Уровень энтропииСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Меня стошнило еще раз. Больше никогда не буду пить. «Ага, зарекалась свинья в грязи не валяться», — не поверил я сам себе. Встал с дивана, отодвинул тазик, пошел на кухню. Что-то должно быть в аптечке от головной боли. «Пароцитамол». Твою ж мать, китайский, что ли? Надеюсь, не умру. Впрочем, чтобы избавиться от такого похмелья, я готов к самым радикальным мерам. Закидываю таблетку в рот, запиваю водой из стакана. Меня снова тошнит, вода холодная, но это не спасает. Я подаюсь в сторону раковины и блюю. Вместе с влажной таблеткой на решетку стока падает еще что-то. Продолговатое, сантиметра четыре длиной, покрытое слизью желудочного сока. Это человеческий палец. Я беру его в руки. Обычный палец. Мужской, судя по желтому, с грязной каймой, ногтю. Две фаланги. Из места отрыва… или отреза? или откуса? неважно, торчат кусочки сустава. В голове нет мыслей, кроме фразы из анекдота про пьяницу и менструальную проститутку: «Ну точно, убил и съел!». Как ни смешно, я иду к зеркалу и разглядываю свое лицо. Ничего интересного, я после пьянки, сотню раз видел, зачем-то скалюсь. Человеческой крови на зубах, конечно, нет. Что произошло вчера?То, что я помню, было как всегда. Пошли в бар, там по пиву, потом еще и еще. Накатили водки. Да ну их за такие деньги — 100 рублей за 100 грамм обычной «косорыловки». Санек съездил, принем 0. 7 литра, барменша увидела, нас попросили. Дальше распивали на улице — романтика, ностальгия, все как в детстве: мороз, стаканчики и «Спрайт». Взяли еще. Помню, как открывал дверь в квартиру, пытаясь попасть ключом в скважину. Потом, видимо, добрался до дивана и отключился. Вчера вечером я вернулся домой один. Я растерянно делаю круг по квартире. Заглядываю на балкон — ничего, даже снег не тронут и покрылся коркой. Открываю шифоньер: летние вещи на плечиках, две ветровки, зеленая клетчатая рубашка. Странно, всю жизнь была серая. Наверное, в прошлые пьянки кто-то перепутал и ушел в моей. Или покрасилась во время стирки. Я еще раз внимательно осматриваю все вокруг. Лужа крови, расчлененное тело, объеденный труп, по крайней мере, примирили бы меня с ситуацией: патологическое опьянение, был невменяем, убил человека, можно сдаваться полиции и ехать в СИЗО, сидеть под следствием и ждать суда. Но…Никаких следов насилия, как говорится. Я мну в руках выблеванный палец, стучу им по столешнице, чтобы убедиться в его реальности. Глухой звук: палец вполне материален. Надо вызывать скорую. «Здравствуйте, я сошел с ума и меня тошнит человеческими органами» — интересно, куда меня пошлют и сколько раз придется набирать номер, прежде чем они сдадутся и приедут?Я выхожу в подъезд, звоню в соседнюю дверь — иррациональный поступок, да, но с учетом обстоятельств… Разум не хочет нейролептиков и цепляется за призрачную надежду. Как зовут соседа? Не помню, все равно. Он открывает, в руке электролобзик. — Привет, — говорю я. — Видишь это? Что это?Сейчас он скажет: карандаш, окурок или ничего, я кивну и пойду домой звонить «03». — О, палец! — говорит он. — Так это ж Серегин, он искал сегодня, сейчас, погоди!Сосед срывается и бежит наверх по лестнице, стучит в чью-то дверь. «Палец твой там, Мишка-сосед принес, иди, забирай!» — слышу я. Серега спускается, подходит ко мне, я протягиваю ему его палец. — Вот ведь дела, — говорит Серега. — Просыпаюсь сегодня, а его нет. Я уж все обыскал. А нет. А он — вон он где. Ух ты, гаденыш!Он грозит пальцу пальцем. — Мы с тобой вчера не пили? — спрашиваю я. — Я что-то вчера перестарался, не помню. — Да не-е-е… Я с работы пришел, у дочки уроки проверил, футбол глянул, да на втором тайме спать лег к чертовой матери, устал. А где нашел-то? — он тычет в меня пальцем, тем самым. — Я его, кажется, съел…— А-а-а… ну бывает, что. Бывает. — Серега, ты это… — вмешивается мой сосед. — Человека-то отблагодарить надо. Видишь, трубы горят. Ему сейчас полезно будет. Я смотрю на них, то на одного, то на другого. Я не верю, они не могут говорить эти фразы. Этого не может быть, просто потому что не может быть. Dixi. Но оно есть и происходит прямо сейчас. — А-а… ну да, ну да. Разве ж вопрос? — он лезет в карман спортивных штанов и достает десятку, и я машинально беру. — Ну, спасибо, спасибо, что подсобили, извиняйте, ребята, я пойду, по дому дел… ну, того. Невпроворот, как говорится. Серега уходит, я коротко прощаюсь с соседом (как там его зовут?) и возвращаюсь к себе. В руках червонец. Непривычно маленький оранжевый государственный казначейский билет банка СССР образца 1961 года достоинством в десять рублей. Скрипит половица. У меня не могут скрипеть половицы. Года три назад я их снял и сделал наливной пол. Я не обращаю внимания, сажусь на диван, включается телевизор — где-то под задницу попал пульт. Меня стошнило еще раз. Больше никогда не буду пить. «Ага, зарекалась свинья в грязи не валяться», — не поверил я сам себе. Встал с дивана, отодвинул тазик, пошел на кухню. Что-то должно быть в аптечке от головной боли. «Пароцитамол». Твою ж мать, китайский, что ли? Надеюсь, не умру. Впрочем, чтобы избавиться от такого похмелья, я готов к самым радикальным мерам. Закидываю таблетку в рот, запиваю водой из стакана. Меня снова тошнит, вода холодная, но это не спасает. Я подаюсь в сторону раковины и блюю. Вместе с влажной таблеткой на решетку стока падает еще что-то. Продолговатое, сантиметра четыре длиной, покрытое слизью желудочного сока. Это человеческий палец. Я беру его в руки. Обычный палец. Мужской, судя по желтому, с грязной каймой, ногтю. Две фаланги. Из места отрыва… или отреза? или откуса? неважно, торчат кусочки сустава. В голове нет мыслей, кроме фразы из анекдота про пьяницу и менструальную проститутку: «Ну точно, убил и съел!». Как ни смешно, я иду к зеркалу и разглядываю свое лицо. Ничего интересного, я после пьянки, сотню раз видел, зачем-то скалюсь. Человеческой крови на зубах, конечно, нет. Что произошло вчера?То, что я помню, было как всегда. Пошли в бар, там по пиву, потом еще и еще. Накатили водки. Да ну их за такие деньги — 100 рублей за 100 грамм обычной «косорыловки». Санек съездил, принем 0. 7 литра, барменша увидела, нас попросили. Дальше распивали на улице — романтика, ностальгия, все как в детстве: мороз, стаканчики и «Спрайт». Взяли еще. Помню, как открывал дверь в квартиру, пытаясь попасть ключом в скважину. Потом, видимо, добрался до дивана и отключился. Вчера вечером я вернулся домой один. Я растерянно делаю круг по квартире. Заглядываю на балкон — ничего, даже снег не тронут и покрылся коркой. Открываю шифоньер: летние вещи на плечиках, две ветровки, зеленая клетчатая рубашка. Странно, всю жизнь была серая. Наверное, в прошлые пьянки кто-то перепутал и ушел в моей. Или покрасилась во время стирки. Я еще раз внимательно осматриваю все вокруг. Лужа крови, расчлененное тело, объеденный труп, по крайней мере, примирили бы меня с ситуацией: патологическое опьянение, был невменяем, убил человека, можно сдаваться полиции и ехать в СИЗО, сидеть под следствием и ждать суда. Но…Никаких следов насилия, как говорится. Я мну в руках выблеванный палец, стучу им по столешнице, чтобы убедиться в его реальности. Глухой звук: палец вполне материален. Надо вызывать скорую. «Здравствуйте, я сошел с ума и меня тошнит человеческими органами» — интересно, куда меня пошлют и сколько раз придется набирать номер, прежде чем они сдадутся и приедут?Я выхожу в подъезд, звоню в соседнюю дверь — иррациональный поступок, да, но с учетом обстоятельств… Разум не хочет нейролептиков и цепляется за призрачную надежду. Как зовут соседа? Не помню, все равно. Он открывает, в руке электролобзик. — Привет, — говорю я. — Видишь это? Что это?Сейчас он скажет: карандаш, окурок или ничего, я кивну и пойду домой звонить «03». — О, палец! — говорит он. — Так это ж Серегин, он искал сегодня, сейчас, погоди!Сосед срывается и бежит наверх по лестнице, стучит в чью-то дверь. «Палец твой там, Мишка-сосед принес, иди, забирай!» — слышу я. Серега спускается, подходит ко мне, я протягиваю ему его палец. — Вот ведь дела, — говорит Серега. — Просыпаюсь сегодня, а его нет. Я уж все обыскал. А нет. А он — вон он где. Ух ты, гаденыш!Он грозит пальцу пальцем. — Мы с тобой вчера не пили? — спрашиваю я. — Я что-то вчера перестарался, не помню. — Да не-е-е… Я с работы пришел, у дочки уроки проверил, футбол глянул, да на втором тайме спать лег к чертовой матери, устал. А где нашел-то? — он тычет в меня пальцем, тем самым. — Я его, кажется, съел…— А-а-а… ну бывает, что. Бывает. — Серега, ты это… — вмешивается мой сосед. — Человека-то отблагодарить надо. Видишь, трубы горят. Ему сейчас полезно будет. Я смотрю на них, то на одного, то на другого. Я не верю, они не могут говорить эти фразы. Этого не может быть, просто потому что не может быть. Dixi. Но оно есть и происходит прямо сейчас. — А-а… ну да, ну да. Разве ж вопрос? — он лезет в карман спортивных штанов и достает десятку, и я машинально беру. — Ну, спасибо, спасибо, что подсобили, извиняйте, ребята, я пойду, по дому дел… ну, того. Невпроворот, как говорится. Серега уходит, я коротко прощаюсь с соседом (как там его зовут?) и возвращаюсь к себе. В руках червонец. Непривычно маленький оранжевый государственный казначейский билет банка СССР образца 1961 года достоинством в десять рублей. Скрипит половица. У меня не могут скрипеть половицы. Года три назад я их снял и сделал наливной пол. Я не обращаю внимания, сажусь на диван, включается телевизор — где-то под задницу попал пульт. Идет рекламный блок. «Крем после бритья ВИЗЬДЕ — увлажняет кожу, снимает раздражение, ароматизирует, снижает уровень посттерминальной энтропии». Я начинаю смеяться, смеюсь все сильнее и сильнее, меня трясет от смеха. Это нервное, это почти истерика, я знаю, что будет дальше. Я заваливаюсь на диван, отсмеиваюсь. Жизнь повторяет искусство, смерть повторяет искусство, ну, охренеть теперь. Меня накрывает волна отчаяния. Я вытягиваюсь, поправляю подушку и переключаю канал. У меня апатия. Сегодня по всем программам марафон «Рабыни Изауры» без рекламы, полная версия сериала, я смотрю его. Солнце не сдвинулось ни на миллиметр, зато деревья за окном постарели на несколько лет и ведут себя странно. Надо заставить себя встать, выйти на улицу и купить тюбик крема после бритья «ВИЗЬДЕ», пока дверь не превратилась в приросший к стене кусок мяса или ноги не стали длинными тонкими деревянными указками, совершенно не приспособленными к ходьбе, или тротуары не заполнила топкая жижа из раздавленных глаз. А завтра — побриться, использовать крем после бритья и искать работу. Вряд ли десяти рублей хватит на то, чтобы долго поддерживать энтропию на сносном уровне.