ТвариСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Когда слышишь шебуршание и бормотание, труднее всего открыть глаза. Открыть глаза нужно как можно быстрей, иначе твари подберутся совсем близко. Это не опасно, у них сил не хватает ничего сделать, но очень противно. Каково, по-вашему, открыть глаза и увидеть, как очередная тварь присунулась к самому твоему лицу и смотрит белыми глазами-плошками? Их лица похожи на человеческие, если хотите знать. Только много меньше, много уродливей и такие, словно череп обтянут белой кожей. Они еще похожи на тех, кем были при жизни. Потому я всегда сперва сажусь на кровати. Ноги не спускаю, иначе с какой-нибудь твари станется опереться на них, как пес, и все-таки заглянуть в лицо. Они могут подняться по моему телу, но ни одна из них не посмеет вспрыгнуть на кровать сама. Однажды одна попыталась всползти к брату, он проснулся оттого, что к нему прижалась мертвая холодная тварь, и загнал ее в ванную со свечой. Тварь просидела там до утра, наедине с зеркалом, которое способно сожрать и такую, как она, и больше ни одна из тварей не смеет этого делать, если мы сами не даем им шанс. Веки слипшиеся и тяжелые, словно не спала много суток, их приходится раздвигать пальцами. Буквально. Сначала один глаз — узкая щелочка, в нее проскакивает что-то мутно-белесое, отпрыгивает назад. Без очков не разглядеть, какая из тварей в этот раз подошла к моей кровати так близко. Со вторым глазом легче, теперь, когда открыт хотя бы первый, твари понимают, что открыть второй — дело времени, а их дело — не выгорело. По крайней мере, в эту ночь. Тварей в комнате… три? Пять? Я не могу сосчитать без очков. Приходится встать — они мигом кидаются к ногам, трутся о них спинами с тонкой холодной кожей, словно огромные мертвые кошки-сфинксы. Противно. Твари урчат и лопочут, на самом деле — твари хотят сожрать. Только кто ж им даст? Они и трутся-то потому, что знают — от их прикосновений страшно и мерзко, а тот, из кого ушло тепло — того они едят. Наверное, они и на четвереньках бегают, потому что знают, что человеку страшнее, когда другой человек бегает вокруг на четвереньках. А они же похожи на людей. Одну особенно отвратительную, с сыроватым и склизким телом, пинаю. Под босой ногой чувствуются сквозь кожу ребра и позвоночник, ногу сразу отдергиваю, второй раз не трогаю. Все равно, что сунуть ступню в свежий труп человека, умершего от голода. Тварь кашляет-хихикает, снова кидается к ногам, тереться. До стола всего три шага. Это описывать долго, на самом-то деле — всего три. Только потому я не попросила брата придвинуть стол ближе, чтобы очки можно было взять, не вставая. Ну и еще — чтобы ходить, чтобы эти твари знали, что ни я, ни брат их не боимся. А вот они боятся прямого взгляда. Когда я надеваю очки, твари отпрыгивают, уносятся, прячутся — там торчит кисть руки одной из них из-за кресла, беспокойно шевелятся пальцы, как тараканьи лапки, а вот — другая косится из-под братовой кровати. Мы спим в одной комнате, да в нашей квартире и есть всего одна комната… брат, кстати, так и не проснулся. Он вообще крепко спит. Тварям редко удается разбудить его своими шепотками. Шепетанием, как называю это я. Тварь под братовой кроватью — та самая, которую я пнула. Та самая, которая снова вернулась тереться. Если бы не это, я бы не обратила на нее внимания, а так — нагибаюсь, смотрю, пока она изгибается, хнычет и уползает как можно дальше в самый темный угол. Не любят, когда смотрят. Суки. — ****, — говорю, лягаю ножку кровати. На самом деле — жутковато, хоть мы с братом к ним и привыкли, как-никак, они с детства с нами. Вот как бабка умерла, брату тогда шесть лет было, так и с нами. Но показывать нельзя, мы еще в детстве поняли, поэтому нужно ругаться и говорить громко — в шепоте страх они лучше слышат, может, потому что сами только пришепетывают. А понимать, почему я ругаюсь, разучились уже. Они же умерли давно. А какие-то, может, и не были людьми. Тварь скулит, а брат просыпается, бурчит недовольно, потом говорит:— Алька, что творишь? Иди ты уже на кухню свою!Открыть дверь в коридор тоже немного страшно — темнота плещется за порогом. Иногда она сочится в нашу комнату, как кровь из плохо прожаренного мяса. Потому брат и спит ближе к двери, чем я, он лучше меня умеет справляться с ней. Но не говорить же черноте, что боишься ее. Она, так же, как и твари, только ждет шанса. Я и иду. Воды попить. Света не включаю, по дороге захлопываю дверь ванной, где в зеркале скребется и ворочается что-то, чему мы с братом пока не придумали имени. Может, придумается еще. А потом спать обратно. Они же до утра теперь не вылезут, побоятся. Но очки я, наверное, все равно положу на подоконник, у которого стоит моя кровать. Неохота снова идти по колено в тварях, если они все же опять разбудят меня. Просто неохота. Не подумайте, что я в самом деле их боюсь.