Стеклянные глаза не плачутСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Проезжающие мимо кареты отзываются в голове стуком лошадиных копыт. На мокрой брусчатке танцуют лунные блики, сплетаясь с пятнами света от фонарей. Красиво. - Иди. Давай скорее, - в спину упирается острый штык, отсекая путь назад. Голос подруги сейчас звучит холодно и властно, со злорадствующими нотками в голосе. Болезненный тычок под рёбра заставляет сделать ещё несколько шагов. Фрейлины глупо хихикают. - Как упрямая кобыла, право слово, да с кобылой и то легче! Чего же ты ждёшь? - нетерпеливо вскрикивает подруга. Или, лучше сказать, «госпожа»?- Мадлен, прошу тебя, не надо, - она посмеивается моему похожему на скулёж щенка голосу. - Для тебя я не Мадлен, а Ваше Величество. И давай шагай скорее, - фрейлины торопливо стучат каблуками вслед за госпожой, а я покусываю губы от жгучей боли после последнего тычка. Она так жестока... Впрочем, когда дети королей были добрыми? Ещё с самого начала, только попав в этот замок, я поняла, что мне подписали смертный приговор, выбрав компаньонкой принцессы. Компаньонка... Скорее девочка на побегушках, чучело для издевательств. Родители так радовались. Конечно, как же не радоваться - дочь какого-то там захудалого купца сидит возле самой принцессы, обучается её «манерам, изяществу» и робеет от одного лишь взгляда. Замечательный повод для радости, учитывая, что моя старшая сестра пасёт овец, а матушка работает прачкой. - Ваше Величество, я не хочу идти в тот дом, - голос уже заметно дрожит, что только веселит нашу сумасбродную принцессу. - А ты и не пойдёшь, ты проникнешь, осмотришь там всё и вернёшься. Уж больно мне любопытно правдивы ли слухи о некоем безумце, что живёт здесь, - это должно было меня «успокоить». Пальцы уже обхватили кованые прутья калитки, ощущая на себе их влагу и железный холод. С надеждой последний раз оборачиваюсь к принцессе. Улыбается в окружении милейших дам, бросающих на меня хищные взгляды, словно стая падальщиков. Нервно сглатываю. - А если не пойду?- Изнасилуем, - произносит с нежностью принцесса, поглядывая на зонт с острым наконечником, которым подгоняла меня всю дорогу. Пытаясь унять дрожь в коленах, снимаю задвижку на калитке. - Мы покараулим, - говорит Мадлен, хихикая с фрейлинами и подгоняет меня рукой. В окнах не горит свет, кажется, хозяин спит. Парадная дверь закрыта, но можно взобраться по плющу на балкон. С горем пополам, я сбрасываю свои туфли, благодаря Заступницу, что на мне не слишком громоздкое платье. Ухватываясь чем крепче в лозу и обдирая себе руки, я взбираюсь вверх под восхищённые вздохи моей принцессы. Чем выше я забираюсь, тем больше ощущается риск падения, но как бы сильно я не хотела - остановиться уже не могу. Всё тело ноет, но я заставляю себя вцепиться в балконные колонны, ломая ногти. Прыжок и я уже наверху. Фрейлины внизу машут руками. Ненавижу их. Всех. Дверь - по счастливой случайности или же к величайшей скорби? - оказывается незапертой. Осторожно без лишнего скрипа, я нажимаю на резную ручку, легонько толкнув дверь вперёд. Тихо. Никого. Последний раз оглядываюсь, оставляя позади надежду. Я в спальне, по-видимому, самого хозяина. Это довольно просторная комната, убранная в спокойных тоннах, без излишеств. Довольно практично и просто для человека с такой репутацией. После того как он въехал в город, в этом квартале перестали селиться люди, сетуя на странные звуки, доносящиеся с этого двора. В дневное время здесь было тихо, никто не видел хозяина, но стоило солнцу зайти за горизонт - в комнате на первом этаже загорался неяркий огонёк свечи. Поговаривали, что хозяин умер и теперь его призрак ходит, поэтому дому, пугая прохожих и плача по ночам. Каких только историй не насочиняли горожане: и говорят, его жена слегла с какой-то неведомой болезнью, а после умерла, забрав любимого с собой; или это его убила любовница, а жена, узнав об измене, уехала отсюда с детьми; некоторые же наперебой твердят - не было у него детей, холостяком умер! Знай, кому тут верить... Осторожно ступая, боясь громко дышать, дабы не встревожить призрака, я медленно передвигалась, изучая комнату. Вдруг взгляд упал на кровать, где, по-видимому, кто-то спал. Сердце забилось быстрее и уже хотело остановиться, упасть без чувств, когда слух уловил тихий плач, доносящийся снизу. Женский плач. В смятении я застыла, не зная, бежать ли к принцессе или раскрыть тайну дома, узнав плачущего?«В любом случае мне не будет покоя, но подарить этой девице часы издевательств - никогда». Человек в кровати не двигался, похоже, он крепко спал и я не разбужу его. К счастью, дверь, ведущая вниз, тоже была распахнута. Я шла по ступенькам, как по минному полу, боясь их громкого протяжно скрипа. Плач становился всё отчётливее, ближе. Спустившись по лестнице, я вновь остановилась, не зная куда идти. Проезжающие мимо кареты отзываются в голове стуком лошадиных копыт. На мокрой брусчатке танцуют лунные блики, сплетаясь с пятнами света от фонарей. Красиво. - Иди. Давай скорее, - в спину упирается острый штык, отсекая путь назад. Голос подруги сейчас звучит холодно и властно, со злорадствующими нотками в голосе. Болезненный тычок под рёбра заставляет сделать ещё несколько шагов. Фрейлины глупо хихикают. - Как упрямая кобыла, право слово, да с кобылой и то легче! Чего же ты ждёшь? - нетерпеливо вскрикивает подруга. Или, лучше сказать, «госпожа»?- Мадлен, прошу тебя, не надо, - она посмеивается моему похожему на скулёж щенка голосу. - Для тебя я не Мадлен, а Ваше Величество. И давай шагай скорее, - фрейлины торопливо стучат каблуками вслед за госпожой, а я покусываю губы от жгучей боли после последнего тычка. Она так жестока... Впрочем, когда дети королей были добрыми? Ещё с самого начала, только попав в этот замок, я поняла, что мне подписали смертный приговор, выбрав компаньонкой принцессы. Компаньонка... Скорее девочка на побегушках, чучело для издевательств. Родители так радовались. Конечно, как же не радоваться - дочь какого-то там захудалого купца сидит возле самой принцессы, обучается её «манерам, изяществу» и робеет от одного лишь взгляда. Замечательный повод для радости, учитывая, что моя старшая сестра пасёт овец, а матушка работает прачкой. - Ваше Величество, я не хочу идти в тот дом, - голос уже заметно дрожит, что только веселит нашу сумасбродную принцессу. - А ты и не пойдёшь, ты проникнешь, осмотришь там всё и вернёшься. Уж больно мне любопытно правдивы ли слухи о некоем безумце, что живёт здесь, - это должно было меня «успокоить». Пальцы уже обхватили кованые прутья калитки, ощущая на себе их влагу и железный холод. С надеждой последний раз оборачиваюсь к принцессе. Улыбается в окружении милейших дам, бросающих на меня хищные взгляды, словно стая падальщиков. Нервно сглатываю. - А если не пойду?- Изнасилуем, - произносит с нежностью принцесса, поглядывая на зонт с острым наконечником, которым подгоняла меня всю дорогу. Пытаясь унять дрожь в коленах, снимаю задвижку на калитке. - Мы покараулим, - говорит Мадлен, хихикая с фрейлинами и подгоняет меня рукой. В окнах не горит свет, кажется, хозяин спит. Парадная дверь закрыта, но можно взобраться по плющу на балкон. С горем пополам, я сбрасываю свои туфли, благодаря Заступницу, что на мне не слишком громоздкое платье. Ухватываясь чем крепче в лозу и обдирая себе руки, я взбираюсь вверх под восхищённые вздохи моей принцессы. Чем выше я забираюсь, тем больше ощущается риск падения, но как бы сильно я не хотела - остановиться уже не могу. Всё тело ноет, но я заставляю себя вцепиться в балконные колонны, ломая ногти. Прыжок и я уже наверху. Фрейлины внизу машут руками. Ненавижу их. Всех. Дверь - по счастливой случайности или же к величайшей скорби? - оказывается незапертой. Осторожно без лишнего скрипа, я нажимаю на резную ручку, легонько толкнув дверь вперёд. Тихо. Никого. Последний раз оглядываюсь, оставляя позади надежду. Я в спальне, по-видимому, самого хозяина. Это довольно просторная комната, убранная в спокойных тоннах, без излишеств. Довольно практично и просто для человека с такой репутацией. После того как он въехал в город, в этом квартале перестали селиться люди, сетуя на странные звуки, доносящиеся с этого двора. В дневное время здесь было тихо, никто не видел хозяина, но стоило солнцу зайти за горизонт - в комнате на первом этаже загорался неяркий огонёк свечи. Поговаривали, что хозяин умер и теперь его призрак ходит, поэтому дому, пугая прохожих и плача по ночам. Каких только историй не насочиняли горожане: и говорят, его жена слегла с какой-то неведомой болезнью, а после умерла, забрав любимого с собой; или это его убила любовница, а жена, узнав об измене, уехала отсюда с детьми; некоторые же наперебой твердят - не было у него детей, холостяком умер! Знай, кому тут верить... Осторожно ступая, боясь громко дышать, дабы не встревожить призрака, я медленно передвигалась, изучая комнату. Вдруг взгляд упал на кровать, где, по-видимому, кто-то спал. Сердце забилось быстрее и уже хотело остановиться, упасть без чувств, когда слух уловил тихий плач, доносящийся снизу. Женский плач. В смятении я застыла, не зная, бежать ли к принцессе или раскрыть тайну дома, узнав плачущего?«В любом случае мне не будет покоя, но подарить этой девице часы издевательств - никогда». Человек в кровати не двигался, похоже, он крепко спал и я не разбужу его. К счастью, дверь, ведущая вниз, тоже была распахнута. Я шла по ступенькам, как по минному полу, боясь их громкого протяжно скрипа. Плач становился всё отчётливее, ближе. Спустившись по лестнице, я вновь остановилась, не зная куда идти. Всхлипы слышались довольно близко, но я не могла понять где, пока не увидела чулан как раз под лестницей. Рядом на гвоздике висел ключ, которым я попыталась отпереть висевший на двери замок. Он легко поддался, тихо щёлкнув. Здесь было очень темно и пахло затхлостью, вперемешку с пылью и ещё чем-то. Очень странный аромат, не слышный поначалу, но резкий и головокружительный после. - Эй? - я тихо позвала плачущую, на что в чулане стало очень тихо. - Не бойся, я пришла помочь. Что-то мелькнуло внизу, в нескольких метрах от меня. Девушка. С тёмными, спутанными волосами. Она протягивала ко мне руку. Не медля, я подошла к ней, помогая подняться. Она была лёгкой и пошатывалась, ощутимо дрожа, от холода... или от страха?Поддерживая её, я помогла ей выйти из чулана в комнату. Она что-то бубнила себе под нос и дрожала. Что-то громко скрипнуло. Девушка запрокинула голову так, что волосы более не скрывали её лица и начала трясти меня за плечи. Я не могла сдвинуться с места. Её глаза... Они были стеклянными. Неживыми. Кукольными... Громкие шаги приближались, а девушка всё громче шептала отчаянно: «Помоги мне! Помоги... »В какую-то секунду она взвизгнула и отпрянула. На мою голову обрушилось что-то тяжёлое. Наступила темнота. Темнота сгущалась, медленно превращаясь в смолу с запахом дыма. Крик матери отчётливо звучит над ухом: «Ты нас опозорила!» Спину обжигает ударом. Матушка стирает белье... В воздухе разлита мыльная вода. Так скользко. Так холодно. Матушка стирает белье ночью, дымя в комнате огарками свечей. Воск капает на щёки. Закрой глаза. Закрой, иначе ослепнешь! Спину рассекает ударом мокрой тряпки. Холод режет. Не открывай глаза... «Мерзавка, у тебя был такой шанс - ты была около самой принцессы!»Матушка, не надо... Кап-кап - воск на каменных плитах. Хрусь-хрусь - мои пальцы. Глохну от воя, гудящего в голове. - Прости... Мрак рассеивается, но здесь тоже темно. Так сладко пахнет. Невольно кашляю, пытаясь приподняться. Горячие капли падают на кожу, кто-то громко всхлипывает совсем рядом. - Не извиняйся - ты не виновна. Если бы я не позвала тебя, если бы... Ты могла выбраться, - её речь прерывиста и немного непонятна. А я боюсь, потому что не знаю - кто эта девушка? Боль эхом проносится в голове, резко, принуждая вспомнить. Подчиняюсь, не имея выбора, покорно терпя пульсацию в висках. Мгновенье, два - я теперь осознаю. Мы в ловушке. Сквозняк холодными лезвиями танцует на спине. Ладонями стираю с лица чужие... слёзы? Осторожно слизываю капли с ладоней. Во рту вкус ржавчины. Кровь. - Кто он? - мой голос звучит как-то приглушённо, в горле скребётся песок. - Он - монстр, чудовище во плоти, - спиной чувствую её дрожь, кажущуюся нервной, но на самом деле это уже просто рефлекс. Защитная реакция беспомощного организма. Поворачиваюсь, обнимая эту несчастную девушку, лишённую связующей нити между тьмой и светом - лишённую зрения. Что она чувствует? Хочет ли она дальше жить? А если даже и хочет, она не сможет. Горечь. Горечь в её всхлипах, рвущихся наружу, раздирая неокрепшую молодую плоть. - Зачем он забрал твои глаза? - мои вопросы жестоки, даже слишком, но я должна знать. Попытаться понять. - Он безумец... чудовище, - она не знает. Какая же я глупая... Даже если бы она знала - стала бы об этом говорить?Темнота сгущается. Могло пройти несколько часов, полдня или же всего пару минут - узнать было трудно, считать - мучительно. Он пришёл, казалось, спустя вечность. Я вскочила с места, решительно набросившись на мужчину. Укусить, поцарапать, причинить боль - что угодно, лишь бы выбраться. Он был сильнее меня - схватил за горло, лишая жизненно необходимого воздуха. Придавил не настолько сильно, чтобы убить, но вполне сносно, чтобы остановить. Как хозяин, воспитывающий свою собаку. Я задыхалась, хватая ртом воздух, слушая свист своих лёгких и крик той слепой девушки. А он бил правильными точечными ударами носком в живот, не оставляя между этими ударами секунды для вдоха. Я не заметила, когда он прекратил - тело ныло от боли, судорожно сжимая мышцы с запёкшейся внутри кровью. Он схватил моё лицо в свои руки и заставил заглянуть в свои глаза. Всё вокруг окутала морозная до ужаса спокойная синева. И почему-то я подумала в тот момент, что его глаза прекрасны и ещё долго эта мысль жила внутри, даже после того как он хлопнул дверью, оставляя нас во мраке. Нас. Она долго ползала по комнате - я слышала эти шорохи, похожие на тянущийся по полу, тяжёлый мешок. Её прикосновения были холодными, сухими и приятными, когда пальцы касались мест с синяками. Ещё пока незаметными, но ощутимыми, ноющими. Я ощущала себя лоскутной куклой, через один квадратик ткани отмеченной кусочком боли. Слепая девушка грызла свои пальцы - от голода или, быть может, вины? Она молчала, а я думала, что нахожусь в этой клетке одна. Стало бы мне от этого легче?Чернота плавала в воздухе склеившимися крупинками, чем-то напоминая мошек. Глядеть на эти стаи летающей пыли болели глаза, из-за чего общая картина изредка подёргивалась белым шумом. Тишина звенела в ушах. Так спокойно. Только кажется... Девушка с кукольными глазами - Ирэн, перекатывает во рту сухой язык, вероятно мечтая о том же, что и я. Воды. Ещё имея в костях хоть какую-то силу, я пыталась пинать двери, ковыряла их и даже выбивала плечом. Только зря изводила себя и давала надежду Ирэн, затаившую дыхание, слушая мой план действий. - Он входит, я вцепляюсь зубами ему в шею, перекусываю и мы бежим. Он входит, я вцепляюсь... - уже стало мантрой, к слову, нисколечко не успокаивая. «Принцесса, небось, довольна. Слухи оправдали себя. Интересно, она забыла о моём существовании сразу или немного погодя?»Прекрасные неутешительные мысли вертятся в голове. Удивительно искусство совмещать «прекрасное» и «неутешительное» в одном предложении. Прекрасно и одновременно неутешительно то, что я попала в замок. Прекрасно и неутешительно то, что в плену у безумца. Прекрасно и... «Хватит!» - вскричала я собственным мыслям, продолжая: «Если так пойдёт и дальше, я забуду всё прекрасное в этой жизни. Давай же, вспомни о мягких, хрустящих свежевыпеченных булках, о цветах, ласкающих обоняние - у тебя получится... »В двери что-то щёлкнуло, оборвав мысли на круассанах и тёплом молоке, плавно возвращая к исходному: «Он входит, я вцепляюсь... »Никто никуда не вошёл и никто не успел вцепиться: в комнату просто бросили что-то округлое и закрыли дверь. Четыре секунды. За четыре секунды в дверном проёме мелькнули его пальцы. И всё, никакого битья, ни одного слова. А меж тем Ирэн оживлённо поползла в поисках брошенного нам предмета. Моё ослабшее побитое тело отказывалось зря растрачивать силы, приготовленные для судьбоносного броска. Сухие губы поспешно зашевелились: «Что там, еда?»- Мыло, - голос девушки был похож на поникший цветок. - Стало быть, нам сейчас принесут воду? Хорошо, - я во всех красках представила себе, как окунусь в таз горячей воды, как мои синяки перестанут ныть и расслабленно запульсируют в кипятке, а промеж костей вылетит застрявший песок. - Нет, не принесут, - такой голос мог быть только у человека, который сейчас горько зарыдает, через мгновенье я поняла почему. - Это есть... - Мыло?! - вскрик потряс всю комнату, скорее от неожиданности, чем от громкости. - Он уже приносил мне раньше, бил и заставлял грызть... Давай я съем половину и половину ты? - она меня просила, нет, умоляла это сделать. - Если не съедим, нам хуже будет, поверь, - она придвинулась ко мне ближе, так что лишь по колебаниям воздуха я смогла ощутить её дрожь. Не дрожь. Судороги, которые с каждым проглоченным куском нарастали. В темноте я не видела её лица, но слышала мычание и всхлипы, которые медленно переходили в истерику. Уже через несколько укусов, её начало рвать смесью мыла и ещё не пойми чего. Она рыдала, вплетая свой плач между рвотными сокращениями, сочиняя поистине ужасающую мелодию, пробирающую до костей. - Я не могу больше... пожалуйста, доешь его! - в мою ладонь лёг скользкий всё ещё большой кусок мыла.

Она не съела даже четверти... - Пожалуйста, - молила девушка, выплёвывая на пол странную гадость. В воздухе пахло розами и зловонными рвотными массами. Розы... Да он эстет. - Давай натрём на всё тело, разотрём полностью? - я пыталась придумать что угодно, лишь бы не есть его. - Нет! Нет, он узнает, он увидит! Что если он сделает с тобой то же самое, что и... - я поняла, о чём она говорила и старалась не прислушиваться к тому, как её снова выворачивает. Склизкий кусок чуть не выскользнул, пришлось вцепиться в него ногтями. Другого выхода нет, придётся это съесть... Я лизнула его языком, поморщившись от неприятного вкуса бычьего жира. Здесь чувствовались ещё резкие нотки концентрированного травяного масла, смешанного с розовым. Запахи ударили в нос ещё сильнее. Оттягивать некуда - я вцепилась зубами в довольно большой кусок, разом отломив его. Жир быстро таял, во рту всё начинало слипаться - язык прилипать к нёбу. Из краешков рта потекли склизкие ниточки, капая на шею, грудь, на пол. Зубы мололи гадость в кашицу. Горло отказывалось проглатывать это, его стеночки слипались, не разрешая воздуху проникать внутрь. Сделав над собой усилие, я заставила горловой сфинктер сократиться, сразу же получив отдачу. Меня точно так же вырвало на пол, как и Ирэн. Тёплая рука легла на плечо, ещё одна подталкивала пальцы с зажатым между ними мылом ко рту. - Ну, пожалуйста, ты ведь сможешь, - она продолжала просить меня, заставляя сжатые челюсти открываться, принимая ещё один кусок мыла. Она плакала, как всегда без слёз. Я покорно глотала кусочки, даже не жуя их, от чего липкая гадость останавливалась камнем в горле и меня снова начинало выворачивать. Желудок извергал всё, что в него попало вчера и даже позавчера в виде почти перетравленной каши. Аромат душистого мыла едва перекрывал стоящий в чулане смрад. Меня колотило, бросало в жар и в холод, тело усеяло каплями пота. Влажные волосы прилипали к лицу некрасивыми сосульками, но чужая рука продолжала запихивать в меня остатки. - Ещё совсем немного. Потерпи, я доем всё, что ты не сможешь. Клянусь! - она приставляла пальцы к моим слипшимся губам и просила, просила, просила... - Нет, - пробулькала я, зажмуриваясь, плача и отрицательно маша головой. - Я клянусь!Сделав ещё одно усилие над собой, я откусила совсем небольшой кусочек - остальное уже таяло в моих пальцах. Из глаз вместе со слезами сыпались искры, всё тряслось, словно в лихорадке. Всё тряслось внутри. Вырывалось наружу вместе с липкой жижей, а я уже чувствовала, как желчь обжигает горло, как горько становится во рту. То ли от мыла, то ли от этого желудочного сока. - Молодец, ты справилась, всё уже хорошо, - она гладила меня по мокрым волосам и держала, чтобы я не свалилась в собственные рвотные массы. А желание такое было... Она слизывала мыльные потёки с моих рук, после уже с шеи, а потом с лица. Было так скверно, так пусто внутри. Казалось, кишки тоже вылезли наружу и теперь валяются в той мыльной каше. Ирэн тоже было плохо. Своими слабыми руками я нашарила её талию и прижалась. Под пальцами чувствовались рёбра, я проводила по ним, как ребёнок играет на ксилофоне. Страшно. Просто страшно. Болезненные пульсации не прекращались. Желудок ещё сокращался внутри, разливая по тонким стеночкам кишок обжигающие кислоты. Я почувствовала себя пустой и... чистой. Идеально чистой. Всё ноет и жжётся, всё чешется, но почесать невозможно. Щиплет, скребётся, словно что-то живое медленно прогрызает себе путь. Так скверно... Вся эта гадость рвётся изнутри. Ирэн всё ещё обнимает меня, не могу понять, спит она или нет. Как будто после этой пытки можно уснуть спокойным сном. А что дальше, если это только начало? В том, что это начало я нисколько не сомневалась. Так странно - мне кажется, что я сплю. Сознание изредка проясняется и глаза жмурятся от яркого света, а потом обратно - мир, словно стекло, покрывается испариной и я ничего не вижу. Не понимаю. Где сон, а где явь? Совсем не различаю, ведь в обоих измерениях моё тело болит одинаково, без каких-либо отличительных черт. «Во сне должно быть легче», - мысли слишком вязкие, долго текут по извилинам, как неторопливые опарыши, знающие в каком направлении им ползти. Веки, как занавес, смыкаются - в этот момент я нахожусь в реальности; размыкаются - и я вновь во сне. Ослепительный свет приглушён, я слышу мерный скрежет - глаза открыты. Закрываю и мне кажется, что тело парит в воздухе. Осторожно подхваченное чьими-то руками, тело скользит. Не хочу... - Ирэн... - шепчут потрескавшиеся губы, так тихо, что это слово можно принять за громкий вздох. Открываю глаза - что-то шипит, я умолкаю. Закрываю, слышу шаги. Глаза слишком устали, хватит. Руки безвольно колышутся в такт шагам, запрокинутые назад, онемевшие. Из горла вырываются хрипы, а в носоглотке засохшая мыльная пена. Чешется. Дышать стало свободнее, здесь так много кислорода. Воздух посвежел. Странно, глаза закрыты, но это точно не реальность. А когда был сон? Я уже забыла... «Открой глаза, открой их - от этого зависит твоя жизнь!» - повиноваться больно, отчасти страшно. Это не чулан... Потолок потрескавшийся, изрисован причудливой паутиной. Красиво. В углах, словно в чашечках, собрались тени. «Как кофейная гуща», - да-да, как она. Очень красиво. Скажите мне, где я?Чужая рука ложится на вспотевший лоб, она мягкая, тёплая. Она подушечками пальцев обводит контуры лица, изучает. Он склонился надо мной, пробирая нутро синевой своих холодных глаз. - Ты, - выдавливаю охрипшим голосом. Смотрит, не мигая. - Зачем?Внезапный вопрос поставил его в тупик. Отстраняется, удивлённо разглядывая меня издалека. Улыбается краешком рта. - Не боишься? - слишком приятный голос для безумца, слишком мелодичный. - Нет, - безэмоционально. Это его удивило ещё больше. - Что теперь, вырежешь мне глаза? - поразительно, как мой слабый голос может звучать нахально. - У меня уже есть парочка, - потешается, явно придумав для меня что-то ужаснее. Спиной ощущаю холод, тянущийся шлейфом по полу. Шлейф дотрагивается до лодыжек, обматывает шею и поясницу. По телу бегут мурашки, испуганно останавливаются, слыша треск рвущейся ткани. Теперь холодом обдаёт живот, он ползёт всё выше, оставляя после себя дрожь. «На мне нет одежды», - приходит в голову мысль, а за ней следует вывод о том, что будет происходить далее. Собирая крохи, ещё живой внутри силы, я пытаюсь дать хоть какое-то сопротивление. Так вяло, так отчаянно и смешно. Но я не слышу его смеха. Я слышу воду, совсем рядом, плеск воды. Такой приятный, такой желанный, словно музыка, словно осуществившаяся мечта. Не понимаю. «Он тебя утопит, дурочка», - правда? Пускай... Он снова подхватывает меня, бережно опуская в воду. Горячая жидкость колючками впивается в слабое побитое тело, после расплываясь приятным расслаблением в каждой клеточке кожи. Неправильно. Всё неправильно. Скольжу спиной вниз, рискуя утопиться. Он успевает схватить меня. Лба касается что-то мягкое, пропитанное горячей водой. Осторожными движениями он смывает с него соль, двигаясь ниже к щекам и шее. Приоткрываю глаза, наблюдая. Он так увлечён, словно занят работой. Так сосредоточен. Приподнимает мою тонкую руку, проводя тряпицей от плеча и до запястья. Медленно. Он улыбается. Наслаждается? Наслаждается, обмывая меня, как ребёнка?! Или он думает, что я неживая? В его глазах я... кукла?- Почему? - мой вопрос уплывает куда-то к потолку вместе с паром. - У тебя подходящее тело, - натирает меня мылом, вызывая неприятные воспоминания. Я едва сдерживаюсь от навалившейся дурноты. - Для чего? - прикрываю глаза, надеясь, что без зрительного контакта мне станет легче. - Для осуществления моей мечты, - он думает, что объясняет, но я только сильнее запутываюсь в этой паутине. - Ты не такая, как тот Слепыш, ты не боишься. Приоткрываю веки, наслаждаясь его видом. Эти чёрные, смоляные волосы и такие тёмные в полумраке глаза с блестящими в них бликами. Он склонился над моими ступнями, мягко обмывая их тряпицей, почти не касаясь, словно я хрупкая. Как этот человек может быть монстром? Это не укладывается в моей голове. Мягкие пальцы нежно скользят по голеням, останавливаясь в подколенной ямочке, массируя её. Эти пальцы... - Зачем тебе её глаза? - Ирэн всё ещё в чулане, я должна знать, почему. - Глаза - зеркало души, они отражают её сущность, а у этой девушки замечательная сущность. Правда, тело её слишком неидеально, - отголосок сожаления. - Но у тебя... - нервная дрожь пробежала по телу, когда я сквозь ткань почувствовала его пальцы между своих ног. Страх кольнул где-то под сердцем и моментально отступил, потому что в том местечке его пальцы не задержались и перешли к животу. - Зачем тебе моё тело и чужая душа? - по мере того как моё тело нагревалось, я начинала кашлять, обильно выплёвывая комочки мыла. Он, казалось, этого не замечал. - Ты не поймёшь, а я и не позволю тебе понять. Потому что телу не надо думать, за него это будет делать душа, - я слушала его странные слова, как прекрасную мелодию - таким голосом всё это было сказано. - Если душа будет мертва, разве она сможет думать? - странные вопросы рождались в голове, сразу же вырываясь наружу. - Ты действительно не такая... - его руки на мгновение замерли. Он устремил на меня долгий задумчивый взгляд с примесью тревоги. А после он рывком вскочил, приблизившись ко мне, смыкая руки на шее в стальной хватке. - Может, нам стоит проверить твою душу? Сможет ли она думать, будучи полумёртвой?

Руки потянули меня вниз, погружая с головой в воду. Ноги задёргались, а пальцы вцепились в этот крепкий ошейник, сдавливающий горло. В панике я стала глотать воду. Руки потянули меня назад, позволяя вдохнуть немного воздуха. - Ну, о чём ты сейчас думаешь? - он лукаво ухмыльнулся, вновь погружая меня в воду. Снова и снова, пока я почти не начала терять сознание. В горле булькало, клекотало и шипело, рефлекторно мне хотелось кашлять. Он остановил эту пытку, вытащив меня едва живую из воды. Мир плыл, в ушах колотились волны, а глаза неумолимо щиплет. - Знаешь, что кричала та девчонка, а? Она лепетала своё жалкое: «Хочу жить, жить!» А чего хотела ты?Я молчала, не веря самой себе. Моим единственным желанием в тот момент было увидеть небо... Отец говорил: «Люди, что перед смертью не видели неба остаются на земле. Помни, дочка, их души не смогут улететь. Потому что они не знали куда... »- Ты идеальное пустое тело. Глупая оболочка, даже на грани смерти ни о чём не думающая, - он был разочарован моим молчанием, счёл его отсутствием ответа. Заглядывая в глаза своему убийце, в тот момент я желала доказать ему обратное. Почему его слова меня так задели? Почему я переживаю о мнении человека, пытавшегося меня убить?- Моим последним желанием было увидеть небо, - выплёвывая из лёгких воду, произнесла я. Его лицо исказилось от нахлынувшей ярости. Тяжёлая рука обрушилась на висок. Сознание медленно уплывало от меня, пуская в стороны красивые волны. Кто-то там далеко плачет, но я падаю вниз, растворяясь в черноте. Прикрывая раскрасневшееся лицо руками, он пытался остановить бегущие по щеках слёзы. Он пытался заглушить голосок в голове, неустанно повторяющий: «Равиль, я хочу увидеть небо, я хочу увидеть небо!» Это тоже было её последним желанием, которое он не сумел выполнить... Flashback. Воспоминания тускнеют, время оставляет на них выгоревшие блёклые пятна, обращая всё, что нас окружает в пыль - незаметную в жизненной суете. Воспоминания пылятся. Они скрипят на зубах пылинками и обрывками ненужных слов. Слов, чей смысл уже потерян и неизвестен, но почему-то отложившихся на задворках памяти. В голове картина выглядит не лучше древнего, ветхого фолианта, исписанного причудливыми буквами. Всё тускло, бледно-впрочем, как и полагается произошедшему когда-то. Картина сплошь из деталей, с зияющими пустотами, предназначенными для самого главного. Смятые простыни, изрисованная крышечка деревянной шкатулки, в клетке курлычут парочка голубей, волосы, собранные голубой лентой. Очертания комнаты вырисовываются по очереди, почему-то начиная с завешенного окна. Далее память рисует стены, ненужную тумбочку с засохшими цветами в пузатенькой вазе. Даже проклятую ажурную салфетку... Широкая кровать, на которой она кажется совсем ребёнком: бледным, тихим и так умиротворённо-спокойным. Почти бесцветные губы силятся сложиться в полуулыбку. Тонкие изящные запястья, обрамлённые кружевными манжетами рукавов, свободно покоятся поверх одеяла. Руки такие ровные, тонкие и неестественно длинные - совсем крохотные в его ладонях. Одеяла едва не доходят шеи. Лишь мерные вздымания грудной клетки выдают то, что она дышит. Серые глаза смотрят куда-то сквозь него. Такие холодные, влажные, словно их заволокло туманом. Глаза без искры жизни. - Здесь повсюду твои куклы, - истомлено, тихо произносит она, легонько поворачивая голову - окидывая взглядом комнату. - Я, наверное, сейчас похожа на одну из них? - губы едва заметно улыбаются. - Нет, нет, конечно, не похожа! - всё, что он может - заменить повязку на её лице. Как эти слова могут её успокоить, если он сам сомневается?- Перестань так переживать, мне уже лучше, - голос старается звучать ободряюще, тонкая ручка тянется к его лицу. Легонько прижимая к щеке её холодные пальцы, он всё не может перестать размышлять над тем, почему выбор невидимой руки пал на неё. Сначала мать, теперь она... Сколько ещё это будет его преследовать? Сколько ещё дорогих ему женщин уйдут, к сожалению, навсегда?Наверное, она по лицу прочла его невесёлые мысли. Девушка постаралась улыбнуться как можно радостнее. - А кто приходил только что? - переводя тему, произнесла она. - Это из монастыря. Сестра Аннет передала тебе свежего молока и уверяла, что весь монастырь молиться за твоё выздоровление, - её руки показались немного теплее, словно согрелись от его слов. - Я бы не отказалась от стаканчика молока, - теперь и её щёки кажутся румянее, и блеск в глазах здоровее. Он вскочил с обещанием сделать всё, что она пожелает и скрылся за дверью. Тихо, только два голубя копошатся в клетке, тычась клювиками в прутья. Темно. Слишком темно... Там за завешенным занавеской окном свет. Может, солнечный. Может, лунный. Звёздный свет... Но это там, а здесь - мрак.

Руки ноют, ноги чешутся - вот бы взглянуть, хоть одним глазком выглянуть. Он не узнает, а она уже может не успеть, если не посмотрит сейчас. Просто она уже видит. - Мама? - шёпот застывает на губах. На другом краешке кровати сидит её мать. Одетая точно так же как в тот день: простое платье, воротник, которого забрызган пятнами тёмной, высохшей крови. Синие губы обведены тонкой чёрной линией, глаза выцвели, и ресницы уже почти осыпались. Матушка вяло взмахнула рукой: «Ещё рано... »Плечи дрогнули, босые пятки выскользнули из-под одеял, касаясь шершавого пола. Волна холода окатила девушку. Опираясь рукой о стену, она шагает, чувствуя спиной, ободряющий взгляд матери. Мама не спешит, а девушка может не успеть. Рядом скрипит лестница, в комнату входит улыбающийся Равиль, держащий стакан тёплого молока. В голове звенит. В голове эхом отбивается звон от разбитого стакана. Матушка поднимается. Рука почти коснулась занавески, но ослабев, безвольно повисла в воздухе. Как и её тело, медленно сползающее вниз по стене. Он здесь, он рядом - держит её на своих руках. - Зачем же ты... сейчас-сейчас... Милая, скажи мне что-нибудь? Как ты себя чувствуешь, - он обеспокоен, несёт её обратно, сводя все усилия на преодоление этого пути к нулю. Матушка стоит за его спиной, грустно качая головой. Голуби так громко хлопают крыльями, и я её собственное дыхание такое громкое, но занавеска дрогнула. За ней был свет... - Боже мой, у тебя жар! Я должен привести доктора! - он вскакивает с места. Она машет головой, зажмурившись. - Не надо... Стой. Открой мне окно... А матушка уже садится рядом, поглаживая её ноги. Матушка плачет. - Пожалуйста, открой мне окно... Я хочу увидеть небо... Равиль, я хочу увидеть небо. Равиль, наверное, не услышал - он спешил к доктору. Он зря беспокоил его посреди ночи. Зря пробежал несколько кварталов и чуть ли не силой тащил этого человека к своему дому. Мать легко касается её руки, от чего девушка вздрагивает, начиная биться мелкой дрожью. Она всё понимает, и знает, что наступило «уже». Она закусывает губу, тихо принимая холодный поцелуй матери. После её прикосновения, лоб начинает остывать, тело успокаивается. Она чувствует, как по нему разливается приятный холод. Пускай... Матушка держала её за руку, стоя перед открытым окном. Небо было ясным, усеянным звёздами. Оборачиваться назад не хотелось. Там в комнате над её телом безвольно склонился Равиль... Свободная, чтобы стать рабыней. «Я, наверное, сейчас похожа на одну из них? На одну из тех, кому приказ дороже жизни?»Невесёлые мысли крутились в голове. Вновь темнота, вновь подвал и тихое сопение Ирэн. Смрад в подвале невыносимый, волосы на голове так и поднимаются дыбом. В этом царстве запахов невозможно учуять лёгкий аромат мыла, исходящий от чистого тела. Голова всё ещё побаливает. Почему он так со мной?«Наверное, тоже королевских кровей, раз ему на чужие страдания наплевать... »Живот уже перестал урчать, просто тихо стонет, без какой-либо надежды быть услышанным. Голод барахтается внутри голодной личинкой, прогрызая себе тонкие дорожки в теле, выбираясь наружу. А потом выбирает себе другое местечко и точит, точит слабую, размокшую «древесину». В коже зияют дыры. Какие странные ощущения... Кажется, Ирэн проснулась. Девушка что-то бормочет себе под нос с нарастающей силой в голосе. Через мгновение она начинает выть, сотрясая подвал ужасными криками. - Выпустите меня отсюда! Выпустите! - она тыкается в стены, как маленький котёнок, лихорадочно ищет хоть какой-то путь к свободе. - Прекрати, он услышит. Ирэн, тише, - я тщетно пытаюсь успокоить её, уже слыша громогласные шаги за дверью. Дверь, страшно скрипя, отворяется. «Что же она делает?! Постойте, но ведь это похоже на... отвлекающий манёвр?»Я неподвижно застыла около стены, провожая глазами фигуру, тащащую Ирэн отсюда. Она брыкалась, размахивала руками, словно пыталась ко мне дотянуться. А я просто сидела, подпирая стену, глядя на неё. Я предала её... В самом проходе он застыл с брыкающейся ношей в руках, обернулся, бросив быстрый взгляд на меня, и тихо сказал: «Пойдём». Несколько мгновений я просто не верила своим ушам. Он сказал это мне? Меж тем мужчина пережал горло Ирэн, и та послушно обмякла в его хватке. Неспешно, безумец прошагал в какую-то из многочисленных комнат. А дверь осталась открытой... «Бежать, сейчас же!» - я уже вскочила на ноги, переваливаясь к двери. Не верится, что всё так просто. Но дверь открыта, и он точно не следит за мной. Неуверенно я выглянула из-за двери, какое-то время, топчась около неё. В соседней комнате что-то звенит и с глухим стуком падает на пол. Скорее всего, он просто бросил Ирэн на пол. Ирэн...

Ведь я не могу её там оставить, она рисковала своей жизнью, а я даже не заметила в её действиях скрытого сигнала. Но в то же время, я могу подняться по лестнице и сбежать отсюда через балкон; не думаю, что он предугадал это, ведь кому в голову придёт такой безумный способ?- Не переживай, дорогое тело, - донеслось из комнаты поблизости. - Я предусмотрел всё, и если ты малодушно подумываешь сбежать через какие-либо окна или двери - всё заколочено. Так что немедленно иди сюда. Учись выполнять простые команды, у тебя всё равно небольшой выбор. Вернее, его нет, - он закончил ехидным смешком. День ли на улице, ночь? Может, если кричать достаточно громко - соседи услышат? А что если не получиться? Но ведь он прав, я не могу сбежать... Что же со мной твориться?! Почему я так слепо выполняю его приказы, почему я не пытаюсь его убить?! Здесь полно всяких красивых подсвечников, в конце-то концов!Рука легко поглаживает узор на одном из подсвечников, смахивая пыль и застывший сосульками воск. Крепко схватив довольно тяжёлый подсвечник, я направилась на голос, доносившийся из комнаты. Шаги нервные, дыхание сбивчивое. Я не верю самой себе. Что-то опять звякнуло в той комнате, заставив меня содрогнуться. Осторожно заглядываю туда... Подсвечник вылетает из моих рук, с громогласным звоном ударяясь о пол. - А это ты зря, - цокая языком, проговаривает эта тварь. За его спиной странная установка, к которой в полный рост прикована Ирэн... - Взяла подсвечник и поставила его на место, - холодным тоном приказал он, продолжая закреплять её тело. Руки машинально тянуться вниз, поднимая упавшую вещь, и спешат поставить её на комод. В какой-то момент я одёргиваю себя, когда понимаю, что пытаюсь приладить обратно комки пыли и воска. Как заворожённая, я возвращаюсь назад, проклиная непослушные ноги. Странно, очень странно. Он фиксирует её руки, разведённые в стороны, небольшими ремешками. То же самое проделывает с головой и ногами. Далее снимает перегородку поддерживающую спину сзади и начинает крутить торчащие из пазов штыри. Тело Ирэн вытягивается в ровную струнку, я почти ощущаю, как хрустят её кости. И проделывая всё это, он каким-то волшебным образом остаётся прекрасным... Сосредоточенный, спокойный, на лице нет того скрытого выражения удовлетворения, словно он просто делает свою работу. Делает её так, что на это хочется смотреть. Словно прочитав мои мысли, он поворачивает голову ко мне, легонько улыбаясь. - Не плачешь, не воешь, не трясёшься от страха... тебе ведь нравится? - я чуть не задохнулась от волны недовольства. Мне это нравится? Но... как он узнал?Я ничего не отвечаю, а он лишь улыбается шире. «Прекрати, слышишь, прекрати читать мои мысли!» - так и хочется закричать ему это, но я молчу, продолжая наблюдать. Мне интересно. Срезая с Ирэн одежду, он продолжает говорить. - Знаешь, есть такая замечательная профессия, позволяющая создавать идеальные вещи из простого камня, лежащего у нас под ногами. Это, конечно же, ювелир, обтачивающий грани. Вот только странно, что такие люди тратят время на ненужный мусор, не видя того, как прекрасный материал тускнеет совсем рядом... - последние клочки её одежды были брошены на пол. - Ты говоришь о людях? - без тени страха продолжила я. - Да, о телах вроде тебя. Видишь ли, наше общество, церковь, например, - они находят неподобающим любое вмешательство в структуру человека, тем самым обрекая его на уродство. Всю жизнь в мою голову вбивали церковные правила, порядки и устои, говоря, что жить по-другому просто нельзя. Я не очень верила в силу свыше лишь потому, что, сколько бы молитв не было послано к лику Господа - он оставался глух к ним. По крайней мере, таковым он был по отношению ко мне... - Люди стараются прикрывать свои недостатки тряпками и всё списывать на волю Божью. Люди... - Глупцы, - закончила я вместо него, за что получила косой взгляд, полный странного интереса. Он ничего не сказал на это, лишь разворачивая Ирэн, так, чтобы получить доступ к спине. На столе рядом были открыты какие-то книги, в которые он всё время заглядывал. Внутри что-то ёкнуло, когда он взял нож, начиная делать надрезы по периметру её нижних рёбер. - Что ты собираешься с ней сделать? - с опаской произнесла, чувствуя тянущую боль в напрягшихся коленях. - Обтачивать грани, - небрежно проронил он, вновь глядя в книгу. Немного полистав её, он раздражённо закрыл учебник, приступая к «работе». Плечи содрогнулись. Проснувшаяся от боли Ирэн начала вопить, силясь выбраться из прочных тисков. Я стояла у двери, чувствуя, как пот скатывается по похолодевшей спине. Мурашки табуном пробежали по телу, когда я схватила стоящую рядышком вазу, неуверенно шагнув в его сторону. Застыв с вазой в руке, я пыталась убедить себя в том, что собираюсь убить человека.

Бросив пренебрежительный взгляд в мою сторону, он всего лишь произнёс: «Ты этого не сделаешь, брось вазу», - продолжая свои ужасные манипуляции. Я замерла белее мела, жилка на шее напряглась, словно доказывая: «Нет, я смогу!»Крики Ирэн отбивались от стен и потолка, казалось, они все направлены лишь на меня. Обагрив руки в её крови, темноволосый ещё раз жестоко повторил: «Брось вазу». Звук разбитых черепков ещё эхом отбивался в моей голове, пока ноги несли меня обратно. Обратно в чулан... От страха я захлопнула дверь за собой, желая спрятаться подальше от криков, вида крови и собственного бессилия. Сползая спиной по двери, я ломала руки в истерике. «Она там, там! Почему ты не можешь ей помочь?! Почему ты такая слабая?!» - голос в голове заставлял лишь плакать, сильнее разочаровываясь в себе. В нерешительности я дёрнула на себя ручку. Дверь была закрыта. Спустя долгие минуты я смогла вспомнить тихий щелчок двери, после того как я её захлопнула. Я загнала саму себя в ловушку. Наверное, я этого просто хотела...