. – Старшина здесь?– Эй, Усыня, а посмотри–ка, правду ли говорят, что монахи, как рясу наденут, ниже пояса в девок превращаются? – со смехом предложил один из товарищей. – А что, дельная мысль, – кивнул Усыня. – Давай, монашек, рясу–то задирай. Он ухватился за подол и потянул вверх, продолжая смеяться. Перестал, когда инок резко хлестнул по запястью. – Я не монах, а послушник. – Ого! Глядь, парни, а дрозд–то не из трусливых!Левой рукой Усыня схватился за ворот, стал накручивать ткань на кулак, правую занес для удара. Арсентий опять вздохнул – не хочется, но раз по–другому не понимает… Быстрым движением выстрелил правым кулаком в живот парня чуть ниже груди, и тот начал хватать ртом воздух. Носком сапога послушник подцепил ногу противника, резко дернул, и тот завалился на землю. Товарищи Усыни в ту же секунду оказались на ногах, окружили Арсентия с трех сторон. Он про себя отметил, что бойцы хоть и имеют некоторую выучку – в тиски взяли грамотно – но явно не дружинного уровня. Крепкие, быстрые, но двигаются без нужной легкости. Парни бросились почти одновременно. Арсентий в тот же миг сместился левее, коротким ударом в кадык вывел из дела первого. Схватил его за кожаный пояс, крутанул вокруг себя, толкнул навстречу двум другим. Сократил расстояние до второго, увернулся от кулака, одновременно влепил ладонью по затылку, подставил подножку. Обернулся к последнему, но чуть-чуть опоздал – тяжелый кулак вмазал в левую скулу с такой силой, что Арсентий отлетел на шаг в сторону и с трудом устоял на ногах. Встряхнул головой, готовясь к новому броску…– А ну–ка, что тут происходит? – мощный голос раздался со стороны ворот. Мужчина богатырского сложения смотрел на происходящее с неодобрением. Лицо его по самые брови покрывала густая борода, зато на голове, наоборот, не росло ни волосинки. – Так это, дядька Ставр, – начал оправдываться оставшийся на ногах. – Мы это, потешились чутка. – Цыц, лагодник! – богатырь подошел, внимательно глядя на Арсентия, широко улыбнулся и заключил послушника в объятия. – Нашли, с кем потеху устраивать! С ним не то что, вы, туесы – я бы поостерегся драться. Старшина отпустил Арсентия, посмотрел уже серьезно. – Не думал, что свидимся, Яромир. Мы ж тебя схоронили тогда. – Я и не помню, как из Рязани ушел, – Арсентий сделал глоток ароматной гречишной медовухи. – В себя пришел дня через три. – А что потом не вернулся? – старшина задумчиво крутил кружку в руках. – Да как представлю, что мимо пожарища идти придется… Да ладно, это дело бывшее. Ты-то как тут оказался?– Князь вот честь оказал, – Ставр потер ладонью лысину и недобро улыбнулся. – Посадил рубеж стеречь. – Дело почетное. – Почетное, ага. А как степняк придет, кого я в бой поведу? – старшина хлопнул ладонью по столешнице. – Три десятка парней дал, да и те дурные, крови не видевшие. Кто от сохи, кто из мастеровых. – Так обучи их, ты же умеешь. – Учу, да без толку. Воина надо с юности растить, а лучше с измальства, как нас с тобой когда–то. Ничего, я уже придумал кое–что. Ты рассказывай, что в этих краях забыл?Арсентий сделал глотов горьковатого напитка, покатал во рту, проглотил. – Тут опасность похлеще степняка. Волколюд в селе завелся. – Точно знаешь? – Ставр недоверчиво прищурил левый глаз. – И что делать думаешь?– Поэтому к тебе и пришел – один не совладаю, – Арсентий сложил руки на груди. – До ночи опасности нет. А вот как стемнеет, он на охоту выйдет. Можешь клич пустить, чтобы селяне по домам заперлись?– Так может, всех на заставе укрыть?– Не нужно, в дом он сам не войдет. Если не пригласить, порог переступить не сможет. – Лады, сделаем. – И еще – парни твои мне очень нужны. – Ловушку на волка решил устроить? – глаза Ставра азартно заблестели. – Все, как в старые времена – живешь себе спокойно, а потом приходит Яромир, и понеслась потеха. Говори, что делать. – К закату будьте наготове. А я пока еще пооглядываюсь. Дом пропавшего из могилы пастуха стоял на окраине – Арсентий нашел его по описанию, данному Сафронием. Небогатый домик, но опрятный – за калиткой раскинулся садик с яркими цветами, чистенькая тропинка вела от дороги к дверям. Возле стены сидел мальчишка лет десяти, строил что–то из еловых чурок. Арсентий направился к дверям и уже потянулся к ручке, но услышал внутри знакомый тихий голос. Хотел окликнуть священника, потом разобрал слова и решил не спешить. – Зимава, прошу тебя, бери мальчику и уезжай. Прямо сейчас. – Не могу, – пропел мелодичный голос. – Тогда спрячьтесь. Мне пришлось послушника привезти, мастера по нечисти. А то потом правда наружу выплывет, и люди спросят – почему ничего не делал. А что я отвечу?– Может, тогда лучше ему все рассказать?– И ты думаешь, он охотиться не станет?– Я не хочу с тобой спорить – делай, что знаешь. Брат Арсентий отступил на пару шагов и, когда на двор вышла молодая женщина с длинной косой и траурным убором на голове, сделал вид, что только подходит. – Здравствуй, хозяюшка, – поклонился послушник. – И тебе здоровья, божий человек, – она посмотрела на Арсентия, и его сердце забилось быстрее, столь глубокими были ее глаза цвета весенней листвы. – Отец Сафроний здесь?– Да, сейчас выйдет, – она присела на скамейку, достала из мешка наполовину законченный вышивной платок, нитки и иглу. Умелыми движениями стала покрывать ткань тонким узором. Арсентию показалось, что этот орнамент он уже где–то видел. Священник вышел из дома без рясы, с ног до головы перемазанный сажей. Кивнул Арсентию, направился к стоящей у стены бочке с дождевой водой. «С печкой помогал» – пояснил он на ходу. – Зимава, можно я с мальчонкой поговорю?– Попробуй, – пожала она плечами. – Только он почти не разговаривает, тем более с чужими. Послушник присел на корточки рядом с Миклошей, строившим из чурбачков то ли город, то ли крепость. Такое ощущение, что мальчик не видел ничего вокруг. Арсентий попробовал позвать по имени, но тот не отреагировал. Тогда он залез в холщовую сумку, переброшенную через плечо, достал замотанную в тряпочку свирель из рябины, заиграл тихую мелодию. Вначале мальчишка не обращал внимания, но потом поднял вихрастую голову, посмотрел на послушника. И улыбнулся – широко, искренне, во весь рот. – Красиво! – говорил он как будто через силу. – Нравится? – послушник опустил свирель. – Хочешь, научу?– Хочу. – Договорились, – тепло улыбнулся Арсентий. – А ты мне расскажешь, что случилось, когда ты отца своего в последний раз видел, идет?Глаза мальчонки расширились, и инок испугался, что тот опять замолчит. – Я обещал, что никому не скажу. – Мне можно. Мы же друзья, да?– Да, – не сразу, но кивнул Миклоша. – Он сказал, что забрал батю в Ирий. И ему там хорошо. Он сказал, что и меня потом в Ирий заберет. И что мне там тоже будет хорошо. – Кто он? Ты его видел раньше?– Видел. У него голова светлая. – А где ты его видел? Здесь или в лесу?– Видел, – повторил мальчик. – А он меня правда в Ирий заберет?– Это мы еще посмотрим, – Арсентий потрепал Миклошу по макушке. – А ты видел, как он батьку твоего забрал?– Они разговаривали. Смеялись. Потом он мне ворона показал на дереве – большой ворон был. А потом бати уже не было. А он сказал, что батю в Ирий забрал. – А потом ты его встречал?– Когда батю закапывали. Голова светлая. – А после? – но мальчику разговор явно наскучил. Глаза его потухли, струйка слюны потекла из уголка рта. Арсентий встал и вернулся к хозяйке и отцу Сафронию, уже закончившему приводить себя в порядок. – Зимава, на похоронах Егорши много народу было?– Нет, все же работали. Мы вдвоем, да сосед – кузнец наш, Местята. Я его с могилкой помочь просила. – А рядом с погостом никого не видели?– Никого. Только когда обратно шли, воев наших встретили, старшина их гонял неподалеку. – Волхв был, – щелкнул пальцами отец Сафроний. – Я еще удивился, чего это он из лесу вышел. За оградой стоял, когда я заупокойную читал. – А потом куда делся?– Не заметил. Когда могилу зарыли, его точно не было. – Надо бы навестить волхва вашего, – Арсентий вновь задумчиво разглядывал работу девушки. Потом его осенило. – Красиво вышиваешь, Зимава. Учил кто–то?– Бабушка, царство ей небесное. – А давно твоя бабка преставилась?– После Рождества, – она подняла испуганные глаза. – А попить перед смертью не просила?Рука девушки дрогнула, иголка вонзилась в палец левой руки. – Просила, – ответила она совсем тихо. – И ты ей дала?– Зачем спрашиваешь? Знаешь же, что дала. – Знаю, – ответил он, отворачиваясь. – Ты мне про бабушку свою потом поподробней расскажи. И про себя тоже. Брат Арсентий задумчиво посмотрел на небо, уже полностью очистившееся от туч. Солнце начало спускаться от зенита, до заката времени оставалось не так много – надо бы поторопиться. Но услышав чуть в стороне звон молотка, уверенно двинул туда.

– А мы разве не в лес? – удивился отец Сафроний. – И в лес тоже, – согласился Арсентий. – Но сперва к кузнецу. Кузня стояла на самом отшибе, подальше от людей. Их всегда ставят в стороне – и чтобы людям звоном не мешать, и потому, что в народе кузнецов порой считают колдунами. Они с металлом договариваются, слова тайные знают – а значит, лучше к ним не приближаться, если дела нет. Местяту они увидели еще на подходе – остужал в чане с водой только законченную подкову. Выглядел он внушительно – невысокий, зато с широченными плечами, могучими руками и гривой льняных волос, подвязанных на лбу кожаной лентой. Отбросил подкову в кучу таких же, отер пот со лба тыльной стороной ладони. – Бог в помощь, мастер! – махнул рукой инок. – И тебе всего хорошего! – кузнец посмотрел из–под насупленных бровей. – Ищешь чего?– Да, дело есть, – Арсентий вынул из сумки порванную вурдалаком цепь. – Починить сможешь? Я заплачу. Кузнец наклонился, посмотрел и помотал головой. – С серебром не работаю. – Что же так? – полушутливо уточнил Арсентий. – Я по железу мастер, – пожал плечами Местята. – К серебру своя наука нужна, я не обучен. – Ну нет, так нет, – инок убрал цепь обратно, развернулся, а потом бросил через плечо. – А что же ты, мастер, креста на шее не носишь?– Креста? – не понял вначале кузнец. – Так я же у горна работаю. Металл нагревается, ожоги оставляет. – Ага. Ну, бог в помощь, мастер!Проводником отец Сафроний оказался неплохим – тропу, ведущую в дубраву, нашел сразу и по лесу шел уверенно. Он явно хотел что–то спросить, но духу набрался только уже в тени деревьев. – А вот этот волколюд – это вообще что такое?– Они разные бывают, – ответил Арсентий после паузы. – Одни в полнолуние обращаются в обычного волка. А если укусят кого, но не до смерти, тот сам оборотнем станет. Этих победить не сложно, если знаешь, как. – А наш не такой?– Наш похлеще будет. Из тех, кто по своей воле изменился, обряд прошел у очень сильного колдуна. Если он потом семь человеческих сердец сожрет под полной луной, то сможет оборачиваться, когда захочет. И в человеческом обличии намного сильнее станет, а уж в зверином виде…– И что он может натворить?– Ты про город Войтынь слышал когда–нибудь?– Нет. – Там почти четыре тысячи жило. Князь с дружиной, хоть и небольшой. А потом завелось три вот таких волколюда. – И что?– Когда мы с братьями приехали, в городе уже не было ни жителей, ни дружины, ни князя. Нас приехало двенадцать, все не первый раз с нечистью встречались. Вернулись втроем. Да и то, – он указал на шрам на щеке. – У меня теперь на лице и груди отметины, а товарищ мой руки лишился. – А с городом что?– Спалили мы город, уходя. На всякий случай, – Арсентий запрыгнул на дерево, упавшее поперек тропы. – Далеко еще?– Пришли почти, – батюшка указал вперед. – Вон просвет между деревьев, там он и обитает. Впрочем, Арсентий уже и сам догадался, что они подходят – потянуло смолистым дымом. Вскоре они вышли на широкую поляну, посреди которой стояло небольшое строение в окружении идолов, вырезанных из дерева. Самый большой истукан – с железной палицей в руках и посеребренными усами – стоял впереди остальных. И вырезан был так умело, что Арсентия даже слегка передернуло от того, насколько живым казался его взгляд. А на макушке истукана сидел большущий ворон с перламутровыми глазами. Сидел не шевелясь, как будто был частью изваяния, но увидев чужих, быстро защелкал клювом. Дверь строения – то ли дома, то ли маленького храма – скрипнула, и оттуда выглянул высокий старик с резным посохом в руках. Возраст его определить было сложно – от семидесяти до ста тридцати. Седые волосы перехвачены на лбу вышитой лентой, борода ниже пояса, поверх льняной рубахи безрукавка из шкуры волка. Левый глаз закрыт бельмом, зато правый полыхает ярким огнем. – А вы здесь что забыли? – прокаркал дед. – Старче, поговорить надо!– Ужо я тебе, – он пригрозил посохом. – Пошли отсюда, лиходеи!– Дед Рычан, в селе волколюд объявился, – отец Сафроний шагнул вперед. – Ну, так брат Арсентий считает. Ты ничего не знаешь об этом?Старик подошел поближе, посмотрел на Арсентия так, словно пытался глазом рассечь на части. – А ты что за гусь перелетный?– Я, отец, мастер по нечисти, – послушник не отвел взгляда. – Маааастер? – переспросил волхв, а потом захихикал. – А ты веселый!– Ты давай говори, что про оборотня знаешь!– А ты что знаешь?– Пока немного. Но сдается мне, что без твоего участия не обошлось. – Дурень ты, потому что, – досадливо сплюнул старик. – Уходи. А лучше – уезжай, пока цел.

– Ты меня, никак, пугать вздумал, дед?Волхв подошел к истукану, погрел руки над огнем, приложил их к статуе и замер, закрыв глаз – Арсентию показалось, что воздух вокруг старика слегка затрепетал. – Все, закончен разговор, – дед развернулся и скрылся в темноте храма. Инок бросился за ним, открыл нараспашку дверь – и неведомая сила шибанула в грудь так, что он отлетел на несколько шагов назад и больно ударился спиной о ствол дерева. В село они вернулись в сумерках. Всю дорогу Арсентий обдумывал то, что узнал. Кто же тот светлоголовый, про которого говорил мальчишка? Как ни крути, других подсказок нет. Получается, что тот, кто убил – забрал в Ирий – пастуха Егоршу, и есть неизвестный злодей. Но кто?Купец Жигун незадолго до того приехал с торга. Вполне мог уже с проклятием приехать, а потом, после смерти встать уже в виде твари – бывали такие случаи. На похоронах Егорши его, правда, не видели. Но вряд ли он стал бы показываться всем – а вот Миклуши ему бояться незачем. – А ты не помнишь, какого цвета волосы были у Жигуна? – обернулся Арсентий к батюшке. – Помню. Русые, седых много. Ага, и тут сходится. Далее – кузнец Местята с льняными волосами. Крестик не носит – это, конечно, ничего не означает, погост вон около церкви расположен, значит, крест волколюда не пугает, древнее его сила. А вот то, что кузнец серебро в руки не берет, примета вернее. И, конечно, волхв. Волосы седые, с безбожными силами знается. И про Ирий мальчик упоминал – а это прямое указание на деда, уж кому говорить о языческом рае, как не ему. Получается, он наиболее вероятный волколюд. Правда, и самый опасный. – Ты, святой отец, запрись–ка сегодня в церкви понадежнее, – посоветовал брат Арсентий, когда они подошли к погосту. – Ночь непростая предстоит. – Угу, – батюшка продолжил идти рядом. – Ты это чего? – удивился послушник. – Хочешь сказать, что мою паству там резать будут, а я в церкви укроюсь?– И чем ты поможешь? В бой пойдешь?– Если надо, пойду. Арсентий задумчиво посмотрел на него, потом кивнул. – Значит так, хоробры, – Арсентий, сменивший рясу послушника на темную стеганку из грубой ткани, осмотрел стоящих перед ним парней. – Если хотите дожить до утра, делать только то, что я велю. Это понятно?Парни недоуменно переглядывались в свете факелов, которые держали в руках. Старшина Ставр вышел вперед, поднял пудовый кулак. – Сегодня старший над всеми нами он, – показал пальцем на Арсентия. – Только он знает, на кого мы охотимся. Так что все его слушаем. Поняли?Парни закивали, всем видом показывая, что и так были не против. – В одиночку с волколюдом не справится никто, – продолжил послушник. – Так что храбрость свою показывать не стоит. Дальше. Самое главное – не дать ему сожрать чье–нибудь сердце. Поэтому, если он кого–то завалит, остальные продолжают биться, пока мертвого в сторону не оттащите. Это усекли?Они опять закивали, но вот в том, что они в сложную минуту не забудут наказа, Арсентий уверен не был. – Последнее. Волколюд не переносит двух вещей – огня и серебра. Так что надевайте все серебряные цацки, у кого что есть. И без факелов не соваться. Наше дело – выяснить, кто он такой днем. Победить ночью я особо не рассчитываю. – Ну, это мы еще посмотрим, – потер кулак Ставр. – Святой отец, раз ты здесь, – Арсентий повернулся к Сафронию. – Благослови всех нас. Божья помощь нам пригодится. Священник по очереди возложил руку на голову каждого. Потом парни разошлись по своим местам на стенах, а Арсентий со Ставром поднялись на верхнюю площадку сторожевой башни. Как раз в это время на небо вышла луна – висела как наливное яблоко на ветке. Вокруг царила гулкая тишина, прерываемая только редкими звуками со стен да потрескиванием факелов. – Глянь, что это там? – старшина указал пальцем в сторону домов, где по воздуху плавал огонек. Словно светлячок, но намного крупнее – то немного опускался, то чуть поднимался. – Пошли, посмотрим, а?– Лучше бы с заставы не выходить. – Да ладно тебе, Ярема, – старшина ткнул Арсентия в бок. – Неужели, испугался? Эх ты, мастер по нечисти. – Это кто тут испугался?Сжимая копья, они медленно и бесшумно крались вдоль стен домов. Странный огонек должен был быть где–то здесь. Осторожно заглянув за очередной угол, Арсентий поднял руку, знаком показал – тут. Потом склонился к самому уху старшины. – Я отсюда иду, ты дом обходишь. Пробуем с двух сторон взять. Старшина совершенно беззвучно, что удивительно для человека его размеров, скрылся в темноте. Послушник подождал немного, коротко выдохнул и обогнул угол, прижимаясь плечом к стене. Огонек был там, парил в воздухе. Присмотревшись, Арсентий понял, что спиной к нему, шагах в десяти, стоит перунов жрец, а светится навершие его посоха, которым дед водит из стороны в сторону.

Первым порывом Арсентия было броситься на старика, схватить и связать. Но он сдержался – стало интересно, что же тот будет делать дальше. Но дед вдруг замер, а потом, не поворачиваясь, проскрипел:– У тебя, гусь перелетный, с чем плохо – со слухом или с понималкой? Сказано тебе – уходи из села. Не сможешь ты победить, нет у тебя сил для этого. – Ну, это мы еще посмотрим! – Арсентий хотел что–то добавить, но в этот момент из темноты раздался крик. Недалеко, дома через два сзади. Стараясь не выпускать старика из виду, инок отошел за угол, а потом повернулся и помчался со всех ног, так, что в стороны полетели брызги от луж. Когда добежал, понял, что опоздал – возле кузни, сжимая в руке копье, на земле лежал кузнец Местята с разорванным горлом. Арсентий подскочил к нему, на ходу увидев краем глаза, как в темноте промелькнула бесформенная фигура. – Что ж тебе, мастер, в доме–то не сиделось? – Арсентий опустился на колени рядом с убитым. Никаких сомнений – работа оборотня. Кадык вырван одним ударом, а копье чистое, не достал кузнец врага. Проверил, грудь целая, значит, не успел зверь полакомиться пока, осторожничает. И он где–то рядом. Из–за угла дома, подсвечивая себе путь, вышел волхв, остановился в десяти шагах, перехватил посох на манер копья. – Не дергайся, парень, хватит глупостей на сегодня. – Хорошо, старче, как скажешь, – инок постарался незаметно изменить положение тела так, чтобы быть готовым прыгнуть в любой момент. – Может, объяснишь, что тут происходит?– Объяснил бы, да ты не поймешь. Старик стоял, покачивая посохом. Но Арсентий смотрел не на него, а на Ставра, который подкрадывался к волхву сзади, приложив палец к губам. Эх, ничего не получится – у этого деда слух, как у нетопыря. – Дед, а дед! – заговорил послушник громче. – А скажи, зачем тебе тела мертвые? В жертву бесам приносить, которых ты своими богами называешь?– Ты моих богов не тронь!Чего же он ждет? Как будто высматривает в темноте что–то. Ставр уже почти подкрался, еще пару шагов ему до рывка. – Не, дед, правда – ты же слышал, что когда твоего Перуна в Днепр бросили, так демоны с визгами разлетались. – А ну–ка цыц! Не мешай. И тут Ставр бросился вперед. Ударил кулаком в ухо, отшвырнул деда в сторону, выдернул из руки посох и с хрустом, как соломинку, переломил пополам. – Ну, вот так, – криво улыбнулся старшина, отбрасывая обломки. – Хватит, дед, отколдовал свое. Подходя к воротам заставы, Арсентий подумал, что со стороны они смотрятся крайне нелепо. Первым шагал Ставр, взваливший на плечо тело кузнеца, за ним связанный волхв с кляпом во рту. Замыкал инок с тремя копьями на плече, с ног до головы измазанный грязью и с руками, покрытыми кровью убитого Местяты. Вои, не ожидавшие увидеть такое зрелище, от удивления забыли, что им велено было сделать. Сгрудились в кучку, обсуждали происходящее. Старшина положил убитого возле стены и повернулся к ним. – Цыц, лагодники! Нашли забаву. Усыня!– Я! – подскочил к старшине знакомый по дневной стычке парень. – Деда отведи ко мне. Попозже с ним поговорю. – Может, лучше в поруб?– Я тебе что делать сказал? – рявкнул староста. – Ты чего на парня набросился? – Арсентий подошел и хлопнул Ставра по плечу. – Пускай в поруб отведет, там надежнее. Староста оглядел двор, потом кивнул и отошел в сторону. Арсентий смотрел ему в след и какая–то мысль, бившаяся в глубине головы, не давала послушнику покоя. А потом он увидел, как отсвет факелов играет на вспотевшей лысине Ставра. – Слышь, Усыня, – он повернулся к парню. – А скажи–ка мне, Ставр сам в поруб заходит когда–нибудь?– Да вроде нет, он все время кого–нибудь из нас посылает. – Ага, – Арсентий показал на перстень из дутого серебра на пальце Усыни. – Одолжи ненадолго. И погоди деда уводить. – Ты что нервничаешь, старшина? – Арсентий нагнал Ставра уже на стене. – Все ли хорошо?– Угу. – У меня подарок для тебя. Лови, – как и ожидал инок, старшина поймал небольшой предмет на лету. Но тут же выронил, словно схватил горящий уголек. – Ничего не хочешь рассказать?– Это про что, например?– Ну, например, как давно ты серебро в руках держать не можешь? – инок подобрал упавший перстень. – Или зачем ты свою душу продал? Чтобы, если степняк придет, жизнь свою суметь сохранить?– Ты о чем, Ярема? – старшина смотрел на послушника, поджав губы. – Я теперь не Ярема, а брат Арсентий, – инок поднял копье. – А вот ты кто? Как же я сразу не догадался, что мальчишка твою лысину имел в виду? День–то солнечный был, как и все дни до того, она и блестела от пота. Он же сказал – светлая голова. Не светлые волосы – светлая голова. – И что?

– А то, что ты, как и другие дружинники – хоть и крещенный, но песни продолжаешь петь про Ирий. Да я и сам пел, помню. О том, как мы там славно пировать будем. Только боюсь, ты уже не будешь – тебе теперь в аду гореть. – Ну, раз ты догадался, то мне и отпираться незачем, – широко улыбнулся Ставр и через голову стянул рубаху. – Ты там голову ломал, почему я в этот раз мертвяка себе не приготовил? Так это потому, что в седьмую ночь мне нужно живое сердце, только что из груди вынутое. Он зарычал – как медведь, но намного громче. На глазах еще больше раздался в размерах, руки и грудь покрылись бурой шерстью, на пальцах отросли когти, а лицо вытянулось, превращаясь в морду гигантского волка. Он стоял на задних лапах в свете полной луны и упивался злой силой, текущей по жилам. Арсентий опешил – он не ожидал, что этот волколюд окажется настолько крупнее тех, с кем ему доводилось сталкиваться ранее. Двое стоявших рядом парней, увидев, во что превратился старшина, бросились вперед, но тут же отлетели в стороны под ударами могучих лап. Один, правда, успел закричать, призывая на подмогу товарищей. Арсентий тоже подскочил, увернулся от просвистевших над головой когтей, с размаха всадил копье в живот противника. Ну как всадил – острие отскочило, как от самой крепкой брони. И послушник поспешил кувырком откатиться подальше, пока волколюд не достал его в ответ. На стену взбежало еще с десяток воев, окружили Ставра, выставили вперед копья и факела. Он посмотрел на них и зарычал – пренебрежительно, через губу. Огляделся, одним прыжком перемахнул стену, приземлился на ноги перед воротами и опять заревел так, что слышно должно было быть и на том берегу реки. Вои на секунду замешкались, но потом гурьбой ломанулись к волколюду. Арсентий поискал глазами волхва – тот, по–прежнему связанный, сидел, привалившись к стене поруба. Послушник, пользуясь тем, что оборотень отвлекся на воев, бросился к старику. Махнул ножом, рассекая веревки, выхватил кляп изо рта, поднял на ноги. – Давай, старче, колдуй! Ты же знаешь, что делать. – Нет, – покачал головой старик. – Без посоха я ничего не смогу. – Так и что делать?– Голову ему рубить надо, вот что!– Да не берет его оружие. – Шею возьмет. Если подобраться сумеешь. Арсентий кивнул, поднял старика на ноги и потащил наружу. То, что они там увидели, совсем не радовало. Бывший старшина двигался так быстро и бил так сильно, что на ногах оставалась едва треть парней. Инок отметил, что они его все-таки услышали – пока остальные атаковали зверя, двое оттаскивали убитых и раненых. Молодцы, только вот не поможет это уже, когда он закончит с ними, у него на выбор будет три десятка свежих тел. – Постой! Не надо! – со стороны домов, подняв вытянутые руки и раскрыв ладони, к волколюду приближалась зеленоглазая Зимава. Она была испугана до трясучки, но ступала твердо, не отводила взгляд. – Слышь, парень, – волхв ткнул Арсентия локтем в бок. – А ты знал, что она ведьма?– Угу. – А мужик у ней был уже?– Вот этого не знаю. – Если мужика не было, то может и получиться. Это древняя волшба – зверь будет слушаться девку. – Чет я не уверен, что это хороший выход – вместо оборотня получить послушного девке оборотня. Она подошла почти вплотную. Волколюд склонил бурую голову, забыв о противниках. Оставшиеся на ногах парни замерли, боясь дышать, чтобы не спугнуть его, не раззадорить. – Не обижай их! Хороший, ласковый, – она протянула ладони, погладила его. Оборотень присел на корточки, подставил голову. Но потом принюхался, заревел еще громче и отбросил ее в сторону мощным ударом лапы. Зимава пролетела несколько шагов и плюхнулась в грязь без движения. – Не девка, стало быть, – отметил дед и толкнул Арсентия. – Давай, послушник! Если он ее зажрет, его уже ничто не возьмет. – Сам знаю, – огрызнулся инок и бросился вперед. Но не успел сделать и двух шагов, как между оборотнем и добычей встал молодой священник, про которого послушник совсем позабыл. Бледный от страха, он неумело держал в руках подобранное копье и тыкал в сторону волколюда. – Я не пущу тебя к ней! – голос Сафрония сорвался от испуга. – Давай, чужак! – закричал дед. Брат Арсентий выхватил из сумки два куска порванной серебряной цепи. Обернулся и увидел, что из всех воев ближе всех стоит дневной знакомец. – Усыня, дуй сюда! – Арсентий протянул подбежавшему парню один из обрывков. – Держи. По моей команде, понял?Оборотень поднял лапу над головой батюшки, собираясь смахнуть ее одним ударом, но за долю секунды до удара Арсентий оттолкнул священника в сторону. Чудище закрутило головой, но потом, увидев, что путь свободен, опять двинулось к Зимаве. Упав рядом с батюшкой на землю, Арсентий перекувырнулся и тут же оказался на ногах. Убедился, что с Сафронием все в порядке, вручил второй кусок цепи. Подскочил к ближайшему убитому вою, вынул из ножен меч, взмахнул пару раз, приноравливаясь к клинку. И заорал, что было сил:– Давай!Они не подвели. Подбежали к оборотню, накинули цепи петлей на передние лапы, потянули в стороны. Волколюд опять заревел и попытался вырваться. Но серебро сильно жгло, не давая собраться с силами. Арсентий разбежался, подпрыгнул и с двух рук рубанул по шее. Он очень боялся, что опять ничего не выйдет, но клинок глубоко врубился в плоть, кровь брызнула сильной струей. Оборотень резко задергался от боли. Напрягся и рывком сбил с ног священника, освободил левую лапу. Начал крутиться на месте, стараясь достать послушника. Батюшка же, несмотря на сильный удар о землю, рванул к Усыне, повис на одной с ним цепи. Они дернули вместе, заставив волколюда упасть на одно колено. Арсентий понял, что это последний шанс – как только тварь поймет, что ей мешает двигаться, прикончит всех по очереди. Опять подскочил и начал рубить, что было силы. Тварь крутилась, махала лапами, и несколько раз в грудь прилетали такие удары, что дух перехватывало. Когда он наконец перебил твари позвоночник, волколюд дернулся и упал мордой вперед. Но послушник остановился только когда голова бывшего старшины покатилась по земле и плюхнулась в лужу. Посмотрел на мертвое тело и отбросил меч, упавший в лужу. – Я вот чего понять не могу, – отец Сафроний протянул послушнику чашку со своими травами, сам сел за стол напротив. – Как он сумел волколюдом заделаться?– Пока не знаю, – вздохнул Арсентий. – Усыня говорит, Ставр по весне на юг ездил. Но где он был, с кем встречался?– А кузнеца он зачем приговорил?– Я думаю, он его и зажрать хотел, да мы с дедом спугнули. Он волхва, видимо, очень боялся, пока тот с посохом был. А вот как я не догадался сразу, кто мог один в темноте бродить? Еще б немного…Послушник встал, накинул на плечи дорожный плащ и подошел к дверям. Потом обернулся и уважительно кивнул. – А ты не из трусливых, отец Сафроний. Не побоялся любимую защитить, – и добавил с улыбкой. – Да ты не тушуйся. Вам же жениться разрешается?– Что? Да я же … Тем более, что она… Слушай, а ты что так спокойно говоришь о ней? Ты же вроде и на ведьм охотник?– И на них, да. – И что, не будешь с ней ничего делать?– Да надо бы, конечно. Но, во–первых, она не из тех ведьм, которые от бесов идут – ее сила природная. Тоже, конечно, безбожная сила, но не злая. От бабки переняла, когда напоила перед смертью. А во–вторых…– Что?–Любит она тебя, вот что. А пока любит, не будет людям зло чинить, – Арсентий усмехнулся, глядя, как щеки батюшки опять порозовели. – Бывай, отец Сафроний. Бог даст, свидимся. И вышел из дому, плотно закрыв за собой дверь. Арсентий ехал по лесной дороге на коне, подаренном благодарным за спасение Усыней. Ехал не торопясь, насвистывая под нос веселую мелодию. Он понимал, что впереди еще много дорог и схваток, и что надо обязательно найти того, кто превратил в волколюда неплохого когда-то парня Ставра. Но пока не хотелось думать о плохом. Солнце пригревало, свежий ветерок обдувал, птицы мелодично посвистывали в кронах деревьев, из леса доносились запахи свежей листвы и хвои. Фигуру, стоявшую около дороги, он заметил издалека. Когда подъехал поближе, разглядел одноглазого волхва Рычан, который опирался на новый посох – еще без резьбы и украшений, простой дубовый шест, белеющий чистотой только что ошкуренного дерева. А на его плече сидел большой ворон с перламутровыми глазами. – Не спеши, парень, – поднял голову дед, когда Арсентий приблизился. – Поговорить надо. Арсентий остановился. Хотя он и не испытывал особенной любви к волхву, но чувствовал себя виноватым – еще немного, и скормил бы старика волколюду. – Ну что же, давай поговорим. – Не зря ты мне встретился, паря. Я с Перуном советовался, он подтвердил – учить мне тебя надо. А то смелости и отваги у тебя за троих, а с чем ты борешься, сам толком не понимаешь. – Я твоим богам молиться не стану. – Так ведь и я твоего особо не привечаю, – ухмыльнулся дед. – А вот враги у нас общие – твари, что род людской извести хотят. Ты, я слышал, вчера утром вурдалака неподалеку успокоил? Вот. А теперь посмотри – и та деревня, и село наше около границы стоят. И сдается мне, что кто-то пытается границу порушить, прорвать с той стороны. Раньше мы, волхвы, от нечисти нашу землю обороняли, да все меньше нас остается. Видать, пора тайны свои таким, как ты, передавать. Так что решай. Старик развернулся и побрел в сторону святилища старых богов, скрытого в дубраве. Арсентий задумчиво смотрел ему вслед, потом спрыгнул на землю, снял с седла переметную сумку. Погладил конька по бархатистой щеке, шепнул в большое ухо:– К хозяину возвращайся. Потом за тобой приду. И зашагал по лесной тропинке вслед за одноглазым волхвом.