Тарелки над АтлантидойСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Если не заходить в глубь тысячелетий, то первым из классиков «фантастической науки» нужно признать самого Чарльза Форта. Описанный Фортом мир праисторических высоких технологий оказался для многих весьма притягательным. По крайней мере эта гипотеза позволяла объяснить многие факты музейных запасников, на которые официальная наука предпочитала просто закрывать глаза. Но если эти технологии действительно были, то где искать их источник?Прислушиваясь к разговорам о современной «альтернативной науке», мы различаем в них две доминирующие интонации. Одна – взвинченно эмоциональная, подчас крикливая и ругательная – объясняет, что никакой «альтернативной науки» не существует, что наука – едина и нерушима, как гранитное изваяние, тогда как попытки ее пересматривать одинаково ненаучны и неуместны, какими бы соображениями они ни обосновывались. Здесь учреждают «Комиссии по борьбе…», пишут долговязые петиции, рассуждают на кухнях за чаем и коньячком, а потом время от времени балуют себя вылазками на очень научные заседания, ищущие лженауку там, где только можно ее найти. Другая мелодия звучит много тише. Это не крик и не брань, это только попытка иначе взглянуть, попробовать, пересмотреть. В общем, дистанцироваться от суррогата, который давали в советских либо же западных идеологических столовых, заправляя лозунгами эгалитаризма, свободы и неминуемого прогресса. Но, мы это хорошо знаем, дистанцироваться от одного – значит опереться на что-то другое. Но что это – «что-то другое»? Таким «архимедовым рычагом» стали в альтернативной науке идеи Томаса Куна и Пола Фейерабенда. Идеи о том, что никакой такой единой науки (быть может, только пока, но все же) не существует, а есть только множество парадигм, около которых начинают формироваться научные миры, от которых получают они необходимое питание и тепло, зажигают свой свет и несут его дальше, провоцируя образование новых парадигм и новых научных сообществ. При этом одна точка зрения – отнюдь не могила для другой, не «Комиссия по борьбе отцов против своих же внебрачных детей», нет, это лишь стартовая площадка, испытательный полигон, на котором формируется научное сообщество. При этом одно из сообществ может предельно не любить другое, отвергая его в самых последних его основаниях, – суть дела от этого не меняется. Каждое из сообществ движется в своем направлении, и ошибкой здесь будет лишь измена тем правилам игры, которые задаются внутри самого сообщества. Исходя из такого, куновского, «парадигмального» понимания науки никакой «паранауки» вообще не существует, это лишь миф, придуманный одним из сообществ, хитрый диффамационный фортель, работающий лишь для тех, кто не вник в идею парадигм по-настоящему. Для тех же, кто Куна усвоил и понял, становится ясным, что понятия вроде «спекулятивная литература» или «паранаука» оскверняют лишь то сообщество, которое позволяет себе их употребление. Это не более чем расписка в собственной слабости, в параноидно-монологичной неспособности слышать другого, признавать красоту игры – пусть даже игры своего временного противника. В течение долгих столетий наука воспитывала в себе строгость. Считалось, что апелляции к данным воображения – присутствующие на самом деле в основе любого научного открытия – суть источник ухода от науки в сферу «научной фантастики». Но это – лишь один жанр. Другим жанром, судить который принято ныне куда как более строго, явилась «фантастическая наука» – модное нынче бранное слово, применяемое без разбора как к наукам оккультным (атлантология, графология, лабиринтология и т. д. ), так и к наукам «ревизионистским», то есть намеренным пересматривать достижения обычных наук, не сильно сбиваясь при этом с их же собственных предметных оснований.

Фантастическая наука

Количество предметов, интересующих науку, ограничено лишь ее парадигмой. Это примерно как в любой уважающей себя музейной коллекции, где всегда имеется запасник, превышающий основной, то есть экспонируемый публике, фонд как минимум в несколько раз. Этот запасник содержит, как правило, именно те экспонаты, доставать которые на всеобщее обозрение считается «нехорошо»: если вытащить их все и сразу, то «посыпятся» основания тех наук, ради формального подтверждения которых эти музеи и существуют. Но когда ученые-ревизионисты вроде Эриха фон Дэникена, Кена Уилбера, Владимира Шемшука, Эрнста Бэты или Йоханнеса фон Баттлера к этим данным запасников обращаются, их неминуемо обвиняют в «измене нормам научной рациональности», «ложных паранаучных измышлениях» и прочих грехах перед господствующим ныне научным сообществом. В совокупности эти обвинения резюмируются тезисом книги Маркуса Песселя «Фантастическая наука», крайне обеспокоенного провалом науки ортодоксальной и успехом науки «еретической»: еретики, лишенные всяких внушительных научных степеней, завоевывают популярность, их книги стремительно распродаются, и потому против них следует воевать, устраивая «вселенские соборы научной рациональности». Сама идея «фантастической науки» отнюдь не нова: это понятие было сформулировано еще Стефаном Уильямсом, занимавшимся такой же «охотой на ведьм», но только в отдельно взятой сфере археологии. Если не заходить в глубь тысячелетий, то первым из классиков «фантастической науки» нужно признать самого Чарльза Форта. Описанный Фортом мир праисторических высоких технологий оказался для многих весьма притягательным. По крайней мере эта гипотеза позволяла объяснить многие факты музейных запасников, на которые официальная наука предпочитала просто закрывать глаза. Но если эти технологии действительно были, то где искать их источник?Прислушиваясь к разговорам о современной «альтернативной науке», мы различаем в них две доминирующие интонации. Одна – взвинченно эмоциональная, подчас крикливая и ругательная – объясняет, что никакой «альтернативной науки» не существует, что наука – едина и нерушима, как гранитное изваяние, тогда как попытки ее пересматривать одинаково ненаучны и неуместны, какими бы соображениями они ни обосновывались. Здесь учреждают «Комиссии по борьбе…», пишут долговязые петиции, рассуждают на кухнях за чаем и коньячком, а потом время от времени балуют себя вылазками на очень научные заседания, ищущие лженауку там, где только можно ее найти. Другая мелодия звучит много тише. Это не крик и не брань, это только попытка иначе взглянуть, попробовать, пересмотреть. В общем, дистанцироваться от суррогата, который давали в советских либо же западных идеологических столовых, заправляя лозунгами эгалитаризма, свободы и неминуемого прогресса. Но, мы это хорошо знаем, дистанцироваться от одного – значит опереться на что-то другое. Но что это – «что-то другое»? Таким «архимедовым рычагом» стали в альтернативной науке идеи Томаса Куна и Пола Фейерабенда. Идеи о том, что никакой такой единой науки (быть может, только пока, но все же) не существует, а есть только множество парадигм, около которых начинают формироваться научные миры, от которых получают они необходимое питание и тепло, зажигают свой свет и несут его дальше, провоцируя образование новых парадигм и новых научных сообществ. При этом одна точка зрения – отнюдь не могила для другой, не «Комиссия по борьбе отцов против своих же внебрачных детей», нет, это лишь стартовая площадка, испытательный полигон, на котором формируется научное сообщество. При этом одно из сообществ может предельно не любить другое, отвергая его в самых последних его основаниях, – суть дела от этого не меняется. Каждое из сообществ движется в своем направлении, и ошибкой здесь будет лишь измена тем правилам игры, которые задаются внутри самого сообщества. Исходя из такого, куновского, «парадигмального» понимания науки никакой «паранауки» вообще не существует, это лишь миф, придуманный одним из сообществ, хитрый диффамационный фортель, работающий лишь для тех, кто не вник в идею парадигм по-настоящему. Для тех же, кто Куна усвоил и понял, становится ясным, что понятия вроде «спекулятивная литература» или «паранаука» оскверняют лишь то сообщество, которое позволяет себе их употребление. Это не более чем расписка в собственной слабости, в параноидно-монологичной неспособности слышать другого, признавать красоту игры – пусть даже игры своего временного противника. В течение долгих столетий наука воспитывала в себе строгость. Считалось, что апелляции к данным воображения – присутствующие на самом деле в основе любого научного открытия – суть источник ухода от науки в сферу «научной фантастики». Но это – лишь один жанр. Другим жанром, судить который принято ныне куда как более строго, явилась «фантастическая наука» – модное нынче бранное слово, применяемое без разбора как к наукам оккультным (атлантология, графология, лабиринтология и т. д. ), так и к наукам «ревизионистским», то есть намеренным пересматривать достижения обычных наук, не сильно сбиваясь при этом с их же собственных предметных оснований.

Фантастическая наука

Количество предметов, интересующих науку, ограничено лишь ее парадигмой. Это примерно как в любой уважающей себя музейной коллекции, где всегда имеется запасник, превышающий основной, то есть экспонируемый публике, фонд как минимум в несколько раз. Этот запасник содержит, как правило, именно те экспонаты, доставать которые на всеобщее обозрение считается «нехорошо»: если вытащить их все и сразу, то «посыпятся» основания тех наук, ради формального подтверждения которых эти музеи и существуют. Но когда ученые-ревизионисты вроде Эриха фон Дэникена, Кена Уилбера, Владимира Шемшука, Эрнста Бэты или Йоханнеса фон Баттлера к этим данным запасников обращаются, их неминуемо обвиняют в «измене нормам научной рациональности», «ложных паранаучных измышлениях» и прочих грехах перед господствующим ныне научным сообществом. В совокупности эти обвинения резюмируются тезисом книги Маркуса Песселя «Фантастическая наука», крайне обеспокоенного провалом науки ортодоксальной и успехом науки «еретической»: еретики, лишенные всяких внушительных научных степеней, завоевывают популярность, их книги стремительно распродаются, и потому против них следует воевать, устраивая «вселенские соборы научной рациональности». Сама идея «фантастической науки» отнюдь не нова: это понятие было сформулировано еще Стефаном Уильямсом, занимавшимся такой же «охотой на ведьм», но только в отдельно взятой сфере археологии. Что же касается самих «ведьм», то моментом их зарождения Пессель считает конец 1910-х годов, когда вышла знаменитая книга американца Чарльза Форта, собравшего множество научно необъяснимых фактов (своего рода «научный запасник» – в нашей терминологии), под одной обложкой Book of the Damned (1919). Книга была поворотная, от нее разошлись «еретические лучи» сразу в разные стороны: выхваченные цепким прожектором Форта неуместные факты стали раскачивать лодку официальной науки, угрожая опрокинуть ее вверх тормашками. Защитные маски астронавтов, сделанные из железа и серебра, доисторические медные рудники, астрономические объекты, которые вполне бы могли оказаться космическими кораблями неких инопланетных пришельцев, посетивших нашу планету несколько тысячелетий назад, и т. д. – все эти образы слишком хорошо узнаваемы, все они оживились после выхода книги Форта, и потому он предстает чуть ли не «скверной всех скверн», если, конечно, поверить Песселю, Уильямсу и другим и в самом деле считать «фантастическую науку» чем-то нечистым и скверным. В любом случае на сегодня это уже особый сложившийся жанр, со своими законами и методами, со своей нестандартной фактологией, с огромной библиотекой программных текстов, излюбленными авторитетами и как минимум столетней историей. Прежде чем перейти непосредственно к интересующему нас сюжету, изложим вкратце саму эту историю.

Теория палеоконтакта

Если не заходить в глубь тысячелетий, то первым из классиков «фантастической науки» нужно признать самого Чарльза Форта. Описанный Фортом мир праисторических высоких технологий оказался для многих весьма притягательным. По крайней мере эта гипотеза позволяла объяснить многие факты музейных запасников, на которые официальная наука предпочитала просто закрывать глаза. Но если эти технологии действительно были, то где искать их источник?В ответе на этот вопрос Форт обращался к идее внеземных цивилизаций, вошедших многие тысячелетия назад в контакт с нашими предками и основавших на планете Земля своего рода колонию. Жившие тогда люди получили от космических пришельцев необычайно высокие технологии. Их поныне существующим памятником являются, к примеру, майяские календари, циклопические мегалиты и египетские пирамиды. Эта теория Чарльза Форта впоследствии получила название «теории палеоконтакта», или древнейшего взаимодействия между представителями земного и космического уровней. Первым из ярких ее сторонников стал литератор «черного жанра» Говард Филипс Лавкрафт, описавший мир дремлющего монстра Ктулху. Именно Лавкрафт методично рассказывал в своих повестях «о грядущем царстве Властителей Древности, спустившихся со звезд, о верности их культу и об их умении навевать сны». И хотя в наше время эти «Иные Боги», как именует их Лавкрафт, властвуют только над миром сновидений, а в сырых позеленевших от водорослей подводных склепах полчища приближенных великого Ктулху все еще дремлют, наступит однажды момент, когда Ктулху проснется от своей вековечной дремоты, взгромоздится на каменный монолит, выйдет из Р’лайха и… Впрочем, никакой сотрудник музея в Гайд-парке, где наводил свои справки Говард Лавкрафт, об этом вам никогда не расскажет. В лучшем случае достанет из запасников маленькую статуэтку крылатого дракона с головой осьминога и прошепчет вполголоса: «Они спустились на землю со звезд и принесли с собою вот этих самых идолов».

Жемчужины Неба

После 1945 года в истории альтернативной науки происходит существенное изменение. К общему реестру используемых тем (палеоконтакт с внеземными цивилизациями, теория Атлантиды, мегалитов и т. д. ) добавляется новый тематический блок, который отныне становится едва ли не знаком принадлежности к «альтернативе». Мы имеем в виду уфологию, то есть попытку осмыслить факт появления непознанных летательных аппаратов, относимый традиционно к первым послевоенным годам (1947 или 1948). Органично дополнив теорию палеоконтакта, эта теория стала предлагать разные варианты осмысления UFO, в скором времени сложившиеся в три основные гипотезы: летательные аппараты (в зависимости от количества скепсиса, уровня осознания и ряда других причин) признавались проявлением: трансцендентных, как правило, божественных или демонических, миров, расшатанного сознания наблюдателей, следствием банальных психических «сбоев», либо же формой самообнаружения реально существующих внеземных цивилизаций, существовавших на протяжении тысячелетий в своего рода «параллельном измерении». Само собой разумеется, главным предположением интересующей нас альтернативной науки была именно третья из приведенных гипотез, представляющая разгадку уфологической тайны самым простым и утвердительным ответом на ключевой вопрос: «Существуют ли иные миры?» Эти миры стали представляться высокоразвитой внеземной цивилизацией, взаимодействующей с миром землян посредством «летающих тарелок», а сами эти тарелки были немедленно обнаружены на древнейших религиозных изображениях. Известные в Древней Индии летательные аппараты, а именно, всевозможные «виманы» и «виханы», стали предметом для обсуждений не только классических атлантологов (на уровне того, что «способы сообщения Аполлона с Гипербореей не разгаданы до сих пор»), но также и сторонников палеоконтакта, для которых тарелки превратились едва ли не в единственный его инструмент. Именно на виманах путешествовали Боги Древней Индии, каждая вимана имела свое божественное имя и предназначалась для определенного типа галактических переездов. Первым из авторов, кто подробно описал первобытные летательные аппараты, увязав их с идущей от Чарльза Форта теорией палеоконтакта, явился швейцарский журналист и крайне плодовитый писатель Эрих фон Дэникен. Он был первым серьезным систематизатором уфологии, первым пророком позабытого прошлого. Родившийся в швейцарской провинции Ааргау в 1935 году, он явился на свет в один год с обществом «Аненербе» – это странное совпадение совсем не было простой случайностью. Круг избираемых этим автором тем и вопросов поразительно совпадает со всем, что писали и говорили теоретики «Наследия предков». Уже первая из его работ, нашумевшая книга «Воспоминания о будущем» (1968), начинается с рассуждений о знаменитой карте Пири Рейса, на которой показана Антарктида – место одного из появлений летающих тарелок Третьего рейха (экспедиция адмирала Берда). Далее следует рассмотрение тайны Тиауанако – знаменитого плато в Боливии, изучением которого предметно занимался Ганс Гербигер и его ближайший ученик Ганс Беллами. Далее фон Дэникен выводит из текстов Библии, а также из шумерского «Эпоса о Гильгамеше», что в древности нашу планету посещали Божества Древности, которые тут же уравниваются с «представителями инопланетного разума», или, более конкретно, с «пришельцами из космоса». Эти идеи мы уже видели у всех представителей «палеоконтакта» – в другой разве что тематической окантовке. Индра пролетает по небу (у Дэникена) «в своей реактивной колеснице», в то время как в «Махабхарате» говорится лишь о «вимане». Древнетибетские книги «Ганчжур» и «Данчжур» повествуют о праисторических летательных аппаратах («жемчужинах Неба») – под пером Дэникена эти летательные аппараты превращаются в сверхсовременные транспортные средства, бывшие также и грозным оружием. Дежурные разговоры о «маготехнологиях Третьего рейха» вспоминаются здесь сами собой.

Электрический Бог и Палео-СЕТИ

Если о будущем можно вспомнить («Воспоминание о будущем» – главная мысль всего созданного фон Дэникеном), то оно не просто напоминает прошлое, но уже в какой-то форме в нем коренится. За тысячелетним провалом снова последует резкий подъем, техника выйдет на сданные некогда рубежи, все достижения потонувшей Атлантиды заново появятся в нашем обращении. Ассирийские повелители снова станут хлестать непослушных зверочеловеков, а сверххитрая мысль Бога Индры будет заново, с виманы или виханы, и в виде лазерного луча обтесывать стены какой-нибудь пирамидальной новостройки. Все это будет. Но давайте подумаем: что весь этот сюжет больше всего напоминает? Конечно же, кинофильм! Вся научная мифология фон Дэникена предельно кинематографична, и потому идеальной формой реализации его проекта оказалась именно череда многосерийных фильмов, самый известный из которых («По следам Всемогущих», из 25 серий) увидел свет в 1993 году. И хотя нового в этих фильмах не много (все новое – хорошо забытое старое, не перестает повторять сам Дэникен), многие из открытий сотрудников «Аненербе», не говоря уже о писавших за полвека до них ариософах Вены, именно благодаря Дэникену получают почти массовое («научно-популярное») распространение. Если всерьез говорить о его новациях, то они, как и положено в науке эпохи постмодерна, сводятся лишь к словам. Дэникена можно считать изобретателем двух словесных неологизмов. Первый из них – преастронавтика, означающий то, что наука у древних была ничуть не хуже, а во многом даже и лучше, нежели наука современности. Другой, более свежий термин фон Дэникена – палеоконтакт: под ним подразумевается имевшее место в отдаленные времена взаимодействие с космическими пришельцами, ради исследования структуры и результатов которого Дэникен создал специальную организацию Palaeo-SETI (SETI – Search for extraterrestrial intelligence – Исследование внеземного Разума). Греческий философ Ксенофан Колофонский говорил, что эфиопы изображают своих Богов курносыми и черными, а фракийцы – голубоглазыми и светлыми. Благодаря фон Дэникену и его Palaeo-SETI люди с научно-техническим складом ума получили возможность в буквальном смысле увидеть (по телевизору) своих инженерных Богов в виде причудливых инопланетных киборгов с высокими технологиями и лампочкой на голове. Здесь сбываются сны киберфутуристов и шелестят страницы романов Жюля Верна.

Растяжение и сжатие

Описанная выше философия истории с непременным возвращением к уже достигнутым в древности техническим рубежам является в альтернативной науке главенствующей, однако далеко не единственной. Если говорить схематично, то мы видим серьезное противостояние двух тенденций, каждая из которых за долгие годы накопила множество аргументов и фактических доказательств. С одной стороны (в рамках все той же теории «палеоконтакта») история развивается как постоянная репетиция, с неизбежным возвращением к тем самым рефренам, с которых все некогда начиналось. Здесь тысячелетние промежутки растворяются с помощью банального вопроса: «Что нового?» Поскольку отрицательные ответы «палеоконтактеров» подтверждаются данными «преастронавтики», мы начинаем думать, что нового вообще ничего не происходит, и на этом мы успокаиваемся. В другом варианте успокоение приходит иначе. Сначала нам объясняют, что вся история есть подмена, что неправды официальной науки легко разоблачимы, но затем, после этих дежурных «альтернативных» фраз, выявляют отсутствие древности как таковой. За счет сходства событий и правящих династий возникает гипотеза, что эти династии и события древности суть всего лишь проекция того, что имело место в недавнем прошлом. Так, например, отказавшись от Скалигера, прочитывают всю историю Николай Морозов и академик Фоменко. По мнению последнего, там, где в средневековых латинских рукописях написано «III век от Христа» (в виде «Х. III»), следует читать не «III век от Христа», а «XIII век», и потому всю мировую историю следует подсократить как минимум на одно тысячелетие, не говоря уже о том, что в основе современного летосчисления – заведомо ложная хронология, придуманная авторами XVI века – Скалигером и Петавиусом. По версии Фоменко, даже новозаветные события происходили в XI веке, Богородица жила в итальянском городе Лоретто, а причиной первого в Европе Крестового похода (1095 год) было естественное желание рыцарей покарать реальных палачей Христа. Мы не будем углубляться в дальнейшие подробности этой теории – важнее для нас показать, что среди «альтернативных» моделей она выглядит как бы «белой вороной», заставляя историю растворяться не путем циклических возвращений к кибербогам и летательным аппаратам, а посредством банального вычитания тысячелетий. Эти два ключевых подхода противоречат друг другу и по методам доказательств (пристальное вглядывание в ассирийские барельефы в случае «палеоконтактеров» и логический матанализ – в случае врагов Скалигера), и по самой стилистике изложения. В первом случае это почти поэтическое визионерство с перепевами всех возможных Священных Писаний (вплоть до «Книги Мормона») и доктриной Вечного Возвращения, во втором же – суровое нарезание исторических пластов, оперирование цифрами со степенями, трепанация летописных сводов и документов. Однако в обоих случаях мы имеем примерно один результат – история внезапно съеживается и пропадает, растворяясь либо в бесконечном циклизме «древнего будущего», либо в хирургической математике тех, кто любит отрезать целые тысячелетия.