Свинцовый закатСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Как же быстро Египет погружался в ночь…Алан Сандерс не мог оторвать глаз от манящей полоски затухающего горизонта. Три пирамиды, одна выше другой, черными треугольниками заграждали тоскливую пустыню близ Каира, а молчаливый Сфинкс охранял покой погруженного во тьму некрополя. Какое величие!Алан Сандерс затаил дыхание. Смел ли он даже представить ещё год назад, что сможет увидеть всё это не на рисунках и фотографиях, а воочию? Какой же удачей было попасть в экспедицию к известному профессору рисовальщиком и окунуться в мир древних тайн, скрытых песками и молчанием истории. Нет, теперь, когда заканчивалось девятнадцатое столетие, в Британии невозможно было найти ничего подобного! Там не осталось ни тайн, ни загадок. Руины замков уподобились скелетам мертвецов – их разъедало время. А здесь, на месте некогда великого Мемфиса, даже спустя тысячелетия все дышало жизнью. Пирамиды не были подвластны времени, ведь они бессмертны!До чего же были глупы и суеверны местные арабы, раз считали, что по ночам полчища джиннов витают вокруг пирамид! Старушечьи сказки, «Тысяча и одна ночь»! Эти россказни только отвлекали от настоящих тайн и портили впечатление от грандиозных строений. Как хорошо было прогуливаться по плато ночью, когда здесь не суетились члены экспедиции, не кричали рабочие и не был слышен стук их орудий. Тишина и прохлада, такие желанные днем, наступали только с заходом солнца, и можно было остаться одному посреди величественного безмолвия памятников ушедшей в вечность цивилизации. Из пустыни послышался вопль шакала, и Алан Сандерс невольно вздрогнул. Глупый зверь нарушил его единение с высоким и непостижимым. Мужчина и не заметил, как на небе уже взошла луна, тускло осветив искалеченный лик Сфинкса, чья фигура по грудь утопала в песке. Какими же варварами нужно было быть, чтобы совершить такое? Чем эта древняя статуя заслужила себе отколотый нос?! Кто бы ни был тем вандалом, суфийский фанатик или солдат наполеоновской армии, этот негодяй совершил преступление против человеческой истории и её памяти!Шакалий лай стал просто невыносим, и Алан решил последовать к источнику звука. Должно быть, животное кто-то потревожил. Лишь бы это не оказались презренные воры из деревни. Расхитители – вот угроза мемфисского некрополя, как во времена фараонов, так и сейчас. Решительным шагом Сандерс двинулся в сторону пустыни. В кромешной тьме, разбавленной лишь лунным светом, он не увидел ни людей, ни шакала, да и вой неожиданно прекратился. Алан уже подумал возвратиться обратно, поближе к пирамидам, как заметил что-то ослепительно белое вдалеке. Бесформенной массой оно колыхалось, то приближаясь, то отклоняясь в сторону. В голову Сандерса полезли нехорошие мысли о джиннах и призраках. Мужчина изо всех сил напряг зрение, но не смог различить ни одной черты непонятного и оттого немного пугающего создания. С четверть часа он наблюдал как белесое облачко, отчетливо выделившееся в темноте, блуждало по пустыне. И вдруг неожиданно оно пропало, исчезло, словно растворилось в черноте. Ещё долгое время Алан Сандерс не мог прийти в себя. Он ждал, что нечто появится в пустыне вновь, но вот уже рассвет окрасил грани пирамид и лицо Сфинкса медным налетом, но ничего необычного так и не произошло. На следующий вечер, забыв об утомительном рабочем дне, Алан Сандерс твердо решил провести ещё одну ночь на плато Гизы. Теперь не памятники седой старины занимали его разум. Алан был уверен, что накануне увидел нечто запредельное и не поддающееся пониманию, и оно было не менее завораживающим, чем пирамиды. Чем бы ни оказалось то белое свечение, Алан намеревался узнать его природу. Шакал молчал, будто вовсе не появлялся возле плато. Пустыня затихла. И вот на небе появилась луна, и её мертвенный свет тут же выхватил белую фигуру, но уже не в пустыне, а рядом с пирамидой Менкаура. Теперь Сандерс явственно различил в её облике нечто сходное с человеком. Сердце Алана затрепетало. Чтобы там ни было, но оно явно наблюдает за ним. Переборов волнение, Сандерс рискнул и, не отводя глаз от белой фигуры, сделал несколько шагов навстречу к неизведанному. Кажется, та фигура тоже двигалась к Алану, но застыла на месте, стоило только ему остановиться. Тревога не проходила, но Сандерс твердо решил, что непременно разберется в увиденном. Покров тайны должен быть сорван! Сегодня или никогда!Когда до разгадки тайны оставалось тридцать футов, Алан замер. Впереди стояла девушка. Никогда в жизни он не видел подобной красоты! Сокращая расстояние шаг за шагом, Сандерс не мог оторвать взгляда от её чудесного лика. Какая светлая кожа, словно свежий снег и даже белее. А черты лица… Алан не мог представить, к какой нации или расе принадлежит незнакомка, но она была несказанно, невыразимо прекрасна. Её белые волосы опускались ниже колен, струясь по таким же белым развивающимся одеждам. Как же быстро Египет погружался в ночь…Алан Сандерс не мог оторвать глаз от манящей полоски затухающего горизонта. Три пирамиды, одна выше другой, черными треугольниками заграждали тоскливую пустыню близ Каира, а молчаливый Сфинкс охранял покой погруженного во тьму некрополя. Какое величие!Алан Сандерс затаил дыхание. Смел ли он даже представить ещё год назад, что сможет увидеть всё это не на рисунках и фотографиях, а воочию? Какой же удачей было попасть в экспедицию к известному профессору рисовальщиком и окунуться в мир древних тайн, скрытых песками и молчанием истории. Нет, теперь, когда заканчивалось девятнадцатое столетие, в Британии невозможно было найти ничего подобного! Там не осталось ни тайн, ни загадок. Руины замков уподобились скелетам мертвецов – их разъедало время. А здесь, на месте некогда великого Мемфиса, даже спустя тысячелетия все дышало жизнью. Пирамиды не были подвластны времени, ведь они бессмертны!До чего же были глупы и суеверны местные арабы, раз считали, что по ночам полчища джиннов витают вокруг пирамид! Старушечьи сказки, «Тысяча и одна ночь»! Эти россказни только отвлекали от настоящих тайн и портили впечатление от грандиозных строений. Как хорошо было прогуливаться по плато ночью, когда здесь не суетились члены экспедиции, не кричали рабочие и не был слышен стук их орудий. Тишина и прохлада, такие желанные днем, наступали только с заходом солнца, и можно было остаться одному посреди величественного безмолвия памятников ушедшей в вечность цивилизации. Из пустыни послышался вопль шакала, и Алан Сандерс невольно вздрогнул. Глупый зверь нарушил его единение с высоким и непостижимым. Мужчина и не заметил, как на небе уже взошла луна, тускло осветив искалеченный лик Сфинкса, чья фигура по грудь утопала в песке. Какими же варварами нужно было быть, чтобы совершить такое? Чем эта древняя статуя заслужила себе отколотый нос?! Кто бы ни был тем вандалом, суфийский фанатик или солдат наполеоновской армии, этот негодяй совершил преступление против человеческой истории и её памяти!Шакалий лай стал просто невыносим, и Алан решил последовать к источнику звука. Должно быть, животное кто-то потревожил. Лишь бы это не оказались презренные воры из деревни. Расхитители – вот угроза мемфисского некрополя, как во времена фараонов, так и сейчас. Решительным шагом Сандерс двинулся в сторону пустыни. В кромешной тьме, разбавленной лишь лунным светом, он не увидел ни людей, ни шакала, да и вой неожиданно прекратился. Алан уже подумал возвратиться обратно, поближе к пирамидам, как заметил что-то ослепительно белое вдалеке. Бесформенной массой оно колыхалось, то приближаясь, то отклоняясь в сторону. В голову Сандерса полезли нехорошие мысли о джиннах и призраках. Мужчина изо всех сил напряг зрение, но не смог различить ни одной черты непонятного и оттого немного пугающего создания. С четверть часа он наблюдал как белесое облачко, отчетливо выделившееся в темноте, блуждало по пустыне. И вдруг неожиданно оно пропало, исчезло, словно растворилось в черноте. Ещё долгое время Алан Сандерс не мог прийти в себя. Он ждал, что нечто появится в пустыне вновь, но вот уже рассвет окрасил грани пирамид и лицо Сфинкса медным налетом, но ничего необычного так и не произошло. На следующий вечер, забыв об утомительном рабочем дне, Алан Сандерс твердо решил провести ещё одну ночь на плато Гизы. Теперь не памятники седой старины занимали его разум. Алан был уверен, что накануне увидел нечто запредельное и не поддающееся пониманию, и оно было не менее завораживающим, чем пирамиды. Чем бы ни оказалось то белое свечение, Алан намеревался узнать его природу. Шакал молчал, будто вовсе не появлялся возле плато. Пустыня затихла. И вот на небе появилась луна, и её мертвенный свет тут же выхватил белую фигуру, но уже не в пустыне, а рядом с пирамидой Менкаура. Теперь Сандерс явственно различил в её облике нечто сходное с человеком. Сердце Алана затрепетало. Чтобы там ни было, но оно явно наблюдает за ним. Переборов волнение, Сандерс рискнул и, не отводя глаз от белой фигуры, сделал несколько шагов навстречу к неизведанному. Кажется, та фигура тоже двигалась к Алану, но застыла на месте, стоило только ему остановиться. Тревога не проходила, но Сандерс твердо решил, что непременно разберется в увиденном. Покров тайны должен быть сорван! Сегодня или никогда!Когда до разгадки тайны оставалось тридцать футов, Алан замер. Впереди стояла девушка. Никогда в жизни он не видел подобной красоты! Сокращая расстояние шаг за шагом, Сандерс не мог оторвать взгляда от её чудесного лика. Какая светлая кожа, словно свежий снег и даже белее. А черты лица… Алан не мог представить, к какой нации или расе принадлежит незнакомка, но она была несказанно, невыразимо прекрасна. Её белые волосы опускались ниже колен, струясь по таким же белым развивающимся одеждам.

Стоило им поравняться, как от восхищения Сандерс лишился дара речи. Пусть эта девушка и окажется призраком, но она самый прекрасный призрак на свете. «Я та, кто любит тишину», – раздался неспешный бесстрастный голос в его голове. Алан был ошеломлен и напуган. Что это?! Он помешался, или просто не увидел, как незнакомка открывала рот?Светлые глаза напротив насмешливо сощурились, но губы призрака не дрогнули. «В этих землях я умерла и родилась вновь». Что значили эти слова? Или мысли? Мысли, но чужие. «Зачем ты ходишь над моей обителью?»Мужчину охватил ужас. Не иначе как призрак похороненной в некрополе царицы явился ему. На лице её не было видно гнева, только легкая заинтересованность. А эта полуулыбка, так и тянула, тянула…– Смилуйся, великая жена царя… – выдавил Алан, не надеясь, что она поймет его английскую речь, и упал на колени. Белая царица продолжала безмолвно взирать на Сандерса, и ещё больший трепет овладел им. Улыбка пропала с её лица. «Поднимись и следуй». Белые одежды легким шелестом скользнули мимо Алана, и царица исчезла за его спиной. С минуту Сандерс собирался с духом, понимая, что видение пропало, и призрак покинул его. Поднявшись, мужчина не мог надышаться. Древняя правительница говорила с ним! Самым необычным образом, но говорила! А что ей оставалось, если она не знала английского языка, а он не говорил по-древнеегипетски? Интересно, поняла ли царица его слова?Сандерс повернулся и побрел обратно, в сторону Каира. Но что же это?! Белая фигура никуда не делась, не растворилась в ночном воздухе. Она шла к Сфинксу!Приключение Сандерса пока и не думало подходить к концу. Вспомнив последние слова царицы, он пулей рванул за ней. Запыхавшись и сбиваясь с ног, Сандерс настиг её, а белая царица только посмотрела на него через плечо, но шага не сбавила, пока они не подошли к статуе, которую бедуины с давних времен прозвали «Отцом ужаса». Словно исполняя неведомый Сандерсу ритуал, покачивающейся походкой, с простертыми к небу руками она приблизилась к изваянию Сфинкса и приложила ладони к камню. Что это было? Молитва? Церемония? Может, так древние египтяне поклонялись Сфинксу? Вот бы узнать, как проходили в давние времена ритуальные бдения. Белая царица наверняка знает. Только как её спросить? А если она не поймет, и любопытство только разгневает её?Прекрасная и белоликая повернулась к Алану. Нет, она не злилась, но и не улыбалась. Кажется, в её глазах появилась грусть. «Ты не берешь чужого, но твои спутники грабят город мертвых». – Нет, нет, что вы, – затараторил Сандерс, активно жестикулируя, – мы не осквернители, мы – ученые…Но царица была непреклонна. «Никому из живых не дозволено тревожить покой мертвецов», – раздались в его голове монотонные слова. Сандерс обхватил голову руками. Задумывался ли он когда-нибудь, что совершает нечто дурное, участвуя в раскопках древних мастаб? Нет. Это дело казалось необходимым во имя науки. Ведь так они, ученые, хотели оживить историю, явить миру скрытые песками знания о древних людях. Теперь, глядя в бесцветные глаза белокожей царицы, Сандерс чувствовал себя преступником, расхитителем гробниц, настоящим вором. «Всякая вина должна быть искуплена». – Сжалься, царица, помилуй! Я не знал! – в ужасе от неминуемого возмездия мужчина припал к ногам хозяйки его судьбы. Теперь ей карать или миловать. – Позволь искупить, прошу тебя!Белая рука опустилась ему на голову, и Алан почувствовал, как холод исходит от её тонких пальчиков. Ладонь царицы скользнула по его подбородку, обращая лицо испуганного Алана на себя, дабы взглянуть прямо в глаза, прямо в душу. «Исправь». – Я сделаю все!Жестом подняв растерянного и напуганного мужчину, готового исполнить любую её прихоть, белая царица не отняла бледной и обжигающей холодом руки от его щеки. Легкая улыбка проскользнула по её губам и тут же пропала. Царица указала свободной рукой себе за спину. Сандерс верно понял её жест. «Пески поглотили его». Что сказать, а она была права. Говорят, ещё во времена Тутмоса IV Сфинкс покоился под песками, пока фараону не явился во сне дух его отца и не попросил откопать статую. «Верни его лапы». – Лапы?«Верни его стан. Избавь от тяжести». Что она имела в виду? Уж не хотела ли белая царица, что бы он, как и Тутмос принялся пересеивать песок по пустыне?«Верни и будешь прощен». Что же делать? Один он не сможет начать раскопки Сфинкса. Значит нужно убедить профессора, во что бы то ни стало. Надо что-то придумать, ведь так хочет царица. – Я все сделаю, все исполню!Ответ ей понравился, а улыбка стала более явной и требовательной. «Поклянись». – Я клянусь! Обещаю сделать все. «Поклянись на крови». – Что? Как?В голове больше не звучали мысли царицы, а Сандерс силился понять, что означает такая клятва и как её исполнить. Похоже, белая царица сумела понять все сомнения по его глазам. Прохладная рука скользнула по плечу, опустилась к локтю и обхватила запястье. Алан и не заметил, когда царица успела закатать ему рукав и поднести его ладонь ближе к своему лицу. Внимательно, словно хиромант, изучающий линии судьбы и жизни, она водила пальцем по его руке. Острый ноготь скользил по обветренной коже, пока не впился в бугорок под большим пальцем. Завороженный движениями белой царицы Алан не сразу почувствовал боль, хоть и казалось, ноготь впился глубоко в плоть, достав до самой кости. Глаза царицы блеснули, и губы её приникли к ране. Сандерс был не в силах оторвать взгляда от белой макушки и рассыпавшихся волос. Он чувствовал их мягкое скольжение, ощущал теплый кончик языка, что проникал в рану и двигался вверх-вниз, все быстрее и быстрее, пока не заскользил по коже запястья вдоль вены выше и выше… А ногти все больнее впивались в его руку. Сандерс вскрикнул и отпрянул. Перед ним стояла все та же царица, ни единой черточки не изменилось на её лице. Но как же он мог не заметить раньше этот багровый отблеск зрачков в её водянистых глазах? И седые волосы прилипли к бледному подбородку с алыми разводами. Следами его крови!Нет, призрак не превратился в старую отвратительную ведьму. Царица оставалась прекрасной и величественной. Но она пила кровь, его кровь! Она не могла быть добрым созданием. – Изыди… изыди, дьявол! – пролепетал Алан, пятясь назад. Белая внимательно следила за каждым его неловким движением. Вот Сандерс споткнулся и растянулся на спине. Он пытался ползти, но нарастающая истерика, саднящая рука и зыбкий песок только мешали его побегу. У самого уха раздался тихий свист, и что-то длинное как канат заскользило по шее. Сандерс тут же отбросил удавку. Кобра, такая же белая тварь, как и та, что стоит на двух ногах позади и наблюдает, яростно зашипела и подползла ближе. Алан не шевелился – черные бусинки глаз заворожили и подчинили его своей воле. Кровопийца подошла ближе, все так же бесстрастно глядя на мужчину. «Верни лапы». – Нет! – одними губами прошептал Алан. А белая гадина продолжала шипеть и подбираться ближе. Хвост противно щекотал шею. «Верни», – монотонно стучало в голове. Сандерс, не в силах больше терпеть, зажмурился. – Не верну! Не могу! Не знаю!Змеиные клыки впились в ничем не защищенную шею. Последнее, что почувствовал Алан, были губы белой царицы. Она высасывала из раны змеиный яд вместе с его кровью, а мысли в месмерическом ритме приказывали:«Верни… Верни… Верни… Верни… Верни… Верни… Верни… Верни… Верни… Верни…»На рассвете рабочие нашли изможденного, бредящего Сандерса у статуи Сфинкса. Он отмахивался от них и твердил о белом призраке со змеёй и шумящих песках. Месяц рисовальщика продержали в госпитале, подозревая лихорадку, и вскоре отослали обратно в Англию. Сандерс противился переезду, как мог, ведь после захода солнца, где бы он ни был – один в гостиничном номере или на вечеринке в шумной компании, в Египте, Италии или Англии – везде его собственные мысли заглушал неумолимый приказ: «Верни лапы… Верни лапы… Верни… Верни… Верни…». – …Вот такую историю рассказал мне десять лет назад Алан Сандерс, когда вернулся из Египта в Лондон, – закончил свой рассказ сэр Джеймс Грэй, – в этом кабинете на этом самом месте, где вы двое сидите сейчас. Молодые люди, коих сэр Джеймс как глава тайного общества старательно посвящал в секреты кровопийского мира, озадаченно переглянулись. Блондин Хьюит Стэнли поправил съехавшие очки и посмотрел в сторону друга. Казалось, на темноволосого мечтательного Томаса Вильерса эта душераздирающая история не произвела должного впечатление. – И что вы ему на это сказали, дядя? – спросил Том. – Как ни странно, – ответил сэр Джеймс, – но я посоветовал Сандерсу вернуться в Египет. – Уж лучше бы вы посоветовали ему сведущего психиатра. – Ты совсем не веришь его словам? – добродушно вопросил племянника седовласый мужчина. – Или считаешь меня легковерным?– Ну что вы, дядя, я не это имел в виду, – запротестовал Томас Вильерс. – Просто все это звучит совсем нереалистично. Ночь, луна, древние могилы, белый призрак, что пьёт кровь. Больше походит на готический роман. – А каково твое мнение, Хьюит? – обратился сэр Джеймс к чересчур серьезному Стэнли. Молодой человек немного помолчал, прежде чем озвучить свою теорию:– Из рассказа Алана Сандерса выходит, что белая кровопийца представилась «той, что любит тишину». – Так. – А поскольку события происходили в Египте, имеет смысл перевести эту фразу на древнеегипетский язык. Тогда она будет звучать как «Меритсегер». – Мерит… что? – переспросил Томас. – Меритсегер, – терпеливо повторил Хьюит. – Это имя богини-охранительницы некрополей. Её изображали в виде женщины с головой кобры или кобры с головой женщины. Так что, Сандерс ошибся, приняв её за царицу. Ведь кобра при ней и вправду была. – Ну, вот, – похвалил молодого человека сэр Джеймс Грэй. – Недаром в прошлом году ты закончил изучать в университете древнюю историю. – Какая же из этой мошенницы-кровопийцы богиня? – надулся Томас Вильерс. Ждать похвалы в свой адрес, имея всего лишь диплом по истории искусств, и то еле-еле полученный, ему не приходилось. – Фальшивая богиня, – согласился его приятель, – хоть и сумела заворожить Сандерса. – Нет-нет, – запротестовал сэр Джеймс, – вечноживущие белые кровопийцы не гипнотизеры, во всяком случае, большинство из них. – Но смогла ведь Меритсегер говорить с Сандерсом без слов. – Сандерс просто обомлел при виде белой кровопийцы, о существовании которой даже не подозревал. Вот у него и разыгралось воображение, и он не обратил должного внимания на её мимику и движение губ. Если бы тебе довелось столкнуться ночью лицом к лицу с белой и её ручной коброй…– Не дай Бог! – отреагировал за приятеля Томас. – Вот именно. – Кстати, сэр Джеймс, – не унимался Стэнли, – зачем вы отослали Сандерса обратно в Египет к этой бестии?– Уж раз я семнадцать лет как возглавляю Общество, изучающее этих бессмертных созданий, то могу с определенной долей вероятности утверждать, что самозваная Меритсегер, единожды вкусив крови Алана Сандерса, не отстанет от бедняги никогда и доведет его или до сумасшествия или до самоубийства. Пусть уж лучше она пьет кровь Сандерса и дальше, раз в своем безумии он и так потерян для общества. А Меритсегер не станет искать вместо него новую жертву. – И долго Сандерс сможет отдавать ей свою кровь?– Лет пять-десять, – со спокойным равнодушием признал сэр Джеймс. – За это время тело его истощится, и жизнь уйдет вместе с кровью. – Мерзкое создание, – скривился Томас Вильерс. – Нельзя ли как-нибудь избавляться от таких как она?– Нет, мой мальчик, – меланхолично протянул Грэй, – вечноживущие, увы, не могут состариться и умереть, как ни старайся. Нет такого оружия или способа, чтобы убить их, и нашему Обществу приходится с этим считаться и мириться. То, что белые кровопийцы бодрствуют и днем и ночью, живут в пещерах и подземельях вдали от людских глаз и солнечного света, заставило их утратить привычный человеческий облик и мораль. Жизнь и здоровье смертных их совсем не заботят, и людей он видят только, когда поднимаются из своих убежищ на земную поверхность. А поднимаются они лишь тогда, когда истощены до предела и готовы рвать плоть случайной жертвы, лишь бы поскорей насытиться. Время от времени белым становится скучно в своих пустых и темных подземельях, и они, как та Меритсегер, устраивают представление себе на потеху, кем только не называясь – богами, королями, феями и бескрылыми ангелами. – Точно, – рассмеялся Томас Вильерс, – В белом тряпье и не отличить. – Но ведь есть и другие вечноживущие кровопийцы, – напомнил Хьюит Стэнли, – те, что обитают в европейских городах. Они живут под солнцем и потому внешне совсем неотличимы от простых людей. Как же тогда быть с ними? Как их разоблачать?Серьёзно посмотрев на молодых людей, Грэй ответил:– Наземные кровопийцы более гуманны, нежели их подземные сородичи. Живя среди смертных, они склонны к содержанию добровольцев, что готовы дарить или продавать им свою кровь. Охоту на смертных устраивают только аморальные отщепенцы или пресытившиеся мерзавцы из их числа – вот с ними мы и призваны бороться. Так что, пока наземные кровопийцы не причиняют вреда смертным, их присутствие в Лондоне не должно нас особо волновать. В сути, они те же люди, рабочие или владельцы земель и капиталов, только не едят обычной пищи, не спят и живут вечно. И вам, как новобранцам нашего Общества, предстоит изучить жизнь как наземных, так и подземных кровопийц. А главное, понять как быть с их…Раздался настойчивый стук в дверь. В кабинет вошел полковник Кристиан, сорокалетний плечистый шатен под шесть с половиной футов ростом. Приблизившись к столу начальника, он с грохотом опустил увесистую папку с документами. – Все, я больше не могу, – устало заключил он. – В Общество я нанимался не для бумажной работы. – Полно вам, полковник, – начал успокаивать взвинченного мужчину сэр Джеймс. – Это всего лишь старое дело, которое нам передал Скотланд-Ярд на доследование. Заинтересованным лицам всего лишь любопытно мнение нашего Общества, не более того. Вам не нужно раскрывать те преступления. – Спасибо и на этом, – ехидно произнёс полковник. – Спустя семь лет раскрыть их было бы весьма затруднительно.

– Просто напишите свое заключение, и я больше не буду вас тревожить по этому поводу. Полковник Кристиан тут же подал Грэю два листа из папки. Один был исписан размашистым подчерком полностью, а второй едва начат. – Не густо. – Я боевой офицер, а не канцелярист, – твердо заявил полковник Кристиан, и сэр Джеймс Грэй не решился с ним спорить. Все это время молодые люди молча наблюдали за вялой словестной перепалкой, будто их тут и вовсе не было. Внезапно полковник внимательно посмотрел на голубоглазого брюнета с внешностью мечтательного поэта, потом на серьезного блондина в очках. – Вот прекрасные кандидатуры для сочинительских работ, – заключил он, – к тому же, с кембриджским образованием. А меня увольте от этого. Я так больше не могу. – Кстати, полковник, – начал сэр Джеймс, – я только что поведал нашим юным коллегам историю Алана Сандерса. – Про Меритсегер? ещё та вертихвостка, – уверенно произнёс полковник, будто был лично с ней знаком. – Зря вы так об этой коварной вампирше, – подал неуверенный голос Томас. – Вампир, Вильерс, это потусторонняя нежить, что принимает облик человека, покоящегося на кладбище, а потом приходит к его родственникам, чтобы мучать и сводить в могилу. А та белянка, уверяю тебя, вполне себе живая и осязаемая. – Так ведь плато Гизы это же древнее кладбище, – воодушевился Томас. – Там хоронили фараонов и их цариц. Может Сандерс прав, и Меритсегер одна из них. Небось, археологи разворошили её подземную усыпальницу, где она пряталась многие века, и теперь Меритсегер бродит по ночам в поисках возмездия. А Сандерс ведь приехал в составе археологической экспедиции. Вот Меритсегер на нём и отыгралась за всех его коллег. – Ну-ну, Том, – остановил довольного своими догадками племянника сэр Джеймс, – усмири фантазию. Кто такая Меритсегер на самом деле можно узнать только в Гизе и только от неё самой. Полковник Кристиан не упустил возможность вставить своё веское слово:– А я вам предлагал заручиться поддержкой Британского археологического общества и отправить меня в Гизу. Через Сандерса я бы побеседовал с этой Меритсегер и о ней самой и о лапах Сфинкса. Вы не задумывались, зачем они ей нужны?– Умерьте и вы свое рвение, полковник, – мягко осадил его сэр Джеймс. – Вы уже один раз съездили в Дублин, хватит. В Лондоне вы нужны Обществу не меньше, а я бы даже сказал, больше, чем в колониях. – И вам не было бы страшно встретиться с Меритсегер? – удивленно спросил полковника Томас Вильерс. – Мне как офицеру не пристало бояться женщины, будь она даже бледная как смерть, – уверенно ответил мужчина, приглаживая усы. – Вот проклятье! – тихо раздалось по другую сторону стола. Пока начальник и подчиненный спорили о делах давно минувших дней, Хьюит Стэнли успел украдкой заглянуть в злосчастную папку, так ненавистную полковнику Кристиану. Не отрываясь, он смотрел на фотографию женщины с жуткими порезами на щеках от уха до уха, явно неживую. – Это же… – сбивчивым голосом начал Стэнли. – Кэтрин Эддоуз, – закончил за него полковник Кристиан бесстрастным голосом человека, вызубрившего тысячу страниц текста наизусть, – убита 30 сентября 1888 года неизвестным по прозвищу Джек-Потрошитель. – Вот это да! – восхитился Вильерс, – нашему Обществу передали такое дело…– Преступление века! – подхватил Стэнли. – Ну, что я говорил, – обратился к Джеймсу Грэю полковник Кристиан. – Сколько энтузиазма и неподдельного рвения к работе. Пользуйтесь, пока они не загрубели и не стали такими же циниками как я. – Неужели Джек-Потрошитель был ещё и кровопийцей? – вопрошал Хьюит Стэнли, лихорадочно пролистывая увесистую папку. – Вот это да!– Дядя, – присоединился к нему Томас Вильерс, – пожалуйста, можно мы с Хью тоже поможем. Полковник рассмеялся. – Не упускайте момент, сэр Джеймс, соглашайтесь, пока они не одумались. А я пойду. – Куда?– Проедусь по подземной железной дороге, пока её не закрыли. День выдался неожиданно солнечным для Лондона, где дым фабричных труб нередко смешивался с природным туманом, и грязная серая мгла окутывала город. Сэр Джеймс Грэй не упустил возможности воспользоваться хорошей погодой и пригласил на прогулку доктора Джона Рассела. Молодой мужчина, так же как и полковник Кристиан, Хьюит Стэнли, Томас Вильерс и прочие представители восьми посвященных в тайну кровопийства семейств, служил под началом сэра Джеймса. Их организация работала под скучной и малопонятной постороннему наблюдателю вывеской «Общества по изучению проблем инженерной геологии». Общество, конечно, занималось проблемами, и иногда даже инженерной геологией, но только если в этом было замешано кровопийство. В Обществе доктор Рассел занимался изучением физиологии людей далеко не смертных. Такой качественно новый взгляд на анатомию и медицину, недоступный другим его коллегам, заставлял Джона Рассела втайне вынашивать план создания как минимум лекарства от старости. Но сэра Джеймса интересовали совсем иные его разработки. – Как продвигаются твои исследования, Рассел? – поинтересовался Грэй. – Пока что медленно, – признался доктор. – Мне приходится быть осторожным с профессором Книпхофом. Не хочу раньше времени посвятить его в тайны, которые ему и так лучше не знать. Неделю назад по приглашению сэра Джеймса из Мюнхена прибыл профессор патологической анатомии Юлиус Книпхоф. Сам Джеймс Грэй с профессором знаком не был, но после заверений Джона Рассела, вынужден был поверить, что его учитель Книпхоф просто незаменимый специалист в их нелегком предприятии. Когда же перед Грэем предстал восьмидесятисемилетний старичок, да ещё в сопровождении двух внуков, сэр Джеймс не то что потерял всякую надежду на баварского профессора, он стал терять веру в Рассела. – Но ты, хотя бы говорил с ним о гематологии? – требовательно спросил его сэр Джеймс. – Крайне осторожно. – Но ведь когда-то он с позволения королевы консультировал покойного герцога Олбани. Да и Гессенский дом нынче пользуется его услугами. – Все верно. Но вряд ли сейчас профессор Книпхоф способен понять наши методы в исследовании болезней крови. Хотя, его независимые суждения о природе и лечении порфириновой болезни и гемофилии отчасти совпадают с нашими. – В какой именно части?– Если больной порфирией, – вполголоса ответил доктор, – ощущает острую потребность выпить крови, лучше удовлетворить его желание. А раз кровь больного гемофилией не способна сворачиваться, имеет смысл заменить его больную кровь кровью здорового донора путём переливания. В отличие от служащих Общества профессор не знает о существовании вечноживущих кровопийц, иначе бы…Сэр Джеймс понял доктора Рассела без лишних слов. Знай профессор Книпхоф о кровопийцах, то стал бы лечить подобное подобным. Именно такая мысль тридцать пять лет назад пришла в голову доктору Пэлему, после того как он впервые столкнулся с вечноживущим кровопийцей и узнал, чем тот питает свои жизненные силы. С тех пор медики Общества упорно искали способ извлечь лекарство из черной крови вечноживущих, ибо пить её свежей для смертного было бесполезно, а переливать в вену и вовсе опасно. Но шли годы, а панацея от гемофилии с порфирией так и не была найдена, потому и августейшие пациенты из дома Ганноверов продолжали страдать от врожденных недугов. Только после смерти своего супруга принца Альберта королева Виктория дала Обществу право на новаторские разработки, которые смогли бы исцелить её детей и внуков от наследственных заболеваний крови. Вместе с тем королева пожелала узнать, что же это за человекообразные кровососущие существа, что не стареют и не умирают, и которые отчего-то обитают в лондонских подземельях и любят нападать на служащих подземной железной дороги. Вот так своим появлением и существованием Общество по изучению проблем инженерной геологии было обязано исключительно больной королевской семье и неспокойной Лондонской подземной железной дороге, и ещё неизвестно, кому больше. – Я считаю, – продолжал доктор Рассел, – имело бы смысл провести ряд экспериментов в этом направлении. – Так проводите, в чем проблема?– Но в качестве подопытных мне нужны вовсе не смертные люди. Джеймс Грэй внимательно посмотрел на подчиненного, ибо в его голове стали закрадываться подозрения, что Рассел начинает становиться таким же одержимым наукой медиком, как и его эксцентричный учитель Книпхоф. – Может быть полковник Кристиан…– Нет! – категорично оборвал Рассела сэр Джеймс Грэй. – Но может он всё же попробует поймать хотя бы парочку белых…– И не думайте. Он самый ценный наш сотрудник. Не хватало ещё, чтобы из-за вашей жажды экспериментировать его самого утащили в их подземное обиталище. – И что же мне теперь делать? – холодно вопрошал доктор. – Как вести исследования без подопытных?– Ждите, – посоветовал Грэй. – Мы не можем просто так лишать свободы этих вечноживущих созданий, учитывая их неуязвимость и мстительность. Нужен повод. Если в Лондоне случится кровавое происшествие, и мы задержим виновных, обещаю, что отдам их в ваше полное распоряжение. Такой ответ хоть и не полностью, но удовлетворил Рассела, и доктор уже намеревался попросить сэра Джеймса ещё об одной услуге, но замолк, едва успев открыть рот. Навстречу им двигались две знакомые фигуры: профессор Юлиус Книпхоф, собственной персоной, и его внучка Ида Бильрот. Старенький профессор, казалось, ростом едва превышал пять футов. Выглядел он куда моложе своих истинных лет ввиду отсутствия морщин на округлом лице. Седая окладистая борода торчала во все стороны, аккуратные очки с круглыми линзами скрывали маленькие цепкие глаза анатома. Книпхоф был полноват, что в сочетании с невеликим ростом делало его шарообразным. Старик шел, опираясь на трость в одной руке и локоть внучки в другой. Ида Бильрот, сестра милосердия двадцати пяти лет, то и дело придерживала пожилого деда. В Лондон эта пышнотелая веснушчатая девушка с рыжими кудрями приехала в качестве его сиделки. Удивительно, что в родном Мюнхене, как слышал Джон Рассел, в подобных услугах профессор не нуждался ни от внучки, ни от кого-либо иного. Поравнявшись, две компании объединились и продолжили прогулку вместе. – Как провели день, профессор? – поинтересовался доктор Рассел. – О, Джонни, мальчик мой, – восторженно произнёс Книпхоф и с нескрываемой теплотой в адрес любимого ученика поведал, – мы только что посетили Британский музей. Это просто восхитительно! Феноменально! Какие удивительные вещи там выставляют. Ты даже не представляешь, насколько ценные для медицинской науки предметы можно там отыскать. – Профессор, – Грэй перевел внимание старика на себя, – мне бы хотелось с вами кое-что обсудить. Вы не против?– Ну, что вы, – с неизменным баварским акцентом протянул старик, – мне тоже есть, что вам сказать. Старшее поколение двинулось вперед, в то время как Рассел и фройляйн Бильрот учтиво от них отстали. – Если вы не против, давайте присядем, – по-немецки предложила девушка, указывая на скамейку. – Конечно, Ида, как скажите. – А то я так устала. Дедушка любит долгие пешие прогулки, а я после них с ног валюсь. Мы, наверное, кругов десять обошли вокруг парка. – Должен признать, у профессора отменное здоровье. В его годы подобная подвижность встречается крайне редко. Не иначе ваш дед задумал дожить до ста лет. Девушка только устало улыбнулась. – Как вам Британский музей, Ида? Было интересно?– Весьма. Все такое… удивительное… – Тут она окончательно запуталась в собственных мыслях и словах. – Простите, я просто очень волнуюсь за дедушку. – А что не так с профессором? – участливо поинтересовался Джон Рассел. – Понимаете, он ведь очень любит свою профессию анатома, почти всю жизнь ей отдал. А теперь его редко допускают до вскрытий, только учебных, для студентов. Дедушке это очень не нравится, но ничего не поделать. Его считают слишком старым для практики. – Но не преподавания, – заверил её Рассел. – Профессор просто кладезь знаний в своей области. От студентов его точно никогда не отстранят. – Это так, – с грустью в голосе согласилась Ида, – просто… когда сегодня мы были в египетском зале музея, дедушка увидел там крючок… м-м… не знаю, как он точно называется, но это приспособление для бальзамирования. Им через нос вынимали мозг. – Да-да, я понял, о чем вы говорите. Так это из-за него столько неподдельного восхищения?– Именно. Дедушка остановился перед стендом с тем крючком и минут десять смотрел на него, будто досконально изучал. Я успела обойти весь зал, а он все стоял и стоял на одном месте. Я пыталась отвлечь дедушку, предложила посмотреть другие экспонаты, но он только отмахнулся и сказал, чтобы я ему не мешала. Потом он достал блокнот и начал зарисовывать тот крючок, тщательно, со всеми изгибами и, кажется, даже указал размеры. – Тяжело вздохнув, девушка заключила, – Я боюсь, как бы дедушка не задумал изготовить себе такой же крючок и опробовать его на ком-нибудь?– Зачем?– Из любопытства. Дедушка очень любопытный. Вы же знаете эту его любимую фразу: «Что не доказано эмпирически, то сомнительно». Может он сомневается, что тем крючком древние египтяне и вправду вынимали… – не закончив фразу, Ида взволновано спросила, – Как вы думаете, такой крючок можно сделать самостоятельно из проволоки?– Не думаю. Скорее всего, не обойтись без литья. Девушка понуро опустила голову. – Хорошо. Постараюсь не подпускать дедушку к кузнецам. Хотя, он такой непоседа, может уйти из гостиницы без меня. А я ведь так за него волнуюсь. – Не переживайте. Здоровье у вашего деда отменное, характер закаленный. В Лондоне ему ничто не угрожает. А вы, Ида, молодец. – Ну что вы… – зарделась она. – Это сущая правда, – продолжал осыпать её комплиментами Рассел. – Я ещё не встречал ни одной девушки или дамы, которая бы без всякой брезгливости говорила об извлечении мозга. – Я ведь из семьи медиков, да и сама служу в госпитале. Чем меня может смутить анатомия человека?– Вот это меня в вас и восхищает. Развить эту мысль Джону Расселу не дали. Помахивая тростью, к скамейке приближался профессор Книпхоф, а чуть позади за ним еле поспевал сэр Джеймс. – Джонни, мальчик мой, – жизнерадостно обратился к нему профессор, – скажи мне, где в этом городе можно найти хорошую кузницу?Первым, кого встретил Джон Рассел в штаб-квартире Общества на следующий день, был вездесущий Хьюит Стэнли.

– Скажите, доктор Рассел, – нервно поправив очки, начал молодой человек, – это ведь вы семь лет назад осматривали в Ист-Энде места преступлений Джека-Потрошителя?– Нет. Ответ немало удивил Стэнли, ведь он располагал совершенно другими сведениями. – Как нет?!– Я не был на месте убийств, – пояснил доктор, – а просто присутствовал в морге на осмотре трупов. – Так вот оно что… И что же вы там увидели?– Немногое, Стэнли. Я ведь в тот год только получил диплом врача и ещё не успел зарекомендовать себя как специалист. Так что, мне как практиканту доверили только стоять и смотреть, что делают старшие коллеги. – И что вы увидели? – спросил Хьюит. – Тела умерших женщин, – бесстрастным голосом ответил ему доктор Рассел, – каждая с перерезанным горлом и выпотрошенными внутренностями. – А что с кровопотерей?– А сам-то ты как думаешь, много крови вытечет из перерезанной сонной артерии?– Я понял, – кивнул Хьюит Стэнли. – А что насчет кровопийства?– Кровопийства? Его следов я не заметил. С этими словами доктор Рассел посчитал, что сказал всё необходимое, и хотел было удалиться, но новобранец Стэнли и не думал заканчивать с расспросами:– Как это не заметили? Но ведь перерезанное горло?– Горло, – согласился доктор и тут же парировал, – И что? Всю кровь в достаточном количестве полисмены обнаружили растекшейся на месте преступления. Никто её не пил. – Но как же так? – недоумевал Хьюит, запустив пятерню в светлые волосы. – Послушай, Стэнли, Общество в тот год просто проверяло подозрительные убийства на причастность к ним белых кровопийц. И их в Ист-Энде точно не было. Был только психопат-потрошитель, которого так и не нашли. На этом Рассел оставил недоумевающего Стэнли одного посреди коридора. Но вскоре в здании появился полковник Кристиан, что было безусловной удачей. Полковник частенько пропадал из штаба то ли по поручениям сэра Джеймса, то ли по личным делам. У него-то Хьюит Стэнли и начал вызнавать о причинах возобновления следствия по делу Джека-Потрошителя. – Я понятия не имею, – отмахнулся от Стэнли полковник, на ходу приглаживая слегка вьющиеся волосы, – ты же сам позавчера слышал, что я обо всем этом думаю. Да, наш доктор Рассел признал, что кровопийств не было. Всё, на этом для меня дело Джека-Потрошителя закрыто ещё семь лет назад. – Но почему же сэр Джеймс захотел все перепроверить? Значит, доктор Рассел что-то упустил?– Вот и спроси об этом у сэра Джеймса и доктора Рассела. – Прошу вас, – едва не взмолился Хьюит, – полковник, помогите мне и Тому. – Стэнли, – мужчина недобро посмотрел на молодого человека сверху вниз, – я, по-твоему, для того отказался от проверки этого дела, чтобы вновь к нему вернуться?– Но ведь в Обществе мы все делаем одно дело. Полковник недовольно передернул усами, но доводу Стэнли внял. Через пять минут вдвоем они вошли в комнату, где среди разложенных листов с визой Скотланд-Ярда, ничего не делая, прохлаждался Томас Вильерс. Чуть не свалившись со стула, на котором раскачивался, он тут же принялся с умным видом перекладывать бумаги из одной стопки в другую. – Ну, что вы успели наработать? – громыхнул полковник, от чего Стэнли спешно затараторил:– Мы имеем шесть убийств женщин. Всех их объединяет профессия, а именно проституция, и что все они были убиты ножом. У четырех извлечены различные органы, остальных двух Потрошитель просто порезал. – Потому что не успел расчленить, – лениво прокомментировал Томас Вильерс. – Способ убийства, это одно, – кивнул полковник, – лучше посмотрите, кого он убивал. – Проституток. – Их возраст, Вильерс, их внешность, вот о чём я говорю. Вы хоть обнаружили эту закономерность?Хьюит Стэнли лихорадочно стал искать в завале бумаг свои записи и, найдя их, прочел:– Вот. Марте Тэбрем было около тридцати пяти, Мэри Николс – сорок четыре, Энни Чапмен – сорок семь, Элизабет Страйд – сорок пять, Кэтрин Эддоуз – сорок три, Мэри Келли – двадцать три. – Всем около сорока лет и больше, – кивнул полковник. – Всем кроме Мэри Келли. Теперь вы понимаете, к чему я веду?– Нет, – хором признались молодые люди. Полковник недовольно глянул на них и требовательно произнес:– Тогда посмотрите на рост тех женщин, цвет волос, телосложение. Всё ведь указано в протоколах вскрытия. Давайте, работайте. После получаса сверки документов и переписи данных, Хьюит с Томасом смогли выявить то, что от них ожидал полковник. – Все те женщины были чуть выше пяти футов, низкорослые, – заключил Стэнли, не отрывая близоруких глаз от бумаг. – Кроме Мэри Келли, она существенно выше. – Волосы? – в нетерпении вопросил полковник. – Они шатенки, все кроме…– Дай угадаю, – с наигранным изумлением предложил полковник Кристиан. – Все, кроме Мэри Келли. – Да, она блондинка. – Хьюит Стэнли и сам был удивлен, почему Мэри Келли так сильно выбивалась из общей картины, но никак не мог понять, что же в ней было такого особенного. – Из чего можно сделать вывод что… – мужчина сделал многозначительную паузу, дабы дать подопечным самостоятельно подвести итог. – … что внешность жертвы не имела значения для Джека-Потрошителя, – тут же заключил Томас Вильерс. – Или Мэри Келли в этом списке лишняя. – Такое предположение Хьюита Стэнли немало удивило его приятеля, и вызвало одобрительную улыбку полковника Кристиана. – К тому же она единственная, кто был убит в собственной комнате, а не на улице как остальные. – Что, и вы так считаете? – обескуражено посмотрел на полковника Томас. – А почему нет, Вильерс? Вспомни то время: уже три месяца по Ист-Энду разгуливает убийца, прозванный Джеком-Потрошителем, и охотится на публичных женщин. Все в Лондоне об этом знают, все газеты только об этом и пишут. Если бы кому-нибудь внезапно понадобилось убить проститутку, которая, к примеру, шантажирует его, что бы этот гипотетический убийца сделал? Отравил её? Задушил? Или бы поступил умнее и коварнее, исполнив убийство в стиле небезызвестного каждому лондонцу Джека-Потрошителя?Хьюит Стэнли был восхищен таким ходом рассуждения, не понимая только, почему семь лет назад полиция сама до этого не додумалась. Да и сам он отчего-то не сумел разгадать загадку Мэри Келли ещё вчера. – Но истинный убийца Келли, – продолжал полковник, – знал о злодействах неизвестного только из газет, а не полицейских отчетов, потому и не учел самого главного – Джек-Потрошитель убивает на улицах сорокалетних приземистых темноволосых женщин, а не светловолосых высоких девушек в их комнате. Просто во всем виноваты газеты. Когда все они кричат о Джеке-Потрошителе, невольно представляются реки крови, искромсанные тела и разбросанные по углам куски мяса. Томас невольно поморщился. – Что Вильерс? А ведь именно так и выглядела комната Мэри Келли, разве нет?И Стэнли подтвердил: убийца вынул из тела девушки все органы кроме мозга. – Но ведь ничего подобного не было ни с одной предыдущей жертвой, – и дальше рассуждал полковник. – Потрошитель не уродовал лиц, не сдирал кожу и не срезал мышцы до кости. Его не интересовали легкие и сердце, только живот и гениталии. Даже исполнение разрезов наводило специалистов на мысль, что убийца профессиональный медик. Но как только убили Келли, подобные разговоры прекратились. Её буквально выпотрошили, по-настоящему, без всякого применения медицинских знаний, выпотрошили и освежевали как скотину. – Но и на лице Эддоуз Джек-Потрошитель сделал разрезы, – дотошно возразил Хьюит Стэнли. – Да, но это был отсеченный кончик носа и аккуратные, словно зарубки, надрезы век. Лицо Кэтрин Эддоуз не стало от этого изуродованным, и вполне поддавалось опознанию. А Мэри Келли опознали только как девушку, проживавшую в тринадцатой комнате дома 26 по Дорсет-стрит. Её тело сбило следствие с толку. Но никто в полиции и правительстве тогда не захотел признать очевидное – помимо неуловимого Джека-Потрошителя, по Лондону разгуливает ещё один безжалостный убийца. – И убийство Мэри Келли ошибочно приписали Джеку-Потрошителю, – без энтузиазма в голосе проговорил Вильерс. – Согласись, – обратился к нему полковник, – когда хорошенькой девушке полосуют ножом лицо, в этом есть что-то глубоко личное. Так может поступить обиженный любовник, завистливая конкурентка, но не случайный клиент или Джек-Потрошитель, который ничего подобного раньше не делал и придерживался строгого плана действий, только для него характерного. – Если и говорить об ошибочно приписанных жертвах, – вслед за полковником продолжил рассуждать Стэнли, – я бы исключил и Марту Тэбрем, первую из убитых. Свои сомнения Хьюит объяснил по тем же пунктам, что применил полковник к Мэри Келли. А именно, Тэбрем была убита не на улице, а в тамбуре жилого дома. По возрасту она была немного младше сорока, а выглядела и того моложе. И судя по тому, что убийца нанес Тэбрем тридцать девять ножевых ранений, его обида на проститутку была не мимолётной, а давней и жгучей, что не осталось сил терпеть. Даже если некоторые из ран и пришлись на живот и гениталии, то только по чистой случайности. Как и в случае с Мэри Келли убийца задел легкие и сердце, чего не было ни у Николс, ни у Чапмен, ни у Страйд с Эддоуз. – К тому же, – добавил полковник Кристиан, – мне видится, что за личиной Джека-Потрошителя скрывается не один единственный психопат, а двое. – Но почему? – нахмурился Вильерс. – Потому что вдвоем легче управиться с убийством проститутки на ночной улице. Пока один скрупулезно режет живот и извлекает органы, другой поглядывает по сторонам, и следил, чтобы поблизости не показался случайный прохожий или полисмен. И если таковой появится, наблюдатель даст команду потрошителю скорее собирать вещи и уходить. Между прочим, когда убили Страйд, свидетели видели некоего убегающего человека с черным саквояжем, предположительно, медицинским. Без команды наблюдателя он рисковал увлечься копанием в чужом чреве и попасться в руки властямВоодушевленные новыми теориями, молодые люди наперебой стали предлагать свои догадки, зачем же Джеку-Потрошителю понадобилась почка Эддоуз, медные кольца Чапмен, и почему у Николс поврежден язык. – Замечательно, – прервал их полковник и двинулся к двери. – Тогда зафиксируйте всё, о чём мы с вами говорили, и составьте отчет для сэра Джеймса. Посмотрим, что он на это скажет. Как только полковник Кристиан покинул комнату, Томас недовольно обратился к Хьюиту:– Ты понял? Белые кровопийцы, потрошители, слежки, погони… А мы с тобой всю жизнь за бумажками и просидим. – Я передал дело Джека-Потрошителя Вильерсу и Стэнли не для того, чтобы прочитать в их отчете ваши выводы, полковник – негодовал в своём кабинете сэр Джеймс. Глава Общества категорически не желал ничего слышать о том, что Мэри Келли была убита не Джеком-Потрошителем. – Что же вы мне прикажете, ткнуть носом полицию, а вместе с ней и правительство, что семь лет назад они вводили в заблуждение горожан и ничего не сделали для поимки двух или даже трех преступников?

– Мне казалось, – холодно заметил полковник Кристиан, сидя напротив начальника, – вы подотчетны только королеве, а вовсе не правительству и, уж тем более, Скотланд-Ярду. – Вот именно! Или вы считаете, что королеве будет приятно узнать ваше мнение?Полковник лишь недовольно передёрнул усами и стальным голосом произнес:– Если бы вы мне сразу сказали, зачем Общество занимается этой давней историей, я бы, поверьте, сделал именно те выводы, которые бы вас устроили. Глядя на обиженного такой резкостью подчиненного, сэр Джеймс невольно смягчился. – Ну, полно вам, полковник. Я ничего не имею против вас. Считаете, что Келли убил кто-то другой, ради Бога, считайте. – И Тэбрем. – Тем более. Пусть хоть всех тех несчастных убили разные люди. Но, поймите, я поручил вам дело Джека-Потрошителя, не для того, чтобы вы разваливали его на части. – Даже если я прав?Сэр Джеймс промолчал, обдумывая и взвешивая каждое слово, которое вынужден был произнести. Собравшись с мыслями, он изрек:– Я хочу доверить вам чрезвычайно конфиденциальную информацию. – Извольте. – И я бы хотел, чтобы вы передали услышанное молодым людям, Томасу и Хьюиту, но никому более. Полковник Кристиан согласно кивнул, и Грэй начал свой рассказ:– Недавно возникло тревожное предположение, что убийства Джека-Потрошителя были не бессмысленной резней, а жертвоприношением. Полковнику показалось, что он ослышался, но нет, сэр Джеймс уверенно продолжал:– Оказывается, в то самое время, пока Ист-Энд будоражило от кровавого кошмара, в Лондоне появилось новое оккультное общество. – Какое общество? – переспросил полковник, с тихим ужасом осознавая, в какой среде ему теперь придется вращаться ради предстоящего расследования. – Его организовали трое масонов…Мужчина закрыл глаза, еле сдерживая себя, дабы мучительно не застонать. Полковник прекрасно знал, что масонов, с их-то тягой к скрытности, разговорить будет трудно, если вообще возможно. – Дело в том, – вкрадчиво, вполголоса, продолжал Джеймс Грэй, – что оккультные ордена, как и масонские ложи, просто так не учреждаются. На это нужно разрешение другой ложи, более авторитетной. Интересующие нас оккультисты получили его в марте 1888 года. Но официальное объявление об учреждении их ордена появилось только в начале 1889 года. – И, что же?– А между двумя этими датами и произошли шесть убийств в Ист-Энде. – И вы считаете, растерзанные женщины стали подношением злым силам, дабы те оберегали и охраняли новый оккультный орден и его адептов? – Полковник Кристиан не выдержал и улыбнулся. Уж очень несерьёзно звучала эта история, даже для Общества, призванного охранять британцев от посягательств белых кровопийц. – Не имеет значение, что считаю я, – отрезал Грэй. – Главное, так могли считать оккультисты. Я уже начал говорить о трёх учредителях их ордена. Так вот, один из них был хирургом, другой – коронер Северо-Восточного Лондона. – И кто же третий?– Боксер, якобит и бывший куратор музея Хорнимана. – Странная компания. – Главное, что все трое сведущи в герметических науках, а двое так и вовсе профессиональные медики. Намек полковником был понят. Его теория, что убийцами проституток могли быть двое медиков, находила подтверждение в словах сэра Джеймса. И всё же полковник попытался возразить:– В Лондоне служат тысячи врачей с хирургическими навыками. – Но далеко не каждому понадобится перерезать падшим женщинам глотки и уносить с собой какой-нибудь из их органов. – А оккультистам, стало быть, нужно?– Сердце, полковник, у Келли похитили сердце!– Вы же знаете, я не считаю её жертвой Джека-Потро…Глава Общества тут же прервал его. – Поверьте мне, человеческое сердце важный элемент для самой низкой и грязной черной магии. – Если так, и вашему коронеру-масону действительно понадобилось сердце, он вынул бы его куда цивилизованнее, без фонтанов крови и…– Но ведь у всех шести женщин перерезано горло, – не сдавался сэр Джеймс, упорно держась за заветную цифру в шесть убитых и ни одной меньше. – В этом нет ничего удивительного, – пожал плечами полковник Кристиан. – Чтобы жертва не кричала, пока её режут, разумнее сразу перерезать ей горло. – Некоторых смущает, что оно перерезано слева направо. – И что в этом удивительного? – не понял полковник. – В этом обстоятельстве усматривают связь с известным масонским ритуалом, с помощью которого карают отступников, – неопределенно пояснил Грэй. – Это всего лишь совпадение, – заключил полковник. – К тому же, вряд ли можно заподозрить уличных проституток в причастности к масонству. А горло, знаете ли, вообще легче перерезать слева направо, если вы правша и стоите у жертвы за спиной. А стоя лицом к лицу у вас и вовсе ничего не получится. – Какие у вас обширные познания в душегубстве, – попытался сыронизировать сэр Джеймс. – Надеюсь, они получены не на личном опыте?Но полковник отвечать не стал, и Джеймс Грэй невзначай заметил:– И все же, те преступления в Ист-Энде не выглядели рядовыми для этого района. – Согласен, – в задумчивости кивнул полковник Кристиан.

А сэр Джеймс продолжал рассуждать о нравах лондонских трущоб:– Если там и убивают, то ради денег, выпивки, или из ревности. Но для этого не нужно вырезать матки. Вспомните, как убийства Джека-Потрошителя потрясли Лондон в 1888 году. Ничего подобного не было ни до, ни после, не только в Англии – во всем мире. Переубеждать Грэя полковник не стал, ибо знал, что для англичанина всё английское уникально и неповторимо, будь то крикет, пятичасовой чай или даже психопат-убийца. – Скажите, сэр Джеймс, – устало вздохнул полковник, – вы ведь не сами всё это придумали, не выходя из кабинета? Про оккультистов, некий орден, жертвоприношения и трёх масонов?Казалось, сэр Джеймс собирался одаривать подчиненного презрительным взглядом за неверие, но в итоге лишь тактично промолчал. – Тогда ответьте мне, – измученно протянул полковник, – при чем тут кровопийцы?– Оккультисты приносили жертвы им. Полковник, не мигая, уставился на начальника. По его мнению, за семнадцать лет, что сэр Джеймс возглавлял Общество, он мог бы и получше разбираться в кровопийцах и их жизненных устремлениях– Какие жертвы? Зачем? – только и смог вслух произнести полковник. – Ведь на телах убитых проституток не было следов кровопийства. – Я имею в виду, что перед оккультистами из Ордена белые кровопийцы могли предстать в роли неких духовных вождей, которые живут на земле не одну сотню лет и многое знают и ещё большему могут научить. – Как махатмы Блаватской? – усмехнулся полковник, вспомнив россказни покойной теософки о некоем тибетском Белом Братстве, владеющем скрытыми знаниями о тайном механизме природы и вселенной. – Знаете, даже Меритсегер до такого не додумалась. А ведь могла наплести бедняге Сандерсу такое… Он бы ей всю свою кровь отдал без остатка и добровольно. – Вот и я том же, полковник, – с серьёзным видом воззрился на него сэр Джеймс. – Интересующие нас оккультисты, как мне известно, заявляют, что их тайные вожди – это сущности не из мира людей, потому как обладают тайной бессмертия. Ещё они говорят, что тайные вожди поддерживают связь лишь с одним из основателей Ордена и через него незримо управляют другими адептами. – А вам самому откуда всё это известно?Джеймс Грэй ничего не ответил, только подошел к рабочему столу, вынул из ящика пару листов и передал их полковнику. Содержание бумаг оказалось весьма странным и сводилось к списку из набора букв:V. N. R. N. O. M. M. E. V. S. R. M. D. L. C. D. S. D. L. C. N. D. L. V. O. O. RQ. P. A. A. P. V. V. M. O. E. L. R. D. E. D. IF. E. R. S. S. L. E. TL. OS. S. D. D. A. C. S. S. F. S. R. U. P. V. A. V. V. P. V. Q. E. S. A. H. A. P. S. E. Q. V. M. C. R. N. S. N. S. S. H. S. V. A. A. F. R. P. A. A. A. I. A. – И что это? – спросил полковник. – Предположительно, список адептов Ордена. – Не слишком-то много людей они приняли в свои ряды за семь лет. – Но и не мало, – возразил сэр Джеймс, – тем более, список может оказаться неполным. – И кто все эти искатели тайного знания? Это их инициалы?– Этого я не знаю. Но очень сомневаюсь, чтобы имена разных людей можно было сократить от одной буквы до четырех. Эти аббревиатуры похожи на зашифрованные прозвища. Поразмыслив над услышанным, полковник задал Грэю всего лишь один вопрос:– Тогда, позвольте узнать, откуда у вас этот список?Сэр Джеймс замялся, но все же нехотя произнес:– Этого я не могу вам сказать. Тот, кто сподвиг меня на это расследование и сам слишком мало знает об Ордене, хотя и знаком с некоторыми его адептами. Но и список, что вы держите в руках, для него не многое прояснил. – Однако и мне все эти R. , D. E. D. I и F. E. R. ничего не говорят. Что же, всем этим неизвестным было мало масонства?– Стало быть, мало. В ложах уж точно не приносят кровавые жертвы. – Правда? – ухмыльнулся полковник. Казалось, Джеймс Грэй оскорбился, чего и добивался полковник Кристиан. Теперь он был уверен, что Грэй и есть масон, а идею поиска среди лондонских оккультистов Джека-Потрошителя ему невольно подсказали его же единомышленники и братья по ложе. – Полковник, нам необходимо выяснить, кто все эти люди из списка, какое место в иерархии ордена они занимают, и кто из них общается с бессмертными тайными вождями. – Вы так уверены, что за их личиной скрываются именно белые кровопийцы?– Иначе бы я не стал вас беспокоить.

По неизменной традиции, каждую среду в лондонской квартире сэра Джеймса Грэя собирались служащие Общества по изучению проблем инженерной геологии. На подобных приемах, всякий раз они делились друг с другом последними новостями, пересказывали животрепещущие темы из жизни кровопийц и встречавшихся им смертных. Но особенно любили служащие Общества порассуждать о своём долге перед Британской Короной, ведь ему они посвятили свои жизни и жизни своих детей, и никому из простых смертных не дано понять всю важность и значимость Общества, что призвано охранять Англию от белого кошмара, таящегося недрах земли. В этот раз небольшая группа высокопоставленных служащих отделилась от общей массы своих коллег и уединилась в одной из отдаленных комнат. Сэр Джеймс, леди Грэй, её родной брат Рандольф Вильерс, Арнольд Сессил и Джон Рассел собрались здесь тайно из-за трагического происшествия – смерти их коллеги Эдварда Харриса, вернее, его письма, доставленного в штаб Общества только вчера. Прошлым летом тридцатипятилетний служащий Общества покинул Англию на парусно-паровом барке «Орион» и вместе с датской экспедицией отправился к западному побережью Гренландии. С осени от «Ориона» не было известий, и только летом, когда у берегов острова сошли льды, и возобновилась навигация, спасательная экспедиция пошла по известному им маршруту датчан, но ни барк, ни его обломки они так и не нашли. В намеченном месте высадки спасатели обнаружили лишь пустую палатку и одинокую безымянную могилу. В палатке лежала жестяная консервная банка, а в ней хранились письма и записи на волнистых листах когда-то промокшей и высушенной бумаги. Бортового журнала не было, как выяснилось из записей выжившей части экспедиции, он утонул во время кораблекрушения вместе с капитаном. Сухую хронику жизни на острове вел Эдвард Харрис, последний из выживших. К своим записям он приложил два письма – к брату и Обществу по изучению проблем инженерной геологии, в котором служил. Не далее как пару дней назад их наконец-то вручили адресатам. – Я бы хотел, – скорбно начал сэр Джеймс, – прочесть вам последние слова Харриса. Но только вам. Я надеюсь, все услышанное останется между нами. – А в чем дело? – раздраженно поинтересовался майор Арнольд Сессил. При жизни Харриса он не слишком-то с ним ладил. – К чему такая секретность?– Письмо слишком скандальное, – пояснил сэр Джеймс, – Я не хочу, чтобы оно взбудоражило Общество. Но вам следует быть в курсе. Мне нужно узнать ваше мнение об услышанном. Элен, – Грэй передал письмо жене, – прочти ты. Женщина взволнованно посмотрела на супруга, но, взяв себя в руки начала читать послание с того света. – «Сессилы, Вильерсы, Грэи, Темплы, Пэлемы, Стэнли, Расселы! Свое последнее письмо пишу вам я, ныне покойный Эдвард Харрис. Мне жаль тратить те немногие листы, что я вырвал у моря, на обращение к вам, а не моему единственному брату. Но настал час, когда я стою перед лицом смерти. Теперь нет смысла не написать всё, что мне так хотелось сказать вам в лицо все эти годы. Всем вам я известен как сын Джорджа Харриса, секретаря при первом главе Общества, Артуре Сессиле. Да, мне не посчастливилось родиться Харрисом, и лишь потому я стал частью вашего замкнутого мирка созданного исключительно для восьми избранных семей джентри. После тридцати трёх лет существования Общества, может ли теперь кто из вас вспомнить, для чего оно было создано на самом деле? А все вы для чего в нём служите? И кто вы такие? Новая нетитулованная аристократия? Спасители королевских отпрысков? Охранители Британии от орд белых кровопийц, что прячутся от дневного света и ваших вездесущих глаз в темных подземельях?Слишком много времени я пробыл в рядах Общества, и потому понял, что кровопийцы в вашем представлении лишь дикие и кровожадные чудища с непонятными целями и отталкивающим образом жизни. Вы ведь никогда не пытались их понять, даже тех кровопийц, что столетиями живут на поверхности земли и внешне ничем неотличимы от простых смертных. Бьюсь об заклад, никому из вас и в голову не приходила простая и очевидная мысль, что все вечноживущие, когда-то были простыми смертными людьми, такими как мы с вами. А не думали ли вы, что через века и тысячелетия человеческое в них не пропало бесследно, а может быть, развилось до таких глубин, какие смертным никогда не будут доступны и понятны? Живой пример каждый день ходит перед вашими глазами, но и он интересен вам только как исполнитель ваших прихотей. Для вас словно не существует бессмертных, что столетиями жили и живут среди нас, не обращая на себя внимания ни кровожадностью, ни проступками. В Обществе я никогда не слышал, чтобы хоть один из вас поинтересовался, есть ли среди вечноживущих такие, кто некогда был знаком с Клеопатрой или Спинозой, с Шекспиром или Наполеоном. Вам даже невдомек, что бессмертные давно стали свидетелям того, что мы, люди, живущие какие-то жалкие пятьдесят - семьдесят лет, называем историей. Сколько всего вечноживущие могут рассказать, какие вымыслы ученых опровергнуть… Но вам и это не интересно. Они для вас словно иная раса, как негры с краснокожими, что не стоят ни минуты вашего драгоценного внимания. Вас даже не интересует, как они себя называют – кровососами, вампирами, подземниками, а может сокрытым народом? Так-то вы их изучаете. Недаром в Обществе нет ни одного антрополога, зато всегда рвутся в бой медики. Никого из вас не интересует, есть ли у вечноживущих собственный язык, каков быт подземной жизни белых кровопийц, какие их религиозные представления, что они думают о смертных и как к ним на самом деле относятся. Зато в Обществе уделяют особое внимание составу черной крови вечноживущих, ищут предел регенерации тканей и способ сломать или распилить неподдающиеся кости – вы делаете всё, чтобы найти их уязвимое место, а ваши врачи ведут себя как инквизиторы, но не медики. Белый народ вас интересует в той же мере, как биолога интересует новый вид ядовитой лягушки, найденный в Амазонии. Для вас вечноживущие не больше чем те лягушки – такие же мелкие твари, но так вожделен их яд, то ли для создания лекарства, то ли для убийства. Но мне надоело наступать себе на горло и потакать вашим суевериям. Я уехал в дальнюю экспедицию, чтобы не видеть ни одного из вас, не слышать ваших лицемерных и самодовольных речей. Что ж, теперь я уверен, что останусь свободным от вас навеки. Сейчас я вспоминаю ваши ухмылки, когда объявил, что собираюсь ехать в Гренландию, и не могу не признаться, как презираю ваше малодушие. Вас страшили льды и холод? Но это не вам предстояло высадиться на острове, ехать в открытой собачьей упряжке под холодным ветром, что обжигает в лицо, ночевать на стуже и жаться к костру. Я не стану писать вам о каждом проведенном здесь дне. Вряд ли вам интересны заботы и лишения в быту путешественника-исследователя. Вас интересуют только кровопийцы и королевские дети. Что ж, тогда расскажу о первых, ведь я нашел здесь Белую Даму – не то кровожадное чудовище, что рисует ваше ограниченное воображение, а настоящую и благую хозяйку зеленой земли, где царит вечная весна. Я бы не решился на свое авантюрное путешествие, если бы не воспоминания, что оставил мой прадед Генри Вильям Харрис. Семьдесят пять лет назад он и вся команда судна «Баффин», проплывая у западного берега Гренландии, увидели огромный город посреди снега и льда. Его циклопические храмы и обелиски уходили своей высотой за облака, а памятники и дома поражали своим величием. Но в этом грандиозном городе не было людей, словно он был мертв. Я много размышлял над записями прадеда. Мог ли тот город оказаться миражем? Возможно, это явление связано с оптикой льдов, но какой реальный город поблизости мог через них отразиться? Только величественный город в Канаде, в котором нет людей. Но мне о подобном месте неизвестно. Помню, вас забавляли мои размышления о теории Джона Ди? Как жаль, что не смогу посмеяться вам прямо в лицо. Он оказался прав, а все вы – нет! Гренландия – живая земля, и её пространство изменчиво!Доктор Ди был не просто придворным астрологом королевы Елизаветы и алхимиком. Прежде всего, он был главным картографом королевства и потому имел полное право сказать, что теория меридианов Меркатора, пригодная для практической навигации, но неприменима для всякой иной, и надо всегда помнить, что живая изменчивость пространства искажает геометрические аксиомы. Ди знал о Гренландии нечто такое, чего не понять нам сейчас, и что заставляло его предлагать королеве планы для обладания островом. Вслушайтесь в это название: Гренландия – «зеленая земля». Сейчас я оглядываюсь по сторонам и хочу назвать её Исландией – «землей льдов». Может, во времена Эрика Рыжего и первых переселенцев Гренландию и можно было назвать Страной Вечной Весны, но сейчас ничего об этом не напоминает. И самих норманнов здесь давно нет. В Готхобе я встретился с одним пастором, и мы заговорили о загадке исчезновения в Гренландии первых переселенцев из Европы. Как известно, норманны приплыли на остров в X веке, а через пятьсот лет бесследно пропали, словно никогда и не было здесь людей и их деревень. Пастор говорил мне о возможной войне поселенцев с иннуитами, тоже пришлым народом, но мне его слова показались сомнительными. Тогда пастор поведал мне историю о народе Танара, «белых людях», которых иннуиты изредка встречают в снежной пустыне. Пастор считал, что местные обитатели называют так одичалых потомков норманнов. Я же после его слов отчетливо представил себе белых кровопийц. Полагаю, им не так страшен холод как нам, смертным, а два месяца полярной ночи позволяют безболезненно бывать на заснеженной земной поверхности и любоваться северным сиянием. Когда мы отплыли из Готхоба, я всё время думал о белом народе Танара. Могли ли они стать причиной исчезновения норманнов? И что они сделали со смертными – погубили ради крови, или же увели в свои подземелья, чтобы одарить вечной жизнью? Это я и намеревался выяснить по прибытии нашей экспедиции на берег, чтобы после пересечь Гренландский ледяной щит и найти в снегах теплые оазисы, которые в прошлом году так и не смог отыскать Нансен. Ведь именно в таких оазисах, питаемых подземным теплом, и могут обитать белые кровопийцы. Дойдя до условленной широты, наш корабль вошел во фьорд, и мы поплыли к берегу между двух гряд скал. Внезапно на судне началась суета, люди забегали по палубе от одного борта к другому. Я ничего не мог понять. Я пытался остановить хоть одного матроса, чтобы он сказал мне, в чем дело, но все они отмахивались от меня как от назойливой мухи. Один все же крикнул: «Смотри, дурень, они же сближаются!»И я увидел, как скалы, между которых мы плыли, двигались на встречу друг другу! Узкий залив на глазах становился ещё уже, от неба осталась только узкая полоса над нашими головами. Казалось, не пройдёт и двадцати минут, как горы сомкнутся и раздавят корабль и нас вместе с ним. Я знаю, когда эти строки будет читать Арнольд Сессил, он усмехнется, вспомнит про скалы Симплегады и назовет меня аргонавтом. Смейся, Сессил, но я знаю, что видел». Элен Грэй невольно остановилась и озадачено посмотрела в сторону майора Сессила. Тот не сводил с неё, вернее, письма, помрачневшего взгляда. – «Матросы спешно кинулись к шлюпкам, и я последовал их примеру. Не было времени спасать припасы, все хотели сохранить свои жизни. Было несказанно страшно. Гребцы налегали на весла изо всех сил, но течение относило нас обратно к покинутому судну. А скалы становились все ближе и ближе. Позади трещал сдавленный по бокам корабль, а земля впереди казалась недостижимой. В тот момент время для меня замерло, и я понял, что такое вечность, и как скоро она поглотит меня. Я очнулся, только услышав грохот за спиной – это горы плотно сомкнулись, а вода выкинула нас в бухту. Впереди лежал вожделенный берег, и вскоре наша шлюпка одиноко причалила к нему, а мы сошли на землю. Больше никто не вырвался из каменных тисков. И в море не было уже никакого фьорда, только большой монолитный скалистый остров возвышался над водой. Неделю мы вылавливали из моря обломки, что прибивало течением. Когда волной выкинуло ящик с провиантом, нашему счастью не было предела. А на следующий день произошло совсем уж невероятное: до берега доплыли две ездовые собаки, которых оставили на корабле. Это вселило надежду, что могли быть и другие выжившие, но прошла ещё неделя, и море не принесло больше сюрпризов. Только злосчастный остров заметно удалился от берега. Нам осталось надеяться, что следующей весной на наши поиски отправится другое судно и, может быть, даже найдет нас, если его так же не раздавит фьорд. Никто не говорил этого вслух, но все мы тайно завидовали тем, кто остался между скал. Им больше не о чем заботиться, не нужно считать кусочки мясных галет и вытачивать из редких обломков дерева копья для охоты на тюленей. Но тюленей на этом берегу, как назло, не оказалось, медведей тоже. Иногда удавалось поймать зайцев, но их тщедушных тушек не хватало. Вскоре мы съели собак. Теперь нас, выживших после крушения, осталось только семеро. Тогда-то и началось самое странное. Виною тому собачье мясо или общая истощенность, но у четверых матросов помутился разум. Сначала это походило на лунатизм – по ночам они выбирались из палатки и ходили вокруг неё, не обращая внимания на недовольство остальных, кто оставался внутри. Однажды я пошел за матросами следом и увидел, как вчетвером взявшись за руки, они ходят вокруг какого-то камня. Все четверо казались безвольными марионетками, а в их открытых глазах не было и отблеска разума. Я пытался разбудить каждого, но всё было тщетно. Наутро они ничего не помнили о своих ночных бдениях, говорили только о тревожных снах. А на следующий день четверо матросов пропали, исчезли без следа и больше не появились. Нас осталось трое. Неладное началось с коком. Средь бела дня он рвался лезть на скалы и бежать по снегу вглубь острова, крича при этом, что голос зовет его следовать к Полярной звезде. Мне и машинисту Хансену еле удалось связать его, дивясь, откуда в истощенном теле кока взялось столько нечеловеческой силы. Весь день он пролежал в палатке и изрыгал ругательства. Кок без конца твердил о Полярной звезде, и тогда я начал понимать, куда пропали четверо лунатиков. Выходит и кок рвался вслед за ними, на север, навстречу белой холодной погибели. Машинист сказал, что со всеми ними приключилась арктическая истерия. От этого недуга страдают больные и истощенные – сначала человек теряет волю и начинает совершать бессмысленные движения, повторяя их за другими, а иногда он вырывается и уходит на север, сам не зная зачем. Но самое дурное – арктическая истерия может передаваться как зараза. Утром я проснулся, но в палатке никого не было. Выйдя наружу, я понял, что остался один. Видимо, кок выбрался из пут, а машинист пошел следом и встал у него на пути. Теперь тело Хансена лежало на земле с пробитой головой, а кок ушел на зов Полярной звезды. Вот и всё. Теперь я точно знаю, куда и как четыреста лет назад исчезли с острова поселения норманнов. На завтрак я съел последнюю галету и отправился к морю. Гористого острова на прежнем месте уже давно не было, но в бухте появились три новых скалы – они едва поднимались из воды, а между ними проплывали льдины. Джон Ди был прав, чертовски прав! Жаль, что теперь я не смогу лично подтвердить его теорию о живой изменчивости пространства, не смогу доказать, что когда-то Гренландия и вправду была зеленой, не смогу предупредить суда от гибели. На вас, дорогие коллеги, я и не надеюсь. Вы, наверное, уже считаете, что я сошел с ума и пишу это послание в бреду. Тогда читайте дальше, и радуйтесь своей правоте. Пошел снег, впервые за то время, что я провёл здесь. Возвращаясь к палатке, я услышал странный, неожиданный звук – свист, перемежающийся с шипением. Я стал искать источник шума, и нашел его возле того камня, вокруг которого ходили четверо лунатиков. Обернувшись кольцом, под ним лежал мертвый питон. Я совсем не удивился. Конечно, змея из тропиков не проживет в холоде и часа. Откуда она тут взялась? Я ведь уже писал об изменчивости пространства. Может, кок и лунатики шли за звездой и уже бродят где-нибудь на экваторе?Я взял в руки тушку питона и двинулся к горам. Не знаю, как на них вскарабкались остальные, но я не смог. Я принялся искать ущелье, но и его не оказалось. Отчаявшись, я лег на померзшую землю и закрыл глаза. Мыслей не было, наступила глухая тишина. Когда я снова открыл глаза, все вокруг переменилось. Безжизненные горы обернулись зелеными холмами, вместо скудной травы передо мной выросли цветы невероятных красок и размеров. Своей высотой они превосходили деревья и заслоняли бутонами небо, ставшее ярким и безоблачным, а солнце оказалось голубым. Питон выскользнул из моих рук и уполз. Я шел сквозь заросли, прикасаясь к толстым сочным стволам, и утопал в лучах света. Так я и проблуждал в дивном лесу, пока не увидел другой свет, свет от неземного существа, той, что я так долго искал и, наконец, увидел. Одна из белого народа Танара, прекрасная и неземная Белая Дама приблизилась ко мне. Подобная Деве Марии, она улыбалась как любящая мать, заставляя позабыть о боли и холоде. Я не видел её лица, а только тёплый свет, что лился на меня и окутывал всё тело. «Следуй к Полярной звезде», – услышал я. То был не просто голос, он походил на звон, переливистое щебетания птиц, журчание горного ручейка, словно чистый разум пролился мне на голову. Не в силах больше выносить слепящий свет от Белой Дамы, что поглощал меня, растворяя в себе, я припал к её ногам и попросил дозволения остаться рядом с ней. Но Белая Дама только вознесла ладонь над моей головой, и наступила всепоглощающая тьма и холод. Когда я открыл глаза, вокруг были только голые скалы и серое ночное небо. Я не сдерживал слёз и рыдал в голос – моя Белая Дама покинула меня, вернула в лапы приближающейся смерти. Только тогда я вспомнил о голоде, одиночестве и замерзших ногах. Теперь я понял и постиг всё. Мне нечего бояться, некуда оглядываться. Я свободен как никогда прежде. Ничего не имеет больше смысла, нет запретов, только свет. Я иду на север – на зов Полярной звезды». Элен Грэй закончила чтение и вернула письмо мужу. Никто не решался начать разговор первым. Слишком тягостное впечатление оказало на присутствующих послание покойника. – Вот и все, – прокомментировал сэр Джеймс, – что хотел нам сообщить Эдвард Харрис. – Он смирился со смертью… – мрачно произнесла леди Грэй, – Боже!– Он сошел с ума от голода и одиночества, – отрезал Арнольд Сессил. – Какие ещё белые люди в Гренландии!? В снегах им, видимо, удобно маскироваться. А кровь им где взять? Или Гренландия густонаселенный остров?– Как я понял, – вступил до того молчавший секретарь главы Общества Рандольф Вильерс, – Харрис изначально искал в Гренландии не теплые оазисы, а белых кровопийц, что в тех оазисах и живут. Вот и нашел. – Да что с вами? – не унимался Сессил. – И вы туда же…– Послушай, Арнольд, – сдержанно оборвал его Вильерс-старший, – я хочу сказать только то, что в предсмертной горячке человеку может привидеться всё, что он пожелает. – И оскорблять нас он тоже имеет право?!– Он же умирал, Сессил, – напомнил доктор Рассел, – что ему было терять? Вы же и сами знаете, особой теплоты к Обществу Харрис давно не питал. – Господа, – поспешил взять слово сэр Джеймс, – надеюсь, теперь вы понимаете, почему я прошу вас никому ни о чём не говорить? Я не хочу, чтобы в Обществе пошли дурные разговоры. Прежде всего, пусть имя Эдварда Харриса останется в памяти коллег незапятнанным безумием.

В это время, пока гости сэра Джеймса веселились в зале, а пять иерархов Общества скрывали от них письмо погибшего в Гренландии Эдварда Харриса, Томас Вильерс, Хьюит Стэнли и полковник Кристиан заперлись в библиотеке, дабы обсудить, как им разыскать лондонских оккультистов, что по своей глупости могут пасть жертвами белых кровопийц. – Что у нас есть? – рассуждал вслух Хьюит Стэнли, расхаживая по комнате взад-вперёд. – Орден, название которого мы не знаем…– И место их собраний не знаем тоже, – добавил Томас Вильерс, раскинувшийся на софе. – Есть некий список, содержание которого нам непонятно. Стоя у окна полковник напомнил:– Зато мы знаем, что один из учредителей Ордена – коронер Северо-Восточного Лондона. – А значит, – радостно заключил Томас, – мы можем узнать его имя. – Можем, – кивнул Стэнли, – только, что нам это даст? Не будем же мы выпытывать у него имена остальных орденцев. – А почему нет? – удивился его приятель. – Как ты себе это представляешь? Мы не полиция, и не имеем права допрашивать людей без их согласия. Полковник Кристиан решил напомнить Хьюиту:– Ещё у коронера должен быть знакомый из числа бывших кураторов музея Хорнимана. – Мало ли этих бывших кураторов, – недовольно пробурчал с софы Томас. – Если все они якобиты и боксеры, тогда задача усложняется. – Ну, хорошо, – не унимал пессимизма Стэнли, – найдем мы якобита. Что дальше? Вряд ли и он захочет отрыть нам имена других оккультистов. Видя, как едва начавшееся расследование заходит в тупик, полковник Кристиан предложил молодым людям пойти другим путём:– Давайте тогда подумаем, где Орден может проводить свои собрания. – В доме у одного из трех учредителей-масонов, – предположил Вильерс. – Может быть и так, – в задумчивости произнёс Стенли, – но если рассуждать логически… сколько зашифрованных имен в списке?– Что-то около сорока. – Вот. Если сорок гостей собрать в одной комнате, им там будет не протолкнуться. А Орден проводит явно не банкеты для узкого круга лиц, а, скорее всего, ритуалы. Значит, для различных церемоний оккультистам нужно много пространства. – И что за место может им подойти? – поинтересовался полковник. А Стэнли продолжал размышлять на ходу. – Большой зал. В нем должна присутствовать ритуальная атрибутика, свечи, благовония, некое подобие алтаря, чаши, различная мебель, – и, совсем увлекшись, добавил, – ещё нужны комнаты, чтобы орденцам было где переодеться в ритуальные облачения. – Интересно, – загадочно улыбнулся полковник, – а масоны сдают в аренду свои храмы?Этот же вопрос, правда, в несколько иной форме на следующий день полковник Кристиан адресовал главе Общества. Поначалу Джеймс Грэй сделал вид, что не понимает, о чем говорит его подчиненный, но вскоре сдался. – Да, полковник, да – всплеснул руками сэр Джеймс, – вы меня разоблачили…– Поверьте, меня вовсе не интересуют ваши духовные поиски. Мужчине было крайне интересно наблюдать за оправдывающимся перед ним его же начальником. Уже прошли те времена, когда свою принадлежность к масонству принято было скрывать. Но сэр Джеймс упорно продолжал таиться, видимо, в силу привычки. – И всё равно, я не должен вам этого говорить…– В конце концов, – напомнил ему полковник, – вы первый попросили меня разыскать Орден. Я пытаюсь, как могу. Если вы что-то знаете, откройтесь мне. Я ведь действую исключительно в ваших интересах и только по вашей инициативе. И Грэй сдался под напором таких доводов. – Вы оказались правы, – нехотя начал сэр Джеймс, – ложа, в которой я состою, позволила Ордену проводить церемонии в своем здании. Но вход через парадную дверь им запрещен. – И как часто Орден пользуется таким гостеприимством?– Довольно редко. Насколько я знаю, посвящение неофитов проходит на квартирах других братьев. В здании ложи орденцы проводят только крупные церемонии. – И вас и ваших братьев это не устраивает?Сэр Джеймс медлил с ответом, и полковник решил поинтересоваться:– Тогда, почему бы вашей ложе просто не отозвать у Ордена разрешение пользоваться церемониальным залом?– Все очень сложно, полковник. – Я и не сомневаюсь. Мне и самому сейчас очень сложно. Что я должен делать, каких белых кровопийц искать?– Прошу вас, полковник… – Сэр Джеймс попытался остановить град вопросов, на которые и сам не мог ответить, но полковник и не думал уступать:– Орден, в котором, по вашим сведениям, может состоять Джек-Потрошитель, уже семь лет собирается у вашей ложи под носом, но почему-то именно сейчас вас это насторожило. – Джек-Потрошитель не наша забота, а дело полиции, – напомнил полковнику сэр Джеймс. – Обществу же важно знать, чем на самом деле занимается Орден и, главное, кто за ним стоит. – Да что же они такого сделали, раз вы так на них ополчились? Выпустили кому-то кровь, чтоб накормить своих тайных вождей? Вызвали Вельзевула в вашем храме?– Всё может быть, – неожиданно признался Джеймс Грэй. – Уж не знаю, какого вы мнения о масонах, но заверяю вас, ничем черномагическим мы не занимаемся. – А Орден, стало быть, занимается?– Однажды после их церемоний в зале нашли иссушенные листья осины, ясенца, гальбанума, перечной мяты и лепестки роз. Один из наших братьев как знаток средневековых гримуаров без труда определил, что подобный набор употребляют в ритуале призыва ангела Хасана в зримом облике. Представьте, какой ужас мы испытали, поняв, что накануне происходило в храме?– А что именно? – апатично поинтересовался полковник, – ваши гости всё-таки вызвали этого Хасана?– Это не имеет значения! – поспешно воскликнул сэр Джеймс. – Главное, в Ордене практикуют ритуальную магию. И может быть, гоетия самое невинное из их занятий. Ведь в Орден принимают и женщин. – И что в этом ужасного?– Я ведь говорил вам, что трое учредителей Ордена являются масонами. Собственно это и есть главная причина, почему ложа предоставляет им свой храм. Но также те трое принадлежат к Обществу Розенкройцеров Англии, а оно представляет собой кружок по изучению оккультных наук для масонов в градусе мастера. И это самое Общество Розенкройцеров известно в узких кругах весьма специфическими, я бы даже сказал, щекотливыми, взглядами на религию. – И какими же?– Мне, право, неудобно об этом говорить, но один из идеологов Общества Розенкройцеров Англии издал трактат, о том, будто в основе всех религий мира лежит фаллический символ. На этом допущении и строятся все его эзотерические выводы. Полковник расплылся в улыбке. Больше всего его веселило не экзотическое мировоззрение английских розенкройцеров, а та серьезность, с которой Джеймс Грей ему об этом рассказывал. Дабы не терять лица, сэр Джеймс серьезно добавил:– Поэтому присутствие женщин в Ордене и подозрительно, зная, что вместе с ними могут практиковать. – То есть, вы подозреваете, что за Орденом скрывается ещё и эзотерический бордель?– У этого есть вполне конкретное название – сексуальная магия. И да, я подозреваю, что Орден, если и не практикует её, то только пока. – Какое падение нравов. – Вы зря смеётесь, полковник, – попрекнул его начальник. – Недалеко от здания ложи планируют проложить подземную железную дорогу. Работы начнутся в следующем году…Полковник прекрасно понял, что хотел этим сказать сэр Джеймс. Ведь белые кровопийцы всегда появляются там, где Метрополитен начинает строить новые станции и пути. Когда более тридцати лет назад лондонские власти дали разрешение на строительство подземной дороги, они и подумать не могли, сколько проблем повлечет за собой это решение. Под землей рабочие нашли то, чего не должно быть в природе – в шахтах старых заброшенных каменоломен, в многочисленных тоннелях под улицами и жилыми домами Лондона кипела жизнь, и жизнь не та, какой её привыкли видеть простые смертные. За годы строительства подземной железной дороги в тоннелях погибло немало рабочих, и их смерти, разумеется, списывали на несчастные случаи, обвалы и взрывы газа, а не на полное обескровливание. С тех самых пор Общество по изучению проблем инженерной геологии неустанно наблюдало за подземной железной дорогой Лондона и её незваными посетителями из глубины. И все тридцать три года Общество предпринимало всё возможное, лишь бы джинн не вылетел из подземной бутылки на просторы многолюдного города. – … Я неоднократно в одиночку исследовал домовой подвал в здании ложи, – продолжал Джеймс Грэй, – и нашел там задрапированный люк. Из подвала можно спуститься в старый подземный ход. Как вы понимаете, исследовать его я не решился. – Вы могли бы сообщить мне и…– И что? Под каким предлогом я бы провел вас в ложу? Нет, этот вариант я исключил сразу. Единственное, что я выяснил, так это, что ход тянется с юга на север, как раз навстречу будущей новой линии подземной дороги. Если строители потревожат улей, белые кровопийцы, скорее всего, полезут наружу и найдут подземный ход под ложей. А дальше, сами понимаете. Кстати, я не уверен, что они его уже не нашли. – Неужто, – не сдерживая улыбки, вопрошал полковник, – вы подозреваете, что за зримым обликом ангела Хасана скрывается коварный кровопийца и обманывает доверчивых орденцев, обещая им знания потустороннего мира, а сам только и ждет, когда адепты отворят ему свои вены?– К чему ваша ирония, полковник? Вы же не первый год служите в Обществе. Не так давно нам пришлось вспомнить ту заклинательницу кобр из Египта, что выдает себя за богиню Меритсегер. Или вы думаете, в Лондоне подобное невозможно?– Да, нет, отчего же… – призадумался полковник Кристиан. – Были бы только желающие увидеть чудо. – А за последние лет десять таковых обнаружилось слишком много. Особенно после фокусов той русской шарлатанки Блаватской. Но есть люди, которым мало увидеть – они сами хотят стать чудотворцами. Нашелся бы тот, кто подскажет, как это сделать. – Как думаете, «договор, скрепленный кровью» – удачный эвфемизм для сделки между оккультистом и искусителем-кровопийцей?– Вы всё шутите, полковник?– Как раз, напротив. Забавно было бы на это посмотреть. – Я не хочу, что бы вы смотрели, – холодно воззрился на мужчину Джеймс Грей. – Я хочу, чтобы таких договоров в Лондоне не заключалось вовсе. Воскресным утром, пройдя по улице Мэрилебон мимо музея мадам Тюссо, полковник Кристиан завернул за угол и спустился к подземной железной дороге на станцию Бейкер-стрит. Мрак на платформе рассеивал тусклый свет газовых рожков в шаровидных плафонах. Удушливая атмосфера пара и копоти под землей окутывала ждущих людей. Наконец, с шумом прибыла паровая машина. Малочисленные пассажиры тут же заполнили вагоны, и поезд скрылся в кромешной тьме тоннеля. Заняв полупустую скамью, полковник Кристиан вынул из кармана часы и сверился со временем. То же самое он повторил три раза, как только поезд прибывал на очередную станцию. Ровно в 11:00 поезд остановился на станцию Кинг-Кросс, высадив всех пассажиров. Движение по подземной железной дороге прекратилось – в лондонских церквях начались богослужения. – Сэр, – услышал полковник голос смотрителя, – станция закрывается. Поезда пойдут через два часа. Служащий проследовал дальше по платформе в поисках замешкавшихся пассажиров, коих уже и не осталось. Дойдя до конца станции, он развернулся – на платформе никого не было. Со спокойным сердцем смотритель поднялся к выходу. А полковник Кристиан, улучив момент, незаметно спустился с платформы на пути и побрёл вдоль рельсов в непроглядную темноту подземного тоннеля. Отойдя на достаточное расстояние, чтобы его не заметили, полковник вынул из саквояжа футляр для свечи и зажег её, чтобы можно было двигаться целенаправленно. Свои дела он рассчитывал закончить до часа дня и начала движения поездов. Направляя слабый огонек ближе к стене, полковник Кристиан шел вперед, пока не наткнулся на боковой ход. Через сеть технических коридоров полковник снова вышел к путям, а через пять минут блужданий в полутьме он заметил, как вдали по стенам тоннеля расползается тусклая желтизна. Она приближалась, и вместе с ней нарастал лязг движущейся дрезины. Старый обходчик подъехал к нарушителю и, взяв в руку фонарь, сошел с путей. – А, это вы, полковник Кристиан!?– Я, мистер Эбнер. Старик расплылся в улыбке:– А я-то уже забеспокоился, кто тут шастает, да ещё в такое время. Давненько вы тут не появлялись. Я уж подумал, не случилось ли чего?– Спасибо, мистер Эбнер, со мной все в порядке. Ключ при вас?– А как же, – подмигнул обходчик. – Пойдемте. Полковник последовал за стариком. И снова тоннель, боковые ответвления, затем спуск по колодцу со ступеньками. Постепенно подземные ходы перешли из своей цивилизованной мрачности в дикую первозданность пещер. Дойдя через горные выработки строителей до самой нижней точки подземелья, путники, наконец, остановились. Впереди ход им преградила массивная решетчатая дверь. Пока обходчик перебирал ключи на связке, полковник, как и всегда при встрече с Эбнером, спросил:– Как здесь, спокойно?– Тут-то? А как же! – и в подтверждение своих слов, старик хлопнул ладонью по крепкой решетке. – Никто не подходил близко?– Да вертелся тут один дней пять назад. Какой-то палкой в замок лазил. Я прикрикнул, он сразу и ушел. – Как он выглядел?– Тот-то? Да как и все они. Морда бледнючая, борода седая, глаза водяные, ростом вам по плечо. В балахоне он был, темно-коричневом с капюшоном. – Точно не в белом?– Да с чего ему вдруг, – хохотнул Эбнер, – по такой грязи и в белом слоняться?– Он что-нибудь сказал?– А о чем ему со мной говорить? Да и мне с ним не о чем. Лишь бы не кровопийствовал, пока я на службе. Видимо, за долгие годы службы Эбнер успел привыкнуть к белокожим жителям подземелий, и считал их чем-то вроде неотъемлемой части здешней фауны, вроде крыс и жуков. Наконец, он нашел ключ и отворил заграждение, и полковник Кристиан, без колебания вошел в запретное место. – Я ведь уже старик, – продолжал обходчик, – что с меня взять? А вы бы, полковник, поосторожней с ними, с кровопийцами этими. Мало что им в голову взбредет, и не посмотрят, что вы такой здоровяк. – Не переживайте, мистер Эбнер, – улыбнулся полковник Кристиан, – у меня есть, что им предложить.

Дверь за его спиной с ржавым скрипом захлопнулась, и полковник продолжил свой путь в поисках хоть кого-нибудь из исконных обитателей здешних мест. Искать белых кровопийц в лондонских подземельях оказалось не так уж и просто – слишком мало их осталось под городом после появления подземной железной дороги и Общества. Многие ушли подальше от беспокойного места, и никто в Обществе не знал, куда и как именно. Но те кровопийцы, кто решил остаться, отличались особой дерзостью и нежеланием уступать неприятелю, то есть, Обществу, а за одно и всем людям с поверхности земли, и пяди родных подземелий. Всё началось с того, что строители железной дороги приспособили под свои нужды немало километров старинных тоннелей, выдав их за плод собственных трудов. Такой дерзкий захват территории отрезал малочисленных обитателей северного под-Лондона от их собратьев из южного под-Лондона. С тех пор кровопийцы пробирались друг к другу исключительно по земной поверхности под покровом ночи или в густом непроглядном тумане, что окутывал город осенью. Заодно в такие дни белые не упускали шанс поживиться и свежей кровью незадачливых прохожих. Размышляя о подземной жизни кровопийц, полковнику подумалось, что на дерзкий план по обману оккультистов исконные жители под-Лондона вряд ли бы решились, если бы вообще додумались до такого. Те белые, которые встречались полковнику в здешних подземельях, были грубы и деликатностью в общении не отличались. Вряд ли даже самый экзальтированный масон мог бы принять такого кровопийцу за тайного вождя, да ещё обладающего сокрытым знанием. Но также знал полковник и о редких случаях, когда под городом объявлялись пришлые кровопийцы из Шотландии и даже Континента. Как они добирались до Англии и зачем, оставалось только гадать, хотя однажды полковник Кристиан своими глазами увидел, как белые дамы уплывали на лодке из Ирландии в Уэльс. Потому полковнику и думалось, что если и искать в под-Лондоне тайных вождей Ордена, то только среди пришлых кровопийц. Полковник вышел к берегу подземной реки именуемой Флит. Входить в ледяную воду, чтобы попасть на другой берег, ему вовсе не хотелось. Подойдя к другому боковому коридору, полковник ощутил, как теплый ветер ударил в лицо – верный признак, что тоннель ведет далеко и глубоко. Всплески и журчание реки заглушали чьи-то шаги позади. Полковник обернулся и вытянул вперед свечной фонарь. Свет выхватил нырнувшую обратно в темноту фигуру. – Я из Общества, – четко произнёс полковник Кристиан. – Выйди и покажись. Мужчина упорно направлял свет на звук шороха одежд, то слева, то позади, то справа, но никто к нему так и не захотел явиться. Сдавшись, полковник опустил фонарь на землю, и тут же свет упал на подол темного балахона. Фигуру было не разглядеть, но даже в полутьме белое бородатое лицо неестественно выделялось на фоне темных одежд, словно само испускало свечение. Только две бордовые точки зрачков оттеняли лик кровопийцы. Сколько полковнику ни доводилось встречать белых, до сих пор он не мог привыкнуть к ощущению ужаса, что вызывает один их призрачный вид и нечеловеческий взгляд. Конечно, полковник прекрасно понимал, стоит белому кровопийце вернуться на поверхность и привыкнуть жить под светом солнца, вместо альбинизма, что дала ему бесконечная темнота, его волосам, коже и глазам вернется изначальный живой цвет. Но сейчас, стоя в трёх футах от подземного кровопийцы, истинного обитателя здешних мест, понимание, что и он когда-то был обычным человеком, не особо ободряло. – Назови время, – глухо произнёс белый, не отводя глаз от полковника и даже не моргая. Голос его был грубым и сиплым, но он хотя бы соизволил говорить. – Сейчас полдень, – спокойно ответил полковник Кристиан, – и солнечная погода. – Там, – пальцем вверх указал белый, – тебе должно быть. – Я здесь, чтобы говорить с теми, кто, не зная городских порядков, дерзает подниматься в дома смертных. Ты знаешь, где их искать?Но белый не желал отвечать и только презрительно взирал на полковника. Тогда мужчина поспешил открыть саквояж и вынуть бутылку из зеленого стекла с густой багровой жидкостью внутри. – Я заплачу достойно, если укажешь к ним дорогу. Полковник протянул бутыль кровопийце, и тот, немного подумав, принял дар. Откупорив горлышко и втянув ноздрями запах, тот поморщился. – Извини, – развел руками полковник, – лучшего принести не смог. – Сам бы ты такого пить не стал, – ухмыльнулся белый и, словно пропойца, залпом осушил половину, держа бутыль за горлышко и запрокинув при этом голову. Оторвавшись от пития, он недобро глянул на полковника и без слов зашагал вглубь подземелья. Полковнику Кристиану оставалось принять это как приглашение и идти следом. Светя в спину провожатому, так уверенно шагающему в темноту, полковник не мог отделаться от мысли, что белый слишком быстро согласился наняться к нему в гиды.

– Скажи, – приступил к расспросам полковник Кристиан, – давно под городом появились чужие?– Три десятка лет как. – Я не о железной дороге, а о белых. – Они только уходят, – мрачно ответил вечноживущий и на ходу отхлебнул из бутылки, на сей раз не так жадно, – три десятка лет как уходят. – Стало быть, появляются только иноплеменники?Облизнув поалевшие губы, белый недобро ухмыльнулся. – Англы и саксы и есть чужаки на этой земле и под землей. Полковник смекнул, что так мог сказать только кельт, и, скорее всего, довольно старый белый кельт, к тому же, хорошо ориентирующийся в хитросплетениях подземных коридоров. Когда они минули вторую развилку, полковник Кристиан понадеялся, что память его не подведет, и он без труда найдет дорогу обратно. – Что поделать, – заключил полковник, – но англосаксы так не считают. – Всякий губитель назовет себя покорителем. А ты, секей, и сам сын гуннов, завоевателей трижды семнадцати племен. Не желая ввязываться в дискуссию, полковник всё же ответил:– Аттила объединял народы, а не истреблял их. – А ты сам это видел?– Бьюсь об заклад, и ты не выбирался из своего убежища, чтобы посмотреть. Кельту такая дерзость явно не понравилась. Сверкнув бесцветными глазами, он произнес:– Место мое здесь, на земле отцов. Чужаки приходят и умирают, потом приходят другие, а я остаюсь и навсегда останусь. – И потому будешь жить как бродяга?– Не суди, о чём не понимаешь. Твоя родина давно под пятой, то Полумесяца, то Орла. Полковник нахмурился, ибо прекрасно понимал, что опасно вести беседу на исторические темы с людьми в разы тебя старше. А белый кельт всё продолжал:– Это сейчас ты прислуживаешь рабам луны. А своего прежнего владыку ты сам позволил убить. Сразил Дракона в спину. Останься он жив, может, и земля гуннов не знала бы покорителей. Ты не думал об этом, секей?Полковнику крайне не нравилась чрезмерная осведомленность уже не первого встречающегося ему кровопийцы о его же, полковника, биографии, и потому мужчина поспешил свернуть разговор в нужное ему русло:– Лучше скажи о чужеземцах под городом, помимо англосаксов. Давно они здесь появились?– Может и давно, а может и недавно. Для кого время плывет медленно, для кого течет быстро. – Сколько их? Один, двое, трое?– А с чего мне говорить это тебе? – и кельт снова приложился к бутылке. Полковнику такой ответ не понравился, и он жестко бросил кельту в спину:– А с чего тебе пить кровь, что я принес?Белый чуть не поперхнулся от такой дерзости:– Эту гниль ты называешь кровью? – вскипел он, резко развернувшись. – Со скольких человек ты нацедил эти жалкие полпинты? Троих?– Если хочешь свежей, – все так же невозмутимо продолжал полковник, – можешь подняться наверх и поискать. Белый лишь жадно приник к бутыли и, не сводя огненных зрачков с полковника, осушил её до дна. – Приведи меня к белым чужакам, и я принесу тебе ещё. – Я не прирученный зверек, чтобы задабривать меня трапезой, тем более твоей, изменник!В гневе, кельт разбил бутылку о каменистый выступ в стене и двинулся в сторону дерзкого пришельца. Полковник понял его затею, но не успел увернуться – белый с силой пронзил острым стеклом его правый бок. Фонарь выпал из рук полковника и разлетелся вдребезги. Свеча погасла, уступив место кромешной тьме. Полковник с присущей ему мощью оттолкнул напавшего, но тот словно взбешенный зверь вновь ринулся в атаку. Видимо, даже не самая свежая кровь мгновенно придала кельту сил. Сцепившись в схватке, противники давили, колотили и душили друг друга. Соперник полковника явно уступал ему в силе, но у кровопийцы было преимущество, и он им тут же воспользовался. Внезапно чужие руки отпустили полковника. Белый кельт отступил, и это пугало больше всего. Ничего вокруг не было видно, только сдавленное сопящее дыхание раздавалось вдалеке. – Чужаки? – наконец прорычал белый. – Спроси об этом индианку, если увидишь её!Тяжело дыша, полковник облокотился о стену. Рука инстинктивно зажала рану куском материи, случайно вырванной из одеяния кельта. Никогда ещё полковник не истекал кровью в подземелье, полном кровопийц. Вслушиваясь в тишину, он силился понять, здесь ли ещё белый кельт, и если да, то как близко? Тщетной оказалась попытка нащупать спички в кармане, которые, видимо, выпали во время борьбы. Мучительно опустившись на колени, полковник старался нащупать коробок на земле, но под руку попадали только острые камни. Даже разбитого футляра для свечи и саквояжа не оказалось поблизости. Белые кровопийцы всегда умели быть бесшумными и проворными, когда этого хотели. В конце концов, подземелья были их обителью, и найти отсюда выход мог далеко не всякий пришелец, особенно, если ему нечем было осветить себе путь. После потасовки полковнику было тяжело определить, с какой стороны он пришел в этот коридор, и куда его завел кельт. Скользя одной ладонью вдоль стены, а другой, зажимая рану насквозь промокшей от крови тряпицей, полковник двинулся вперед, тяжело переставляя ноги. Он прекрасно понимал, ошибись он сейчас, то велик шанс никогда не выйти из темного лабиринта. Абсолютная темнота и ни капли света. Как забавно было ему вспоминать витиеватые умствования претендентов на оригинальность, будто тьма – это всего лишь отсутствие света. Окажись сейчас такой философ рядом, он бы всем своим нутром почувствовал всепоглощающее, почти осязаемое присутствие тьмы. Ведь она и есть полноправная хозяйка подземелий, безмолвно накрывающая своим крылом белых кровопийц, пряча их от всяких глаз. Белый и черный – две противоположности, что слились воедино. Полковник блуждал по подземелью, как ему показалось, вдвое дольше, чем белый кельт вел его сюда – выходит, он ошибся в направлении. Полковник повернул назад, не надеясь на успех своей тактики. Кровь и не думала останавливаться, а силы утекали вместе с ней. Наконец слабость подкосила ноги, и полковник сполз по стене наземь. Он потерял счет времени. Может, прошло несколько часов, а может дней. Кругом царила чернота, что и не разобрать, когда потемнеет в глазах, перед тем как наступит финал. В конце концов, черный цвет есть отсутствие всякого цвета, а белый – присутствие всех цветов. Ничто поглощает всё, и остается только черная непроглядная темнота. Как забавно, что все плохое в человеческом восприятии связано с черным цветом – траур, зло, колдовство, смерть. А белый – это свет, чистота, невинность, святость. Как странно примерять всё это к белым кровопийцам, особенно свет, от которого они так фанатично отказались. В черном подземелье белые душегубы пили красную кровь смертных. Какое сочетание цветов, почти алхимия! Почти ад. Но преисподнюю хотя бы освещают тлеющие угли жаровен. Там хотя бы слышатся стоны грешников. Здесь же – всепоглощающая оглушительная тишина. Может быть где-то тишина есть отсутствие звука, но не здесь. Тишина, как и тьма, ощутима и неуловимо осязаема. Полковник не услышал звука шагов, но явно почувствовал чужое присутствие подле себя. Такова природа белых – в своей обители они бесшумны и ловки, даже без всякого света. Многовековая сноровка превратила их зрение в рудимент. Только слух, нюх и тактильные ощущения верно служили белым в их подземных путешествиях. А может тьма подарила им что-то взамен глаз, куда более существенное. Щеку полковника тронула холодная рука, вне сомнений, женская. Её прикосновение было неожиданно нежным и заботливым, даже несмотря на то, что чересчур длинные неухоженные ногти незнакомки пару раз едва не полоснули полковника по коже. – Дай мне уйти, – тихо произнёс он, не надеясь, что белая поймет его. – Моё время ещё не пришло. Я не хочу здесь оставаться. Незнакомка ничего не ответила, только отняла руку от его лица. Казалось, она послушно покинула его, только стук грубой подошвы о каменистую землю всё удалялся и удалялся. Завороженный, словно тиканьем часов, полковник слушал и слушал, а шаги всё не затихали. Женские ножки требовательно отстукивали ритм на месте, тогда-то полковник и понял, что это белая зовет его идти следом за ней на звук. Полковник сомневался, стоит ли доверять этой женщине, ведь один белый уже завел его в пустынный коридор и тут же напал. Вот только чутье подсказывало, что хуже уже быть не может. С трудом поднявшись, полковник из последних сил пошел на цокающий звук. Ему уже было всё равно, заведёт ли его белая в логово подземных кровопийц или нет – всё лучше, чем оставаться одному. Неоднократно останавливаясь и опускаясь на землю, полковник просил белую подождать и дать ему передышку, чтобы двигаться дальше, и она покорно ждала. Казалось, коридоры никогда не кончатся – то ли полковник так далеко ушел, то ли незнакомка уводила его ещё ниже. Шаги удалялись все быстрее и быстрее, почти переходя на бег. Полковник не поспевал за белой и вскоре потерял путеводные звуки за плеском подземных вод. Женщины больше не было рядом, только бурное течение реки разрывало тишину. Тут полковник понял, что белая привела его к главному подземному ориентиру – реке Флит. Опустив руку на гладь воды, полковник определил направление течения и смекнул, что вниз по реке вода попадает в Темзу, вверх – выходит на земную поверхность в Хемсттеде. Не побоявшись ступить в ледяную воду, полковник понял, что река в этом месте не глубокая и, значит, Хемстед совсем недалеко, а там можно будет добраться и до дома Грэев. В этот день профессор Книпхоф и его внук доктор Пауль Метц были приглашены на ужин в дом Грэев. Пока слуги приносили блюда и меняли столовые приборы, темы для бесед за столом всё не иссякали.

– В жизни ученого нет места вере, – вещал профессор Книпхоф. – Он не должен верить, он должен знать наверняка. Никаких: «мне кажется», «я считаю» и «может быть». Только: «в ходе серии экспериментов нами было доказано» или «в семи случаях из десяти нами установлено». Наука всегда должна быть точна, особенно медицина. Ошибки здесь нередко влекут за собой фатальные последствия. – Нельзя ни в чём быть уверенным до конца, – тихо возразил его внук, хирург тридцати пяти лет. – Действительно, – подхватила Элен Грэй, обворожительная хозяйка дома, не утратившая былой красоты даже в свои сорок шесть лет. – Всегда должно быть место сомнению. Иначе, как же уберечь себя от ошибки?– Ошибки, мадам, – недовольно ответил профессор, – не случаются у тех, кто знает что он, а главное – зачем, делает. Ошибаются только те, кто усекает свой кругозор рамками того, что они считают возможным, а остальное выкидывают за борт шлюпки своих скудных знаний. – Что же получается, – спросил Джеймс Грэй, предвкушая предстоящий поворот разговора, – по-вашему могут существовать даже невероятные вещи?– Всё, что не опровергнуто, то допустимо. А что не доказано эмпирически – всего лишь сомнительно. – Например, физическое бессмертие?– Почему бы и нет? – кратко ответил восьмидесятисемилетний профессор. – И каким же оно вам видится? – затаив дыхание, поинтересовался глава Общества. – Очевидно, – размышлял старик, – человек, претендующий на звание бессмертного, не подвержен каким-либо болезням. По сути, старение организма и его увядание тоже можно назвать болезнью. Так что бессмертный человек должен выглядеть одинаково на протяжении вечности. Скорее всего, ему не нужна пища в нашем привычном понимании. Ведь если бессмертный не стареет, значит, клетки его организма не отмирают и не заменяются другими. Следовательно, еда как источник строительного материала для клеток такого организма бесполезна. Если бессмертному организму не нужна пища, следовательно, ему не нужна и пищеварительная система со всеми её органами. В общем, – подытожил Книпхоф, разжевав кусочек бифштекса, – бессмертный человек должен оказаться весьма занимательным с точки зрения анатомии существом. – И что же, по вашему мнению, нужно для обретения бессмертия?– Кто знает? – пожал плечами профессор. – Всю историю существования человечества самые дерзкие умы бьются над этим вопросом. Вот брат моего прадеда, например, создал эликсир бессмертия из крови и костей мертвецов. – Бог ты мой! – тихо воскликнула леди Грэй. – Правда, умер он от инсульта, – тут же добавил Книпхоф и бодро заключил, – но главное не результат, главное – стремление. – А вы, оказывается, оптимист, – попытался пошутить сэр Джеймс. – Я – ученый, как и мои предки, – произнёс светящийся гордостью старик. – И кому как не мне продолжать их начинания. – Вы, стало быть, тоже ищете рецепт бессмертия? – в надежде вопросил сэр Джеймс, но профессор только отмахнулся:– Меня не интересуют столь вульгарные эксперименты. И брата моего прадеда они тоже не интересовали. Он просто подходил к делу нестандартными методами. Например, считал, что с помощью пары воронок можно устроить между телами обмен душами. – Каких воронок?– Откуда мне знать, какие воронки он имел в виду? – проворчал профессор Книпхоф. – Может метафизические, может кухонные. Главное, он искал и не сдавался. – Как же звали вашего родственника? – поинтересовалась Элен Грэй. – Может мы слышали о нем?– Иоганн Диппель. Правда, он любил добавлять к своему имени титул «Франкенштайнский» по названию замка, где родился. Повисло гробовое молчание. Если старик и шутил, то шутка явно не удалась. – А что такого? – нахмурился Книпхоф. – Да, брат моего прадеда экспериментировал с человеческими останками, чем и был известен современникам. И он не виноват, что вдова вашего поэта Шелли написала о нём свою страшную сказку. Иоганн Диппель в первую очередь был экспериментатором, а не теоретиком. В интересах науки он искал предел возможного. Только поэтому нельзя считать его работу аморальной. После оправдательного пояснения Книпхофа у некоторых из присутствующих уже сложилось впечатление о профессоре, как о старом маразматике и сумасшедшем ученом вроде того книжного доктора Франкенштейна. Неожиданно в комнату ворвалась обеспокоенная горничная. – Сэр Джеймс… там полковник… он ранен…Грей пулей выскочил в коридор. Тяжело облокотившись о стену, пред ним предстал изможденный мужчина в испачканной промокшей одежде, прижимая руку к окровавленному животу. – Простите, сэр Джеймс, я не стал бы вас беспокоить, но, боюсь, в поезд меня в таком виде не пустят. Поднялась суета: слуги метались из комнаты в комнату, гости вышли на подмогу, и в считанные минуты, не смотря на активные протесты полковника, увели его наверх, спешно уложили на кровать и обнажили торс.

– Очень плохо, – покачал головой старичок, – наверняка, глубокий разрыв паренхимы. – Прошу, – выдавил полковник, – не надо этих умных слов. – Профессор Книпхоф, – пояснил сэр Джеймс, – известный баварский анатом. – Нет уж. Покорнейше благодарю, но я очень даже жив. – Бросьте это ребячество, полковник, – осадил его Грэй. – Дайте компетентным лицам вам помочь. А профессор Книпхоф всё продолжал внимательно изучать рану полковника и, оглядев старый шрам на животе, заметил:– Кажется, вам уже вспарывали селезенку. Какая интересная форма рубца. Где вы его получили?– Я боевой офицер, – сквозь зубы процедил полковник Кристиан. Тут же к постели подошел другой гость сэра Джеймса и со знанием дела принялся осматривать рану. – Меня зовут доктор Метц, – представился он, – я практикующий хирург. А в комнате уже появилась миска с водой, белые простыни и бутылка виски. Увидев, что приготовления к операции закончены, а оба медика готовы приступить к делу, сэр Джеймс поспешил покинуть комнату. – Думаю, вам стоит выпить, – обратился к раненому доктор Метц. – И не уговаривайте, – сопротивлялся полковник. Метц достал из кармана небольшой несессер, внутри которого компактно уместились все необходимые хирургу инструменты: ножницы, скальпели, зажимы, иглы – и стал их со знанием дела перебирать. – Нет, нет, – запротестовал за его плечом старик Книпхоф, – это никуда не годится. Анатом тут же протянул внуку свой несессер, где оказалось куда больше мудреных приспособлений, от одного взгляда на которые, полковнику поплохело, а в голове завертелись два слова: «пытки» и «Инквизиция». – Вы всегда носите это с собой? – удивленно спросил он профессора. – А как же! – воскликнул бойкий старичок. – Медик всегда должен быть готов оказать помощь. Операция началась. Полковник мужественно терпел боль и прикосновения холодной стали. Профессор Книпхоф непрестанно напутствовал доктора Метца по-немецки, пока тот молча производил свои манипуляции. Хоть полковник и знал язык, но их разговор не стал ему понятнее. Знакомыми словами оказались только « вены», «остановить» и «желчь». Особенно настораживала фраза доктора Метца: «кровь слишком черная». Подцепив пинцетом осколок стекла, хирург удивленно вынул его из раны. – Может, стоит пригласить полисмена?– Не нужно, – глухо ответил пациент. – Как же нет? Или вы скажете, что сами были неаккуратны и порезались?– Я предпочту ничего об этом не говорить. Доктор Метц и не настаивал. Дед продолжал комментировать каждое его движение, и было заметно, как внук тяготится столь пристальным вниманием. Полковник почувствовал дурноту только в тот момент, когда Метц вынул из раны кусок чего-то похожего на часть печени и шмякнул его в пустую миску. – Вот и замечательно, – отозвался профессор Книпхоф. – Остались швы, тампонада и повязка. Только когда Метц, наложил последний шов, Книпхоф со спокойной душой покинул комнату. – Я вижу, – заметил доктор, обращаясь к полковнику, – вы не любите врачей. – Нет. Я просто не люблю, когда копошатся в моем животе. А так, у меня нет предрассудков на счёт вашей профессии. – Удивительно, что вы вообще до сих пор в сознании, с такой-то кровопотерей. Кстати, у вас нет каких-либо заболеваний?– Что вы имеете в виду?– Ваша кровь выглядит очень нехарактерно. Полковник устало прикрыл глаза. – А что по этому поводу сказал профессор Книпхоф?– Ничего, – тихо ответил доктор Метц. – Отдохните, вам нужен сон. Полковник и с этим был не согласен. – Пожалуйста, позовите сэра Джеймса. Мне срочно нужно с ним переговорить. Метц возражать не стал, ибо успел понять, что спорить с полковником совершенно бесполезно. Вошедший в комнату Джеймс Грэй всем своим видом излучал недовольство. – Профессор Книпхоф показал мне, что было в вашей ране. Он даже определил по кривизне осколка, что принадлежал он бутылке из-под шампанского. А я даже догадываюсь, что было в той бутылке и куда вы с ней ходили. – Да, – тяжело дыша, признал полковник, – я прошел через подземную дорогу в северный под-Лондон, и не ради праздного любопытства, а исключительно по делу, которое вы мне поручили. – Да что вы говорите? – ехидно произнёс Грэй и присел на стул напротив кровати. Но полковник решил не реагировать на его раздражительность и продолжил доклад:– Я встретил белого, он был довольно разговорчив, но только о пришлых саксах. – Скажите, полковник, вам так опостылело общество нормальных людей, что стало приятно беседовать о завоевании Британских островов с подземными голодранцами?– Вы несправедливы, – возразил полковник, – тот, кого я встретил, коренной житель этой страны.

– Это он вам так сказал? Ради Бога, верьте, если хотите. Полагаю, кровопийца, пырнувший вас осколком вашей же бутылки, заслуживает доверия. – Он говорил о какой-то индианке, и что я должен встретить её в под-Лондоне. Похоже, так оно и случилось. – Забудьте! – отрезал Грэй. – Я запрещаю вам ввязываться в подобные авантюры. Слышите, полковник, забудьте про лондонские подземелья. Когда-нибудь вы оттуда не вернетесь. А мне что прикажете без вас делать? Нет, нет, лечите свои раны. – Для меня есть только одно лекарство, – угрюмо заметил полковник Кристиан. И сэр Джеймс согласно кивнул. – Я уже телеграфировал доктору Расселу. Он приведет кого-нибудь для переливания. – Я был бы вам крайне признателен, если вы выпроводите того пронырливого анатома. Он и так увидел больше чем нужно. – Как знать, полковник, как знать. – И с этими словами Грэй покинул комнату. Мужчина лежал на кровати и обдумывал всё произошедшее с ним за этот беспокойный день. Расследование пошло не так как он планировал. Узнать о белых кровопийцах, выдающих себя за вождей оккультного Ордена, напрямую не получилось и вряд ли получится в будущем. Но полковник не стал отчаиваться и подумал, что теперь ему придется пойти другим путем, более длинным, а именно, узнать имена адептов Ордена, обманутых белыми кровопийцами. Ему хотелось надеяться, что оккультисты окажутся куда разговорчивее и гуманнее белого кельта. Вечерняя прогулка по Ист-Энду не обещала полковнику Кристиану приятных впечатлений, ведь он намеревался пройти по местам былой славы Джека-Потрошителя, о чьих злодеяниях он успел многое узнать, прочтя десятки полицейских протоколов. Полковник Кристиан начал с Бернер-стрит. Семь лет назад по этой улице проходила Элизабет Страйд. Вряд ли тогда она рассчитывала встретить здесь своего убийцу. В тот день в клубе социалистов неподалеку как раз заканчивалось очередное шумное собрание, и десятки людей вот-вот должны были заполнить ночную улицу. Но Джек-Потрошитель уже убил Элизабет Страйд между зданиями двух школ. Её бездыханное тело мокло под дождем, а вокруг толпились взбудораженные мужчины. Убийца пошел на запад, к Майтр-сквер в Сити, где через сорок минут убил Кэтрин Эддоуз. У полковника это путь занял пятнадцать минут. Через дорогу от церкви святого Ботольфа расположилась синагога. Позади неё на площади и нашли тело убитой Кэтрин Эддоуз. Обнаженная по грудь, она лежала в луже собственной крови, а внутренности из вспоротого живота лежали у правого плеча. Полковник считал это последним убийством Джека-Потрошителя, и оно отчасти перекликалось со вторым, на Ханбери-стрит. Тело Энни Чапмен нашли неподалеку от пивоварни, около дома для бедных, где раньше располагалась ткацкая фабрика. Она лежала на спине, а её внутренности покоились у левого плеча. Имело ли это для убийцы особое значение?С первым же телом все было иначе. Мэри-Энн Николс убили неподалеку от железнодорожной станции вблизи от путей – на мостовой около еврейского кладбища. В тот день разразилась жуткая гроза. Небо разрезали молнии, ливень хлестал по мостовой, а на юге пожары в доках обагряли горизонт. Полковнику доводилось слышать, что в былые времена на месте железной дороги пролегал канал, куда окунали ведьм, подвергнутых судебному испытанию. За семь лет здесь кое-что изменилось. На месте постоялого двора теперь стоял паб «Слепой бедняк». В шестистах футах через дорогу по-прежнему работал лондонский госпиталь, но Мэри-Энн тогда он не был нужен. Когда женщину нашли ещё теплую, в её широко распахнутых глазах читался ужас. Голова была почти отделена от тела, но внутренности остались на месте. Сейчас же безликая толпа крутилась у паба, а пьяный гомон мужчин, истерический и не менее пьяный визг продажных женщин наполняли улицу. В тёмных углах таились хмурые сутенёры, что высматривали среди прохожих своих подвыпивших подруг. Проституток же в толпе неизменно выдавало пустое выражение глаз и шатающаяся походка. Будь они трезвы, их взгляд стал бы не намного осмысленнее, ведь нравственная деградация уже давно окутала их разум и души. Те четыре проститутки, которых убил Джек-Потрошитель, тоже были пьяны. В алкогольном дурмане проходила вся их жизнь, и даже на собственную смерть они не смогли посмотреть трезво – тем лучше было для них. Внимательный профессиональный взгляд полковника привлекло юное создание, весьма дивное для этого убогого места. На вид ей было восемнадцать лет, совсем невысокого роста и с аккуратно уложенной прической. Её хрупкая фигурка плавно лавировала между прохожими, то и дело, бросая внимательный взгляд на толпу, словно она хищник, выискивающий добычу. Но никто из прохожих не заслужил её внимания больше чем на пять секунд. Одета девушка была неброско но, в отличие от большинства окружающих, чисто и опрятно. Она явно не была пьяна, и во взгляде читался интеллект. Полковник было подумал, что эта особа вовсе не того сорта, что он предположил вначале, но когда девушка, заметив на себе его заинтересованный взгляд, подошла ближе, то же спросила, со всем присущим ей кокетством:– Мистер желает приятно провести вечер?Голос её был тонок под стать талии, но уже совсем не детский. Определенно, перед полковником стояла проститутка, но проститутка необычная, и он не мог понять, почему так в этом уверен. – А что ты можешь предложить? – спросил полковник, глядя на девушку сверху вниз. Игривая и, вместе с тем, невинная улыбка, милое личико, большие глаза и изящная шейка – на полковника смотрел настоящий ангел во плоти, вот только ангел этот был порочным и оттого павшим на самое дно Лондона. – Если хочешь, можем пойти ко мне, – томно произнесла она, прикрыв глаза длинными ресницами. – Только до моей коморки идти с полчаса. – Далековато. – Но я знаю одно укромное местечко…Взяв мужчину за руку, юная чаровница повела его через пьяную толпу дальше от освещенной улицы в самые дебри безлюдных трущоб. – Куда ты меня заманиваешь? – поинтересовался полковник, на что девушка заливисто рассмеялась. – Такой большой, а боишься меня?– А ты сама не боишься ходить с незнакомцами в такие места? Ведь, случись что, тебя и не услышат. Девушка прильнула к полковнику со всей наигранной страстью, на которую была способна. – А я не хожу с незнакомцами, которым не доверяю. Полковник только ухмыльнулся её словам. Наверное, ей ещё не встречались клиенты, которые вместо привычных действий предпочитают резать кожу и пить кровь. Торговлю телом иные кровопийцы понимают по-своему и, как правило, честно расплачиваются. – Так значит, я внушаю тебе доверие? – на всякий случай спросил полковник, на что девушка с фальшивой наивностью ответила:– Я всё вижу по твоим глазам. Ты не можешь быть злым. Её прикосновения стали более откровенными, и полковник не спешил их прервать, но ровно до того момента, когда ловкие тонкие пальчики скользнули в его карман и легким движением выудили оттуда бумажник. Обвив одной ручищей хрупкую талию, а другой, обхватив тонкое запястье с бумажником в ладони, полковник продолжал любезно улыбаться:– Ну что? А теперь-то тебе страшно?– Отпусти, – гневно прошипела девушка, пытаясь вытянуть руку из цепкой хватки мужчины. От былого ангельского выражения личика не осталось и следа, и на полковника смотрел загнанный бесенок. – Ну уж нет, малышка, – улыбался её бесплодным попыткам полковник Кристиан, – у меня на тебя другие планы. – Ты «бобби»?– Нет, хуже. Эта фраза заставила девушку задуматься, но ненадолго. – Потрошитель? – в ужасе прошептала она. Полковника её предположение немало рассмешило. Девушку же ещё больше напугал его смех, но она не закричала, потому что не смогла. – Успокойся, – произнёс полковник, выхватив свой бумажник. – Я не полицейский, и уж точно не убийца. И зовут меня не Джек. – А как? – еле выдавили девушка, пытаясь вырвать свой локоть из железной хватки. – Фред Райли. – и, не моргнув глазом, тут же ответил ей полковник. – А кто ты, юная прелестница?– Софи. – выдохнула она. – А фамилия у тебя есть?– Симс – дерзко произнесла девушка. – Кто твой сутенер?– У меня нет сутенера, – оскорбилась Софи. – Да что ты? Больше нравится обирать одних мужчин, чтобы не делиться с другими?– А тебе нравится читать нравоучения? Или тискать девушек и не платить?– Может, пригласим полисмена, раз ты чем-то недовольна?С досады Софи заколотила кулачками по широкой груди, чем только рассмешила полковника:– Знаешь, милая Софи, что ты можешь сделать, чтобы я тебя простил?– Нетрудно догадаться, – остановившись, огрызнулась она. – А я полагаю, что трудно. Ты умеешь читать?– Конечно, – презрительно фыркнула Софи– А писать?– За кого ты меня принимаешь?– За уличную шлюху, что отдается в подворотне за три пенни. – Не только за три пенни, – запротестовала Софи. – Ещё и за то, что окажется в кошельке простачка. – Вот это мне в тебе и понравилось. – Что именно? – удивленно вопросила Софи. – Уж очень мне приглянулись твои ловкие пальчики, – пояснил полковник. – Видишь ли, у меня есть одно дельце, и без такой очаровательной и пронырливой особы как ты, мне не обойтись. Что скажешь?Софии задумчиво изогнула бровь:– Значит, ты хочешь предложить мне дело?– И, может быть, даже не одно. – И заплатишь за него?– Разумеется. – И что ты хочешь, Фред Райли?– Сущий пустяк. Для начала очаруй одного джентльмена средних лет, постарайся сделать так, чтобы он пригласил тебя в свою квартиру, а там попробуй добраться до его личной корреспонденции, и когда найдешь, скопируй письма, записки и принеси их мне. Как тебе такая работа? Ведь сущий пустяк. Софи сощурила глаза и отвела их в сторону, словно о чём-то задумалась. Повертев затекшей шеей, она спросила:– И зачем тебе вынюхивать?– Лично мне – незачем. Того требует служба. – Ты же сказал, что не из полиции. – Так и есть. Я состою на службе у одного весьма уважаемого джентльмена, которому не пристало общаться со сбродом вроде тебя. Софи ни капли не обидели его слова, напротив, она коварно улыбнулась:– Может уважаемому джентльмену больше по вкусу бордели на Кливленд-стрит?– Моему нанимателю, – не реагируя на её колкости, отвечал полковник, – интересны сплетни, разговоры и чужие письма. – Тогда, двойная цена, – тут же произнесла Софи. – Само собой разумеется. – Ты не понял. Мне кандидатура джентльмена средних лет не в радость. И доплачивать ты мне будешь за издержки. – Чем тебе не по вкусу приличный человек? – удивился полковник. – Приличный?! – рассмеялась Софи. – Да ваши джентльмены из общества хуже докеров!– И чем же?– Да тем, что у простого рабочего фантазии нет – раз, два, расплатился и ушел. У господ же на уме столько гнусностей и грязи, что они не решаются делать их со своими женами и начинают искать утехи на стороне. А их изголодавшиеся по мужскому вниманию женщины бегают к таким же похотливым любовникам. Зато наивные простачки-мужья, берегут нравственность своих жён и потому идут ко мне. – Так они тебе и платят больше. А ты эти деньги берешь. – Беру, – с вызовом согласилась Софи. – Но без удовольствия. Полковник рассмеялся. Ещё вчера он и представить не мог, что будет обсуждать с проституткой-воровкой причины супружеской неверности. – Так что, – продолжала рассуждать Софи, – мне твой джентльмен не очень-то нужен. Да он точно извращенец! Поэтому, меньше чем за фунт я с ним связываться не буду. Полковник поспешил согласиться на эту сумму, пока девушка не подняла расценки на джентльменов снова. На следующий день полковник Кристиан уговорил доктора Рассел познакомить его с коронером Северо-Восточного Лондона – уж очень полковнику хотелось взглянуть на тайного масона и основателя некоего Ордена своими глазами. Повод для знакомства был найден безупречный: явиться в морг на опознание безымянного тела. – Не понимаю, полковник, зачем вам нужен доктор Весткотт. Он тихий мирный человек и не любит излишнего внимания к своей персоне. Чем он вас так заинтересовал?– Видите ли, Рассел, тихие и неприметные люди зачастую оказываются не так просты, как хотят казаться. К тому же, вы, должно быть, в курсе, что дело Джека-Потрошителя передали Обществу на проверку. Может, доктор Весткотт любезно поведает мне что-нибудь о тех убийствах. – Сомневаюсь, – тут же огорчил его Рассел, – в 1888-ом году доктор Весткотт ещё не был коронером. Полковник недовольно потупил взор. Он-то уже успел представить, как семь лет назад коронер Весткотт с медицинским саквояжем в руке рыскал по тёмным улицам Лондона в поисках припозднившихся проституток, а когда находил их, то спешил убить несчастных и во славу темных сил распороть им брюхо. Зато на утро, когда тело убитых находила полиция, коронер Весткотт прибывал на место преступления и как-бы невзначай забывал описать в своих отчётах как минимум половину важнейших улик, после чего поимка Джека-Потрошителя сделалась невозможной. Но Рассел поспешил разрушить эту стройную теорию полковника. Теперь ему было понятно, что саботажа в расследовании ист-эндских убийств со стороны Весткотта точно не было. Встреча с коронером всё же состоялась. Доктор Весткотт действительно оказался малоприметным человеком: говорил он тихо, будто чего-то стесняясь, и крайне нерешительно отвечал на вопросы. Теперь полковнику и вовсе было тяжело представить такого человека безжалостным убийцей проституток, тем более приносящим кровавые жертвы. Доктор Весткотт любезно согласился лично сопроводить полковника к телу неизвестного утопленника. Стоило только полковнику увидеть раздувшееся посиневшее лицо мужчины средних лет, он поспешил заверить Весткотта, что по счастью, это не его брат. Полковник Кристиан собирался было завязать с Весткоттом разговор о нелёгкой ежедневной работе коронера в морге, но слова застряли в глотке, стоило ему услышать знакомый голос:– А, это вы, молодой человек. Не слишком ли вы поспешили попасть в зал для аутопсии? С вашим-то ранением можно ещё немножко пожить. Это был профессор Книпхоф. Ещё позавчера старик внимательно разглядывал разверзнутое чрево полковника, а теперь стоял у стола с мертвым телом и старательно засовывал в ноздрю покойника какой-то металлический прут.

– Как ваши успехи, профессор? – с участием поинтересовался коронер Весткотт. – Увы, доктор, – произнёс Книпхоф, высовывая окровавленный кусок металла с налипшими на него кусками мозга, – технология требует доработки. Видимо придётся заказать кузнецу ещё один крючок, но на этот раз тоньше и с другим наконечником. Уже со вторым телом ничего толкового не получается. Видимо, авторитет этого потомка Франкенштейна был настолько известен за пределами Баварии, что даже лондонский коронер без лишних слов отдавал ему на растерзание невостребованные тела в своём морге. Не имея желания оставаться рядом с профессором Книпхофом и лишней минуты, полковник поспешил распрощаться с Весткоттом и удалиться, но только для того, чтобы с безопасного расстояния дождаться, когда коронер покинет морг, и проследить, куда же он отправится. Оказалось, что доктор Весткотт каждый вечер посещает один и тот же ресторан. Этим и воспользовался полковник, направив в один из дней в это заведение свою агентессу-соблазнительницу Софи Симс. Но отчего-то дела у девушки не заладились с самого начала, и уже через двадцать минут она покинула ресторан не в самом лучшем расположении духа. Пригласив её сесть в кэб, полковник Кристиан поинтересовался:– Как твои успехи, малышка Софи?Девушка выдохнула и начала гневную тираду:– Да он настоящий извращенец, твой доктор Весткотт! Он даже внимания на меня не обратил!– Какой кошмар, – с наигранным сочувствием согласился полковник, – и куда только катится мир?На самом деле ему было совсем не радостно слышать, что коронер Весткотт не попался на крючок по имени Софи. Это означало, что теперь расставлять ловушки на адептов Ордена полковнику придется куда искусней и с большей фантазией. А Софи с досадой в голосе принялась рассказывать о своей неудаче:– Я села за столик, что ты мне заказал, как раз напротив этого Весткотта. Я так на него смотрела, а он упорно делал вид, что не замечает меня, и даже отвернулся. Я не выдержала и подошла к нему, спросила, не тот ли он самый доктор Весткотт, о котором я так много слышала. Он был такой неразговорчивый. Я пыталась сделать все, чтобы его заинтересовать, а он только насупился и сказал, что не нуждается в моем внимании. Ну не нахал ли!? Я знаю такой тип мужчин. Либо его совсем не интересуют женщины, либо интересуют не женщины. – Либо, – задумчиво продолжил полковник, – ты вела себя столь вульгарно, что Весткотт не решился пятнать свою репутацию знакомством с тобой. Софи скорчила недовольную гримасу:– Я не идиотка, Фред, и знаю, как и с кем себя вести. А у этого доктора, оказывается, была встреча. – С кем?– Каким-то молодым человеком. И ты будешь мне доказывать, что доктор не извращенец, раз променял меня на него?Полковник лишь отмахнулся от её колкостей и требовательно спросил:– Ты можешь описать мне этого молодого человека?Софи нервно передернула плечами:– Не самый приятный тип. – Почему?– Он так на меня смотрел… Будто хотел не только моего тела, но и душу, не меньше. – Смотрел, говоришь? – в задумчивости повторил полковник. – А теперь ты смотри. – Куда? – не поняла она. – На дверь ресторана. Скажешь, когда он выйдет. За час ожидания в тесном кэбе Софи вся извелась, полковник же сохранял подчеркнутое молчание и спокойствие. Наконец, сотрапезник коронера Весткотта покинул заведение. Ничего необычного в его фигуре полковник не увидел – обыкновенный долговязый и сутулый брюнет в пенсне, лет тридцати. Поймав кэб, он поехал на юг в сторону Темзы, и полковник тут же велел извозчику ехать следом. Конечным пунктом этого преследования оказался паб «Старый чеширский сыр». – Сдаётся мне, – заметил полковник Кристиан, – что твоя будущая жертва – писатель. – С чего ты так решил?– С того, что этот паб прозвали приютом литераторов. Может имена Теккерея, Шелли и Диккенса тебе что-нибудь да скажут. – Так мне идти за ним? – в нетерпении спросила Софи. – Если хочешь получить ставку за доктора Весткотта, то да. Узнай, кто этот человек, его имя, где служит, где живет. – Ну, это не сложно. – И ещё, самое главное, узнай, какие у него дела с доктором Весткоттом. И я тебя прошу, не веди себя подозрительно. – Да за кого ты меня принимаешь? – обиделась Софи, – я тебе не какая-нибудь дилетантка. – Вот и иди, малышка, – произнёс полковник, открывая дверь кэба, – завтра расскажешь о своих успехах. Софи вспомнила пронизывающий взгляд незнакомца, и оттого мурашки пробежали по телу. Она не горела желанием вновь ощутить на себе инфернальный взгляд тех карих глаз. Не то, чтобы Софи было страшно, но любопытство не настолько превалировало над благоразумием, чтобы она спешила попасть в лапы таинственного искусителя.

Софи вошла в паб, но незнакомца там не оказалось. Официант любезно рассказал за небольшое вознаграждение, что интересующего её молодого человека зовут Биллиам Йейтс, он поэт и сейчас заседает в «Клубе рифмачей» в комнате на втором этаже. С полчаса Софи одиноко просидела в углу, силясь не привлекать к себе внимание посетителей, что жаждали развлечений в столь поздний час. Она только и делала, что уговаривала себя не сорваться с места и убежать прочь, ведь Фред Райли не оценит её малодушие. Софи и не заметила, как поэт спустился по лестнице и подошел к ней. Стоило ему сесть за её столик, как Софи невольно обернулась и встретила тот самый завораживающий взгляд. Преломленное сквозь линзы пенсне, его магнетическое воздействие словно приумножилось, не позволяя отвести глаз и произнести хоть слово. Прошла то ли вечность, то ли пара секунд, прежде чем поэт произнёс:– Я знал, что ты придешь. – Правда? – еле слышно прошептала Софи. – Я этого хотел, так и случилось. Софи не заметила, как исчезли голоса и звон бокалов вокруг, как интерьер паба сменился на темную меблированную квартиру – карие глаза не отпускали её волю. Чужие руки расстегивали платье, и Софи послушно помогала. Легкое дыхание абсента дурманило помутившийся разум, а прикосновение обнаженного тела подавляло всякое желание к отпору. Его длинный ноготь на правом мизинце впивался в кожу девушки и скользил словно лезвие тупого ножа по спине к ягодицам, а после краткой передышки снова впивался в грудь и бедра, почти до крови. Но Софи было всё равно, она не замечала боли, все её ощущения сжались в ожидании чего-то волшебного, почти забытого. Подобное она испытывала давным-давно и только с соседским парнишкой Эдди, в которого влюбилась без памяти, будучи совсем неопытной девчушкой. Теперь ей казалось, что это Эдди обнимает её и вновь овладевает её телом, но на сей раз не шепчет на ушко глупых нежностей. Но вслед за вспышкой наслаждения пришла пустота, а ощущение, что Эдди рядом, бесследно пропало. Рядом с Софии лежал не он, а Биллиам Йейтс – полные губы, едва заметный шрам на левой щеке, темные волосы пристали к влажному лбу, грудь вздымалась ровным дыханием, а глаза оставались закрытыми. Стоило только Софи спросить саму себя, что она тут делает, как разум пронзило имя Фреда Райли, и чары словно спали. Оглядев комнату и наметив места поисков, девушка аккуратно накрыла спящего мужчину одеялом с головой и соскользнула с кровати. Теперь она ругала себя, что не уличила момент и не подсыпала ему снотворное в выпивку. Но выпивки он не предлагал. Всё случилось слишком поспешно, и теперь ей нужно было действовать осторожно, пока он не проснулся. Софи внимательно осмотрела книжный стеллаж, но ничего похожего на письма там не обнаружила, лишь типографские книги. На письменном столе в беспорядке лежали исписанные стихами листы, но и они её не заинтересовали. В ящиках стола также не нашлось ничего стоящего внимания. Но один из ящиков оказался заперт, и Софи не стала утруждать себя поисками ключа, а просто открыла замок шпилькой из помятой прически, как делала это не раз в других домах. Внутри оказалось то, что она искала, но не письма от разных адресатов приковали её внимание. Тетрадь с датированными заметками – вот что удивило Софи и даже напугало, ведь то был дневник, но дневник необычный. «Я, Daemon Est Deus Inversus, брат Ордена Золотой Зари и Младший Адепт-Ревнитель Ордена Рубиновой Розы и Золотого Креста, продолжаю вести записи своих магических практик». Одно поминание нечистого, хоть и непонятно в каком контексте, заставило Софи содрогнуться. Она взяла чистый лист бумаги и спешно начала копировать для Фрела содержимое тетради мелким убористым подчерком. «14 ноября 1895 года, четверг, 09:05 вечераСегодня я продолжил опыты с созерцанием посредством духовного зрения. Как и положено, я облачился в одеяние Адепта и, вооружившись пентаклем, созерцал Таттву Земли три минуты. После я перенес взгляд на белый лист, где отчетливо проступил образ тёмного контура квадрата. Постепенно боковые стенки квадрата сжались, а его образ стал пропадать. Когда я закрыл глаза, то увидел мерцающий фиолетовый прямоугольник. Усилием собственного воображения я заставил его увеличиться в размерах и принять форму врат. После я вошел в эти врата, на сей раз беспрепятственно, и они затворились за мной. Я был внутри стихии Земли и ощущал, как мое астральное тело плывет в ней, а тело физическое осталось где-то позади. Мне стало тревожно, и я понял, что настало время возвращаться. Когда я прошел обратно через врата, то почувствовал, как они затворились за мной. Моя правая нога судорожно дернулась, и я вновь очутился в своем физическом теле. Только тогда я открыл глаза и сделал эту запись. С полчаса сохранялись ощущения головокружения и легкого озноба». Прочитанное показалось Софи пьяным бредом, но Фред ей платил не за то, что она думает, а за то, что переписывает.