СкладбищеСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Все лето, пока родители были на работе, Игнат проводил на складе у бабушки. Летняя продленка отменилась из-за ремонта школы, сидеть один дома Игнат наотрез отказался. И, бабушка, повздыхав, согласилась брать его с собой на службу. Склад стоял среди рабочих пристроек, старых заколоченных зданий и подсобных помещений. Позади него был пустырь. Склад возвышался над соседними зданиями — бетонная коробка с узкими окнами и одной-единственной дверью, металлической, крашенной багряной краской, с тяжелым навесным замком. На двери белой краской кто-то небрежными крупными буквами вывел «СКЛАД». На складе хранились вещи для железнодорожников — через город проходила железная магистраль, на которой трудилась большая часть его населения. Бабушка работала кладовщицей. Каждое утро она зажигала свет над единственным столом, заваленным бумагами, бланками учета, приходными и расходными ордерами. Стол стоял особняком, у самой двери, в пятне желтого тусклого света. Во всем остальном складе царила темнота. Верхнее освещение почему-то всегда не работало, поэтому нужные ящики искали с большим тяжелым фонарем. Игнат приходил на склад утром и радостно кидался в заманчивую темноту — словно в воду нырял. Склад состоял из огромных стеллажей, на которых стояли, лежали, громоздились сокровища. Коробки с радиодеталями, микросхемами, диодными лампами. Ящики с запасным стеклом для светофоров — тяжелые прозрачные блины из стекла, красные, зеленые, синие… В дальнем углу горой была навалена зимняя униформа, тяжелые тулупы. Эту гору Игнат покорял с разбегу и часто засыпал на ее вершине. В одной из коробок он нашел сотню длинных белых стеариновых свечей. С ними путешествия по складу становились еще интереснее. Провода, приборы, датчики — в мерцающем свете все выглядело настоящим кладом. Игнат открывал каждый ящик и с тихим восторгом изучал очередную находку. Иногда он относил ее к бабушке — та коротко объясняла, зачем это нужно, не отрываясь от бумаг. Она все время что-то оформляла, пальцы у нее были синими от подтекающей ручки и фиолетовой бумаги-копирки…Некоторые верхние стеллажи были пустыми. На них Игнат забирался, словно юнга на мачту, по соседним шкафам, устраивался в пыли, разворачивал выданную бабушкой шоколадку и начинал наблюдать. Он быстро понял, что на складе, кроме него, бабушки и невидимых, но всегда слышных крыс, есть и другая жизнь. В углу за полками дважды в день — ровно в двенадцать и в половине четвертого — появлялся прозрачный человек. Долговязый человек в пальто, с зонтом, с портфелем под мышкой, с длинными лицом в очках с толстой оправой. На несколько секунд он замирал, озирался, потом досадливо морщился — словно зашел не в ту дверь — и уходил обратно в угол, в стену. Это повторялось без изменений, и сначала Игнат хотел помочь заблудившемуся человеку, но тот его не замечал. Игнат пожимал плечами и раз в неделю на всякий случай заглядывал в угол, чтобы проверить, не пропал ли теневой человек, но тот был точен, как часы. За наваленными в кучу тулупами находилась особая стена. Если к ней прислониться, то можно было услышать радио — оно негромко играло какие-то марши и старые романсы, а еще там передавали сообщения про войну. С обратной стороны стены был пустырь. Игнат излазил его в поисках источника звука. Но понял, что радио играет где-то внутри стены, а не за ней. Слушать радио было интересно, но иногда трансляции о победах под какими-то городами прерывались шипением, словно кто-то резко выкручивал ручку настройки. Под нижним стеллажом, рядом с алюминиевыми баками, жила масса. Игнат хотел придумать ей имя, но не смог. Масса состояла из складок кожи, вполне человеческой на вид, у нее была одна короткая деформированная ручка с тремя пальцами. Масса всегда боязливо колыхалась, когда Игнат заглядывал к ней в гости, поэтому он старался делать это пореже. В середине дня бабушка разворачивала обед, грела в старенькой плитке, на которой сверху громоздилась куча бумаг. Раскладывала по тарелкам — красивым, белым, расписанным цветами, легоньким, почти невесомым. На обед всегда были разные блюда: котлетки, запеканки, пироги. Бабушка, как и Игнат, не любила гарниры, поэтому разрешала оставлять на тарелках недоеденную картошку или вареные овощи. Игнат иногда тайком стряхивал их в свернутую кульком бумагу и относил к дальней стене склада: в ней было отверстие-нора, которое выглядело бесконечным туннелем в темноту. Игнат специально светил туда бабушкиным фонарем, но конца так и не увидел, а с обратно стороны стены дыры, конечно, не было. Игнат оставлял остатки обеда у норы, отворачивался ровно на пять секунд. А когда поворачивался обратно, еды уже не было, а вместо бумажного кулька лежало цветное стеклышко. Если повернуться раньше или позже, то никакого стеклышка не было. А стеклышки Игнат собирал и рассматривал сквозь них людей: их лица забавно искажались, у кого-то появлялись две головы, у кого-то отрастали лишние глаза или рты. Все лето, пока родители были на работе, Игнат проводил на складе у бабушки. Летняя продленка отменилась из-за ремонта школы, сидеть один дома Игнат наотрез отказался. И, бабушка, повздыхав, согласилась брать его с собой на службу. Склад стоял среди рабочих пристроек, старых заколоченных зданий и подсобных помещений. Позади него был пустырь. Склад возвышался над соседними зданиями — бетонная коробка с узкими окнами и одной-единственной дверью, металлической, крашенной багряной краской, с тяжелым навесным замком. На двери белой краской кто-то небрежными крупными буквами вывел «СКЛАД». На складе хранились вещи для железнодорожников — через город проходила железная магистраль, на которой трудилась большая часть его населения. Бабушка работала кладовщицей. Каждое утро она зажигала свет над единственным столом, заваленным бумагами, бланками учета, приходными и расходными ордерами. Стол стоял особняком, у самой двери, в пятне желтого тусклого света. Во всем остальном складе царила темнота. Верхнее освещение почему-то всегда не работало, поэтому нужные ящики искали с большим тяжелым фонарем. Игнат приходил на склад утром и радостно кидался в заманчивую темноту — словно в воду нырял. Склад состоял из огромных стеллажей, на которых стояли, лежали, громоздились сокровища. Коробки с радиодеталями, микросхемами, диодными лампами. Ящики с запасным стеклом для светофоров — тяжелые прозрачные блины из стекла, красные, зеленые, синие… В дальнем углу горой была навалена зимняя униформа, тяжелые тулупы. Эту гору Игнат покорял с разбегу и часто засыпал на ее вершине. В одной из коробок он нашел сотню длинных белых стеариновых свечей. С ними путешествия по складу становились еще интереснее. Провода, приборы, датчики — в мерцающем свете все выглядело настоящим кладом. Игнат открывал каждый ящик и с тихим восторгом изучал очередную находку. Иногда он относил ее к бабушке — та коротко объясняла, зачем это нужно, не отрываясь от бумаг. Она все время что-то оформляла, пальцы у нее были синими от подтекающей ручки и фиолетовой бумаги-копирки…Некоторые верхние стеллажи были пустыми. На них Игнат забирался, словно юнга на мачту, по соседним шкафам, устраивался в пыли, разворачивал выданную бабушкой шоколадку и начинал наблюдать. Он быстро понял, что на складе, кроме него, бабушки и невидимых, но всегда слышных крыс, есть и другая жизнь. В углу за полками дважды в день — ровно в двенадцать и в половине четвертого — появлялся прозрачный человек. Долговязый человек в пальто, с зонтом, с портфелем под мышкой, с длинными лицом в очках с толстой оправой. На несколько секунд он замирал, озирался, потом досадливо морщился — словно зашел не в ту дверь — и уходил обратно в угол, в стену. Это повторялось без изменений, и сначала Игнат хотел помочь заблудившемуся человеку, но тот его не замечал. Игнат пожимал плечами и раз в неделю на всякий случай заглядывал в угол, чтобы проверить, не пропал ли теневой человек, но тот был точен, как часы. За наваленными в кучу тулупами находилась особая стена. Если к ней прислониться, то можно было услышать радио — оно негромко играло какие-то марши и старые романсы, а еще там передавали сообщения про войну. С обратной стороны стены был пустырь. Игнат излазил его в поисках источника звука. Но понял, что радио играет где-то внутри стены, а не за ней. Слушать радио было интересно, но иногда трансляции о победах под какими-то городами прерывались шипением, словно кто-то резко выкручивал ручку настройки. Под нижним стеллажом, рядом с алюминиевыми баками, жила масса. Игнат хотел придумать ей имя, но не смог. Масса состояла из складок кожи, вполне человеческой на вид, у нее была одна короткая деформированная ручка с тремя пальцами. Масса всегда боязливо колыхалась, когда Игнат заглядывал к ней в гости, поэтому он старался делать это пореже. В середине дня бабушка разворачивала обед, грела в старенькой плитке, на которой сверху громоздилась куча бумаг. Раскладывала по тарелкам — красивым, белым, расписанным цветами, легоньким, почти невесомым. На обед всегда были разные блюда: котлетки, запеканки, пироги. Бабушка, как и Игнат, не любила гарниры, поэтому разрешала оставлять на тарелках недоеденную картошку или вареные овощи. Игнат иногда тайком стряхивал их в свернутую кульком бумагу и относил к дальней стене склада: в ней было отверстие-нора, которое выглядело бесконечным туннелем в темноту. Игнат специально светил туда бабушкиным фонарем, но конца так и не увидел, а с обратно стороны стены дыры, конечно, не было. Игнат оставлял остатки обеда у норы, отворачивался ровно на пять секунд. А когда поворачивался обратно, еды уже не было, а вместо бумажного кулька лежало цветное стеклышко. Если повернуться раньше или позже, то никакого стеклышка не было. А стеклышки Игнат собирал и рассматривал сквозь них людей: их лица забавно искажались, у кого-то появлялись две головы, у кого-то отрастали лишние глаза или рты. Игнат не знал, что это значит, но наблюдать за людьми сквозь стеклышки любил. Правда, большую часть времени он проводил с бабушкой, а она сквозь стеклышки выглядела как обычно, никаких странностей. В конце лета Игнат заболел. Неделю он лежал дома с больным горлом и не мог говорить — сипел, как старый кран. Потом собрался с силами и выдал матери:— Ма-ам. — Да, Игнат?— Мам, мне уже получше. Можно я, когда поправлюсь…— Поедешь с нами на дачу. Там накупаешься, ягод поешь. — Ну да. А можно я потом к бабушке пойду?— Куда?— Ну на склад. К бабушке. — К какой бабушке, Игнат?Мама нахмурилась. Ее родители жили в Мурманске, муж был детдомовским и своих родителей никогда не знал. Но сын спрашивал с абсолютно честными глазами… Выслушав Игната, она побледнела и бросилась к мужу. Когда Игнат выздоровел, родители привели его к складу. За время болезни тропинка к нему заросла травой, словно по ней никто не ходил. Склад был закрыт, навесной замок покрыт толстым слоем пыли. К белой надписи на двери кто-то мелом сделал кривую приписку — теперь она гласила «СКЛАДБИЩЕ». Родители почти не сердились на него — с облегчением отчитали за фантазерство. Лета оставалось всего ничего — на следующей неделе уже сентябрь, начинаются занятия в третьем классе, и Игнат больше не будет шариться по пустырям и выдумывать сказки. В последний день лета Игната отправили за хлебом. Задумчиво грызя свежую булку, он прошел мимо пустыря, на котором стоял склад. Постоял минутку. И свернул на знакомую тропинку. В окнах склада не горел свет, замок по-прежнему висел на двери. Игнат тоскливо вздохнул. Посидел на пороге, обхватив колени руками. Положил пакет с хлебом на землю, поднял руку и постучал в дверь. Секунду ничего не происходило. Потом дужка замка медленно со скрипом стала выворачиваться наружу. Замок с лязгом упал. Дверь тихонько отворилась. Из темноты навстречу Игнату вышла бабушка, улыбнулась ему и отступила в сторону. — Пришел наконец-то? Соскучился?— Привет, ба. Ага. — Ну проходи…И Игнат со счастливой улыбкой шагнул внутрь.