Случай в тирольском лесуСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Из-за давности лет и поистине безалаберного отношения к документам, многие первоисточники и свидетельства очевидцев превращаются в возмутительные крестьянские байки. Характер и масштабы этого историографического бедствия таковы, что на сегодняшний день мы имеем настоящую эпидемию, от которой заживо гниют уникальнейшие события. В отсутствие средств лечения – свидетельств живых людей и подлинных документов, истории эти превращаются в, да простит мне читатель столь неуместное слово, – «сказки», и, как чума, распространяются легковерным людом. К счастью, архив Меровингов сумел уберечь от «фольклорной» пандемии некоторые записи. И вот, я держу в руках папку с названием: «Случай в тирольском лесу». Из воспоминаний деревенского старосты:«хорошая девчонка была, никто слова скверного сказать о ней не мог. Отец её короне служил и где-то на границе головы лишился, у нас тогда с австрийцами стычки постоянные были. Но хозяйство хорошее оставил – семья не бедствовала, хотя это я громко сказал, «семья». Считай, мать да дочь, больше детей-то и не было – померли во младенчестве. Последнего, вон, не углядели, да свиньи его загрызли. Не тужили по потере кормильца особо, в общем. А девочка та в травницы решила податься, мать обучила, ну и собирала по лугам травки-коренья. Успешно это дело у неё выходило, две зимы скотину нам спасала от мора. Да только вот, в собирательстве своём, нечаянно зашла не туда. В «еёшные» владения. Мы и предупреждали, мать порола даже, да только толку-то…У нас жители опасались к тому урочищу приближаться, хотя места отменные, опять же, зверь там небитый бродит. Но то страх-то от слухов разных, да «она» порой на глаза попадалась и весь гонор отбивала. Последствий, если уж на то пошло, своими глазами и не видел никто. Чтобы уж верно сказать. Вот девчонка раз сходила – ничего. Второй раз забрела – снова цела. Потом осмелела, к тому же, по словам её, корешков пользительных там, да растений редких – без счёту. Ну и ходила-бродила. Пока, стало быть, с «этой» нос к носу не столкнулась. Мы в тот день у кузнеца собрались, горн ему чинили, глядим – травница наша из лесу бежит, растрёпанная, без котомок своих, лица на ней нет. Прямо в пыль рухнула, мы к матери её отнесли. А на следующий день у неё кровавая короста по голове пошла…«Фрагмент из отчёта инквизитора:» в связи с этим, нам пришлось постоянно держать обвиняемого в тяжёлых цепях и наморднике. Отказываясь от пищи, положенной арестанту, он не сводил плотоядного взгляда с палачей и не раз пытался впиться зубами в проходящих рядом людей. Если верить свидетельствам жителей деревни К…, его собрат, убитый ими тридцать лет назад, проявлял схожие признаки помешательства…«Рассказывает местный мельник:«Нам бабки всегда говорили: за овраг не ходите, нечего вам там делать. А им – их бабки. Как-то больше по женской части страх нагонять любили, мужикам не до слухов было, но все и всегда справно наказ исполняли. Тем более, что лес – большой, добычи полно было, в дебри залезать смысла не имело. Тракт когда проложили, то в стороне от тех мест, что опять же, не способствовало. Кто по сумеркам ехал, те, правда, говорили о карканье злобном из чащи, порой и лиходействе мелком, но все живы-здоровы добирались. До случая…Одна зима у нас голодная вышла, я тогда восьмой год отмерил. Запасов не хватало, стали охотничью партию собирать, на долгий промысел. Ровно дюжина парней вызвалась и на неделю в лес ушла. А вернулись уже по талому снегу. Двое. Худющие, ну чисто кости одни, глаза злые, сами обкусанные, пальцев, носов, ушей не хватает, словно звери их ели. И безумные, как демоны, один вон на людей кидался, его порешить пришлось и похоронить за оградой. Второй сам успокоился, но так на всю жизнь оглашённым и остался. У реки себе шалаш построил, рыбачит помаленьку, рыбу голыми руками ловит и – что животное – ещё трепыхающуюся грызёт. Люди его поначалу прогнать хотели, но от него польза оказалась – волки, как чумы этого дурачка боятся. Его и оставили, прикармливаем. До сих пор кости носим, он их страсть как погрызть любит. И хоть старик-стариком, а зубы все на месте. Такие комли дробит, что ой-ёй!«Фрагмент из отчёта инквизитора:«добившись от обвиняемого хоть каких-то слов, мы узнали, что его сводил с ума запах ведьмы, жившей в лесу. Он объясняет своё состояние её проклятием и когда учуял ведьму в деревне, не на шутку встревожился. Выследив источник запаха, обвиняемый обнаружил, что им оказалась травница, на днях вернувшаяся из леса и слёгшая от неизвестного недуга. Обвиняемый говорит, что отчасти успокоился, поняв, что пахнет не ведьмой, а её колдовством, которым была наказана девочка за собирательство в её урочище». Рассказывает двенадцатилетний житель деревни:«А вы их слушайте больше! Мы с ребятнёй везде лазим, многое слышим, а ещё больше – видим! Мамка-то её, та ещё ведьма, я как-то репу у них таскал, так она мне по спине оглоблей перетянула и вослед проклятий таких наговорила, что я со страху весь цыпками покрылся. Из-за давности лет и поистине безалаберного отношения к документам, многие первоисточники и свидетельства очевидцев превращаются в возмутительные крестьянские байки. Характер и масштабы этого историографического бедствия таковы, что на сегодняшний день мы имеем настоящую эпидемию, от которой заживо гниют уникальнейшие события. В отсутствие средств лечения – свидетельств живых людей и подлинных документов, истории эти превращаются в, да простит мне читатель столь неуместное слово, – «сказки», и, как чума, распространяются легковерным людом. К счастью, архив Меровингов сумел уберечь от «фольклорной» пандемии некоторые записи. И вот, я держу в руках папку с названием: «Случай в тирольском лесу». Из воспоминаний деревенского старосты:«хорошая девчонка была, никто слова скверного сказать о ней не мог. Отец её короне служил и где-то на границе головы лишился, у нас тогда с австрийцами стычки постоянные были. Но хозяйство хорошее оставил – семья не бедствовала, хотя это я громко сказал, «семья». Считай, мать да дочь, больше детей-то и не было – померли во младенчестве. Последнего, вон, не углядели, да свиньи его загрызли. Не тужили по потере кормильца особо, в общем. А девочка та в травницы решила податься, мать обучила, ну и собирала по лугам травки-коренья. Успешно это дело у неё выходило, две зимы скотину нам спасала от мора. Да только вот, в собирательстве своём, нечаянно зашла не туда. В «еёшные» владения. Мы и предупреждали, мать порола даже, да только толку-то…У нас жители опасались к тому урочищу приближаться, хотя места отменные, опять же, зверь там небитый бродит. Но то страх-то от слухов разных, да «она» порой на глаза попадалась и весь гонор отбивала. Последствий, если уж на то пошло, своими глазами и не видел никто. Чтобы уж верно сказать. Вот девчонка раз сходила – ничего. Второй раз забрела – снова цела. Потом осмелела, к тому же, по словам её, корешков пользительных там, да растений редких – без счёту. Ну и ходила-бродила. Пока, стало быть, с «этой» нос к носу не столкнулась. Мы в тот день у кузнеца собрались, горн ему чинили, глядим – травница наша из лесу бежит, растрёпанная, без котомок своих, лица на ней нет. Прямо в пыль рухнула, мы к матери её отнесли. А на следующий день у неё кровавая короста по голове пошла…«Фрагмент из отчёта инквизитора:» в связи с этим, нам пришлось постоянно держать обвиняемого в тяжёлых цепях и наморднике. Отказываясь от пищи, положенной арестанту, он не сводил плотоядного взгляда с палачей и не раз пытался впиться зубами в проходящих рядом людей. Если верить свидетельствам жителей деревни К…, его собрат, убитый ими тридцать лет назад, проявлял схожие признаки помешательства…«Рассказывает местный мельник:«Нам бабки всегда говорили: за овраг не ходите, нечего вам там делать. А им – их бабки. Как-то больше по женской части страх нагонять любили, мужикам не до слухов было, но все и всегда справно наказ исполняли. Тем более, что лес – большой, добычи полно было, в дебри залезать смысла не имело. Тракт когда проложили, то в стороне от тех мест, что опять же, не способствовало. Кто по сумеркам ехал, те, правда, говорили о карканье злобном из чащи, порой и лиходействе мелком, но все живы-здоровы добирались. До случая…Одна зима у нас голодная вышла, я тогда восьмой год отмерил. Запасов не хватало, стали охотничью партию собирать, на долгий промысел. Ровно дюжина парней вызвалась и на неделю в лес ушла. А вернулись уже по талому снегу. Двое. Худющие, ну чисто кости одни, глаза злые, сами обкусанные, пальцев, носов, ушей не хватает, словно звери их ели. И безумные, как демоны, один вон на людей кидался, его порешить пришлось и похоронить за оградой. Второй сам успокоился, но так на всю жизнь оглашённым и остался. У реки себе шалаш построил, рыбачит помаленьку, рыбу голыми руками ловит и – что животное – ещё трепыхающуюся грызёт. Люди его поначалу прогнать хотели, но от него польза оказалась – волки, как чумы этого дурачка боятся. Его и оставили, прикармливаем. До сих пор кости носим, он их страсть как погрызть любит. И хоть старик-стариком, а зубы все на месте. Такие комли дробит, что ой-ёй!«Фрагмент из отчёта инквизитора:«добившись от обвиняемого хоть каких-то слов, мы узнали, что его сводил с ума запах ведьмы, жившей в лесу. Он объясняет своё состояние её проклятием и когда учуял ведьму в деревне, не на шутку встревожился. Выследив источник запаха, обвиняемый обнаружил, что им оказалась травница, на днях вернувшаяся из леса и слёгшая от неизвестного недуга. Обвиняемый говорит, что отчасти успокоился, поняв, что пахнет не ведьмой, а её колдовством, которым была наказана девочка за собирательство в её урочище». Рассказывает двенадцатилетний житель деревни:«А вы их слушайте больше! Мы с ребятнёй везде лазим, многое слышим, а ещё больше – видим! Мамка-то её, та ещё ведьма, я как-то репу у них таскал, так она мне по спине оглоблей перетянула и вослед проклятий таких наговорила, что я со страху весь цыпками покрылся.

Как дочка у неё со старухой лесной повстречалась и коростой кровавой по голове покрылась, прямо извелась вся, полоумной совсем стала. Ходила по деревне, бормотала всё, что кончать старуху надо, всё лучше, чем дочку отдавать. А однажды из трубы у них дым вонючий пошёл, я тихонько к окну заднему пробрался, а она там варево гоношит, вонь стояла, хоть топор вешай. Вот своими глазами видел, как она туда чемерицу растирает и белладонну сушёную сыплет, вот ей богу! А к вечеру пироги печь удумала. Ну, теперь то понимаете, ведьма, она и есть ведьма, и как только её в деревне терпели?«Фрагмент из отчёта инквизитора:» всё больше и больше времени, обвиняемый проводил за пределами поселения, объясняя это тем, что с трудом мог выдерживать присутствие ведьмовских чар. Когда травница пришла в себя и смогла продолжить заниматься своим ремеслом, обвиняемый впервые испытал желание убить её, к тому же, столько лет терзавший его голод давно не утолялся, с истреблением последней волчьей стаи в округе. Однако, из соображений осторожности и памяти о судьбе его собрата, казнённого жителями за нападения, предпочитал уходить глубже в лес, чтобы не встречаться с травницей». Фрагмент беседы с настоятелем католического костела, прихожанами которого являются жители поселения К…:«что касается той девочки, то, конечно же, мы приняли меры. И не только молитвами старались помочь. Брат Лука и брат Паоло отправились в лес, разобраться на месте, кто является причиной столь многочисленных языческих страхов и, если понадобится, собрать сведения для привлечения Святой Инквизиции. Но, судя по их словам, не обнаружили ни предполагаемой ведьмы, ни её хижины. На всякий случай, они освятили урочище и наведались к несчастной, чтобы призвать милосердие Господа Бога нашего к несчастному ребёнку. При виде страданий столь юного создания, служители не выдержали, после чего брат Лука отправился в пешее паломничество к Храму Гроба Господня, а брат Паоло отрёкся от мирской жизни и подался в отшельники». Фрагмент из отчёта инквизитора:«Вынужденный всё чаще находиться неподалёку от ведьминого урочища, обвиняемый заметил изменения. Он рассказал, что ведьмовской дух стал слабеть и уже не отталкивал его волнами ужаса, от запретных границ. Тем не менее, влача своё существование под последствиями страшного проклятия, обвиняемый не рисковал нарушать невидимой черты, скрываясь от растущей силы колдовства, наложенного на травницу. Из его описания, он словно оказался между двумя кострами, один из которых слабел, но продолжал обжигать, другой только нарастал, нo его жар уже подпаливал шерсть на спине». Пьяные откровения бывшего брата Паоло, обнаруженного в придорожной харчевне в месяце пути от места событий:«Хер я там появлюсь теперь! Мы же все из местных и сто лет с ведьмой этой уживались, а тут настоятель заявляет – идите и разбирайтесь. Уж как выкручивались, объяснить пытались, да что там… Аутодафе пригрозил. Мы и пошли, чем чёрт не шутит, авось крест на груди защитит… щас, ага…На самой границе урочища встретила, вышла из-за дерева, мы с братом Лукой едва не обделались. «Что, – говорит, – пришли, ладаном своим всех мух распугали?». Я бы и сдриснул сразу, куда подальше, но Лука, чтоб его черти, бросился на неё, как крестоносец на сарацина. Он перед этим набрался для храбрости. Эта даже с места не двинулась, плюнула ему в лицо, и тут же вороны на дурака налетели, глаза клевать начали. Он отмахался кое-как, один только успели достать. А она и говорит: «Дуйте к девке и скажите, чтобы пришла ко мне, иначе всей деревне житья не будет. Если отлынить вздумаете, то оставшимися тремя глазами птички отобедают». Ну мы и пошли. Девчонки дома не оказалось, матери её слова передали, та лица лишилась. Закричала, утварью в нас кидать принялась, мы едва ноги унесли. А к настоятелю возвращаться и мысли не было, как дело до инквизиции дойдёт – первые в подвалы полетим, а с него – взятки гладки. Разошлись с Лукой на перекрёстке и в бега подались». Фрагмент из отчёта инквизитора:«обвиняемый рассказал, что учуял запах ядовитых трав, доносившийся из дома травницы. Тайком пробравшись на задний двор, он сумел подглядеть, как её мать варила зелье из чемерицы и белладонны. Решив, что обезумевшая женщина задумала прекратить страдания дочери, обвиняемый испытал воодушевление и не оповестил о готовившемся злодеянии жителей». Из воспоминаний сборщика налогов, во времена описываемых событий, остановившегося у деревенского старосты:«Чем дальше от столицы, тем суеверней у нас народ. Но за время своего служения, я обратил внимание на одну, очень занятную деталь. Видите ли, пока исправно платятся подати, чиновникам нет дела до событий, беспокоящих тёмные умы крестьян. И если вдруг пройдёт слух, что под мостом поселился тролль, то пока через этот мост свободно проезжают сборщики, никто даже не пошевелится. А стоит хоть одному мешку с серебром пропасть в том районе, то прибывшие солдаты, вместо тролля обнаружат разбойничий лагерь.

Поэтому, когда я своими глазами увидел бредущую к лесу девочку с корзиной и провожающую её безумную женщину, то не придал этому значения. Причуды местных, не более. В моём ведомстве – четыре десятка сёл, и я насмотрелся разного. Но когда, приглядевшись, понял, что красный капюшон, покрывающий голову несчастной – мерзкая короста, то первой мыслью было прислать сюда солдат и лекарей, чтобы сжечь рассадник чумы. И как не пытался гостеприимный хозяин убедить меня, что это происки лесной ведьмы, уже в полдень я скакал по тракту в столицу». Фрагмент из отчёта инквизитора:«не учуяв утром духа ведьминого колдовства в деревне, обвиняемый посчитал травницу отравленной и на радостях отправился охотиться в лес, поскольку утром заметил следы стаи на опушке. Испытывая нездоровую, граничащую с помешательством, тягу к волчатине, он увлёкся погоней и случайно пересёк запретную черту. Испугавшись гнева ведьмы, обвиняемый сбежал, но позже понял, что помимо её духа, учуял в лесу запах приближающейся смерти. Обуреваемый страхом и любопытством, он решил вернуться, но на обратном пути встретил травницу. Далее, с его слов:«Она не просто пахла старухиным проклятием. Она сама становилась ею. Подыхающая от старости ведьма уже собирала пожитки на тот свет, но решила оставить преемницу. Травница так и сказала, что старуха зовёт её в гости и собирается обучать. Девчонка думала, что несёт гостинцы, чтобы задобрить ведьму, но я учуял сладкий запах отравы из корзинки. Похоже обезумевшая мамаша собиралась избавить урочище от хозяйки, а свою дочь – от мучений, но я бы не был так уверен в том, что кривой нос старухи откажет ей. И уж тем более, позволит угоститься своей замене. В тот момент я понял, что спустя все эти годы, смогу навсегда избавиться от довлеющего надо мной кошмара. В далёкой лесной хижине меня ждала ослабевшая ведьма, а девочка… никто бы не додумался искать её в урочище…». Рассказывает бортник, проживающий близ деревни К…:«Я в тот день спозаранку встал, мне надо было четыре борти обойти, срок подошёл, мёд собирать. Ближние все, до того ещё слил, только дальние остались, а они – неподалёку от урочища старухиного. Меня она не трогала, я ей всегда плошку мёда оставлял. У нас даже взаимовыручка получалась – я ей часть прибытка, а она от пчёл напасти отгоняла. У меня, на десять сёл, больше всех урожай выходил. Конечно, любопытно было бы и дальше забраться, там луга хорошие должны быть, ещё бортей восемь поставить можно, но зачем за лишним гнаться? Старуха это моё отношение ценила, наверное. Ну и в её дела носа не совал. Я же видел, что с теми охотниками, тридцать лет назад случилось. Никому не рассказал, чтобы гнева её не навлечь. Прокляла, страшно прокляла, заколдовала, когда они на её территорию за зверем пошли. Как раз ходил, деревья под борти присматривал, чтобы по весне выдолбить. Только зарубку сделал, как волки завыли. И это днём-то! Перетрусил страшно, на самую макушку дуба забрался, а ветви голые, далеко видно. Смотрю, а на дальней поляне куча-мала, люди грызутся, аки звери. Одного одолели и накинулись, на части разодрали. Каждый с куском в зубах в сторону ринулся, а с поляны уйти не могут. Подождал немного, спустился и носу после в тех местах не показывал. А по весне двое из них вернулись. Одного, наши почти сразу порешили, а ко второму я не подхожу даже, побаиваюсь, но про то не говорю. Старухины это дела, нечего в них нос совать, да и не любитель я слухов распускать, бирюком живу и к деревенским не лезу. А вот девочку жалко, конечно. Видел я, как она по лесу с корзинкой брела. Блаженный этот за ней увязался поначалу, да потом отстал, вперёд побежал, в старухино урочище. Выдохнул я тогда, боялся, что обидит её. «Из доклада начальника санитарной команды, прибывшей на место предполагаемого чумного поселения:«срочные меры оказались напрасными и после обследования лекарями, население и скот были признаны здоровыми……по следам предполагаемой разносчицы чумы отправил отряд, который обнаружил глубоко в лесу пустую хижину……солдаты сообщили о двух, сильно объеденных телах старой женщины и ребёнка, судя по оставленным следам, в округе объявился безумный людоед. Поиски его в лесу ни к чему не привели, но жители указали на местного сумасшедшего…«Последние слова, произнесённые деревенским сумасшедшим перед казнью:«а она у меня спрашивает: «Бабушка, зачем тебе такие большие зубы…?»