В вечность вдруг превратился мигСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

История эта вспомнилась мне вопреки увещеваниям ныне покойного отца только по одной причине — на популярном тут сайте с крипипастами недавно я прочитал одну, к которой, возможно, храню недостающий кусок. Лет восемь назад отца зазвал на рыбалку на Волгу его старый друг и сослуживец. Понятное дело, в теме оказался и я, ведь о таком мечтает любой пятнадцатилетний пацан. Вдобавок, у семьи нашей дела шли ни шатко ни валко, а друг отца брал на себя все расходы на поездку. Позже отец, выпивая, клялся, что если бы знал, чем всё обернётся, сидел бы дома, да ещё и хорошенько заперся на все замки. Сержант, как его звал мой батя, был прирождённым мастером на все руки, завидным инженером и прямо таки лучшим человеком в СССР, по рассказам отца. Байки про их службу в Казахстане частенько заменяли мне в детстве сказки на ночь. Он казался мне тем, кого часто можно увидеть на гигантских советских фресках про суперлюдей. На деле же Сержант был действительно классным специалистом по электронике, начавшим карьеру во время службы с отцом в роте сопровождения запусков на Байконуре. Его дар интуитивно диагностировать, чинить и налаживать всё, что сложнее угольного утюга, определил его дальнейшую судьбу. После службы рядовой Батя попал техником на оборонный завод в нашу мухосрань, а старший сержант Сержант был прикомандирован инженером к московскому закрытому НИИ электроники и чего-то там. Там в конце перестроечных восьмидесятых и начались события, о которых он нам поведал одной летней ночью у костра. Сержанта выдернули из августовского отпуска без всякого предупреждения. Просто утром приехали за ним на чёрной машинке прямо к вьезду в гостиницу, дали десять минут на сборы, потом самолёт, Москва и родной НИИ. Срочность операции негласно подтверждалась нехилым количеством «конторских», которых, впрочем, и при нормальном ходе вещей в НИИ было немало. Практически с трапа самолёта, сунув Сержанту папку с сопроводительной документацией и кейс с инструментами, его бесцеремонно затолкали в кузов серой «буханки» без окон, но битком забитой оборудованием. За пару часов в пути невесть куда, он худо-бедно прочитал основную часть сопроводиловки и рассмотрел приборы в кузове повнимательнее. Судя по всему, он был направлен сопровождать первые испытания новой прорывной аппаратуры для бесконтактной энцефалографии. Так как с медицинским диагностическим оборудованием он был не просто на «ты», а на «ты, ёпт», до него быстро дошло, что затевается нечто необычное. Учитывая, что до сего момента бесконтактная энцефалография считалась абсолютно невозможной. «Буханка» остановилась посреди большого производственного цеха, и Сержанта буквально под белы рученьки вывели два ассистента «в штатском». Один оперативно организовал выгрузку энцефалографа, второй же бегло объяснил правила поведения: объекта не касаться, разместить датчики на стойках согласно приложенной к документации схеме, произвести подключение к аппаратуре, вопросы не задавать, ждать дальнейших распоряжений. Сержант кивнул, и его повели к огороженному медицинской ширмой постаменту в центре помещения, ярко освещённому огромным бестеневым светильником. На постаменте на обычном кухонном табурете сидел человек. Приблизившись, Сержант смог разглядеть объект повнимательнее. На массивном железобетонном основании с торчащими обрезками арматуры, на табурете неподвижно сидел мужчина в тренировочных штанах и в расстёгнутой рубашке. В зубах он зажимал ствол вальтера-38 с отдёрнутым затвором, в котором застряла гильза. В его абсолютной фотографичной неподвижности, он казался замёрзшим. Сержант неосознанно протянул к нему руку и, пока её не схватил и не отдёрнул стоящий рядом ассистент, успел почувствовать отталкивающую горячую преграду, словно он пытался соединить два одинаковых полюса невидимого раскалённого магнита. Размещать датчики на стойках, похожих на микрофонные, и проводить пусковые работы ему пришлось уже в компании двух «помощников», которые всё время аккуратно придерживали его за рукава. Что ж, зато глаза ему никто не завязывал, и он многое разглядел во время настройки. То, что гильза не застряла в затворе, а зависла в паре миллиметров от пистолета, вылетев из него после выстрела. То, что на коротко стриженной голове выпятилось будущее выходное пулевое отверстие. И то, что глаза объекта медленно, как минутные стрелки, движутся, следя за его работой. Потом был кабинет полковника в машине сопровождения, горячий цейлонский чай и несколько подписок о неразглашении. Несмотря на то, что данных от прибора не поступило и эксперимент не удался, усатый полковник был в хорошем настроении. Объяснив Сержанту о том, что теперь он на карандаше, и что если что-то из увиденного и услышанного сегодня не удержится за зубами, то к вечеру того же дня Сержант будет ужинать в изоляторе психушки (не шути с четырнадцатым управлением, приятель), полковник рассказал ему, что происходит. Это был пятый найденный «выдернутый» за последние два года. История эта вспомнилась мне вопреки увещеваниям ныне покойного отца только по одной причине — на популярном тут сайте с крипипастами недавно я прочитал одну, к которой, возможно, храню недостающий кусок. Лет восемь назад отца зазвал на рыбалку на Волгу его старый друг и сослуживец. Понятное дело, в теме оказался и я, ведь о таком мечтает любой пятнадцатилетний пацан. Вдобавок, у семьи нашей дела шли ни шатко ни валко, а друг отца брал на себя все расходы на поездку. Позже отец, выпивая, клялся, что если бы знал, чем всё обернётся, сидел бы дома, да ещё и хорошенько заперся на все замки. Сержант, как его звал мой батя, был прирождённым мастером на все руки, завидным инженером и прямо таки лучшим человеком в СССР, по рассказам отца. Байки про их службу в Казахстане частенько заменяли мне в детстве сказки на ночь. Он казался мне тем, кого часто можно увидеть на гигантских советских фресках про суперлюдей. На деле же Сержант был действительно классным специалистом по электронике, начавшим карьеру во время службы с отцом в роте сопровождения запусков на Байконуре. Его дар интуитивно диагностировать, чинить и налаживать всё, что сложнее угольного утюга, определил его дальнейшую судьбу. После службы рядовой Батя попал техником на оборонный завод в нашу мухосрань, а старший сержант Сержант был прикомандирован инженером к московскому закрытому НИИ электроники и чего-то там. Там в конце перестроечных восьмидесятых и начались события, о которых он нам поведал одной летней ночью у костра. Сержанта выдернули из августовского отпуска без всякого предупреждения. Просто утром приехали за ним на чёрной машинке прямо к вьезду в гостиницу, дали десять минут на сборы, потом самолёт, Москва и родной НИИ. Срочность операции негласно подтверждалась нехилым количеством «конторских», которых, впрочем, и при нормальном ходе вещей в НИИ было немало. Практически с трапа самолёта, сунув Сержанту папку с сопроводительной документацией и кейс с инструментами, его бесцеремонно затолкали в кузов серой «буханки» без окон, но битком забитой оборудованием. За пару часов в пути невесть куда, он худо-бедно прочитал основную часть сопроводиловки и рассмотрел приборы в кузове повнимательнее. Судя по всему, он был направлен сопровождать первые испытания новой прорывной аппаратуры для бесконтактной энцефалографии. Так как с медицинским диагностическим оборудованием он был не просто на «ты», а на «ты, ёпт», до него быстро дошло, что затевается нечто необычное. Учитывая, что до сего момента бесконтактная энцефалография считалась абсолютно невозможной. «Буханка» остановилась посреди большого производственного цеха, и Сержанта буквально под белы рученьки вывели два ассистента «в штатском». Один оперативно организовал выгрузку энцефалографа, второй же бегло объяснил правила поведения: объекта не касаться, разместить датчики на стойках согласно приложенной к документации схеме, произвести подключение к аппаратуре, вопросы не задавать, ждать дальнейших распоряжений. Сержант кивнул, и его повели к огороженному медицинской ширмой постаменту в центре помещения, ярко освещённому огромным бестеневым светильником. На постаменте на обычном кухонном табурете сидел человек. Приблизившись, Сержант смог разглядеть объект повнимательнее. На массивном железобетонном основании с торчащими обрезками арматуры, на табурете неподвижно сидел мужчина в тренировочных штанах и в расстёгнутой рубашке. В зубах он зажимал ствол вальтера-38 с отдёрнутым затвором, в котором застряла гильза. В его абсолютной фотографичной неподвижности, он казался замёрзшим. Сержант неосознанно протянул к нему руку и, пока её не схватил и не отдёрнул стоящий рядом ассистент, успел почувствовать отталкивающую горячую преграду, словно он пытался соединить два одинаковых полюса невидимого раскалённого магнита. Размещать датчики на стойках, похожих на микрофонные, и проводить пусковые работы ему пришлось уже в компании двух «помощников», которые всё время аккуратно придерживали его за рукава. Что ж, зато глаза ему никто не завязывал, и он многое разглядел во время настройки. То, что гильза не застряла в затворе, а зависла в паре миллиметров от пистолета, вылетев из него после выстрела. То, что на коротко стриженной голове выпятилось будущее выходное пулевое отверстие. И то, что глаза объекта медленно, как минутные стрелки, движутся, следя за его работой. Потом был кабинет полковника в машине сопровождения, горячий цейлонский чай и несколько подписок о неразглашении. Несмотря на то, что данных от прибора не поступило и эксперимент не удался, усатый полковник был в хорошем настроении. Объяснив Сержанту о том, что теперь он на карандаше, и что если что-то из увиденного и услышанного сегодня не удержится за зубами, то к вечеру того же дня Сержант будет ужинать в изоляторе психушки (не шути с четырнадцатым управлением, приятель), полковник рассказал ему, что происходит. Это был пятый найденный «выдернутый» за последние два года. Все они самоубийцы, которых непонятный фактор как бы выдернул из хода времени и заморозил в пространстве. Между ними ничего общего, никаких мотивов, никакой информации. Первый выбросился из окна. Его не смогли поднять с асфальта, так как непонятная аура отталкивала и останавливала любое прикосновение, обжигая руки людей. Пришлось выламывать его с куском тротуара экскаватором. Второй положил голову под колесо товарного вагона на станции, и впридачу к объекту «конторским» достался кусок колёсной пары и фрагмент железнодорожного пути. Потом был утопленник, запертый в водяной оболочке, как в холодце. Затем инвалид-афганец, обнявший в скверике ручную гранату и устроивший такой хаос, что место происшествия пришлось почти полностью оперативно залить железобетоном вместе с его останками и поставить сверху памятник пионерам-героям. Что-то, а с заметанием следов «контора» не мелочилась. Когда пятого пришлось вырезать вместе с куском межэтажного перекрытия, временно эвакуировали весь дом. После операции Сержант получил направление в Болшево-1, где и пригрелся в местном шикарно оборудованном ЦНИИ под внимательным надзором Большого Брата. Полковник его частенько посещал, даже когда Союз уже развалился, только носил он уже погоны сперва МинБеза, потом ФСК, а потом уже и более нам привычного ФСБ. Встречи с полковником носили почти приятельский характер, они никогда не обсуждали произошедшее и Сержант не узнал ничего о дальнейшей судьбе несчастных. Но было очевидно, что пятый был не последним. Сержант умер через две недели после возвращения с этой рыбалки на Волге. Никаких происков «кровавой руки госорганов», просто к тому моменту он уже два месяца ждал своего часа с неоперабельной остеосаркомой в последней стадии. Отцу уже дома стало казаться, что теперь за ним следят, он начал помаленьку параноить. На работе им интересовались странные люди, на улице вокруг постоянно крутились одни и те же лица. Апогей настал, когда как то раз из распределительной коробки на лестничной площадке он со зловещим торжеством достал якобы «жучок». Это не могло не сказаться на батиной психике и он начал всё чаще выпивать, что в итоге и привело к инфаркту. А я не знаю, что будет со мной, после того, как я это опубликую. Может, полковник и ко мне заглянет. Впрочем, я тоже люблю цейлонский чай.