Во славу Фюрера!Страшные рассказы, мистические истории, страшилки

Холод… Проклятый холод… Он не мог дышать и двигаться. Как давно он тут? День? Два? Год? Он всегда знал, что это тупиковый путь. Он не ведет никуда. Он жег их, эти дома. Жалкие, убогие расово несовершенные люди, эти социальные паразиты, как их называл командир, кричали и молили о пощаде на своем языке. Их глаза отражали пламя, когда заколоченная изба рушилась и погребала их. Всё ради идеи. Всё ради фюрера. Интересно, жив ли еще этот чистенький, властолюбивый человечек, промывший мозги целой нации? Его идея здравствует… Наверное… Война все еще идет, это факт. Они верно служат ему. Своему фюреру. Еще холоднее… Как же мокро и неуютно. Все время. Лишь боль, и отчаяние. Провести рукой… Да. Можно. Тихо он встал. Опять это злосчастное болото. Он так хотел быть там, со своей женой под теплым берлинским солнцем… Он должен сражаться. Ради идеи. Ради фюрера. Его товарищи, завернутые в плащи, стояли рядом с ним. Как это было? Русские гнали нас прочь… Они сражались храбро для расово несовершенных. Они загнали нас сюда, на это болото, а мы стреляли по ним… Никого не осталось… Устало мы брели по болоту. Я, Ханс, Гельмут… Кто же еще? Уже и не вспомнить… Все расплылось… Лишь серая пелена нескончаемой жижи перед глазами. Как так-то вышло?Серые шинели брели по болоту, утопая ногами в мерзкой жиже. Орел на офицерской фуражке сиял при свете луны так же ярко, как и обычно. Он видел этот блеск сотни раз. Стряхивая ветки элодеи со своих ног, они приближались по слою грязи к краю болота. Тяжело и медленно остатки немецкой дивизии выходили на берег из маленьких прудиков. Над их головами летали светляки. Пахло лосиным пометом. Продираясь сквозь густой ельник, шли солдаты. Солдаты Идеи. — Хальт! (нем. «Halt!» — Стоп!; прим. ред. ) — крикнул командир. — Стоять! Он обернулся к своим солдатам. —Запомните! — Сказал он. — Мы служим Фюреру! По возвращению, — сказал он и начал рыдать, хотя голос его не менялся. — Он наградит нас! Жгите (слезы текли по его щекам) деревни! Не оставляйте расово неполноценным права на жизнь!Он плакал не из жалости, нет… Таких, как он, надо было поискать… Истинный нацист. Горячо убежденный в своей исключительности, жестокий каратель. Говорили, что когда информация про его методы дошла до самого Геббельса, то тот смертельно побледнел, а далее сказал ему, чтобы он немедленно прекратил такие выходки, ибо в противном случае на территории не останется ни одного раба на благо Вермахта. Немцы, выйдя из леса, построились цепочкой. Перед их глазами виднелась деревня: маленькие домики с окнами, хлева со скотом, деревенская школа, а может и не школа, а просто какое-то здание…— Огонь! — крикнул командир. Принесли факелы. Немцы ворвались в спящую деревню, поджигая кровлю, сараи и дома. Они вламывались в них и выгоняли оттуда местных жителей. Сколько раз? Сколько нам придется это делать чтобы согреться? Жителей согнали в сарай. Гельмут забивал окна под дулами автоматов. Командир взял у Ханса факел. В его черных глазах без белка и радужки горела злоба. — Во славу Фюрера! — громко сказав это, он поджег дом с людьми. Их крики… Их стоны в огне… Огонь должен греть, но он не грел… Сколько бы ни кутались — не грел… Да и как может огонь согреть черную, злую душу?Немец пытался кричать Гельмуту, но рот не открывался. — Русские! — закричал кто-то, — и немцы побежали. Ужас объял их. Вот и болото. Они остановились и принялись шарить по нему, Расхаживая в топях с неприятным бульканьем. Кто-то говорил меж собой. Внезапно недры его открылись. Это было так же страшно и неожиданно, как в первый раз. Немцы кричали и махали руками, погружаясь в темноту пучины. Командир что-то кричал, но было поздно… Опять… Сколько раз нам придется смотреть горящим людям в глаза? Сколько раз тонуть? Сколько?Фюрер… Этот подонок внушал нам, что «с нами Бог». Конечно, он был прав… Он же фюрер. Тот самый фюрер, что жег и карал. Как же его звали? Он пророчил нам победу. А сейчас что? Война все идет, и какой уже день? Верные его служители… Странно, он терпеть не мог это лицо с пробором… Нет… С челочкой… Мы забываем слова…Однажды, правда, мы утопили двух русских. Схватили одного из них и утянули в топь. У него был маленький календарик… «20 11. 20 11». Это новые цифры… Видать, пропаганда Сталина… Никогда бы не подумал, но спасибо Сталину за что-то новое. Всем же известно что сейчас 1943 год… Война скоро кончится, и фюрер поблагодарит всех…За что? За убийства и кровь? Они кричали, почти как и немцы… Они тоже люди, пусть и низшие, но люди… А он? Он не остановил этого. Его бы расстреляли, он знал, но за что им такая пытка?Они лишь исполняли его приказы… Но он не остановил… Нет… А если русские поступят так с ним?Нет, им никогда не дойти до Берлина…Странно… Кто-то ходит и говорит…— Слышь, я тут с «металлкой» походил, там пищит, будто армия самолетов полегла. — Может, и правда самолет?Холод… Проклятый холод… Он не мог дышать и двигаться. Как давно он тут? День? Два? Год? Он всегда знал, что это тупиковый путь. Он не ведет никуда. Он жег их, эти дома. Жалкие, убогие расово несовершенные люди, эти социальные паразиты, как их называл командир, кричали и молили о пощаде на своем языке. Их глаза отражали пламя, когда заколоченная изба рушилась и погребала их. Всё ради идеи. Всё ради фюрера. Интересно, жив ли еще этот чистенький, властолюбивый человечек, промывший мозги целой нации? Его идея здравствует… Наверное… Война все еще идет, это факт. Они верно служат ему. Своему фюреру. Еще холоднее… Как же мокро и неуютно. Все время. Лишь боль, и отчаяние. Провести рукой… Да. Можно. Тихо он встал. Опять это злосчастное болото. Он так хотел быть там, со своей женой под теплым берлинским солнцем… Он должен сражаться. Ради идеи. Ради фюрера. Его товарищи, завернутые в плащи, стояли рядом с ним. Как это было? Русские гнали нас прочь… Они сражались храбро для расово несовершенных. Они загнали нас сюда, на это болото, а мы стреляли по ним… Никого не осталось… Устало мы брели по болоту. Я, Ханс, Гельмут… Кто же еще? Уже и не вспомнить… Все расплылось… Лишь серая пелена нескончаемой жижи перед глазами. Как так-то вышло?Серые шинели брели по болоту, утопая ногами в мерзкой жиже. Орел на офицерской фуражке сиял при свете луны так же ярко, как и обычно. Он видел этот блеск сотни раз. Стряхивая ветки элодеи со своих ног, они приближались по слою грязи к краю болота. Тяжело и медленно остатки немецкой дивизии выходили на берег из маленьких прудиков. Над их головами летали светляки. Пахло лосиным пометом. Продираясь сквозь густой ельник, шли солдаты. Солдаты Идеи. — Хальт! (нем. «Halt!» — Стоп!; прим. ред. ) — крикнул командир. — Стоять! Он обернулся к своим солдатам. —Запомните! — Сказал он. — Мы служим Фюреру! По возвращению, — сказал он и начал рыдать, хотя голос его не менялся. — Он наградит нас! Жгите (слезы текли по его щекам) деревни! Не оставляйте расово неполноценным права на жизнь!Он плакал не из жалости, нет… Таких, как он, надо было поискать… Истинный нацист. Горячо убежденный в своей исключительности, жестокий каратель. Говорили, что когда информация про его методы дошла до самого Геббельса, то тот смертельно побледнел, а далее сказал ему, чтобы он немедленно прекратил такие выходки, ибо в противном случае на территории не останется ни одного раба на благо Вермахта. Немцы, выйдя из леса, построились цепочкой. Перед их глазами виднелась деревня: маленькие домики с окнами, хлева со скотом, деревенская школа, а может и не школа, а просто какое-то здание…— Огонь! — крикнул командир. Принесли факелы. Немцы ворвались в спящую деревню, поджигая кровлю, сараи и дома. Они вламывались в них и выгоняли оттуда местных жителей. Сколько раз? Сколько нам придется это делать чтобы согреться? Жителей согнали в сарай. Гельмут забивал окна под дулами автоматов. Командир взял у Ханса факел. В его черных глазах без белка и радужки горела злоба. — Во славу Фюрера! — громко сказав это, он поджег дом с людьми. Их крики… Их стоны в огне… Огонь должен греть, но он не грел… Сколько бы ни кутались — не грел… Да и как может огонь согреть черную, злую душу?Немец пытался кричать Гельмуту, но рот не открывался. — Русские! — закричал кто-то, — и немцы побежали. Ужас объял их. Вот и болото. Они остановились и принялись шарить по нему, Расхаживая в топях с неприятным бульканьем. Кто-то говорил меж собой. Внезапно недры его открылись. Это было так же страшно и неожиданно, как в первый раз. Немцы кричали и махали руками, погружаясь в темноту пучины. Командир что-то кричал, но было поздно… Опять… Сколько раз нам придется смотреть горящим людям в глаза? Сколько раз тонуть? Сколько?Фюрер… Этот подонок внушал нам, что «с нами Бог». Конечно, он был прав… Он же фюрер. Тот самый фюрер, что жег и карал. Как же его звали? Он пророчил нам победу. А сейчас что? Война все идет, и какой уже день? Верные его служители… Странно, он терпеть не мог это лицо с пробором… Нет… С челочкой… Мы забываем слова…Однажды, правда, мы утопили двух русских. Схватили одного из них и утянули в топь. У него был маленький календарик… «20 11. 20 11». Это новые цифры… Видать, пропаганда Сталина… Никогда бы не подумал, но спасибо Сталину за что-то новое. Всем же известно что сейчас 1943 год… Война скоро кончится, и фюрер поблагодарит всех…За что? За убийства и кровь? Они кричали, почти как и немцы… Они тоже люди, пусть и низшие, но люди… А он? Он не остановил этого. Его бы расстреляли, он знал, но за что им такая пытка?Они лишь исполняли его приказы… Но он не остановил… Нет… А если русские поступят так с ним?Нет, им никогда не дойти до Берлина…Странно… Кто-то ходит и говорит…— Слышь, я тут с «металлкой» походил, там пищит, будто армия самолетов полегла. — Может, и правда самолет? Тут говорят, во время войны фрицы отступали полномасштабно, может, завязло чего. Наберем находок, продадим. — А где ты такие карты берешь?— Так это места знать надо. В онлайн-архивах много веселого есть. — Слушай, мы как с тобой в ВК познакомились, так сколько раз ходим — всегда чё-нить откапываем. — Ладно, я спать пошел. Надеюсь, ночью палатки не затопит. Болота чертовски красивы, но мокрые, и комарья тут — как звезд на небе. — Хорошо, что глубоко спрятались, археологи нас ой как не любят. — Ладно, спокойной ночи. — Удачи. Опять орет неясыть… Звуки приглушенные доносятся сверху. Тишина. — Встать! — закричал командир. — К бою! Вы позор всего Рейха!Быстро. Встать. Стряхуть с себя мох. Палатка стоит на сухом участке посреди болота. Куча бабочек летает вокруг нее, садясь на туслый свет лампы. Свет…— Мы их уничтожим! — сказал командир:— Приготовиться к бою!Армия немцев, выглядящих одинаково, выставила вперед штыки. «В атаку!» — Немцы медленно, но ускоряясь с каждым шагом, пошли вперед. Гадюки прыскали из-под ног ртутными змейками. — Командир! — закричал один из немцев. — Я отказываюсь выполнять приказ!— Стойте! — армия остановилась. — Варум? (нем. «Warum?» — «Почему?»; прим. ред. ) — спросил командир. — Что? Может, я плохо расслышал?— Вы хорошо расслышали! Приказ не буду выполнять!— Я анонсирую, что мы проиграем эту войну! Выполнить приказ! Уничтожить этот биологический мусор общества! — рявкнул командир. — За невыполнение — расстрел!— Нет, — спокойно сказал солдат. — Ах ты, мерзкий жидовский подонок! — просипел командир. — Ты раковая опухоль немецкой великой нации! — Он выхватил пистолет из кобуры и попытался выстрелить. Тишина. Осечка. Истошные крики командира разбудили обитателей палатки. Один из них — мужик с отвисавшим брюшком — попытался вылезти из нее, путаясь в штанах цвета хаки. Все болото сияло отблесками от немецких касок. Перед настоящей армией немцев стоял командир и показывал длинным штыком на мужика. Впрочем, как «немцев»? Скелеты с отгнившими губами и ушами, обряженные в немецкие каски и форму покрывали все болото, словно муравьи-исполины. — Это русский, — прошипел один из них, с орлом на фуражке. — Эта русская свинья потревожила наш покой! В атаку!До палатки было метров десять. Вся немецкая дивизия ринулась вперед по колено в воде. Медленно. Быстрее, быстрее. Над болотом разнеслось многоголосое шипение:«За Фюрера! Ура!»И немцы побежали. Мужик бросился прочь, наконец-то одев штаны. Из палатки, снеся ее выбежал второй. Вот за ними бежит странная тварь в нацистской форме. Почти догнал, вот сейчас поднимет на ржавый гнутый штык… Почти догнав их, немец крикнул им:— Бегите прочь из болота и падайте в кусты! — Он сделал вид, что споткнулся, и полетел в топь. Люди перебежали топь. Вот тут — уже глина. Как им повезло не попасть в трясину, и как им повезло заночевать на краю огромного болота. Окажись они на сто метров глубже? Черт. Один из них упал в грязь, в кусты, дернув второго за ногу. Второй же, описáв на месте круг, грохнулся рядом с товарищем. Прямо перед их носами виднелись сапоги немца, покрытые грязью, из которых вытекала вода, если ей можно, конечно, назвать гнилую жижу с мерзким запахом. — Как хорошо, что я понимаю немецкий, — шепнул один человек другому. — Ииииии?! — закричал командир. — Где эти жирные русские гады? Где они, я Вас спрашиваю? Вы смерть для всего рейха. — Ты, подошел сюда! — Он подозвал к себе одного из солдат. — Ты раковая опухоль великой германской нации! От тебя зависел исход войны! Ты отказался выполнять мой приказ!Немец в форме рядового стоял спиной к лесу. — Ты! — закричал командир, — приговариваешься к высшей мере наказания: смертной казни!Он выхватил нож и, резко отогнув руку вниз, нанес рядовому удар. Точнее — хотел. Солнце всходило, золотя верхушки елей. Его первый луч выбился из-за них. Он тонкой золотой струйкой ударил прямо в грудь командиру. Крик. Истошный, нечеловеческий вопль прорезал тишину леса. Из затылка командира брызнул свет. Его просто разрывало на части. С бульканьем тот повалился на колени, закрывая глаза руками. И тут немец увидел правду. Его командир был скелетом, обтянутым кусками гниющей кожи и лохмотьями. Пистолет его проржавел, как и нож, а потому осекся. Жуткая тварь упала на четвереньки и рассыпалась в прах. Еще луч, еще и еще. Стена лучей ползла на армию. Немцы стояли как завороженные, лучи касались их, и они, корчась, падали. Истошный крик:— Бежим! — раздался сзади, и немцы побежали, сгорая на ходу, будто подожженный тополиный пух. Немцы падали в топи, тонули, но сгорали, так и не успев достигнуть дна. Спустя пару минут все затихло. Солнце играло на боках полуржавых гильз и автоматных штыков, торчащих из грунта. Маленькая птичка пела свою бойкую песнь в кустах. Последний немец остался на поляне. «Все ложь… — сказал он. — Фюрер… Ты… Негодяй. Ты заманил нас в ловушку. Ты убил сотни невинных жизней. Ты убил всех нас… Ты ведь знал, подписывая указы, что все те, кого мы жгли, тоже люди…» Он повернулся и побрел прочь. Он не думал ни о чем, кроме одного: живы ли еще его жена и дети? Не разрушили такие, как он, мир. Ноги подкашивались. Он убивал… Как просто и ясно… Они такие мерзавцы, что их не приняла даже земля. Он подобрал блестящий предмет с земли. ****** с надписью «С нами Бог». Вздохнув, он бросил эту дурацкую безделушку в топь, подумав: «Нет, бог не с нами. С нами — мрак». Проходя мимо деревни, что немцы постоянно жгли, он ахнул: ее не было. Лишь фундаменты домов и пара труб. Все поросло травой. Лишь в одном месте виднелась печная труба со сколотыми кирпичами. К полудню он вышел к маленькой деревеньке. В пыли возились дети в непривычной яркой одежде. — Здравствуй, — он обратился к ребенку на немецком языке. — Что? — спросил ребенок на русском. Он повторил вопрос на ломанном русском языке. — Скажи, какой сейчас год?— Две тысячи пятнадцатый. Дядя, вы сумасшедший?— Напиши на земле, — попросил немец. Мальчик написал «2015», посмотрел на него. — Боже! — Воскликнул немец. — Война… Сейчас же сорок третий… Деревня поросла… Дети и жена давно мертвы…— Где ваш немецкий господин? — спросил он у детей. — Какой господин? — удивленно спросили дети. — У нас только бабушка, а родители в городе. — Мы-мы даже войну не выиграли… — прошептал немец. Дети с визгом убежали в деревню рассказывать о госте. «Я… Не хочу служить лицемерному Фюреру… Он дал нам лишь смерть… Я больше не служу тебе, слышишь! — он закричал это громко, словно фюрер и вправду мог его услышать. — Я каюсь за все убийства!»С этими словами последний немец освободился от идеи, что еще держала его. Она была честна. Его давно исгнившее тело лишилось поддержки и просто рассыпалось в прах. И лишь в соснах долго еще эхом звучали его последние слова:«Я не живу во славу! Я не живу во славу Фюрера!»