Владимир Киршон. За что расстреляли автора «Я спросил у ясеня…»Страшные рассказы, мистические истории, страшилки

Славу фильму «Ирония судьбы» в немалой степени принесли песни, слова к которым написали Белла Ахмадулина, Марина Цветаева, Борис Пастернак, Евгений Евтушенко. Но одна из них, авторство которой кому только ни приписывали, стоит особняком. Ведь мало кто уже помнит, что строчки «Я спросил у ясеня, где моя любимая…» написал Владимир Киршон…В его во многом поучительной судьбе отразились все противоречия 30-х годов XX века — когда человек в одночасье превращался из гонителя в гонимого, а подлость бумерангом возвращалась к тому, кто беззастенчиво шел к вершине по головам окружающих. В 1930-е годы имя Киршона было не просто на слуху, он числился одним из главных идеологов всесильной Российской ассоциации пролетарских писателей (РАПП). А его пьесы, о художественных достоинствах которых многие коллеги отзывались без восторга, тем не менее ставились на главных сценах страны — во МХАТе, Театре имени МГСПС, Театре имени Вахтангова в Москве и в Большом драматическом театре в Ленинграде. Киршон был из тех, кто, как сказали бы сегодня, двигался в мейнстриме — прославлял Сталина и идеи социалистического строительства. Его пьесы посвящены разлагающему влиянию буржуазной идеологии на молодежь. Он возвеличивал образ «красного директора», и, кстати, считается, что именно Киршон открыл путь на советскую сцену герою-пролетарию, строящему новую жизнь. А самой известной его пьесой, пожалуй, стала комедия «Чудесный сплав» о молодых ученых. Последним произведением Киршона оказалась драма «Большой день», в которой описана война, завершившаяся победой коммунизма во всем мире. Поэтом он никогда не считался, хотя в некоторые из своих пьес включал стихи. В середине 1930-х годов для театра Вахтангова Киршон сочинил уже прочно позабытую сейчас комедию «День рождения». Музыку для нее написал молодой тогда композитор Тихон Хренников. Одна из песен начиналась с тех самых слов: «Я спросил у ясеня…» Ноты к ней не сохранились, но Хренников позже вспоминал, что его композиция была веселее, чем у Микаэла Таривердиева: «Там это была ироническая песня». Вряд ли сам Киршон, выводя эти строчки, подозревал, что именно они переживут не одно десятилетие и станут главной, если не единственной, ценностью его творческого наследия. А пока шел 1930-й год. Киршон в своих выступлениях на писательских собраниях громит литераторов-попутчиков. К ним относили Михаила Зощенко, Алексея Толстого, Вениамина Каверина и Михаила Пришвина. Рапповцы травили всех, кто уклонялся от воспевания «героики революционных свершений». Особо от Киршона доставалось Михаилу Булгакову. В одной из статей в газете «Вечерняя Москва» Киршон писал: «Отчетливо выявилось лицо классового врага. «Бег», «Багровый остров» продемонстрировали наступление буржуазного крыла драматургии». А на 16 съезде ВКП(б) 28 июня 1930 года, когда прорабатывали философа Алексея Лосева за «Диалектику мифа», Киршон также внес в обсуждение свои три копейки. Главный доклад тогда делал Лазарь Каганович, который назвал мыслителя классовым врагом. Пропустивший книгу философа цензор в свое оправдание сказал, что Лосев представляет «оттенок философской мысли». «Я читала стенограмму съезда. Там любопытные ремарки. Например, драматург Киршон кричит: «За такие оттенки надо ставить к стенке!»» — рассказала спутница жизни и ученица Лосева Аза Тахо-Годи. В августе 1936 года «Правда» опубликовала первое коллективное воззвание писателей с требованием расстрела, правда, не своих коллег, а активистов «антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра». Среди подписавшихся значится и Киршон. Бумеранг был запущен…В это же время драматург ведет активную переписку со Сталиным, причем некоторые его послания являются классикой довольно распространенного тогда жанра письма-доноса. «Я считаю себя обязанным сообщить Вам о новых попытках разжигания групповой борьбы между литераторами-коммунистами», — пишет он в 1933 году. В 1934-м Киршон направил Сталину и Кагановичу письмо с жалобой на газетчиков. Травлей Киршон посчитал критические статьи о своем творчестве. «Киршон — это воплощение карьеризма в литературе. Полная убежденность в своей гениальности и непогрешимости. Он мог держаться в искусстве только благодаря необычайно развитой энергии устраивать, пролезать на первые места, бить всех своим авторитетом, который им же искусственно и создавался», — вспоминал драматург Александр Афиногенов. Но неумолимо приближался 1937 год. 28 марта был арестован покровитель Киршона Генрих Ягода, занимавший три года пост наркома внутренних дел СССР, а затем наркома связи. Как водится, за этим потянулась цепочка арестов всех тех, кто так или иначе был связан в свое время с главным чекистом страны. Одним из звеньев стал Владимир Киршон. Его взяли не сразу. Сначала прорабатывали на заседаниях Союза писателей, как делал он сам в свое время. Славу фильму «Ирония судьбы» в немалой степени принесли песни, слова к которым написали Белла Ахмадулина, Марина Цветаева, Борис Пастернак, Евгений Евтушенко. Но одна из них, авторство которой кому только ни приписывали, стоит особняком. Ведь мало кто уже помнит, что строчки «Я спросил у ясеня, где моя любимая…» написал Владимир Киршон…В его во многом поучительной судьбе отразились все противоречия 30-х годов XX века — когда человек в одночасье превращался из гонителя в гонимого, а подлость бумерангом возвращалась к тому, кто беззастенчиво шел к вершине по головам окружающих. В 1930-е годы имя Киршона было не просто на слуху, он числился одним из главных идеологов всесильной Российской ассоциации пролетарских писателей (РАПП). А его пьесы, о художественных достоинствах которых многие коллеги отзывались без восторга, тем не менее ставились на главных сценах страны — во МХАТе, Театре имени МГСПС, Театре имени Вахтангова в Москве и в Большом драматическом театре в Ленинграде. Киршон был из тех, кто, как сказали бы сегодня, двигался в мейнстриме — прославлял Сталина и идеи социалистического строительства. Его пьесы посвящены разлагающему влиянию буржуазной идеологии на молодежь. Он возвеличивал образ «красного директора», и, кстати, считается, что именно Киршон открыл путь на советскую сцену герою-пролетарию, строящему новую жизнь. А самой известной его пьесой, пожалуй, стала комедия «Чудесный сплав» о молодых ученых. Последним произведением Киршона оказалась драма «Большой день», в которой описана война, завершившаяся победой коммунизма во всем мире. Поэтом он никогда не считался, хотя в некоторые из своих пьес включал стихи. В середине 1930-х годов для театра Вахтангова Киршон сочинил уже прочно позабытую сейчас комедию «День рождения». Музыку для нее написал молодой тогда композитор Тихон Хренников. Одна из песен начиналась с тех самых слов: «Я спросил у ясеня…» Ноты к ней не сохранились, но Хренников позже вспоминал, что его композиция была веселее, чем у Микаэла Таривердиева: «Там это была ироническая песня». Вряд ли сам Киршон, выводя эти строчки, подозревал, что именно они переживут не одно десятилетие и станут главной, если не единственной, ценностью его творческого наследия. А пока шел 1930-й год. Киршон в своих выступлениях на писательских собраниях громит литераторов-попутчиков. К ним относили Михаила Зощенко, Алексея Толстого, Вениамина Каверина и Михаила Пришвина. Рапповцы травили всех, кто уклонялся от воспевания «героики революционных свершений». Особо от Киршона доставалось Михаилу Булгакову. В одной из статей в газете «Вечерняя Москва» Киршон писал: «Отчетливо выявилось лицо классового врага. «Бег», «Багровый остров» продемонстрировали наступление буржуазного крыла драматургии». А на 16 съезде ВКП(б) 28 июня 1930 года, когда прорабатывали философа Алексея Лосева за «Диалектику мифа», Киршон также внес в обсуждение свои три копейки. Главный доклад тогда делал Лазарь Каганович, который назвал мыслителя классовым врагом. Пропустивший книгу философа цензор в свое оправдание сказал, что Лосев представляет «оттенок философской мысли». «Я читала стенограмму съезда. Там любопытные ремарки. Например, драматург Киршон кричит: «За такие оттенки надо ставить к стенке!»» — рассказала спутница жизни и ученица Лосева Аза Тахо-Годи. В августе 1936 года «Правда» опубликовала первое коллективное воззвание писателей с требованием расстрела, правда, не своих коллег, а активистов «антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра». Среди подписавшихся значится и Киршон. Бумеранг был запущен…В это же время драматург ведет активную переписку со Сталиным, причем некоторые его послания являются классикой довольно распространенного тогда жанра письма-доноса. «Я считаю себя обязанным сообщить Вам о новых попытках разжигания групповой борьбы между литераторами-коммунистами», — пишет он в 1933 году. В 1934-м Киршон направил Сталину и Кагановичу письмо с жалобой на газетчиков. Травлей Киршон посчитал критические статьи о своем творчестве. «Киршон — это воплощение карьеризма в литературе. Полная убежденность в своей гениальности и непогрешимости. Он мог держаться в искусстве только благодаря необычайно развитой энергии устраивать, пролезать на первые места, бить всех своим авторитетом, который им же искусственно и создавался», — вспоминал драматург Александр Афиногенов. Но неумолимо приближался 1937 год. 28 марта был арестован покровитель Киршона Генрих Ягода, занимавший три года пост наркома внутренних дел СССР, а затем наркома связи. Как водится, за этим потянулась цепочка арестов всех тех, кто так или иначе был связан в свое время с главным чекистом страны. Одним из звеньев стал Владимир Киршон. Его взяли не сразу. Сначала прорабатывали на заседаниях Союза писателей, как делал он сам в свое время. Четвертого апреля 1937 года жена Михаила Булгакова Елена записала в дневнике: «Киршона забаллотировали на общемосковском собрании писателей при выборах президиума. И хотя ясно, что это в связи с падением Ягоды, все же приятно, что есть Немезида и т. д». В конце апреля она пишет о предложении писателя Юрия Олеши пойти на собрание московских драматургов, на котором будут расправляться с Киршоном. Булгаков его отверг. «М. А. и не подумает выступать с таким заявлением и вообще не пойдет. Ведь раздирать на части Киршона будут главным образом те, кто еще несколько дней назад подхалимствовали перед ним», — написала Елена Сергеевна. И в каком-то смысле этим своим поступком Булгаков дал ответ на вопрос, можно ли оправдывать подлость и пороки гениальностью. Киршон же снова бросается к Сталину. Он слезно просит не изгонять его из партии: «Дорогой товарищ Сталин, вся моя сознательная жизнь была посвящена партии, все мои пьесы и моя деятельность были проведением ее линии. За последнее время я совершил грубейшие ошибки, я прошу покарать меня, но я прошу ЦК не гнать меня из партии». Но его обвиняют уже не просто в связях с Ягодой, но и в троцкистской деятельности. Сталин не помог. Бумеранг прилетел обратно. Алексей Лосев, сосланный в лагеря и строивший Беломоро-Балтийский канал, чудом выживший и проживший 94 года, признан столпом русской философии. Михаил Булгаков стал классиком. Владимир Киршон, расписавшийся в истории строчками «Я спросил у ясеня…», расстрелян в 1938 году, немного не дожив до своего 36-летия.