Тайная вечеряСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Это произведение не имеет своей целью унизить, оскорбить или высмеять чьи-нибудь ценности, чувства или убеждения. Это произведение не несет в себе никакой скрытой морали и не навязывает никаких идей. Оно создано для того, чтобы показать личную точку зрения, его автора, на современное состояние вещей и ценностей в обществе и культуре. А также, по аналогии с картиной Малевича «Черный квадрат», вызвать у каждого читателя свою рефлексию и свое индивидуальное понимание того, что происходит непосредственно в этом произведении…В темном VIP-зале одного из очень дорогих ресторанов две лампы точечного освещения вырывали из общей темноты широкие красные двери с серебряными ручками. Над этими дверями на темно-серой стене висело серебряное массивное распятие. Посреди зала стоял стол, накрытый красной бархатной скатертью. За столом сидели четверо. Первый из них был в белой рубашке с золотыми запонками на рукавах и в черной ковбойской шляпе, украшенной вышитыми на ней двумя золотыми быками. Этот человек любил золото и все его пальцы были покрыты золотыми перстнями с камнями и без… На его запястьях были золотые массивные браслеты, на шее – золотая тяжелая цепь. Он пил виски и курил сигару. Его звали Джон и он любил дорогие вещи. Собственно сейчас, в этот момент, он разглядывал одну такую вещь… Она была высокой блондинкой, с большими голубыми глазами и лицом действительно ангельской красоты. Это лицо, украшенное выражением сладострастия, было, вероятно, не раз последним воспоминанием перед самоубийством многих людей… Сейчас она была в легком полупрозрачном красном платье с глубоким вырезом на груди, которую, кстати, можно назвать идеальной. Она сидела за столом рядом с Джоном, закинув ногу на ногу, молча, то стуча острым, высоким каблуком своей туфельки по ножке стола, то гладя ту же ножку ногой. Она пожирала всех присутствующих в зале неприличным взглядом своих больших голубых глаз и наигранно, загадочно улыбалась, обещая незабываемую ночь каждому и никому одновременно. Она пила коктейль ядовитого зеленого цвета через соломинку из высокого бокала с зонтиком и клубничкой на шпажке. В другой ее руке был леденец, который она время от времени отправляла себе в рот, возбуждая воображение Джона и еще двух мужчин по ту сторону стола…Как раз напротив нее сидел мужчина, у которого, как он считал, была лучшая позиция с точки зрения на грудь блондинки. Он всегда искал наиболее выгодные позиции в делах: он любил это и, честно говоря, ничего больше не умел, кроме того, как выбирать себе позиции - он политик. Он не знал, как зовут эту стерву в красном платье, и не хотел даже этого знать, как и другие. Он просто хотел ее, жестко и прямо здесь. Он же - крупный общественный деятель, страж права и закона, он же - надежда мира и так далее… Он - Иван Иванович, человек, чьим именем открывались все двери: и в тюрьму, и в сумасшедшие дома, и в бордели, и, вероятно, даже двери в рай. Иван Иванович был в официальном дорогом костюме при галстуке. Его глаза были скрыты за стеклами немного тонированных очков в тонкой оправе. Выражение его лица было как всегда доверчивым, добрым - как будто самым честным на земле. На его руках, вероятно до локтя, по двенадцать на каждой руке были часы, которые отмеряли время во всех возможных поясах. Что поделаешь, он должен всюду успевать… И ему, и всем сегодня очень повезло, что он нашел время, чтобы оказаться здесь, на вечере, со своими старыми партнерами. И вот сейчас он сидел и пил коньяк в их обществе. Последним в списке, но отнюдь не последний по важности, в этой компании сильных мира бизнеса, секса и политики, был слегка, как говорят, «не от мира сего» - отец Иоанн. Этот представитель духовенства задумчиво, с философским взглядом, направленным прямо в глубину души и груди блондинки, гладил свою роскошную бороду и пил вино. Вино, по привычке, было кагором, церковным кагором. В этом зале были еще двое, которые находились в углу и не принимали никакого участия в застолье… Это была маленькая, лет пяти, девочка в клетчатом платьице и со светлыми косичками в бантиках, которая сейчас, рядом со здоровенным бойцовским псом, прыгала на скакалке и напевала какую-то детскую считалку:Раз - время не трогает нас. Два - царь посреди стола. Три - нож в левую и жри. Четыре - собаку избили. Этих странных слов девочки никто из присутствующих не слышал, или просто не обращал на них внимания. Первым, кто нарушил длительную тишину за столом, был отец Иоанн: «Слушайте, Иван Иванович, а не сделать ли потеху людям? Давайте объявим войну язычникам на востоке? А почему бы и нет? Скучно, однако… С меня убедительная проповедь, мол - это действительно очень нужно всем; неверные нечестивцы, слуги дьявола на Гробе Господнем… Нечто такое, эдакое… А с вас - войско… А что, всем же хорошо… И уже пару раз так прокатило… Вы предстанете в образе воина, полководца, ревнителя веры наконец. Люди же такое любят!Это произведение не имеет своей целью унизить, оскорбить или высмеять чьи-нибудь ценности, чувства или убеждения. Это произведение не несет в себе никакой скрытой морали и не навязывает никаких идей. Оно создано для того, чтобы показать личную точку зрения, его автора, на современное состояние вещей и ценностей в обществе и культуре. А также, по аналогии с картиной Малевича «Черный квадрат», вызвать у каждого читателя свою рефлексию и свое индивидуальное понимание того, что происходит непосредственно в этом произведении…В темном VIP-зале одного из очень дорогих ресторанов две лампы точечного освещения вырывали из общей темноты широкие красные двери с серебряными ручками. Над этими дверями на темно-серой стене висело серебряное массивное распятие. Посреди зала стоял стол, накрытый красной бархатной скатертью. За столом сидели четверо. Первый из них был в белой рубашке с золотыми запонками на рукавах и в черной ковбойской шляпе, украшенной вышитыми на ней двумя золотыми быками. Этот человек любил золото и все его пальцы были покрыты золотыми перстнями с камнями и без… На его запястьях были золотые массивные браслеты, на шее – золотая тяжелая цепь. Он пил виски и курил сигару. Его звали Джон и он любил дорогие вещи. Собственно сейчас, в этот момент, он разглядывал одну такую вещь… Она была высокой блондинкой, с большими голубыми глазами и лицом действительно ангельской красоты. Это лицо, украшенное выражением сладострастия, было, вероятно, не раз последним воспоминанием перед самоубийством многих людей… Сейчас она была в легком полупрозрачном красном платье с глубоким вырезом на груди, которую, кстати, можно назвать идеальной. Она сидела за столом рядом с Джоном, закинув ногу на ногу, молча, то стуча острым, высоким каблуком своей туфельки по ножке стола, то гладя ту же ножку ногой. Она пожирала всех присутствующих в зале неприличным взглядом своих больших голубых глаз и наигранно, загадочно улыбалась, обещая незабываемую ночь каждому и никому одновременно. Она пила коктейль ядовитого зеленого цвета через соломинку из высокого бокала с зонтиком и клубничкой на шпажке. В другой ее руке был леденец, который она время от времени отправляла себе в рот, возбуждая воображение Джона и еще двух мужчин по ту сторону стола…Как раз напротив нее сидел мужчина, у которого, как он считал, была лучшая позиция с точки зрения на грудь блондинки. Он всегда искал наиболее выгодные позиции в делах: он любил это и, честно говоря, ничего больше не умел, кроме того, как выбирать себе позиции - он политик. Он не знал, как зовут эту стерву в красном платье, и не хотел даже этого знать, как и другие. Он просто хотел ее, жестко и прямо здесь. Он же - крупный общественный деятель, страж права и закона, он же - надежда мира и так далее… Он - Иван Иванович, человек, чьим именем открывались все двери: и в тюрьму, и в сумасшедшие дома, и в бордели, и, вероятно, даже двери в рай. Иван Иванович был в официальном дорогом костюме при галстуке. Его глаза были скрыты за стеклами немного тонированных очков в тонкой оправе. Выражение его лица было как всегда доверчивым, добрым - как будто самым честным на земле. На его руках, вероятно до локтя, по двенадцать на каждой руке были часы, которые отмеряли время во всех возможных поясах. Что поделаешь, он должен всюду успевать… И ему, и всем сегодня очень повезло, что он нашел время, чтобы оказаться здесь, на вечере, со своими старыми партнерами. И вот сейчас он сидел и пил коньяк в их обществе. Последним в списке, но отнюдь не последний по важности, в этой компании сильных мира бизнеса, секса и политики, был слегка, как говорят, «не от мира сего» - отец Иоанн. Этот представитель духовенства задумчиво, с философским взглядом, направленным прямо в глубину души и груди блондинки, гладил свою роскошную бороду и пил вино. Вино, по привычке, было кагором, церковным кагором. В этом зале были еще двое, которые находились в углу и не принимали никакого участия в застолье… Это была маленькая, лет пяти, девочка в клетчатом платьице и со светлыми косичками в бантиках, которая сейчас, рядом со здоровенным бойцовским псом, прыгала на скакалке и напевала какую-то детскую считалку:Раз - время не трогает нас. Два - царь посреди стола. Три - нож в левую и жри. Четыре - собаку избили. Этих странных слов девочки никто из присутствующих не слышал, или просто не обращал на них внимания. Первым, кто нарушил длительную тишину за столом, был отец Иоанн: «Слушайте, Иван Иванович, а не сделать ли потеху людям? Давайте объявим войну язычникам на востоке? А почему бы и нет? Скучно, однако… С меня убедительная проповедь, мол - это действительно очень нужно всем; неверные нечестивцы, слуги дьявола на Гробе Господнем… Нечто такое, эдакое… А с вас - войско… А что, всем же хорошо… И уже пару раз так прокатило… Вы предстанете в образе воина, полководца, ревнителя веры наконец. Люди же такое любят! Джону - нефть, дешевая рабочая сила и, наконец, место, где можно деньги отмывать. А мне, а что мне? Мне всего ничего – новая паства… «Иван Иванович улыбнулся: «А вам паства и гробы. Вернее похороны, за которые люди платят куда больше, чем за крестины. Верно? Я скажу, вероятно, нет, не стоит. И наконец, Джон же денег больше не даст на такую кампанию! Нефти там почти не осталось, люди тяжелые - вредные… А я сейчас строю себе образ примерного семьянина, а не варвара - это удар по рейтингу… Люди уже любят меня в свитере, домашнего, на диване с котом или на даче с детьми… Боже, как же я ненавижу детей! Нет, наверное, нет, отец Иоанн, точно нет… С вас и презервативов должно быть достаточно… То есть, я вот о чем: давайте, может, просто снизим к ним требования и поднимем на них цену раза в три, а лучше сразу в пять… Итак, подумайте сами: дорого и рвутся… Крестины, крестины и еще раз крестины! Если не качеством, то количеством, как китайцы! Как вам?! Или же щедрые пожертвования, чтобы искупить грех аборта. Вот подумайте, вам же потом новая паства вырастет, Джону - рабочая сила, мне - электорат… А что – гуманнее!!! И людям приятнее! А потом, лет так через двадцать, снова встретимся и придумаем некую священную войну - как раз солдаты подрастут… Что скажете, отец Иоанн?»Отец кивнул, молча, так, будто соглашаясь с мудрым решением. Иван Иванович продолжал: «Знайте, отче, а я вами не доволен… В последнее время вы немного обленились. Вот что я хочу сказать: где дух покорности и смирения? Где вера в то, что всякая власть сверху? Они, этот гадкий плебс, все более и более протестуют, бунтуют, мне все труднее держать их на месте. Вы понимаете, о чем я?»Отец Иоанн снова кивнул: «Понимаю… Соберу синод, конклав, или как там, где мы и решим, что бунт - это грех смертный! Ну, скажем, что это как Сатана своего времени… А потом вернем скот… э - э - э… овец в стойло. Да, так и будет!»«Кстати, отец Иоанн, - вписался в разговор Джон, - у меня есть идея! Приобрел недавно землю в Палестине, хотел завод построить там. Но его случайно взорвали. Там, на той земле, ничего нет и ничего не растет, только терн… И вот что я придумал: соберите свой синод, или конклав, или как там, одним словом, сделайте собрание своих акционеров и решите, пусть запустят святой проект. Скажите своим потребителям, что ношение тернового венца избавляет от всех грехов смертных и неизлечимых, скажите это людям. А я через телемагазины или интернет устрою их распродажу под лозунгом «Купи себе спасение!». Благо, терна там очень много… Ваши - двадцать пять процентов, всего лишь за вашу заботу и за то, что вы время от времени будете вгонять людей в панический страх, рассказывая об адских сковородках без тефлона. А я знаю - вы это любите!»Отец захлопал в ладоши и удовлетворенно улыбнулся. Иван Иванович задумчиво посмотрел на Джона и сказал: «Джон, у меня тоже есть идея, такое себе бизнес-предложение. У вас есть деньги, вы хотите власти. Я имею власть, но мне бы не помешали деньги… Давайте поможем друг другу?»Джон заинтересованно посмотрел на Ивана Ивановича: «И не без вашей помощи, отец Иоанн» - продолжил Иван Иванович. Отец прекратил, наконец, хлопать в ладоши и попытался сделать серьезное лицо. Это удалось ему плохо и с трудом. «Итак. Сначала вы, отец Иоанн, назовете меня почти пророком, мессией или сыном неба, или как-то пооригинальнее: «Блаженнейшим», «Святейшим»; в вашей конторе с предоставлением впечатляющих модных титулов проблем никогда не было… Потом заставите своих прихожан, моих избирателей, верить мне, как Ему» - Иван Иванович кивнул на распятие над красными широкими дверями. Отец Иоанн снова кивнул. – «После того, - продолжал Иван Иванович, - я становлюсь президентом. По милости неба, конечно же, пожизненным. И все, что есть в государстве под моим «божественным» руководством, я продаю вам, Джон. Да, именно так вы сможете взять за горло каждого смертного смерда, просто купив все, что у него есть. Все, что он считает своим, все, что обеспечивает ему средства к существованию. Даже последний романтик падет, когда увидит свою жену на панели за пару долларов. А это и есть власть. Правда? Итак, я руковожу государством номинально, Джон имеет реальную власть, отец Иван свою паству - и никаких конкурентов. Дальше - больше. Все те люди, которые оказались у нас в руках, пытаясь выжить и не сдохнуть с голода, работают на нас день и ночь по нашим правилам, платят налоги, опять-таки нам же, и вновь работают на нас, принося сверхприбыли… Я лично позабочусь о том, чтобы в них не исчезла иллюзия свободы. Они даже подозревать ничего не будут и здесь - главный фокус! Мы отравляем их тела дешевой пищевой химией, делая их слабыми, а их головы - идеями и мыслями, которые заставят их забыть значение таких слов как «Человек», «Достойная жизнь», «Честь». Мы сделаем их равнодушными ко всему, кроме их самих… Как мы это сделаем? Мы посадим их на дешевый алкоголь и культурные помои, а главное дешевый, массовый и доступный секс! Это процесс долгий, но верный. Они забудут, что такое «Нация», «Совесть». В их головах не будет ничего высокого и чистого, только один пенопласт и поролон – главное, чтоб музыка состояла не более чем из четырех нот и пяти слов, нето они могут задуматься… Они будут смотреть пустые фильмы спецэффектов ради, читать пустые книги о дешевой любви и бандитах, слушать музыку из двух слов и трех нот, и это будет нормально… Тех, кто не пойдет за ними, назовут уродами и уничтожат те, кто идет за нами. Механизм уже будет работать на нас. Главное в этом деле - посеять в них страх… Сказать: «Можно все», и они сами начнут жить низменными желаниями плоти - жрать и трахаться - вот их убогое счастье! А если кто из них задумается о своей душе - отец Иоанн не подведет, он будет рядом… Значит, так мы скупим и отравим соседние государства, затем соседние к соседним… Уберем границы и пусть живет новая империя, построенная на обломках миров! Но только под нашим руководством…». Иван Иванович прекратил рассказ о своих наполеоновских планах. Речь, как он понял по выражению лиц его коллег, произвела соответствующее, желаемое впечатление. Иван Иванович расслабленно откинулся на спинку стула, вытянув под столом ноги, заложил руки за затылок и улыбнулся. Он снова нашел выгодную позицию. Он прекрасно знал, что Джона бесит сама мысль о том, что кто-то в мире держит хоть какие то медяки в своих руках, кроме него. Отца Иоанна всегда раздражала мысль о том, что кто спасется в не его паствы, как он об этом говорил, «в чужом Ноевом ковчеге». Ибо только он, отец Иоанн, знает истинную дорогу к небу, только он видел Творца лично и знает все сто его имен. А эти еретики, конкуренты, не раз заставляли отца Ивана истерически кататься по полу и бить кулаками в землю…Он, великий и неповторимый Иван Иванович, только что изнасиловал мозг и зажег глаза своими словами уже не простым смертным, а себе подобным. Это - триумф, он - оратор и Primus Inter Pares. Моментально всеобщее внимание привлек звук серебряной защелки, которая открывала дверь с той стороны. Это был тот звук, которого они так долго ждали; звук, который предсказал им будущее удовольствие. И этот звук оправдал их надежды. Широкая красная дверь отворилась и в зал вошел, с правильной осанкой и полотенцем через локоть, официант в красной рубашке, на которой виднелся бейдж с надписью «S. A. Tan». Он улыбнулся, вежливо поклонился гостям и сказал фразу, ради которой они все сегодня собрались здесь: «Господа, ваш заказ!!!» Все, кто сидел за столом, зааплодировали. В глазах гостей загорелся новый, яркий огонь, а на их губах появилась улыбка, как у детей, которые наконец дождались Деда Мороза. Широкие красные двери отворились настежь и шесть помощников повара в белых фартуках, так же с улыбкой на лицах, внесли на своих плечах огромный серебряный поднос, покрытый сверху серебряной крышкой. Этот поднос занял почти все пространство на далеко не маленьком столе. Помощники быстро принесли еще несколько маленьких столиков с напитками и разными второстепенными блюдами и быстро лишили гостей зала своего присутствия. Официант так же быстро засервировал стол; на той небольшой площади стола, что осталась свободной, разлил вино по бокалам и, взяв в руки ведерко со льдом и шампанским, отошел в сторону. Гости истекали слюной, пытались поймать аромат той пищи, которую им уже, наконец, принесли. Иван Иванович, проститутка и Джон принялись запихивать себе салфетки за воротники и стелить их себе на колени, когда отец Иоанн воскликнул: «Стойте! Сначала поблагодарим в молитве!» Все, хоть и не были в восторге от того, что придется еще на несколько минут отложить трапезу, поднялись со своих мест и вежливо повернулись в сторону двери, над которой висело массивное серебряное распятие. Отец Иоанн прочитал несколько молитв, все присутствующие серьезно и важно перекрестились, и наконец-то сели на свои места за стол. Джон кивнул официанту, и тот снял крышку, прикрывавшую поднос… Там, на полированном серебре, в листьях свежего салата и перьях зеленого лука, лежал мужчина лет тридцати, прибитый гвоздями к грубо сделанному кресту. Мужчина был с длинными волосами и бородой, на нем была лишь набедренная повязка и терновый венок на голове. Он, этот человек, сначала закрыл глаза от света, что так внезапно ударил в них, потом растерянно осмотрел все вокруг… Он ничего не понимал. Он ничего не мог сказать, потому что у него во рту, как кляп, торчал лимон… Гости за столом нахваливали шеф-повара, мол: «Да! Это работа мастера! Как подал! Какой аромат! Какой свежий!»…«Что вы делаете?!! Опомнитесь!! - Кричал тот, что на подносе, как только выплюнул лимон. – Я - Мессия!!!» Зря… Никто не понимал по-арамейски… А дальше все как в детской считалке, которую напевала девочка лет пяти в клетчатом платьице и с бантиками в косичках…Раз - он один из нас…«Я тот, Кто пришел еще раз, чтобы еще раз умереть за вас и спасти ваши души!!!» - Не успокаивался тот, который был пригвожден к кресту. Те, что сидели вокруг него, поправляли салфетки, пили аперитив, пробуя поданные к «блюду» соусы, официант рассказывал блондинке о десертах…«Я - агнец!!! Воистину, ваша нечестивость достигает глубин ада и однажды мне умереть - было мало!!! Опомнитесь!!!» - кричал тот кто распят… Иван Иванович шлифовал салфеткой свою вилку… Никто не понимал по-арамейски…Два - он пришел зря…«Кто имеет уши, да услышит!!! Я - агнец!!! Я пришел спасти вас!!! Отпустите меня на Голгофу! Я должен быть там ради вас!!» - Кричал тот, что лежал посреди стола и был уже полит маслом. «Мне крылышко» - с улыбкой заявил Джон… « А мне, мне… Вон тот салатик на гарнир подайте!» - Колебался с выбором отец Иоанн…«Я - агнец!!! Поистине, ваши грехи превзошли головы ваши!!! За вас ежедневно умирать надо!!! Я тот, Кто пришел еще раз напомнить то, что вы забыли и не бережете!!»… Проститутка с любопытством заглянула под повязку на бедрах… Никто не понимал по-арамейски…Три - кричи не кричи…Нож впервые коснулся плоти… Кровь брызнула из раны по лицам Джона и проститутки. Они переглянулись и улыбнулись друг - другу…«Прости им, Отче, ибо не ведают, что творят!!!» - кричал тот, в терновом венце…«Сочный!» - Сказал ей Джон. Она улыбнулась еще раз. «Трахну ее позже», - подумал Джон про себя… Нож во второй раз коснулся плоти и кровь забрызгала лицо Ивана Ивановича и отца Иоанна… «Вот скупая падаль! Все себе тянет!» - Подумал отец Иоанн, жуя и улыбаясь Ивану Ивановичу, тайком сравнивая куски плоти в своей и его тарелках…«Прости им, Отче, ибо не ведают, что творят…» - уже шептал тот, кто распят… Никто не понимал по-арамейски…Четыре - собаку избили…«В руки Твои отдаю Дух Мой…» - Шептал тот, кто сегодня был блюдом… Проститутка громко отрыгнула. Иван Иванович, поняв, что сегодня не спит с ней, сделал ей резкое замечание относительно культуры поведения за столом, чем вызвал негативный взгляд на себя Джона… Вдруг тот здоровенный бойцовский пес, что все время был рядом с маленькой, лет пяти, девочкой в клетчатом платьице и с бантиками в косичках, которая все время напевала считалку, жалобно опустив голову медленно подошел к столу. Пес выскочил на него передними, грязными, лапами, испачкав окровавленную скатерть болотом, а свои лапы кровью распятого, и начал вылизывать лицо последнего, жалобно скуля… Иван Иванович ударив пса рукой, отогнал его от стола. Джон, просто из ненависти к Ивану Ивановичу, просто из-за употребленного алкоголя, просто потому что Иван Иванович накричал на проститутку, которая сегодня его и спит с ним, просто из любви к животным, просто так, бросился через стол с кулаками на Ивана Ивановича… Их растянул официант…«Прости им, Отче, ибо не ведают, что творят… В руки твои отдаю Дух Мой…» - С такими словами обескровленный распятый, в очередной раз навеки, закрыл глаза без капли ненависти к людям или оскорбления… Никто не понимал по-арамейски…Раз – времени нет у нас…После трапезы обиженный Иван Иванович, не прощаясь ни с кем, просто ушел, громко хлопнув за собой широкими красными дверями с серебряными ручками. Два - его уже нет…Огромный серебряный поднос убрали со стола и перестелили промоченную кровью, соусами и напитками скатерть. Принесли покерный набор. Дружественный покер до последней нитки должен быть в продолжении этого вечера. Но, зная, что отец Иван мухлюет лучше, чем он, Джон решил также уйти. Раздевать проститутку он не хотел, да и не было смысла - и так все видно, и взять с нее нечего, да и не хотелось уже. В конце концов, после драки с Иваном Ивановичем он не мог на нее смотреть… Потерять такого партнера из-за проститутки и алкоголя - это для него катастрофа. Поэтому Джон послал ее куда подальше… Проститутке тоже было плохо - сегодня она потеряла двух самых перспективных… Вероятно, стареет…Три - домой не бери…Однако у проститутки остался он, с философским взглядом прямо в глубину груди отец Иоанн… Из ресторана они вышли вместе, под руку… Отец Иоанн, счастливый тогда, еще не знал, что из-за нее бросится с колокольни через две недели…Четыре - они не заплатили…Уходя, Джон, за чей счет был как всегда вечер, попросил счет. Официант в красной рубашке, на которой виднелся бейдж с надписью «S. A. Tan», улыбнулся и сказал, что все за счет заведения… Как только все гости покинули зал и за ними захлопнулись двери, официант, на котором был бейдж с надписью «S. A. Tan», сразу поддался тому, с чем долгое время боролся, а именно – рвоте…Его еще никогда так не тошнило от людей. Но он - только официант, его дело только принести заказ, а не влиять на вкусы посетителей…