Ведьма моей мечтыСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

По линии отца я из семьи староверов. Так как молодость родителей выпала на советское время, естественно, их не принуждали к соблюдению канонов и правил, но крестить крестили. Все шестеро детей женились, на ком захотели, слова против никто не сказал. А уж нас, внуков, и вовсе ни родители, ни бабушка с дедушкой к религиозным постулатам не принуждали, но тоже крестили согласно семейной традиции. Дед, папин отец, прошел войну, помню его молчаливым и хмурым стариком с длинной белой бородой. Он не ладил со старшей дочерью и покрикивал на бабушку. Дед вернулся контуженным, без правой руки и научился держать ложку и писать левой рукой. Про войну, да и вообще про свою жизнь он никогда и ничего не рассказывал, даже если спросишь. Лишь однажды, когда мне было лет 10, дед вдруг проявил ко мне интерес, усадил меня на лежанку, открыл старую книгу в потертом кожаном переплете на непонятном языке и стал учить, как правильно складывать пальцы, когда крестишься. Это я уже умел, папа еще раньше научил, так что дед тут же потерял охоту со мной общаться. Вскоре мы и вовсе перестали поддерживать связь — родители решили ехать в город. Наш деревенский дом был добротным, построенным своими руками, кирпичик к кирпичику, но жизнь неумолима. Бабушка пережила деда почти на десять лет, а через год после ее смерти, когда никто из родных не захотел переехать в деревню и жить в доме постоянно, приглядывая за ним, общим семейным советом было решено продать недвижимость и поделить деньги поровну на всех. Продажа выпала на лето, я приехал привести дом в порядок, вещи перебрать. С удовольствием взялся за это. В деревне летом ведь благодать, учитывая бабушкин малинник и дедов вишневый сад, речка опять же рядом — никаких заграниц не надо. На тот момент мне было 25 лет, и я уже планировал жениться на своей первой любви, будущее виделось простым и безоблачным. Лиза моя осталась в городе, сморщив носик на мое предложение провести отпуск в деревне, и сослалась на приготовления к свадьбе. Мне же как раз меньше всего хотелось вникать в тонкости выбора тортов, цветов и прочей мишуры, и я смылся в свое детство. Говорят, нельзя туда вернуться. Мне кажется, можно на чуть чуть, ненадолго, если не присматриваться к тому, что сами мы уже не дети, что у многих сверстников семьи и свои дети, а еще куча огородно-деревенских забот. В общем, я встретился со своим старым приятелем Шуриком, и мы попытались вспомнить детство. Вспомнить получилось только на словах. Зато за годы взросления Шурик успел стать знатоком грибных и ягодных сборов, так что потянул меня в лес за грибами. До грибов дела мне было мало, а вот орешник привлек — за уши не оттащишь. Шурик насобирал корзинку груздей, а я — орехов, и мы потащились в обратный путь. Лес в нашей деревне не то чтобы густой, но нетронутый, настоящий. Да и заблудиться с Шуриком я не боялся, он уверенно выбирал нужную тропинку и травил местные байки. Постепенно мы вышли к реке: по одну сторону — песчаный берег и пляж, а по другую — каменистый склон. Искупавшись, пошли к склону. «Там старый орешник. О нем мало кто знает», — напомнил Шурик. Поднялись чуть выше и у кромки леса услышали женский смех. Мне стало интересно, но Шурик почему-то начал меня отговаривать, ссылаясь на множество дел, требующих его внимания. Я удивился его поведению: «Ну и топай, а я посмотрю, кто там так звонко смеется». Но друг не ушел и полез вслед за мной. Две девушки пытались развести костер между уложенными в круг камнями. Рядом с ними лежали грибы в корзине и пучки травы. Девушки явно были городскими. Я тут же предложил помощь, правда, не свою, а Шурика, потому что вряд ли бы у меня получилось разжечь костер лучше, чем у девчонок. Шурик помог, и вскоре на небольшом костре мы разложили ветки с нанизанными на них грибами. — А соли у вас случайно нет?» — спросил я, не надеясь на положительный ответ. Но соль нашлась, а еще перец и масса других приблуд. Я не ошибся, девушки оказались городскими. Одна, с длинной косой и курносым носом, назвалась Леной и сообщила, что она биолог, так что грибы, собранные ею, можно есть смело. Вторая, наоборот, коротко стриженная, Лиля, не очень охотно призналась, что учится на учителя географии. «Так что не заблудитесь с нами!» — резюмировала Лена и звонко засмеялась. — А к кому вы приехали? — задал я привычный в деревне вопрос к молодым людям. Девушки переглянулись, будто вспоминая:— Третий дом сверху, с красными воротами, знаете?Я почесал затылок:— Дом-то знаю, как и ворота, но чей это дом, не помню. Шурик, окрыленный новым знакомством, вдруг резко сник и пояснил:— Это дом бабы Нюры Сапеловой. Имя мне ни о чем не говорило, так что я не придал никакого значения. Но разговор надо же было поддерживать, и я спросил:— А вы ее внучки, да?Девушки вместе засмеялись:— Нет, мы сестры. По линии отца я из семьи староверов. Так как молодость родителей выпала на советское время, естественно, их не принуждали к соблюдению канонов и правил, но крестить крестили. Все шестеро детей женились, на ком захотели, слова против никто не сказал. А уж нас, внуков, и вовсе ни родители, ни бабушка с дедушкой к религиозным постулатам не принуждали, но тоже крестили согласно семейной традиции. Дед, папин отец, прошел войну, помню его молчаливым и хмурым стариком с длинной белой бородой. Он не ладил со старшей дочерью и покрикивал на бабушку. Дед вернулся контуженным, без правой руки и научился держать ложку и писать левой рукой. Про войну, да и вообще про свою жизнь он никогда и ничего не рассказывал, даже если спросишь. Лишь однажды, когда мне было лет 10, дед вдруг проявил ко мне интерес, усадил меня на лежанку, открыл старую книгу в потертом кожаном переплете на непонятном языке и стал учить, как правильно складывать пальцы, когда крестишься. Это я уже умел, папа еще раньше научил, так что дед тут же потерял охоту со мной общаться. Вскоре мы и вовсе перестали поддерживать связь — родители решили ехать в город. Наш деревенский дом был добротным, построенным своими руками, кирпичик к кирпичику, но жизнь неумолима. Бабушка пережила деда почти на десять лет, а через год после ее смерти, когда никто из родных не захотел переехать в деревню и жить в доме постоянно, приглядывая за ним, общим семейным советом было решено продать недвижимость и поделить деньги поровну на всех. Продажа выпала на лето, я приехал привести дом в порядок, вещи перебрать. С удовольствием взялся за это. В деревне летом ведь благодать, учитывая бабушкин малинник и дедов вишневый сад, речка опять же рядом — никаких заграниц не надо. На тот момент мне было 25 лет, и я уже планировал жениться на своей первой любви, будущее виделось простым и безоблачным. Лиза моя осталась в городе, сморщив носик на мое предложение провести отпуск в деревне, и сослалась на приготовления к свадьбе. Мне же как раз меньше всего хотелось вникать в тонкости выбора тортов, цветов и прочей мишуры, и я смылся в свое детство. Говорят, нельзя туда вернуться. Мне кажется, можно на чуть чуть, ненадолго, если не присматриваться к тому, что сами мы уже не дети, что у многих сверстников семьи и свои дети, а еще куча огородно-деревенских забот. В общем, я встретился со своим старым приятелем Шуриком, и мы попытались вспомнить детство. Вспомнить получилось только на словах. Зато за годы взросления Шурик успел стать знатоком грибных и ягодных сборов, так что потянул меня в лес за грибами. До грибов дела мне было мало, а вот орешник привлек — за уши не оттащишь. Шурик насобирал корзинку груздей, а я — орехов, и мы потащились в обратный путь. Лес в нашей деревне не то чтобы густой, но нетронутый, настоящий. Да и заблудиться с Шуриком я не боялся, он уверенно выбирал нужную тропинку и травил местные байки. Постепенно мы вышли к реке: по одну сторону — песчаный берег и пляж, а по другую — каменистый склон. Искупавшись, пошли к склону. «Там старый орешник. О нем мало кто знает», — напомнил Шурик. Поднялись чуть выше и у кромки леса услышали женский смех. Мне стало интересно, но Шурик почему-то начал меня отговаривать, ссылаясь на множество дел, требующих его внимания. Я удивился его поведению: «Ну и топай, а я посмотрю, кто там так звонко смеется». Но друг не ушел и полез вслед за мной. Две девушки пытались развести костер между уложенными в круг камнями. Рядом с ними лежали грибы в корзине и пучки травы. Девушки явно были городскими. Я тут же предложил помощь, правда, не свою, а Шурика, потому что вряд ли бы у меня получилось разжечь костер лучше, чем у девчонок. Шурик помог, и вскоре на небольшом костре мы разложили ветки с нанизанными на них грибами. — А соли у вас случайно нет?» — спросил я, не надеясь на положительный ответ. Но соль нашлась, а еще перец и масса других приблуд. Я не ошибся, девушки оказались городскими. Одна, с длинной косой и курносым носом, назвалась Леной и сообщила, что она биолог, так что грибы, собранные ею, можно есть смело. Вторая, наоборот, коротко стриженная, Лиля, не очень охотно призналась, что учится на учителя географии. «Так что не заблудитесь с нами!» — резюмировала Лена и звонко засмеялась. — А к кому вы приехали? — задал я привычный в деревне вопрос к молодым людям. Девушки переглянулись, будто вспоминая:— Третий дом сверху, с красными воротами, знаете?Я почесал затылок:— Дом-то знаю, как и ворота, но чей это дом, не помню. Шурик, окрыленный новым знакомством, вдруг резко сник и пояснил:— Это дом бабы Нюры Сапеловой. Имя мне ни о чем не говорило, так что я не придал никакого значения. Но разговор надо же было поддерживать, и я спросил:— А вы ее внучки, да?Девушки вместе засмеялись:— Нет, мы сестры.

Я растерялся:— Чьи? Бабы Нюры?Тут уж и Шурик хохотнул, а я подумал: похоже, подрастерял я свою находчивость где-то. — Нет, — развеяла мои сомнения Лиля. — Мы двоюродные сестры Кати Сапеловой. Баба Нюра давно уже умерла, а в доме живет Катя, ее племянница. Через час Шурик стал недвусмысленно сопеть и вздыхать, намек я не хотел понимать еще минут пятнадцать, потом сдался и предложил девушкам их проводить. Затушив костер и залив его водой, мы все вместе выдвинулись в сторону деревни. Лене я явно нравился, она то и дело припадала к моей руке, делая вид, что споткнулась. Я был не против, мои свободные дни сочтены, не то чтобы я был готов броситься в омут с головой, но безобидный флирт лишь поднимает настроение, ведь так? Ворота дома, где жили девушки, были открыты. Навстречу вышла Катя, Мое сердце будто сжали в кулак и не желали выпускать. Я подумал, словно мы уже виделись раньше, словно я ее знал, но при этом не сомневался, что видел эту девушку впервые. На вид Кате было лет 30, светло-русые волосы непослушно вились и выбивались из-под платка, а большие карие глаза смотрели пристально и с подозрением. Катя уперла руки в бока и строго посмотрела на девочек, те поникли и виновато стали каяться, мол, опоздали не по собственной вине, а потому что мы свалились на их головы, отвлекали разговорами, и они забыли о времени. Но ребята, то есть мы, их проводили, так что ничего страшного в их опоздании нет. Мне надоело это слушать, и я решил пошутить: — А куда они опоздали? Куда здесь вообще можно опоздать?Шутка не удалась, Катерина повернула в мою сторону голову и вдруг улыбнулась:— А мы знакомы?— Мне тоже так показалось, но нет, я бы запомнил. — Верно, — задумчиво произнесла Катя. — Запомнил бы на всю жизнь. А потом она перевела взгляд на Шурика:— А ты иди, жена заждалась, гуляет он. Шурик кивнул и тут же, не попрощавшись, побежал к своему дому. — Зачем вы с ним так строго? Думаю, ему и жены для этого хватает, — попытался я защитить друга. Катерина засмеялась:— Хватало бы жены, так не бегал бы. Спасибо, что проводили моих сестер, а сами вы чей?Катя села на лавочку и указала на место рядом с собой. Я уселся и рассказал, чьим буду. — А хочешь чаю, на травах? — предложила Катя, когда я начал почему-то кашлять. Я согласно кивнул, и вскоре Лиля принесла нам стаканы с чаем, пахнущим луговым разнотравьем и необычайно вкусным:— Что в нем? Очень вкусно. Катя посмотрела на меня:— Мед для сладости. Мы пили чай в тишине, пока не стало смеркаться, а потом она положила ладонь на мою руку и мягким грудным голосом, глядя в глаза, произнесла:— Заходи еще, не стесняйся. Всю следующую неделю меня тянуло к ней, как завороженного. Катя жила одна, только иногда к ней приезжали ее двоюродные сестры, которые, кстати, уже уехали. — Как ты тут одна зимой справляешься? — спросил я. — Я не всегда одна, — больше Катя ничего не добавила, а я не стал уточнять. Я понимал, что влюблялся в нее, но ничего не мог с собой поделать, хотя она и не давала никакой надежды, наоборот. Вместо ласки и кокетства она заставляла ей помогать: то сорняки надо было полоть, то жуков с картошки собирать, то полки прибить, то сарай разобрать. Катя смеялась с того, как неумело я все делал, но я терпел, мне было достаточно просто быть рядом с ней. Я совсем забыл о Лизе, о том, что скоро женюсь, что нужно продавать дом и уезжать. Вот как раз уезжать и не хотелось. Откуда-то появилась мысль остаться здесь, в деревне. И мысль превратилась в навязчивую. Я, как одержимый, с утра пораньше приходил к Кате и не уходил до позднего вечера. Мне было все равно на всех, лишь бы она была со мной. Первым обо мне заволновался Шурик. Он пытался несколько раз меня остановить и увести на рыбалку, за грибами, просто искупаться в речке, но у него ничего не получалось. Однажды он в сердцах сказал: «Да пропади ты пропадом! Околдовала тебя ведьма!» Я на Шурика не обиделся, а вот он на меня — да. А когда я отказал очередным покупателям дома, заволновался отец. Он приехал проверить, что тут происходит. Помню, как изменился в лице папа, когда я заявил ему, что продавать дом не буду, останусь жить в нем. — Сын, я не понял, как это тут жить? А твоя работа? Лиза? Свадьба?Я чувствовал себя и виноватым, и правым одновременно, потому что точно знал, чего хотел, и никто не мог заставить меня свернуть с избранного пути. Не сразу, но отец узнал причину — Катя. Его реакция меня удивила:— Ты ее совсем не знаешь. И лучше бы не знал. Я запротестовал:— Отец, не надо меня останавливать. Он грустно посмотрел и спокойно ответил:— А я и не пытаюсь, не смогу.

— Что это значит?Отец тяжело вздохнул:— Твоих деда и бабушку, моих родителей, женили по старым обычаям, как подходящих друг другу, из зажиточных семей, так что о любви речи не было. Но у обоих оказались еще и характеры будь здоров, плюс гордость и достоинство, в общем, «хватало недостатков», как говорит твоя мама. Словом, как-то поссорились молодые, бабушка взяла и ушла, ожидая, что молодой муж за ней приедет с уговорами вернуться. Я хмыкнул, зная деда. — Но он не поехал. Отец откашлялся:— Не просто не поехал, он ушел к другой, к той, что ему всегда нравилась, к Аннушке, на которой жениться ему не позволили. И начали они жить как муж и жена. Бабушке твоей о том быстро донесли, она тут же зашла к ним в избу и потребовала мужа назад на правах законной жены. Бате пришлось следовать закону. Я плюхнулся на табуретку:— А что это за Анна?Папа сказал:— Анна Сапелова, что в соседнем доме живет. Замуж она так и не вышла, жила одна, проклиная твоего деда и весь его род на одиночество. — Да уж, напортачил дедуля. Но при чем тут Катя?Отец странно на меня посмотрел:— При том что Катя — внучатая племянница этой самой Анны. У девочки погибли родители, не осталось никого, кроме бабы Нюры, она-то её и воспитала. — Ну и что? — не понял я. Отец пожал плечами:— Ничего, просто поговаривали, что проклятиями Аннушка сыпала со знанием дела. Нас, потомков отца, вроде как расплата миновала. А вот тебе и двум твоим братьям, похоже, аукнулось. Так и есть. Мне 25, но я ведь был почти женат, да и скоро женюсь на Кате. А мои старшие братья до сих пор одни. Я хмыкнул:— То есть ты говоришь, она ведьмой была? Вот ерунда!Отец не согласился, но и не отрицал. Тогда я не придал значения этим словам, отмахнулся и сделал все так, как хотел. Дом мы не продали, с Лизой я расстался, позвонив ей по телефону. Я завел небольшое хозяйство и превратился в деревенского жителя, о чем ничуть не жалею. Одно огорчает: с Катей, ради которой я все это затеял, у меня не складывается. Она держит меня на расстоянии, то подпустит, то оттолкнет. Не стесняется говорить о своих ухажерах при мне. Заставляет меня делать все, что прикажет, а я и отказать не могу. Я душу за неё продать готов. Измучился я ожиданиями. Живу вот уже три года бобылем, никого, кроме нее, не вижу и видеть не хочу. Вокруг Кати то и дело вьются парни. На днях я узнал, что она замуж собирается. Я пошел к ней умолять выйти за меня, но она и на порог меня не пустила, лишь захохотала мне в лицо. Я так и остался ночевать у нее под воротами. Шурик меня домой силой увел, советовал забыть и уехать, но куда мне ехать? Все мосты сжег, всех оттолкнул, ничего не осталось. Ан нет! Судя по всему, еще проклятие бабы Нюры следом ходит…