Страх или история одной паранойиСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Когда я выхожу на улицу, я чувствую страх. Животный, загоняющий в угол, сотрясающий неукротимой дрожью моё тело и душу страх. А всё потому что вокруг меня постоянно ходят Они. Но Они не просто ходят, они что-то замышляют. Я вижу это по их глазам. За их взглядами прячутся разные мысли. И это не обязательно хорошие мысли, судя по взглядам, они просто ужасные. Я вижу, как под дождём Они проходят мимо меня — злобные, недовольные или просто отмороженные, помешанные на какой-то безумной идее. Эти последние – самые опасные: они стараются скрыть свою самую ядовитую, самую жестокую злобу, раздутую как переполненный желчный пузырь. Но пузырь тоже имеет свои пределы, то есть я хочу сказать, что рано или поздно он лопнет, и вся эта Злоба и Насилие, скрытые в Них, выльются наружу. Поэтому нужно действовать на опережение, давить их в корне, в зародыше, а лучше всего тогда, когда они не успели ещё зародиться. Вот этот человек, какой-то угрюмый, и он, конечно же, жаждет выплеснуть свою ярость. И на кого? На мокрой пустынной улице только я один, худой и продрогший, я идеально подхожу для того, чтобы на меня наброситься и изувечить. Почему он так смотрит на меня? Возможно, потому что я смотрю на него, но это же естественно – я делаю это, чтобы обезопасить свою персону, на тот случай, если он вздумает на меня внезапно кинуться. Вот, он уже лезет рукой в карман! Зачем он это делает, что он хочет достать оттуда? Точно не паспорт и не сигареты, потому что под осенним дождём они мгновенно промокнут. Вот уже показалась чёрная рукоятка. Что же я стою? Нужно действовать!Вот так, теперь он лежит, хлюпая кровью из рассечённого горла, рукоятка предмета из бокового кармана его пальто торчит наружу. Что это? Фонарик, всего лишь фонарик, но это не значит, что он не мог достать из другого кармана нож или пистолет. Мне некогда это проверять, нужно быстро уходить, пока меня не заметили Остальные. Скорей в подворотню — туда, где никого нет, и светящиеся окна с Их любопытными, вездесущими глазами надёжно скрыты деревьями. Где-то за домом визжат тормоза, ещё немного и Они бы меня схватили, но вот уже и моя парадная, и теперь я в безопасности, пусть даже на короткое время. На моей стальной двери восемь замков, но это ещё не значит, что их никто не сможет взломать. Два окна, выходящие во двор, забраны решётками, и я никогда не открываю плотные шторы и не включаю свет: чтобы никто из Тех, кто напротив, не смог увидеть, как я живу и что делаю, потому что у Них сразу же возникнет желание рассказать об этом другим, а те, в свою очередь, привлекут целые толпы, которые ворвутся в мою квартиру, чтобы уничтожить меня. Я уже слышу любопытные вопросы соседей: «А зачем вам столько замков? А что вы такого храните у себя в квартире?». Им непременно нужно вторгнуться в мой мир, всё узнать, потрогать и попробовать, распотрошить и разложить по полочкам, чтобы потом вынести свой вердикт, дать оценку своим трезвым убогим умом. Они просто чудовища. Ненасытные в своей алчности, они будут искренне радоваться, если их самые чёрные мысли и желания воплотятся в реальность, но так, чтобы всё это происходило не с ними, а с кем-то другим, например, со мной. Почему бы и нет? Ведь такой безобидный одиночка, как я, ничего не сможет им сделать, следовательно, любое Зло, причинённое мне, останется безнаказанным. Но так было до недавнего времени, теперь я могу ответить им тем же, нанести смертельный удар, прежде чем Они успеют сделать что-нибудь мне. Доказательство этого у меня под плащом. Рукоятка ножа всё ещё липкая от крови, кровь также попала на мою одежду, но это ничего, я успею её выстирать — главное, чтобы в это время Они не ворвались в мою квартиру. Тяжёлая стальная дверь и восемь замков — достаточно серьёзное препятствие для этого. Я сажусь на деревянную табуретку и закрываю глаза, в то время, как мои мысли мечутся, словно мыши, запертые в тёмном лабиринте. Если я хочу выжить, я должен избегать всяческих контактов с Ними или сделать их как можно более редкими, чтобы Они не узнали про мой страх, который тут же притянет их к себе, они потянутся к нему своими жадными пальцами, а потом вцепятся мне в горло в стремлении насладиться моей Болью и моей Смертью. В моём холодильнике почти нет продуктов, утром мне придётся пойти в магазин, чтобы купить хлеба, масла, мяса и овощей. Это будет для меня настоящей пыткой, но я выдержу это, если не подам виду, что убил одного из Них, если буду вести себя так же как Они. Проблема только в том, что все Они ведут себя по-разному, иногда даже очень неестественно, значит, чтобы не выдать себя, я должен вести себя как-то неестественно. Но как? Кого я должен изобразить, чтобы мне поверили? Я вскакиваю с табуретки и начинаю быстро ходить по комнате. Можно изобразить хромого или слепого, а лучше и того, и другого одновременно, чтобы никто не мог подумать, что это я перерезал кому-то горло. Слепые никому не могут причинить вреда. На всякий случай я захвачу с собой нож — для подстраховки. Когда я выхожу на улицу, я чувствую страх. Животный, загоняющий в угол, сотрясающий неукротимой дрожью моё тело и душу страх. А всё потому что вокруг меня постоянно ходят Они. Но Они не просто ходят, они что-то замышляют. Я вижу это по их глазам. За их взглядами прячутся разные мысли. И это не обязательно хорошие мысли, судя по взглядам, они просто ужасные. Я вижу, как под дождём Они проходят мимо меня — злобные, недовольные или просто отмороженные, помешанные на какой-то безумной идее. Эти последние – самые опасные: они стараются скрыть свою самую ядовитую, самую жестокую злобу, раздутую как переполненный желчный пузырь. Но пузырь тоже имеет свои пределы, то есть я хочу сказать, что рано или поздно он лопнет, и вся эта Злоба и Насилие, скрытые в Них, выльются наружу. Поэтому нужно действовать на опережение, давить их в корне, в зародыше, а лучше всего тогда, когда они не успели ещё зародиться. Вот этот человек, какой-то угрюмый, и он, конечно же, жаждет выплеснуть свою ярость. И на кого? На мокрой пустынной улице только я один, худой и продрогший, я идеально подхожу для того, чтобы на меня наброситься и изувечить. Почему он так смотрит на меня? Возможно, потому что я смотрю на него, но это же естественно – я делаю это, чтобы обезопасить свою персону, на тот случай, если он вздумает на меня внезапно кинуться. Вот, он уже лезет рукой в карман! Зачем он это делает, что он хочет достать оттуда? Точно не паспорт и не сигареты, потому что под осенним дождём они мгновенно промокнут. Вот уже показалась чёрная рукоятка. Что же я стою? Нужно действовать!Вот так, теперь он лежит, хлюпая кровью из рассечённого горла, рукоятка предмета из бокового кармана его пальто торчит наружу. Что это? Фонарик, всего лишь фонарик, но это не значит, что он не мог достать из другого кармана нож или пистолет. Мне некогда это проверять, нужно быстро уходить, пока меня не заметили Остальные. Скорей в подворотню — туда, где никого нет, и светящиеся окна с Их любопытными, вездесущими глазами надёжно скрыты деревьями. Где-то за домом визжат тормоза, ещё немного и Они бы меня схватили, но вот уже и моя парадная, и теперь я в безопасности, пусть даже на короткое время. На моей стальной двери восемь замков, но это ещё не значит, что их никто не сможет взломать. Два окна, выходящие во двор, забраны решётками, и я никогда не открываю плотные шторы и не включаю свет: чтобы никто из Тех, кто напротив, не смог увидеть, как я живу и что делаю, потому что у Них сразу же возникнет желание рассказать об этом другим, а те, в свою очередь, привлекут целые толпы, которые ворвутся в мою квартиру, чтобы уничтожить меня. Я уже слышу любопытные вопросы соседей: «А зачем вам столько замков? А что вы такого храните у себя в квартире?». Им непременно нужно вторгнуться в мой мир, всё узнать, потрогать и попробовать, распотрошить и разложить по полочкам, чтобы потом вынести свой вердикт, дать оценку своим трезвым убогим умом. Они просто чудовища. Ненасытные в своей алчности, они будут искренне радоваться, если их самые чёрные мысли и желания воплотятся в реальность, но так, чтобы всё это происходило не с ними, а с кем-то другим, например, со мной. Почему бы и нет? Ведь такой безобидный одиночка, как я, ничего не сможет им сделать, следовательно, любое Зло, причинённое мне, останется безнаказанным. Но так было до недавнего времени, теперь я могу ответить им тем же, нанести смертельный удар, прежде чем Они успеют сделать что-нибудь мне. Доказательство этого у меня под плащом. Рукоятка ножа всё ещё липкая от крови, кровь также попала на мою одежду, но это ничего, я успею её выстирать — главное, чтобы в это время Они не ворвались в мою квартиру. Тяжёлая стальная дверь и восемь замков — достаточно серьёзное препятствие для этого. Я сажусь на деревянную табуретку и закрываю глаза, в то время, как мои мысли мечутся, словно мыши, запертые в тёмном лабиринте. Если я хочу выжить, я должен избегать всяческих контактов с Ними или сделать их как можно более редкими, чтобы Они не узнали про мой страх, который тут же притянет их к себе, они потянутся к нему своими жадными пальцами, а потом вцепятся мне в горло в стремлении насладиться моей Болью и моей Смертью. В моём холодильнике почти нет продуктов, утром мне придётся пойти в магазин, чтобы купить хлеба, масла, мяса и овощей. Это будет для меня настоящей пыткой, но я выдержу это, если не подам виду, что убил одного из Них, если буду вести себя так же как Они. Проблема только в том, что все Они ведут себя по-разному, иногда даже очень неестественно, значит, чтобы не выдать себя, я должен вести себя как-то неестественно. Но как? Кого я должен изобразить, чтобы мне поверили? Я вскакиваю с табуретки и начинаю быстро ходить по комнате. Можно изобразить хромого или слепого, а лучше и того, и другого одновременно, чтобы никто не мог подумать, что это я перерезал кому-то горло. Слепые никому не могут причинить вреда. На всякий случай я захвачу с собой нож — для подстраховки. Из старого шкафа я достаю круглые тёмные очки, которые надену, как только отойду от дома, чтобы меня не заметили соседи, которые знают, что я не слепой и не хромой, и сразу же поймут, что я не тот, за кого себя выдаю. Нужно быть очень осторожным, особенно сейчас, когда становится светло. При свете дня Они ведут себя более энергично, больше разговаривают друг с другом, иногда громко смеются, но это ничего не значит – всё это лишь тонкая ширма для той Ненависти и Злобы, которые буквально переполняют Их естество. Так, кажется, я что-то забыл. Ах, да, палка слепого. Она здесь за шкафом и досталась мне от моей бабки, которая жила в этой квартире до меня. Стараясь не скрипеть половицами, которые уж очень расшатаны, я выхожу на площадку и закрываю дверь на все восемь замков. Ближайший магазин находится в торце моего дома, но там меня уже знают, поэтому я иду в недавно открывшийся минимаркет через дорогу. Время раннее, но он, если верить вывеске с цифрой «24», работает круглосуточно. Внутри только заспанная продавщица, которая с неприязнью смотрит на меня, когда я, грохоча клюкой и растопырив пальцы, вваливаюсь в магазин. Сходу я натыкаюсь на холодильник с пивом, бутылки в котором дружно звенят и, оттолкнувшись от него плечом, становлюсь полубоком к продавщице. Та всплескивает пухлыми руками и орёт, чтобы я был поосторожней, но разве Она не видит, что я слепой и что я не виноват в этом, вместо этого она следит за мной с плохо скрываемой злобой и трясётся всем телом за свои бутылки. Откуда в ней столько ненависти к человеку, который ничего ей не сделал, кроме того, что нечаянно толкнул холодильник с пивом? Моя рука под пиджаком сжимает рукоять кухонного ножа, а я внимательно сквозь чёрные стёкла слежу за тем, как толстая продавщица обходит прилавок. Она спрашивает, что мне нужно, и я, запинаясь, называю ей продукты, за которыми пришёл — серый хлеб, пачка масла, куриное филе, а также немного лука, огурцы, помидоры, пучок зелени и пару морковок. Она всё это собирает в шелестящий пакет, пересчитывает на калькуляторе, а потом начинает взвешивать. При этом цены, которые Она мне называет, совсем не те, которые указаны на товаре, а на весах, когда она взвешивает овощи, на двести грамм меньше. Я вижу это даже сквозь тёмные очки, также как и торжествующую, издевательскую ухмылку этой толстухи в синем переднике, которая не спешит отдавать мне мои покупки, пока я не расплачусь. Но как я могу это сделать, если я не вижу знаков на купюрах? Я нарочно долго копаюсь в кармане, лихорадочно соображая, что делать. Я не могу наугад отдать ей пачку денег, так как их у меня слишком мало, но и пересчитывать тоже нельзя, потому что я слепой. Она становится за прилавок, перед ней на разделочной доске длинный нож, для резки хлеба – намного длиннее моего. Случайность, совпадение? Я ни секунды в это не верю. Она выжидательно смотрит на меня, и я вдруг понимаю, что, если я сейчас ей не заплачу, она схватит нож и воткнёт его мне в горло. Возможно, она обо всём догадалась по тому, как я неуклюже изображал слепого: со стороны всё равно виднее, а может, её насторожило то, что я зашёл без проводника, ведь слепые не могут сами ходить по магазинам – они могут заблудиться, потерять деньги или же их просто обманут, как меня сейчас – значит, на самом деле никакой я не слепой!Её пухлая, словно мятая булка, рука зависает над длинным ножом, и в этот момент я выхватываю свой и с размаху опускаю на её запястье. Дикий визг, кровь во все стороны, но мне нельзя уходить, пока я не добью её. Она вопит, держась за разрезанную руку, и пригибается за прилавком, пытаясь уйти от моего ножа, мне остаётся только сбросить массивные весы Ей на голову, что я и делаю. Раздаётся глухой стук, в котором отчётливо слышен хруст костей. В ужасе, с запятнанным кровью пакетом и пиджаком я перебегаю дорогу, спеша укрыться от Тех, кто может меня увидеть и заподозрить во мне убийцу, хотя я просто защищался, только и всего, я сделал это за секунду до того, как она схватила нож, когда поняла, что я не безобидный слепой. Но Они не станут слушать мои оправдания. К счастью, по пути мне никто не встречается и, держась самых тёмных уголков, я поднимаюсь на второй этаж и достаю связку ключей, в которой каждый ключ пронумерован. За два месяца я научился отпирать все восемь замков меньше чем за минуту, поэтому я быстро влетаю в прихожую, на ходу сдирая с себя пиджак. Теперь придётся отстирывать ещё и его. Если я буду тратить так много порошка, то мне придётся идти за ним, а я не представляю, как это сделать в этом враждебном мире. К тому же я совершенно не разбираюсь в порошках, мне могут подсунуть — и, скорее всего, так и будет, — какой-нибудь плохой порошок, который ничего не отстирает. Может быть, вечером, если наберусь храбрости, я схожу в супермаркет. Перед самым закрытием, когда Их там почти не будет. А пока пиджак пусть мокнет в тазу. Закутавшись в тёплый халат, я выхожу в тёмный коридор. Что это за запах? Тошнотворный запах из-за двери в кладовку. Скорее всего, там что-то сгнило из старых бабкиных запасов, но я не буду её открывать, чтобы не распространить запах по всей квартире. Со временем он может улетучиться. Я подсаживаюсь к занавешенному окну и осторожно выглядываю в щелку. Улица, окружённая пятиэтажными домами, уже освещена ярким солнечным светом, и на ней постепенно появляются Они. Женщина в светлом пальто, мужчина в кожаной куртке и с кейсом в одной руке, двое забулдыг, в грязных спортивных костюмах, Они выходят из разных домов и почему-то направляются в мой двор. Если его пересечь, то можно выйти на остановку, но можно обойти и с другой стороны, и так даже короче, так почему Они идут именно это дорогой? Потому что только так Они могут пройти мимо моей парадной. Это всё из-за страха. Они чуют его как животные, как хищники добычу, готовые предъявить на неё свои законные права. Они даже не осознают этого, потому что это происходит на подсознательном уровне. Что, если сейчас Они позвонят в мою дверь? Нет, позвонить они не смогут, потому что я убрал звонок, так как он был слишком громким. Но Они будут стучать, и скорее всего, попытаются её взломать. Я должен подготовиться, чтобы их встретить. На полу в кухне я раскладываю целый арсенал: ножи разных форм и размеров, среди которых длинный мясницкий – с широким лезвием, сегодня он уже дважды спас мне жизнь. В ящике с инструментами я нахожу тяжёлый трубный ключ, если таким огреть по голове, то можно проломить череп. В пыльном углу за балконной дверью я нахожу секатор с длинными ручками, выглядит очень угрожающе, даже держать такой страшно. Что это за звук? Кто-то шаркает на лестнице, за дверью. Нет, только не сейчас, когда я в халате и тапочках, только не сейчас, убирайся, убирайся!Кажется, уходит. Мои руки сотрясает крупная дрожь, они слабеют, секатор с грохотом падает на пол, и я тоже опускаюсь на грязные половицы. Мне хочется закричать, но из груди вырываются только судорожные рыдания. Как я должен защищаться? Сколько бы я Их не убивал, какие бы усилия не предпринимал, Их слишком много, я не смогу расправиться со всеми, у меня просто не хватит сил. Тогда зачем всё это? Не лучше ли сразу сдаться? Нет, я не могу отдать Им единственное, что у меня есть, единственное, что у меня осталось — мою Жизнь, мою связанную Их невидимыми путами жизнь. Я лежу на полу, глядя в обшарпанную стену с местами содранными обоями, на них такой глупый рисунок – какие-то блёклые цветочки. Я заметил, что если думать о чём-то постороннем, то страх на время исчезает. Только в этом нет никакого смысла, потому что он всё равно возвращается, стоит Им появиться в поле моего зрения, но ещё хуже, если я Их не вижу, только слышу посторонний шорох и голоса. Я не знаю, что Они собираются делать, и это вгоняет меня в ещё больший страх, от которого мне хочется забиться в тёмную нору, никого не видеть и не слышать. Нет, пожалуйста, не надо, не подходите. Не подходите к моей двери. Она ведь такая невзрачная, на неё можно совсем не обращать внимания, она совершенно никому не мешает. Но нет, кому-то всё равно нужно там топтаться, шуршать бумагой, рекламными проспектами или счетами за квартиру, которые Они суют мне в ящик и подкладывают под дверь. Они без конца мне их приносят, но я нигде не работаю, следовательно, и нечего с меня требовать, оставьте меня в покое, оставьте в покое, оставьте меня. Что это капает, вода в ванной? Неужели не закрутил? Пошатываясь, я поднимаюсь и иду в ванную. Из-за всех этих шорохов я забыл постирать одежду в тазу. Вода в нём стала бурой от крови, перед моими глазами сразу возникает образ распростёртого на полу жирного тела в переднике, что если Она выжила, нет, не должна после того как я сбросил весы ей на голову. Взбив пену, я начинаю с остервенением стирать пиджак, затем плащ, это занятие очень хорошо отвлекает от мыслей о Них. Но то, что я о Них не думаю, ещё не значит, что Они не думают обо мне. Два трупа неподалёку от моего дома – это достаточно серьёзный повод, чтобы начать поиски виновного. И, конечно же, им буду я – кто ещё здесь так идеально подходит на роль жертвы? По большему счету им всё равно, кого сажать за убийство, они могут даже повесить на меня то, чего я не делал, поэтому всё Их правосудие сплошной абсурд, насмешка над справедливостью. Каждый день они врываются в мою жизнь, пытаются сделать мне какую-нибудь пакость, но никто и никогда их за это не судит. Никто не судит Их за грязные мысли, как будто эти мысли не приводят к таким же грязным действиям, в то время как я боюсь даже подумать о Них плохо, и если что-то и делаю, то только потому, что Они сами меня вынуждают. После стирки я принимаюсь за обед: варю куриное филе, чищу и режу овощи. Голод напоминает о себе урчанием в моём животе, и в этом опять же виноваты Они: если бы мне не приходилось постоянно от Них прятаться и осторожничать, тратить время на стирку одежды, чтобы избавиться от Их крови и запаха, я бы никогда не довёл себя до такого кошмарного состояния. Они с самого начала стремились превратить мою жизнь в сущий кошмар, и вот, когда Они этого добились, Им всё ещё мало, Они хотят найти меня, найти, чтобы лишить меня жилья, моих вещей, моих привычек, моей жизни, наконец!Я подхожу к окну, его стекло покрыто тонким слоем пыли, но улицу и дома напротив хорошо видно. Что, если кто-то всё-таки видел меня из окна? Очки слепого и надвинутая на лоб шапка должны были сделать меня неузнаваемым для посторонних глаз, но какой-нибудь любопытный школьник или пенсионер, страдающий бессонницей, могли проследить, куда я пошёл. Конечно, всё так и было, Они только и делают, что следят друг за другом и за мной, в том числе, думая, что я один из Них и что я об этом даже не подозреваю. Значит, пока я здесь занимаюсь приготовлением еды, Они уже ищут меня, возможно, уже начали опрашивать моих соседей по дому, и те, конечно же, со злорадным удовольствием говорят: «Да-да, на втором этаже в квартире № 16 живёт такой, весьма странный тип, однако, он появляется крайне редко и ни с кем не разговаривает. Наверняка это тот, кого вы ищите, и пусть мы не знаем точно, но уверены, что он и есть настоящий убийца». И вот Они уже всей толпой поднимаются по лестнице, сейчас раздастся стук в дверь и… Нет, там тишина, они затаились и ждут, когда я подойду к двери — только по звуку шагов можно узнать, есть ли кто дома. Филе в кастрюле закипает, нужно подождать полчаса, как говорила бабка, пока не станет мягким, как её руки, её отделённые от тела руки. Я выключаю огонь и сливаю воду. Может быть, снаружи квартиры никого нет, и я всё это себе воображаю, но даже если там кто-то и есть, я не выйду к ним на пустой желудок. Нужно нарезать хлеб и овощи для салата. Я беру помидор и подношу его к бледному лучу солнца, проникающему в просвет между шторами. А что, если отравлено? И овощи, и хлеб, и мясо? Как я могу есть еду, купленную у этого злобно ухмыляющегося создания, которое всего каких-то пару часов назад желало моей смерти? Не помню, чтобы Она успела что-то такое сделать с продуктами, значит, она насыпала отравы заранее, а может быть, специально подсунула мне порченое, хотя с виду всё свежее, но по внешнему виду никогда нельзя сказать, что внутри. Их коварство не знает границ, Они будут на седьмом небе от счастья, когда узнают, что я отравился или умер голодной смертью, только Они не учли, что у меня имеется приличный запас консервов, вот в этом шкафчике с белой дверцей, и почему я раньше об этом не подумал! Ну, а куда теперь все эти продукты? Придётся выбросить – ничего не поделаешь, хотя хлеб, пожалуй, можно оставить, но сначала я насыплю его воробьям в кормушку, чтобы удостовериться, съедобен ли он. Оказывается съедобен, маленькая стайка птиц набрасывается на хлебные крошки за моим окном, и ни одна из них не падает замертво, но это ещё не означает, что остальные продукты не отравлены. Я складываю их в пакет, чтобы вынести, но останавливаюсь в двух шагах от двери: что, если Они только этого и ждут, ведь это идеальный способ выманить меня из квартиры, из моего убежища. А я не могу этого допустить, я не могу допустить, чтобы они меня в конце концов перехитрили. Вынести мусор я всегда успею, но главное – это не попадаться им на глаза, на их жаждущие моих мучений и смерти глаза. Нельзя позволить Им удовлетворять свои низменные страсти за мой счёт, особенно если учесть, что ничего такого страшного я не храню в квартире, только для Них это не аргумент, Они бы наверняка придумали бы что-нибудь, лишь бы скрыть своё разочарование. Они бы стали задавать наводящие вопросы: «А зачем вам столько колюще-режущих предметов, зачем вам секатор, которым вы не пользуетесь? И что это за запах из той комнаты, что вы там храните?». Ничего я там не храню! Я всего лишь хочу, чтобы меня оставили в покое, дали жить своей жизнью, нравится это кому-то или нет. Именно по этой причине я никого к себе не пускаю. Каждый имеет право жить так, как ему хочется, но почему-то никто не может избежать посягательств извне, и всегда появляются Те, кто без спроса вторгаются в чужую жизнь. Если бы я впустил Их, то Они тут же стали бы высказывать свои замечания, к которым мне пришлось бы прислушиваться и делать всё так, как Они говорят, Я бы сразу перестал быть собой и стал бы таким как Они. А я этого не хочу, потому что в этом случае я просто перестану существовать, исчезну! Точно так же, как исчезает каждый в своей жизни, превращаясь в Них. Что это за шум там в парадной? Кто-то из соседей хлопнул дверью. Может быть, все они уже собрались вокруг дома, я должен знать, что происходит там, снаружи, но выходить через дверь слишком опасно. Поэтому я выберусь в окно. Не кухонное, которое на виду у всего двора, а то, что в спальне, выходящее на заброшенный сад с кривыми деревьями. С той стороны никто меня не заметит, значит, я смогу даже взобраться на крышу, оттуда я легко смогу увидеть Их. Откинув шторы и открыв окно, в первый раз за несколько месяцев, я выбираюсь наружу. На подоконнике стоять невозможно, и я сразу хватаюсь за водосточную трубу. Чтобы попасть на крышу, нужно преодолеть три этажа. Я ныряю обратно в комнату, чтобы захватить с собой моток бельевой верёвки и надеть кожаные перчатки. Я не доберусь до крыши, если сразу же сотру себе руки. Накинув моток верёвки на трубу на краю крыши и держась одной рукой за водосток, я рывками поднимаюсь наверх. Вот и скат крыши. Ещё одно усилие и… я чуть ли не носом упираюсь в спину одного из Них. Сидя на корточках, Он возится с пучком проводов. Куда ведут эти провода, я не знаю, скорее всего, в мою квартиру, Он что-то сделал с ними, чтобы убить меня током. У меня нет времени для рассуждений, я должен защищаться! Взмах и удар. И вот тёмная рукоятка с блестящим разрезом стали посередине торчит у него из затылка, он валится набок, а я стою на краю крыши и наблюдаю за Его смертью. Что ты там делал? Зачем тебе столько проводов? Вместе с кровью он выплёвывает: «Инт…нет…», но мне это ни о чём не говорит. Я перешагиваю через дёргающееся тело и смотрю вниз. Там сплошное мельтешение, Они что-то галдят и показывают на крышу. Проклятье, Они меня заметили! Нужно срочно уходить, верёвка всё так же свисает с водосточной трубы. Я быстро спускаюсь с водостока в своё окно. Моя дверь с восемью замками гремит от сильных ударов, через пару минут Они будут в моей квартире. Мне остаётся только ждать, намертво вцепившись в секатор. Как только первый из Них появится, я проткну Его, а затем одним разводящим движением разорву его органы. Потом я выдерну лезвия и воткну в другого, ведь Их так много, так невообразимо много!Что Вам нужно? Почему вы столпились возле моей двери, вы разве не знаете, что это частная собственность? Что ты, в сером кителе, тычешь мне автоматом? Я никого не убивал, они первые начали! Они хотели отнять у меня всё, и я вынужден был пойти на крайние меры. Буду рассказывать в другом месте? Ну, ещё бы – ты ведь один из Них, а Вы все заодно, думаешь, я этого не знаю? Думаешь, я не знаю, что это вы подбросили все эти трупы в комнату с дурным запахом? Вы всегда хотели испоганить мне жизнь, так чего ещё мне ожидать от Вас? Господи, что вы с ними сделали, зачем вы их так изуродовали? И всё только ради того, чтобы засадить меня за решётку, хотя я ни в чём не повинен, я всегда боялся Их, не говоря уже о том, чтобы к Ним прикасаться. Оставьте, уберите от меня свои лапы, я не вооружен, это всего лишь ключи!