Вампиры. МаскарадСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

…св. Катарина Болонская, монашка-клариссинка, умерла в женском монастыре Болоньи. Женщина настолько прославилась своей святостью, что не далее чем через две недели тело ее эксгумировали и выставили в церкви, на открытых носилках, чтобы все желающие некоторое время могли ей поклоняться. Людей, толпами валивших туда, поразило то, что лицо усопшей сохранило свежий и яркий цвет. Среди тех, кто подходил к усопшей, была одиннадцатилетняя девочка. Из почтения она предпочла держаться несколько в стороне, но тут все заметили, что покойная мало того, что широко открыла глаза – она еще и рукой поманила девочку, обратившись к ней со словами: «Леонора, подойди поближе»Все попытки определить вампира, то есть указать необходимые черты, качества, характеристики вампира, как существа, еще со времен занятного богословия (да, проблема упырей оказывалась под прицелом пера святых отцов, воодушевленных старым добрым «Malleus Malleficarum») и до исследований современных этнографов и фольклористов, просто обречены на провал. Все называемые признаки «вампира», описания через происхождение, описания через раскрытия природы противоречивы, говорят о том, что в каждом контексте под «вампиром» понимается что-то другое, что нет такого «класса существ», как вампиры. Если говорить о мифологическом материале и данных фольклористов, то славянские и греческие (ибо греки и славяне подарили миру образ, трансформировавшийся в голливудского Дракулу) вампиры, упыри, вурдалаки, вриколаки сочетают в разных пропорциях черты неизвестных животных кровососов, беспокойных мертвецов, оборотней и даже живых ведьм/колдунов. Если от души развлечься над «богословской» подоплекой темы, то все измышления святых отцов достойны гомерического хохота. Решая архиважный вопрос, относить или вампиров к классу призраков, демонов или иллюзорных сатанинских наваждений, они нарушают стройность собственного патологического «аристотелизма». И сейчас я объясню почему. Что тогда делать с вампирами канонизированными церковью?Поскольку вампира невозможно определить как «существо», то приходится признать: вампир – это статус, состояние. Вампиром называют умершего человека, состояние которого ни там, ни здесь; ни живой, ни мертвый, застрявший между «мирами». И важно не то, какое это существо (мертвец, призрак, демоническая сущность и т. д. и т. п. ), а противоестественное состояние «живого мертвеца». Словом, идеальной грамматической формой здесь было бы причастие, но не существительное. Вампирсвующий. Ибо такая форма характеризует объект через способ его действия. Почему, я настаиваю на всех этих мелочных нюансах? Для того чтобы подавить мысленные поползновения в стиле «что такое хорошо, что такое плохо?». Ведь мысля вампиров родом существ, разумных существ, во многом подобных человеку, мы рискуем применять к ним инфантильные оценки «свой»-«чужой», «полезный»-«вредный», «хороший»-«плохой», «приносящий пользу Аду»-«не приносящий пользу Аду» и прочую чушь. Некто спящий хорош или плох?Болезненное, противоестественное состояние вампира раскрывается в присутствии трех составляющих: биографического факта смерти, не разлагающегося тела и «голода». Смерть. Вампир прежде должен умереть, умереть биологически и биографически. С другой стороны, сказать, что вампир, прежде чем продолжать «жить», умер, будет абсурдом. Остается допустить, что будущий вампир умирает с нарушениями, умирает неправильно, не нормативно, не по регламенту, не по закону, не по природе, не по традиции. Нарушения, исключения, противоестественное состояние возможно лишь потому, что умирание процесс сложный и многоуровневый. Умереть, значит: остановить сердце, остановить физиологические функции организма; но также, быть осознанным родственниками, как мертвый; и по сему – быть ритуально переведенным в статус «мертвого» через обряды и погребение; и наконец – собственно перейти в Нижний Мир, осознать себя умершим. Из-за такой сложности «умирания» и появляется масса способов схитрить, противопоставить собственному отходу целенаправленное намерение не отходить. Бессмысленно называть вампирами тех, кто не умирал, не победил в схватке саму Смерть или не установил с ней других противоестественных и диковинных отношений. Краснощекую тетку, у которой сильнее смерти любимой кошки переживаний в жизни не было, называть «вампиром», пускай и энергетическим – «кощунство». Тело. Вампир привязан к своему умершему телу, он материален, он уязвим. Где бы люди ни замечали проявления вампира, его «сверхъестественную» активность, в это время он локализирован, обладает плотью, возможно не первой свежести и не благоухающей, но плотью. Это ключевой признак, хотя никто не знает меру, до которой тело может истрепаться, разложится, трансформироваться, оставаясь еще прибежищем упырю. Было бы наивно полагать, что вампир во плоти, подобен сексапильным голливудским образцам утонченной стройностью и аристократической белизной кожи. …св. Катарина Болонская, монашка-клариссинка, умерла в женском монастыре Болоньи. Женщина настолько прославилась своей святостью, что не далее чем через две недели тело ее эксгумировали и выставили в церкви, на открытых носилках, чтобы все желающие некоторое время могли ей поклоняться. Людей, толпами валивших туда, поразило то, что лицо усопшей сохранило свежий и яркий цвет. Среди тех, кто подходил к усопшей, была одиннадцатилетняя девочка. Из почтения она предпочла держаться несколько в стороне, но тут все заметили, что покойная мало того, что широко открыла глаза – она еще и рукой поманила девочку, обратившись к ней со словами: «Леонора, подойди поближе»Все попытки определить вампира, то есть указать необходимые черты, качества, характеристики вампира, как существа, еще со времен занятного богословия (да, проблема упырей оказывалась под прицелом пера святых отцов, воодушевленных старым добрым «Malleus Malleficarum») и до исследований современных этнографов и фольклористов, просто обречены на провал. Все называемые признаки «вампира», описания через происхождение, описания через раскрытия природы противоречивы, говорят о том, что в каждом контексте под «вампиром» понимается что-то другое, что нет такого «класса существ», как вампиры. Если говорить о мифологическом материале и данных фольклористов, то славянские и греческие (ибо греки и славяне подарили миру образ, трансформировавшийся в голливудского Дракулу) вампиры, упыри, вурдалаки, вриколаки сочетают в разных пропорциях черты неизвестных животных кровососов, беспокойных мертвецов, оборотней и даже живых ведьм/колдунов. Если от души развлечься над «богословской» подоплекой темы, то все измышления святых отцов достойны гомерического хохота. Решая архиважный вопрос, относить или вампиров к классу призраков, демонов или иллюзорных сатанинских наваждений, они нарушают стройность собственного патологического «аристотелизма». И сейчас я объясню почему. Что тогда делать с вампирами канонизированными церковью?Поскольку вампира невозможно определить как «существо», то приходится признать: вампир – это статус, состояние. Вампиром называют умершего человека, состояние которого ни там, ни здесь; ни живой, ни мертвый, застрявший между «мирами». И важно не то, какое это существо (мертвец, призрак, демоническая сущность и т. д. и т. п. ), а противоестественное состояние «живого мертвеца». Словом, идеальной грамматической формой здесь было бы причастие, но не существительное. Вампирсвующий. Ибо такая форма характеризует объект через способ его действия. Почему, я настаиваю на всех этих мелочных нюансах? Для того чтобы подавить мысленные поползновения в стиле «что такое хорошо, что такое плохо?». Ведь мысля вампиров родом существ, разумных существ, во многом подобных человеку, мы рискуем применять к ним инфантильные оценки «свой»-«чужой», «полезный»-«вредный», «хороший»-«плохой», «приносящий пользу Аду»-«не приносящий пользу Аду» и прочую чушь. Некто спящий хорош или плох?Болезненное, противоестественное состояние вампира раскрывается в присутствии трех составляющих: биографического факта смерти, не разлагающегося тела и «голода». Смерть. Вампир прежде должен умереть, умереть биологически и биографически. С другой стороны, сказать, что вампир, прежде чем продолжать «жить», умер, будет абсурдом. Остается допустить, что будущий вампир умирает с нарушениями, умирает неправильно, не нормативно, не по регламенту, не по закону, не по природе, не по традиции. Нарушения, исключения, противоестественное состояние возможно лишь потому, что умирание процесс сложный и многоуровневый. Умереть, значит: остановить сердце, остановить физиологические функции организма; но также, быть осознанным родственниками, как мертвый; и по сему – быть ритуально переведенным в статус «мертвого» через обряды и погребение; и наконец – собственно перейти в Нижний Мир, осознать себя умершим. Из-за такой сложности «умирания» и появляется масса способов схитрить, противопоставить собственному отходу целенаправленное намерение не отходить. Бессмысленно называть вампирами тех, кто не умирал, не победил в схватке саму Смерть или не установил с ней других противоестественных и диковинных отношений. Краснощекую тетку, у которой сильнее смерти любимой кошки переживаний в жизни не было, называть «вампиром», пускай и энергетическим – «кощунство». Тело. Вампир привязан к своему умершему телу, он материален, он уязвим. Где бы люди ни замечали проявления вампира, его «сверхъестественную» активность, в это время он локализирован, обладает плотью, возможно не первой свежести и не благоухающей, но плотью. Это ключевой признак, хотя никто не знает меру, до которой тело может истрепаться, разложится, трансформироваться, оставаясь еще прибежищем упырю. Было бы наивно полагать, что вампир во плоти, подобен сексапильным голливудским образцам утонченной стройностью и аристократической белизной кожи. Уж ближе к реальности примеры раздувшихся и неуклюжих вриколаков, раскуроченных до внутренностей карпатских нявок, медленно покрывающихся пятнами неупокоенных или ссохшихся «нетленных» мощей. Голод. Противоестественное состояние живого мертвеца вампир может поддерживать только за счет каких-то ресурсов. Если уж это существо поддерживает нетленность собственного тела, да еще появляется в мире живых, то во сне, то наяву, оно должно восполнять чем-то упадок сил. Готические романы и Голливуд привили нам мысль, что вампиры пьют кровь. Сфокусировавшись только на кровососах, мы рискуем упустить из виду самые гротескные и чудовищные фигуры вампирского маскарада. От примитивных дикарских культур до современного языческого прахославия легко прослеживается обычный рацион, который может удовлетворить упыря: жертвы, память, обряды. Для вампира съедобно все то, что может предложить обыкновенный культ предков, хотя и в неумеренных количествах. Рыскающий в ночи голодный хищник, кровожадный и прекрасный, сеющий смерть и ужас среди людей. Этот образ способен обольстить многих. Поэтому я и просила не давать оценок упырям прежде времени. Хищниками, скорее по необходимости, чем сознательным выбором, становятся только те, что не могут получить кровь и внимание смертных «законным» путем. Среди упырей вполне могут затесаться откормленные дворовые шавки. Не знаю, к счастью ли, но в славянской культуре обзаводиться опасными, но могущественными мертвецами, в целом, было не принято. Максимум, наши сердобольные предки могли закопать под порогом дома младенца. Эта сердобольность и ленивая доброжелательность, возможно, подвела их под монастыри, когда на земли руськие хлынул разряженный вампирский фестиваль. Подземные пещерные монастыри Киева и Чернигова, истории их возникновения, уклад и быт затворников, а также интуитивное ощущения местности, времени и обстоятельств, к которым настойчиво тянуло церковных подвижников, заставили меня снова и снова складывать дважды два. Безобразные чудеса, отвратительные реликвии, нетленные мощи, мироточивые головы, бессмысленные суицидальные подвиги. Как не пытайся сложить дважды два, получается четыре, а не пять. В тот момент, когда византийская зараза обрушилась на киевские земли, у церковников был свой эзотерический авангард. Тайная цель, оккультная миссия. Унаследовав эллинский способ мышления, который и привел нашу цивилизацию к бездушному рационализму, христианский духовный авангард, не мог действовать бесцельно. Вкусы, занятия, методы и, главное, результаты свидетельствуют о том, что эзотерической подоплекой христианства была сплошная чернейшая «некромантия». Что бы не понимали под «спасением» первые христианские общины, мистически настроенная братия века X, смертию смерть попирать обиралась решительно, методично и буквально. Пока белое духовенство без зазрения совести занималось политикой и стяжательством, монахи, отшельники, одиночки-аскеты занимались тем, что сейчас принято выражать глаголом «практиковать». Практиковали что? Бессмертие. Но намерение «преодолеть смерть» при установке, что жизнь с ее радостями и страстями – сплошной грех, загоняло их в безумные рамки между «жить в смерти» и «умереть в жизни». В итоге осталось единственное – вампиризм. Но самое поразительное в том, что некоторым шаманам из числа благочестивых духовных отцов удавалось достигать результатов. И я действительно склонная видеть во многих усопших «праведниках и святых» нетленных телом и окруженных испуганным, иступленным почитанием паствы, вампиров в буквальном, а не переносном смысле этого слова. Причем, тех, что достигли этого состояния сознательно, силой воли.