Тот, кто никогда не оставитСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Он был одинок, молчалив, мечтателен. Он был странным, покинутым всеми, необычным ребёнком. Слишком необычным, чтобы иметь друзей. Его оставили даже родители, впрочем, он их и не знал вовсе. Просто однажды открыл глаза и понял, что живой. Сколько он себя помнил, он был один на один с одиночеством и тишиной. Возможно, он и рад был бы поговорить, да не с кем. Его словно не видели, не замечали. Люди просто проходили мимо, и он смирился с этим. Бывало, он плакал. И слёзы его, отчего-то, были алого оттенка и отравляли даже самую плодородную почву, будто выжигая всё живое в ней и на ней. И он просто перестал плакать. Научился. А ведь ему было всего пять... Он замечал, что, иногда, те немногие, кто видел его, в ужасе шарахались в разные стороны или начинали бормотать непонятные слова, от которых, почему-то, невыносимо ломило всё тело, а после, когда удавалось убежать и спрятаться в каком-нибудь подвале, пропахшем гнилью и канализацией, он ещё несколько часов кашлял кровью, проклиная всех вокруг. Он боялся. Боялся, что никогда не умрёт, а будет всю жизнь скитаться по этому ужасному, мерзкому городу, в поисках... Собственно, а что он искал? Он и сам не знал, просто что-то заставляло его снова и снова подниматься с холодной грязной земли и идти вперёд. Он был юн, но подмечал про себя, что способен делать то, чего не могут эти странные двуногие создания, зовущиеся людьми. Поначалу, его пугал огонь, как по волшебству загорающийся там, куда он только-только смотрел. Ему казалось странным слышать мысли существ, которыми был переполнен этот противный городишко. Уж точно было совершенно ненормальным уметь передвигать предметы силой мысли. Однако, он быстро принял дар. Принял и начал активно применять. Люди раздражали его. Злило, что они его не замечают и приходилось хоть как-то напоминать о себе: пожарами и переворачивающимися в воздухе машинами. Между тем, в его жизни было место прекрасному. Он любил по ночам, развалившись на траве, разглядывать ночное небо, считая звёзды, такие же одинокие, как и он сам. Он любил дождь. Безмерно любил. Правда, почти не ощущал холода его капель на коже, скорее, ему просто нравилось смотреть, как они разбиваются о землю сотнями брызг. К тому же, человечишки так забавно прятались от непогоды под зонтом. Ещё он был влюблен в воду: в реки, моря, океаны, да даже в обычные лужицы на асфальте. Единственное, чего он не любил – собственное в них отражение. Он скитался неделями, месяцами, годами. Он рос на пару со своей ненавистью к людям и болью, пропитывающей тело насквозь. Он уставал, а боль росла, становясь, со временем, главной его составляющей. Но однажды ночью он услышал плачь. Тихий-тихий, доносящийся откуда-то издалека, звучащий словно в вакууме и сливающийся с раскатами грома, разбушевавшейся несколько часов назад грозы. Этот тонкий, явно детский голос, настолько прочно осел в памяти, что просто забыть его было не возможно. И он шёл, ведомый неизвестно кем излучаемым, но таким знакомым чувством – страхом, которое привело его к высотному дому грязно-белого цвета. Он ещё никогда не стоял так близко к жилью людей. Голос раздавался откуда-то изнутри, и он вошёл, запросто пройдя сквозь железную дверь подъезда – стены никогда не были для него преградой. Так же спокойно он преодолел и дверь заветной квартиры и впервые оказался непосредственно в доме у двуногих. Жилище было небольшим, и он сразу определил из какой комнаты доносится плачь. Войдя в неё, он понял, что плакал ребёнок. Маленькая девочка, лет пяти на вид, лежала в постели, с головой укрывшись одеялом и тихо плакала. Он бесшумно подошёл к ней, а та, словно почувствовав чьё-то присутствие рядом, приоткрыла одеяло, уставившись в темноту. – Ты что, грозы боишься? – он не знает, зачем заговорил с человеком, ведь она, возможно, его даже не видит, но он ошибся – она видела и торопливо закивала. – Боюсь. Можешь остаться?И он остался, пообещав никогда не бросать. Он не соврал. Ася, так представилась девочка, стала его другом. Они часами разговаривали друг с другом обо всём на свете. Родители, однако, не одобрили подобной дружбы и просили девочку перестать разговаривать с ним. – Они мне говорят, что тебя не существует, – Ася приложила трубку игрушечного телефона к уху, наматывая провод на палец. – Они говорят, что я тебя придумала. – Скажи им, что приду ночью и откушу им руки, тогда они поверят, что я реален. Девочка смеялась, а ему нравилось смотреть, как испуганные родители развешивали по квартире иконы и старались нацепить на малышку освещённый крестик. – Он жжётся, я не могу его носить, Зверь. Таинственного друга девочка прозвала Зверем, а тот, казалось, был совсем не против. К ужасу родителей кресты надолго не задерживались: первый потерялся, когда цепочка девочки непонятным образом расстегнулась во сне, второй погнулся, третий сняла сама Ася, устав мучиться с раздражением от проклятого атрибута. Он был одинок, молчалив, мечтателен. Он был странным, покинутым всеми, необычным ребёнком. Слишком необычным, чтобы иметь друзей. Его оставили даже родители, впрочем, он их и не знал вовсе. Просто однажды открыл глаза и понял, что живой. Сколько он себя помнил, он был один на один с одиночеством и тишиной. Возможно, он и рад был бы поговорить, да не с кем. Его словно не видели, не замечали. Люди просто проходили мимо, и он смирился с этим. Бывало, он плакал. И слёзы его, отчего-то, были алого оттенка и отравляли даже самую плодородную почву, будто выжигая всё живое в ней и на ней. И он просто перестал плакать. Научился. А ведь ему было всего пять... Он замечал, что, иногда, те немногие, кто видел его, в ужасе шарахались в разные стороны или начинали бормотать непонятные слова, от которых, почему-то, невыносимо ломило всё тело, а после, когда удавалось убежать и спрятаться в каком-нибудь подвале, пропахшем гнилью и канализацией, он ещё несколько часов кашлял кровью, проклиная всех вокруг. Он боялся. Боялся, что никогда не умрёт, а будет всю жизнь скитаться по этому ужасному, мерзкому городу, в поисках... Собственно, а что он искал? Он и сам не знал, просто что-то заставляло его снова и снова подниматься с холодной грязной земли и идти вперёд. Он был юн, но подмечал про себя, что способен делать то, чего не могут эти странные двуногие создания, зовущиеся людьми. Поначалу, его пугал огонь, как по волшебству загорающийся там, куда он только-только смотрел. Ему казалось странным слышать мысли существ, которыми был переполнен этот противный городишко. Уж точно было совершенно ненормальным уметь передвигать предметы силой мысли. Однако, он быстро принял дар. Принял и начал активно применять. Люди раздражали его. Злило, что они его не замечают и приходилось хоть как-то напоминать о себе: пожарами и переворачивающимися в воздухе машинами. Между тем, в его жизни было место прекрасному. Он любил по ночам, развалившись на траве, разглядывать ночное небо, считая звёзды, такие же одинокие, как и он сам. Он любил дождь. Безмерно любил. Правда, почти не ощущал холода его капель на коже, скорее, ему просто нравилось смотреть, как они разбиваются о землю сотнями брызг. К тому же, человечишки так забавно прятались от непогоды под зонтом. Ещё он был влюблен в воду: в реки, моря, океаны, да даже в обычные лужицы на асфальте. Единственное, чего он не любил – собственное в них отражение. Он скитался неделями, месяцами, годами. Он рос на пару со своей ненавистью к людям и болью, пропитывающей тело насквозь. Он уставал, а боль росла, становясь, со временем, главной его составляющей. Но однажды ночью он услышал плачь. Тихий-тихий, доносящийся откуда-то издалека, звучащий словно в вакууме и сливающийся с раскатами грома, разбушевавшейся несколько часов назад грозы. Этот тонкий, явно детский голос, настолько прочно осел в памяти, что просто забыть его было не возможно. И он шёл, ведомый неизвестно кем излучаемым, но таким знакомым чувством – страхом, которое привело его к высотному дому грязно-белого цвета. Он ещё никогда не стоял так близко к жилью людей. Голос раздавался откуда-то изнутри, и он вошёл, запросто пройдя сквозь железную дверь подъезда – стены никогда не были для него преградой. Так же спокойно он преодолел и дверь заветной квартиры и впервые оказался непосредственно в доме у двуногих. Жилище было небольшим, и он сразу определил из какой комнаты доносится плачь. Войдя в неё, он понял, что плакал ребёнок. Маленькая девочка, лет пяти на вид, лежала в постели, с головой укрывшись одеялом и тихо плакала. Он бесшумно подошёл к ней, а та, словно почувствовав чьё-то присутствие рядом, приоткрыла одеяло, уставившись в темноту. – Ты что, грозы боишься? – он не знает, зачем заговорил с человеком, ведь она, возможно, его даже не видит, но он ошибся – она видела и торопливо закивала. – Боюсь. Можешь остаться?И он остался, пообещав никогда не бросать. Он не соврал. Ася, так представилась девочка, стала его другом. Они часами разговаривали друг с другом обо всём на свете. Родители, однако, не одобрили подобной дружбы и просили девочку перестать разговаривать с ним. – Они мне говорят, что тебя не существует, – Ася приложила трубку игрушечного телефона к уху, наматывая провод на палец. – Они говорят, что я тебя придумала. – Скажи им, что приду ночью и откушу им руки, тогда они поверят, что я реален. Девочка смеялась, а ему нравилось смотреть, как испуганные родители развешивали по квартире иконы и старались нацепить на малышку освещённый крестик. – Он жжётся, я не могу его носить, Зверь. Таинственного друга девочка прозвала Зверем, а тот, казалось, был совсем не против. К ужасу родителей кресты надолго не задерживались: первый потерялся, когда цепочка девочки непонятным образом расстегнулась во сне, второй погнулся, третий сняла сама Ася, устав мучиться с раздражением от проклятого атрибута. Матери оставалось лишь обречённо перекрещиваться и наблюдать, как дочка беседует с невидимым другом. Воображаемым другом. Он рассказывал ей сказки, истории, которые слышал от людей на улицах, показывал через сны удивительные миры, в которых сам частенько бывал. Девочка полюбила необычное существо, облюбовавшее пространство под кроватью. Зверь был её единственным другом. Люди теперь казались ей глупыми и скучными. Она будто родилась во второй раз. Годы шли, Ася росла. И Зверь рос вместе с ней. Они всюду были вместе, девочка чувствовала его за своей спиной. Каждый раз, смотря в зеркало, она видела, что там отражаются двое: она сама и он, высокий, под два метра ростом, с кроваво-алыми глазами и телом, сотканным из тьмы. Ася улыбалась, чувствуя, как сильные руки ложатся ей на плечи. Он помогал ей. Помогал всегда. И всегда давал знать, что рядом: врывался в аудиторию во время экзамена ураганным ветром или обрушивался на школу проливным дождём и грозой, напоминал о себе мигающим светом или яркими вспышками, да и, наконец, она его просто чувствовала. Он забирал её боль – порезанные в кровь руки не так ныли. Он делал её сильнее – она училась не показывать того, что чувствует. Он видел её любой: не накрашенной, в мешковатой домашней одежде, больной, заплаканной, полностью разбитой или всецело злой. Он знал обо всех её демонах, ведь давно стал одним из них. Он полностью изменил её, подарив часть того, что умел сам – теперь девочка больше не боялась. Она умела за себя постоять и знала точно – её обидчики получат по заслугам. Он был тем, кому девушка могла рассказать всё и была уверенна, что он поможет. А Ася... Она, в свою очередь, просто была его другом. Первым и последним, ведь ни в ком другом он больше не нуждался. Он готов был защищать эту девчонку и поддерживать во всём, чего бы она не задумала. Он мстил за неё, он давал ей силы. Она же любила его, потому что точно знала – он единственный, кто никогда не оставит. Он – её Зверь. Её любимый реальный воображаемый друг.