Ведьмин дарСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Жанна, навалившись всей грудью на подоконник и отклячив толстый зад, смотрела в окно. Закурила снова, прошлась по кухне, поставила чайник на плиту и вернулась к наблюдательному посту…За окном был обычный зимний вечер. Уличный фонарь, кривой, сгорбленный, как дед Матвей, что живёт в угловой квартире, лениво освещал крохотную часть дороги. Пушистыми хлопьями шёл снег. У подъезда время от времени останавливались машины. Люди поодиночке, оглядываясь по сторонам, мелькали в подъездную разбитую дверь словно тени. — ****! – вслух выругалась Жанна и подняла голову к потолку. От ненависти к соседке её бросило в жар. Ишь, курва старая, пристроилась. Сидела бы в своей деревне, не отсвечивала, не мешала бы своим существованием добрым людям. Нет, видите ли, ей в деревне зимой сложно, из колодца водицы не испить. Жанна сняла чайник с плиты и рассержено плеснула кипяток в кружку. Насыпала растворимый кофе, от злости не заметила, как вместо сахара жахнула в кружку соли. Хлебнула солёную жижу, сплюнула и разразилась тирадой:— Тьфу, старуха проклятая, ей на том свете прогулы рисуют, а она всё небо коптит, — Жанна вылила из кружки кофе и налила кипяток снова. По стене весело пробежали широкие лучи света. Жанна экономила на освещении и без надобности свет в квартире не включала. Да и наблюдать за входящими так удобнее. Ты всех видишь, а тебя никто. — О, кто-то на нехилой машинке пожаловал, — произнесла вслух Жанка и метнулась к наблюдательному пункту. Из подъехавшего внедорожника вышел широкоплечий, высокий мужчина. Он обошёл машину и помог выйти из неё изящной барышне в шикарной шубке. В руках у молодой женщины был огромный букет белых роз. Пара вошла в подъезд, Жанка метнулась к входной двери квартиры, приоткрыла её и приложилась ухом. — Александра Петровна, душа моя, — радостно, но со слезами в голосе, произнесла посетительница. – Спасибо Вам огромное! Если бы не Вы!— Ну, что ты, дитя моё, встань сейчас же! Удумала чего! – ворчливо, по — доброму отозвалась соседка сверху. – Проходите, проходите. Дверь сверху лязгнула и захлопнулась. Больше Жанка ничего не услышала. — У, ведьма проклятая, — погрозила Жанка кулаком в потолок. – Чтоб тебя черти на том свете живьём на костре жарили. Она вернулась было в кухню, хлебнула остывший кипяток из кружки, чертыхнулась, вылила воду в раковину. Поставила чайник на плиту, закурила. Пристроилась у окна, ей хотелось посмотреть на ту пару, когда они будут выходить от старухи. Как вдруг она почуяла запах гари. Оглянулась, а прихватка, которой чайник брала, сползла к краю плиты и дымит. Жанка потянулась, открыла форточку, чтобы проветрить комнату от удушливого дыма, который быстро распространялся по всей кухне. Морозный воздух ворвался в квартиру. Тлеющая ткань резко вспыхнула огнём. Жанка голыми руками схватила чайник, сбросила крышку и залила огонь водой. Скинула прихватку на пол, затоптала ногами. Пока она расправилась с огнём, пары и след простыл. Кривой фонарь освещал пустую дорогу, а снег успел запорошить следы от стоявшего тут ещё недавно внедорожника. Будто ничего и не было. Жанка закрыла форточку, отправилась в ванную и тут увидела своё отражение в зеркале. Взмокшая, на красном лице чёрные полосы от горелой тряпки, волосы торчком, страсть да и только. Женщина стиснула зубы, открыла кран и с остервенением принялась смывать с себя грязь. Ворочаясь в постели, долго не могла уснуть. Её терзала сама мысль о том, что к бабке люди ходят, как к идолу на поклон. Да не просто так ходят, а носят этой старой курве и сырым, и варёным. Сверху раздался легкий мерный стук. Бабка бродила по квартире, опираясь на клюку. И хоть наконечник у клюки был резиновый, Жанка слышала каждый шаг старухи, он отдавался у неё в ушах гулким эхом. Она прикрыла голову подушкой. — Нет, это невозможно, — произнесла она со злобой. – Надо что-то делать…Дошлёпала до кухни, открыла навесной шкафчик, вытащила из него пузырек с успокаивающей микстурой, отхлебнула прямо из горлышка. Прокашлялась. И тут на неё словно озарение сошло – в голове мелькнула удивительная мысль. Сон, как рукой сняло. Жанка закурила, села за стол, задумалась, собирая всё увиденное, услышанное в единую картину. В этом забытом богом районе города, на выселках, в старом двухэтажном доме с деревянными лестницами она жила с самого рождения. Мать родила девочку от заезжего командировочного, который растворился на просторах родины, даже не зная, что успел наследить. Мать назвала дочь Снежаной, ей очень хотелось, чтобы у девочки было красивое, необычное имя. Только вот с фамилией Подкорытова имя плохо сочеталось. Девочка имени своего стеснялась, оно вызывало у неё неприязнь, отвращение. Жанна, навалившись всей грудью на подоконник и отклячив толстый зад, смотрела в окно. Закурила снова, прошлась по кухне, поставила чайник на плиту и вернулась к наблюдательному посту…За окном был обычный зимний вечер. Уличный фонарь, кривой, сгорбленный, как дед Матвей, что живёт в угловой квартире, лениво освещал крохотную часть дороги. Пушистыми хлопьями шёл снег. У подъезда время от времени останавливались машины. Люди поодиночке, оглядываясь по сторонам, мелькали в подъездную разбитую дверь словно тени. — ****! – вслух выругалась Жанна и подняла голову к потолку. От ненависти к соседке её бросило в жар. Ишь, курва старая, пристроилась. Сидела бы в своей деревне, не отсвечивала, не мешала бы своим существованием добрым людям. Нет, видите ли, ей в деревне зимой сложно, из колодца водицы не испить. Жанна сняла чайник с плиты и рассержено плеснула кипяток в кружку. Насыпала растворимый кофе, от злости не заметила, как вместо сахара жахнула в кружку соли. Хлебнула солёную жижу, сплюнула и разразилась тирадой:— Тьфу, старуха проклятая, ей на том свете прогулы рисуют, а она всё небо коптит, — Жанна вылила из кружки кофе и налила кипяток снова. По стене весело пробежали широкие лучи света. Жанна экономила на освещении и без надобности свет в квартире не включала. Да и наблюдать за входящими так удобнее. Ты всех видишь, а тебя никто. — О, кто-то на нехилой машинке пожаловал, — произнесла вслух Жанка и метнулась к наблюдательному пункту. Из подъехавшего внедорожника вышел широкоплечий, высокий мужчина. Он обошёл машину и помог выйти из неё изящной барышне в шикарной шубке. В руках у молодой женщины был огромный букет белых роз. Пара вошла в подъезд, Жанка метнулась к входной двери квартиры, приоткрыла её и приложилась ухом. — Александра Петровна, душа моя, — радостно, но со слезами в голосе, произнесла посетительница. – Спасибо Вам огромное! Если бы не Вы!— Ну, что ты, дитя моё, встань сейчас же! Удумала чего! – ворчливо, по — доброму отозвалась соседка сверху. – Проходите, проходите. Дверь сверху лязгнула и захлопнулась. Больше Жанка ничего не услышала. — У, ведьма проклятая, — погрозила Жанка кулаком в потолок. – Чтоб тебя черти на том свете живьём на костре жарили. Она вернулась было в кухню, хлебнула остывший кипяток из кружки, чертыхнулась, вылила воду в раковину. Поставила чайник на плиту, закурила. Пристроилась у окна, ей хотелось посмотреть на ту пару, когда они будут выходить от старухи. Как вдруг она почуяла запах гари. Оглянулась, а прихватка, которой чайник брала, сползла к краю плиты и дымит. Жанка потянулась, открыла форточку, чтобы проветрить комнату от удушливого дыма, который быстро распространялся по всей кухне. Морозный воздух ворвался в квартиру. Тлеющая ткань резко вспыхнула огнём. Жанка голыми руками схватила чайник, сбросила крышку и залила огонь водой. Скинула прихватку на пол, затоптала ногами. Пока она расправилась с огнём, пары и след простыл. Кривой фонарь освещал пустую дорогу, а снег успел запорошить следы от стоявшего тут ещё недавно внедорожника. Будто ничего и не было. Жанка закрыла форточку, отправилась в ванную и тут увидела своё отражение в зеркале. Взмокшая, на красном лице чёрные полосы от горелой тряпки, волосы торчком, страсть да и только. Женщина стиснула зубы, открыла кран и с остервенением принялась смывать с себя грязь. Ворочаясь в постели, долго не могла уснуть. Её терзала сама мысль о том, что к бабке люди ходят, как к идолу на поклон. Да не просто так ходят, а носят этой старой курве и сырым, и варёным. Сверху раздался легкий мерный стук. Бабка бродила по квартире, опираясь на клюку. И хоть наконечник у клюки был резиновый, Жанка слышала каждый шаг старухи, он отдавался у неё в ушах гулким эхом. Она прикрыла голову подушкой. — Нет, это невозможно, — произнесла она со злобой. – Надо что-то делать…Дошлёпала до кухни, открыла навесной шкафчик, вытащила из него пузырек с успокаивающей микстурой, отхлебнула прямо из горлышка. Прокашлялась. И тут на неё словно озарение сошло – в голове мелькнула удивительная мысль. Сон, как рукой сняло. Жанка закурила, села за стол, задумалась, собирая всё увиденное, услышанное в единую картину. В этом забытом богом районе города, на выселках, в старом двухэтажном доме с деревянными лестницами она жила с самого рождения. Мать родила девочку от заезжего командировочного, который растворился на просторах родины, даже не зная, что успел наследить. Мать назвала дочь Снежаной, ей очень хотелось, чтобы у девочки было красивое, необычное имя. Только вот с фамилией Подкорытова имя плохо сочеталось. Девочка имени своего стеснялась, оно вызывало у неё неприязнь, отвращение. Да и какая из неё Снежана? Редкие непослушные волосы, которые вечно торчали в разные стороны, опухшие веки с белёсыми ресницами, покрасневшие глаза и сопливый нос (особенно по весне) – у девочки выявили аллергию на пыльцу растений. Изяществом и манерами Жанна (так она представлялась с некоторых пор) тоже не отличалась. Мать старалась угодить дочери, растила её, свою кровиночку, не отказывая ни в чём. И дочь выросла эгоистичной, наглой, грубой, не умеющей сочувствовать, сопереживать, кому бы то ни было. После школы, которую она закончила с трудом, Жанна поступила в училище, но бросила, проучившись пару месяцев. Мать через знакомых устроила Жанку в солидную контору уборщицей. Работа была не пыльной. Жанна приходила в семь часов вечера, брала ключи на вахте, громыхала вёдрами и размазывала влажной тряпкой пыль по полу. Вытряхивала бумаги из мусорных корзин, протирала подоконники. К цветам в кабинетах Жанка не прикасалась. Она оставляла разбрызгиватель с водой у окна. Нервные работники конторы то и дело брызгали цветы, пытаясь успокоиться – полив цветов вечером уже не требовался. За час управлялась со всеми кабинетами и шла домой. Иногда она приносила из конторы старые газеты. Зачитывалась, как любовным романом, рекламой магических услуг. Даже карты купила себе, пробовала гадать, но разобраться в значениях обычной колоды так и не смогла. Как кукушонок, подкинутый в чужое гнездо, выталкивает других птенцов, достигшая совершеннолетия дочь, выдавила из квартиры мать, заявив, что вместе им не ужиться. Мать поплакала, собрала вещи и, не смея перечить дочери, уехала в деревню к дальним родственникам, переписав перед отъездом квартиру на дочь. Не вынеся тоски и позора, мать умерла через полгода. Жанка на похороны не приехала, разорвала отношения со всеми родственниками, вычеркнув их из своей жизни. От матери Жанне досталась не только квартира, но и скромный счёт в банке. Мать, работая на всю жизнь на трёх работах, умудрилась скопить небольшую сумму на чёрный день. Снимая проценты раз в полгода, Жанка могла себе позволить жить, особо себя работой не утруждая. Людей Жанка ненавидела. Они казались ей глупыми, никчёмными существами, не умеющими жить правильно. Так она и жила в полном одиночестве, размеренно и несуетливо. Вставала часов в десять утра, долго пила кофе, сидя у окна, наблюдая за жизнью соседей. Днём смотрела телевизор или снова сидела у окна. Вечером шла на работу, возвращалась через магазин, закупив сигареты, сладости к кофе и кусок колбасы. Каждый день был похож на предыдущий, но Жанну такой ход жизни устраивал. До той поры, пока в квартире над ней не поселилась эта бабка. Александра Петровна ей сразу не понравилась. Уже хотя бы потому, что к ней беспрестанно шли люди. Они не толпились во дворе, каждый прибывал к определённому времени, из чего Жанка сделала вывод, что люди предварительно созваниваются со старухой. Хозяйка квартиры, которой Жанка позвонила, чтобы высказать претензии по поводу квартирантки, радостно заявила:— Жаночка, ты не представляешь, какой это человек. Это счастье, что она согласилась провести зиму в нашей квартире. Она наш почётный гость. Ты увидишь, от неё не будет неудобств. Александра Петровна волшебница, коих ещё поискать…Жанка бросила трубку. Ей не давало покоя то, что какая-то старуха пользуется таким вниманием. И Жанна начала подсматривать, подслушивать. Через некоторое время она сделала вывод – бабка разводит людей на деньги. На бешеные деньги. Попыталась под благовидным предлогом пробраться к квартирантке в квартиру. Намочила половую тряпку под краном, провела мокрой рукой по волосам и решительно поднялась на этаж выше. — Что же вы, а ещё пожилая женщина, — начала было она свою тираду, когда Александра Петровна едва приоткрыла дверь, — заливаете!Назвать старухой соседку у Жанны язык не повернулся. На пороге стояла очень стройная женщина. Да, она была немолода, но её возраст невозможно было определить точно. Строгое чёрное платье подчёркивало изящную фигуру, волосы, хоть и седые, уложены и заколоты на японский манер тонкой серебряной заколкой. На груди старинный амулет с тусклым чёрным камнем по центру круга. Жанка даже попыталась заглянуть в квартиру, вдруг там есть кто-то ещё. Потому что вид женщины, открывшей двери, никак не вязался с тем образом старухи, которую Жанка видела из окна своей квартиры, когда та заезжала со своими баулами месяц назад. Женщина внимательно смотрела на Жанну. — Вы что-то хотели? – улыбаясь, спросила Александра Петровна. Улыбаться-то она улыбалась, только вот глаза её стали похожи на две чёрные молнии. Жанну словно языка лишили. — А, ммм, — промычала она, – махнув тряпкой в сторону своего этажа.

— Чудесно, что ситуация разрешилась, не правда ли? – проговорила Александра Петровна, всё также вперив взгляд. — Да! – выдавила против воли Жанка. — Замечательно, — ответила соседка. – Всего доброго. И захлопнула дверь. Жанка какое-то время стояла перед закрытой дверью, потом осторожно, наступая на каждую ступеньку обеими ногами, спустилась к себе и легла спать, зачем-то прижимая к себе мокрую половую тряпку. Несколько дней спустя она подслушала, стоя у мусорного контейнера, как одна из посетительниц, выходя из подъезда, кому-то звонила:— Да, Серёж, приняла. Ты не поверишь, она мне сказала, что у нас всё получится, и я смогу родить, не надо ЭКО. Я сама смогу! Мы сможем. Нет у неё таксы, сколько дашь, сколько посчитаешь нужным. Да, ты же знаешь, что я готова любые деньги… Тем более, что Александра Петровна уже настолько стара и немощна, практически не берется за такие случаи. Так что нам повезло!Заметив внимательный взгляд незнакомки, посетительница осеклась и продолжила:— Дома всё подробно расскажу. Скоро буду!Жанка проводила долгим взглядом посетительницу. — Да, уж. Конечно, немощная она, — проворчала Жанка вполголоса. – А может, не сама старуха двери открывала тогда? — пожала она плечами. Вечером того же дня, Жанка, сидя на табуретке у своего наблюдательного пункта, увидела, как из подъезда медленно, опираясь на клюку, боясь поскользнуться, вышла сгорбленная старуха. В руке её была самошитая сумка. Бабка осторожно шла по тропинке в сторону магазинчика. Через некоторое время она появилась на дорожке снова. Завёрнутая в пуховый платок, как в кокон, старуха едва перебирала ногами, то и дело останавливалась, чтобы собраться с силами. В сумке, что болталась на руке, угадывалась булка хлеба. Жанка с удовлетворением произнесла вслух:— Что, силёнок не стало? Еле кости таскаешь? И когда тебя только черти заберут? Бееедная, — умильно складывая лапки на широкой груди, пропела Жанка. — Даже за хлебушком сходить некому. В этот момент старуха, словно услышав слова соседки, подняла голову и внимательно посмотрела на неё. Жанка ойкнула, ножка табурета подломилась, и женщина упала на пол. — **** старая! – прошипела она, потирая ушибленное место. — Чтоб тебе ни дна, ни покрышки! Собирая все сведения воедино, Жанка пришла к мысли, что старуха сегодня точно получила неплохую сумму денег. Одним букетом сегодня парочка явно не обошлась. А зачем старухе деньги? Детей у неё своих нет, родни тоже, зря, что ли Жанка справки у деда Матвея навела? Целых две бутылки водки за инфу отвалила. Тот и рад –радешенек, что собеседник ему молчаливый попался, рассупонился:— Ой, Женечка, — старый хрыч никак не мог запомнить, что соседку зовут Жанной, называл её по-своему, — ты не представляешь, какая это вед… Ведающая женщина. Я её давно знаю, было дело, как-то раз обращался к ней за помощью. Отбрила она меня с порога, как пса шелудивого метлой выгнала. — А ты? Дал ей в ухо? – усмехнулась Жанна, зная буянистый нрав деда Матвея. — Что ты, девка, радовался, что ноги унёс. И ты с ней не связывайся, мой тебе совет! Хоть и старая она, а силы, знаешь, сколько в ней! Интересно только, кому передавать будет, родни-то у неё нет. — В смысле? — удивлённо хлопнула редкими ресницами Жанка. — Ну как, — дед Матвей после выпитой стопки стал весьма словоохотлив, — она же помереть не сможет, пока свою силу не передаст. Кому-нибудь из молодых, так сказать, чтобы дело продолжили. Вот и мается, сердешная, знать, не нашла ещё последователя. Жанка задумалась. А что если старуха ей силу передаст? Жанка можно сказать, полезное дело сотворит, отправит бабку по адресу, на том свете её уж давно, поди, поджидают. А Жанка бабку тут заменит. Это же какие деньжищи можно грести, ничуть не напрягаясь?Правда, людей Жанка ненавидит, но ради таких денег… Это тебе не полы в сранном офисе мыть. Жанка представила себе картину, как она подъезжает к дому на чёрном внедорожнике, а вышколенный широкоплечий шофер открывает дверцу и опускается на колени, подставляя ей свою спину. Она, в шикарной белой шубе выходит из машины, наступает одной ногой на спину мужчины, как на ступеньку и только потом спускается на землю. А у подъезда толпы страждущих. Все падают ниц, прямо в грязь, плачут, просят, чтобы снизошла спасительница. И деньги, обязательно крупными купюрами, новенькими её осыпают с головы до ног. А кто вздумает слово против сказать, сразу замертво падает от одного только гневного взгляда Жанны. От сладких грёз её отвлёк мерный стук – бабке явно не спалось. Жанка завернулась в халат, посмотрела на часы: те показывали полночь. Женщина криво усмехнулась. Огляделась, взяла в руку молоток для отбивки мяса, сунула его в карман халата, резко поднялась с места и пошла.

У входных дверей она немного помешкала, держась за ручку, заглянула в ванную, сдёрнула с сушилки тонкой махровое полотенце и вышла на лестничную площадку. Прислушалась, осторожно поднялась по скрипучей деревянной лестнице, и решительно нажала на звонок. Соседка открыла дверь сразу, будто только Жанку и ждала. Это была тощая изможденная старуха. Она с трудом дышала, каждый вдох сопровождался страшным хрипом. Старуха опиралась на клюку. Простоволосая, седая, длинный выцветший халат, ноги в коричневых старушечьих чулках – Жанка едва узнавала в соседке ту эффектную женщину, которая открывала ей дверь месяц назад. Вот только глаза… Глаза были по-прежнему живыми, с искорками — всполохами. Жанка усмехнулась, толкнула соседку и прошла в квартиру. Старуха едва удержалась на ногах. — Что вы хотите? – просипела она, закашлявшись. Приложила к губам кружевной платочек, который сразу пропитался кровью. Жанка подошла к соседке вплотную, взяла её за плечи и протащила волоком от входных дверей до комнаты. С силой втолкнула её в кресло, нависла. — Слышь, ты, **** в ботах, делиться пора. — Чем? — хрипела старуха. – Деньги вон там, в шкафу, возьмите. Золота нет, других драгоценностей тоже. — Что так плохо –то? – с нескрываемой ненавистью проговорила Жанка. Она сунулась к шкафу, предварительно сунув сложенное в несколько раз полотенце бабке в рот, чтобы та не вздумала крик поднять.