Скамейка в эфиреСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Дальнобойщиком я работаю давно. Можно сказать - живу на трассе. Намотал я на кардан не один миллион километров, и не один грузовик из-под моего зада на списание от усталости пошёл. Насмотрелся я за жизнь свою шофёрскую всего. И смешного, и страшного, и глупости человеческой навидался с жадностью вперемешку. Рассказать могу много всякого: и про чёрного пса, и про чёрного мотоциклиста, и про стопщиков-призраков… Но настроение нынче не то… Поэтому поведаю про взаимопомощь, про готовность подставить плечо совершенно незнакомому водиле, которого, может, и не встретишь больше. На дороге ведь иначе нельзя: сегодня ты ему помог, а завтра он. Раньше, при совке, народ был добрей и доверчивей, а сейчас иной мимо проедет, а иной не погнушается и деньгами благодарность принять… Ну, да и трава тогда была зеленей, и девушки красивей. Был у меня случай один, году эдак в десятом, а может, и одиннадцатом - уже года четыре я на себя тогда работал - возвращался я в Россию из Белоруссии. К бульбашам съездил успешно, а вот на обратном пути заказчик прокатил меня, и пришлось импровизировать на ходу. Нашел груз я себе, в Первопрестольную из Гродно, по цене договорились, всё всех устроило. Единственная проблема была в том, что сроки поджимали, да так сильно, что положенным отдыхом нужно было в нарушение всех норм и здравому смыслу вопреки пренебречь. Ну, куда деваться, по-другому было бы не успеть, а неустойка в договоре была неслабая прописана. Если без подробностей, то долетел я до Гродно, там погрузился, заправился под пробку, запасся сухпаем и кофе и выдвинулся в столицу. По трассе Е30 до границы, а после границы она становится уже М1, Минским шоссе, и ведёт прямо до Москвы через Смоленск, Вязьму, Гагарин и Можайск. И вот уже у нас, в России, кофе действовать перестал. Начал я не просто засыпать, а отрубаться наглухо. Та стадия, когда понимаешь, что засыпаешь, у меня уже прошла. И началась другая стадия, весьма опасная для водителя. Граница между сном и бодрствованием стала практически незаметной. Вот едешь ты, движок урчит, мосты поют тихонько, разметка мерно мелькает в свете фар, исчезая под длинным капотом грузовика, тебя покачивает на волнах и встряхивает на неровностях… И вдруг - р-раз! – и ты просыпаешься башкой на руле, даже не поняв, что заснул, а фура уже правыми колёсами по обочине едет и к краю полотна сползает. Музыку сделал погромче и открыл окно, запустив в кабину холодный осенний воздух. Помогло, но ненадолго. И понял я, что нужен мне отдых, хоть на пару часов. Или опоздать ненадолго, но выспавшись, или насовсем, разобрав фуру на запчасти в аварии. Но участок трассы такой пошёл дурацкий - вроде и кафешки иногда, и заправки промелькивают, а стоянки нормальной нету, и на обочине вставать одному, как пень посреди полянки, чревато всякими неприятностями. И тут, когда стало совсем уж невмоготу, ожила у меня рация, предыдущие несколько часов молчавшая. Прорезался в эфире Валька на Скамейке, рубаха-парень, свой в доску, знали его если не все, то многие. Сколько народу он выручил, не счесть. Топливо, запаска, инструмент – да что угодно! Ничего ему жалко не было. Один раз даже где-то за Уралом он посреди пятидесятиградусной зимы сутки куковал с парнишкой, которому баки летней соляркой заправили люди нехорошие. Встали они рядком на двух фурах, грелись в Валентиновой и по очереди бегали груз охранять. И так до приезда запасного грузовика. И всё равно Вале было, что сам гружёный был и в срок не успел, на деньги попав. Зато парень вырученный сына новорожденного в честь Валентина назвал, вот и всё. А позывной у Вали такой был, потому что ездил он на древней Скании Т142, у нас все Скании скамейками в народе прозвали, так и пошло – Валя на Скамейке. - Ну что, как на трассе? – басок Валентина раздался из динамика так громко и ясно, как будто он у меня в спальнике сидел. – А ну крепче за шофёрку держись, баран!«Какая связь хорошая, и помех нет почти», – подумал я, встряхнувшись, а вслух ответил, вдавив кнопку сбоку микрофона. – Привет, Скамейкин! Давно тебя слышно не было!- Это кто там такой вежливый? Ты, что ли, Американец? – забасил Валентин. – Позвоночник-то в трусы ещё не осыпался на рессорах дубовых гонять?Ну да, Американец или Мишка-американец – это я. Потому что много лет езжу на американских тягачах. Многие их ругают за неповоротливость, подвеску жёсткую, плохой обзор, а по мне – так лучше тягачей не найти. Движок мощный и всеядный, мосты бессмертные, сцепление при определённой сноровке нужно, только чтоб с места стронуться, а спальник вообще просторней, чем моя однушка в Бутово - чего ещё желать дальнобойщику?- Всё хохмишь, хохмач? Один вот такой тоже всё хохмил, шерсть на носу! – отвечаю ему. – Позвоночник мой ещё меня, тебя и твою Скамейку древнюю переживёт!- Но-но! Ты на Скамеечку мою рот свой скверный не разевай, - притворно обиделся Валя. – Это Самый Лучший Грузовик на Свете!Дальнобойщиком я работаю давно. Можно сказать - живу на трассе. Намотал я на кардан не один миллион километров, и не один грузовик из-под моего зада на списание от усталости пошёл. Насмотрелся я за жизнь свою шофёрскую всего. И смешного, и страшного, и глупости человеческой навидался с жадностью вперемешку. Рассказать могу много всякого: и про чёрного пса, и про чёрного мотоциклиста, и про стопщиков-призраков… Но настроение нынче не то… Поэтому поведаю про взаимопомощь, про готовность подставить плечо совершенно незнакомому водиле, которого, может, и не встретишь больше. На дороге ведь иначе нельзя: сегодня ты ему помог, а завтра он. Раньше, при совке, народ был добрей и доверчивей, а сейчас иной мимо проедет, а иной не погнушается и деньгами благодарность принять… Ну, да и трава тогда была зеленей, и девушки красивей. Был у меня случай один, году эдак в десятом, а может, и одиннадцатом - уже года четыре я на себя тогда работал - возвращался я в Россию из Белоруссии. К бульбашам съездил успешно, а вот на обратном пути заказчик прокатил меня, и пришлось импровизировать на ходу. Нашел груз я себе, в Первопрестольную из Гродно, по цене договорились, всё всех устроило. Единственная проблема была в том, что сроки поджимали, да так сильно, что положенным отдыхом нужно было в нарушение всех норм и здравому смыслу вопреки пренебречь. Ну, куда деваться, по-другому было бы не успеть, а неустойка в договоре была неслабая прописана. Если без подробностей, то долетел я до Гродно, там погрузился, заправился под пробку, запасся сухпаем и кофе и выдвинулся в столицу. По трассе Е30 до границы, а после границы она становится уже М1, Минским шоссе, и ведёт прямо до Москвы через Смоленск, Вязьму, Гагарин и Можайск. И вот уже у нас, в России, кофе действовать перестал. Начал я не просто засыпать, а отрубаться наглухо. Та стадия, когда понимаешь, что засыпаешь, у меня уже прошла. И началась другая стадия, весьма опасная для водителя. Граница между сном и бодрствованием стала практически незаметной. Вот едешь ты, движок урчит, мосты поют тихонько, разметка мерно мелькает в свете фар, исчезая под длинным капотом грузовика, тебя покачивает на волнах и встряхивает на неровностях… И вдруг - р-раз! – и ты просыпаешься башкой на руле, даже не поняв, что заснул, а фура уже правыми колёсами по обочине едет и к краю полотна сползает. Музыку сделал погромче и открыл окно, запустив в кабину холодный осенний воздух. Помогло, но ненадолго. И понял я, что нужен мне отдых, хоть на пару часов. Или опоздать ненадолго, но выспавшись, или насовсем, разобрав фуру на запчасти в аварии. Но участок трассы такой пошёл дурацкий - вроде и кафешки иногда, и заправки промелькивают, а стоянки нормальной нету, и на обочине вставать одному, как пень посреди полянки, чревато всякими неприятностями. И тут, когда стало совсем уж невмоготу, ожила у меня рация, предыдущие несколько часов молчавшая. Прорезался в эфире Валька на Скамейке, рубаха-парень, свой в доску, знали его если не все, то многие. Сколько народу он выручил, не счесть. Топливо, запаска, инструмент – да что угодно! Ничего ему жалко не было. Один раз даже где-то за Уралом он посреди пятидесятиградусной зимы сутки куковал с парнишкой, которому баки летней соляркой заправили люди нехорошие. Встали они рядком на двух фурах, грелись в Валентиновой и по очереди бегали груз охранять. И так до приезда запасного грузовика. И всё равно Вале было, что сам гружёный был и в срок не успел, на деньги попав. Зато парень вырученный сына новорожденного в честь Валентина назвал, вот и всё. А позывной у Вали такой был, потому что ездил он на древней Скании Т142, у нас все Скании скамейками в народе прозвали, так и пошло – Валя на Скамейке. - Ну что, как на трассе? – басок Валентина раздался из динамика так громко и ясно, как будто он у меня в спальнике сидел. – А ну крепче за шофёрку держись, баран!«Какая связь хорошая, и помех нет почти», – подумал я, встряхнувшись, а вслух ответил, вдавив кнопку сбоку микрофона. – Привет, Скамейкин! Давно тебя слышно не было!- Это кто там такой вежливый? Ты, что ли, Американец? – забасил Валентин. – Позвоночник-то в трусы ещё не осыпался на рессорах дубовых гонять?Ну да, Американец или Мишка-американец – это я. Потому что много лет езжу на американских тягачах. Многие их ругают за неповоротливость, подвеску жёсткую, плохой обзор, а по мне – так лучше тягачей не найти. Движок мощный и всеядный, мосты бессмертные, сцепление при определённой сноровке нужно, только чтоб с места стронуться, а спальник вообще просторней, чем моя однушка в Бутово - чего ещё желать дальнобойщику?- Всё хохмишь, хохмач? Один вот такой тоже всё хохмил, шерсть на носу! – отвечаю ему. – Позвоночник мой ещё меня, тебя и твою Скамейку древнюю переживёт!- Но-но! Ты на Скамеечку мою рот свой скверный не разевай, - притворно обиделся Валя. – Это Самый Лучший Грузовик на Свете!

Вот именно так, все четыре слова с большой буквы. У Вали и его Скамейки, то есть Скании Т142, любовь неземная. Как к нему попал тупоносый монстр, история умалчивает, но зато все знают, что вложил Валя в этот труп восьмидесятых годов постройки немало сил и средств, восстанавливая в течение двух долгих лет, и менять ни на что не собирается, поддерживая машину в очень хорошем техническом состоянии. - Валя, не кипятись! – поспешил я с извинениями. - Прости уж примитивного организма, что варежкой не по делу хлопает!- То-то же! И впредь я бы попросил, во избежание нарушения безобразиев того этого! – зарокотал Валя с оловянными интонациями записного «козырька». И продолжил уже нормально. – Сам как, Мишаня? Держишься?- Держусь, – щёлкаю ему клавишей в ответ. – А куда деваться?- Ты сколько часов без продыха за рулём, герой асфальта?- Ну, много, а ты с чего взял? Я ещё столько же могу!- Но-но, не хорохорься. По речи твоей всё и так ясно, ты над каждым ответом по полминуты тормозишь!- Валь, не наседай, всё в порядке у меня. И сроки жмут!- Жмут-подожмут! – прорезалась сталь в голосе Валентина. - Ты где сейчас?Я повертел ватной головой в поисках ориентиров и, кое-как определившись на местности, сообщил Валентину свои примерные координаты. - А теперь молча сбрасывай до пятнадцати в час! – чеканя каждое слово, проговорил Валентин. – Сейчас же!Прозвучало в его голосе что-то настолько властное, что я без единой мысли машинально врубил «парашют» и заворочал рычагом коробки. Грузовик, сотрясаясь всем своим стальным телом, протестующе завыл движком и трансмиссией. И вот стрелка спидометра подрагивает у цифры 15. Гладкое полотно дороги плавно стелется под колёса, поворачивает влево. Потихоньку ворочаю рулём, следуя за изгибом дороги, и вижу, что цвет полотна в луче фар изменился. Теперь он антрацитно-чёрный и слегка поблёскивает. Холодный пот моментально выступает у меня между лопатками и ткань рубашки противно прилипает к спине. Чёрный лёд. Явление в наших широтах довольно распространённое и весьма опасное. В результате сочетания разных погодных условий асфальт покрывается тонким слоем льда, прозрачного и поэтому практически невидимого даже при свете дня. Машина, хоть на шипованной резине, хоть на цепях, хоть на чём, при попадании на чёрный лёд становится неуправляемой. Каждый неосторожный манёвр ведёт к заносу, развороту и скорой встрече с кюветом или отбойником. Руль предательски пустеет, и хвост потихоньку потянуло наружу поворота. Ювелирно подруливаю, едва притрагиваясь к педали газа, вылавливаю фуру. Потихоньку, потихоньку. Представляю себе, что грузовик доверху загружен нитроглицерином, как в черно-белом кино «Плата за страх», и ползу дальше на цыпочках, задержав дыхание. И вот без малого пятьсот метров чёрной гадости позади. Вытираю пот со лба и потихоньку прибавляю скорость. Спать расхотелось. Совсем. - Ну как, Мишка, справился? – ожил динамик рации. – Не сложился?- Всё отлично, Валь, – хрипло отвечаю я. – А ты откуда про лёд узнал? Впереди меня ползёшь?- Н-ну… Типа того, – едва заметно замялся Валентин. – Всё равно не нагонишь, каракатица!- Да какое там! Не до гонок мне, – отвечаю. – Весь мокрый, как мышь, и выжат, как лимон…- Повезло тебе, мышь лимонная! – хохотнул Валя. – Через пару километров нормальный паркинг будет, там швартуйся!И впрямь, совсем скоро, через пяток минут весёлого трёпа, за изгибом трассы показались фонари, освещающие территорию хорошо знакомой мне парковки. - Валь, я твой должник! – сказал я, нажав на клавишу передачи. – Спасибо, что довел. Без тебя не доехал бы, как пить дать… Или заснул бы или слетел на ледышке. - Да какой должник, глупости-то не говори! – смущённо буркнул Валентин. – Ты это, спать лучше ложись. Утро вечера мудреней. Всё, отбой!И в эфире воцарилась тишина. В полуобморочном состоянии я приткнул грузовик на свободное местечко. Сил хватило лишь на то, чтобы обойти машину вокруг, с умным видом и едва не промахиваясь попинать по колёсам, проверить замки и навесное, и упасть в спальник. Проснулся я часа через три, на рассвете, бодрый и свежий. Судя по всему, времени, хоть и впритык, но хватало. Я вытащил из шкафчика полотенце и зубную пасту, прихватил бутыль с водой и отправился на улицу, немного умыться. И при свете дня увидел что-то, что заставило меня выронить бутылку и на неверных ногах прошагать к дальнему углу парковки. Там стоял почерневший остов сгоревшего грузовика. - Это кому не повезло? – спросил я худосочного водилу, ковырявшегося около красного МАНа. Спросил совсем зря, поскольку характерный силуэт выгоревшей кабины и остатки голубой краски на капоте не оставляли никакого простора для сомнений. - Это? Да Валькина Скамейка! – затараторил тот. – Уж три дня тому полыхнула ночью не пойми с чего, да так, что Валька выбраться и не успел… Вот тута стояла она, пятно чёрное вишь? Это уж потом её в угол оттащили, чтоб не мешалась…- Валька не выбрался? – перебил я его, внутренне обмирая. – В машине остался?- Ну, ясен-красен! Автономка, кажись, пыхнула или проводка, или ещё что, и машина как свечка! – всплеснул мужичонка руками. – А Валька спал. Да все, жёваный крот, спали!Не прощаясь, я вернулся в тягач, завёл двигатель и отправился в путь. На душе было погано, муторно и… странно? Это ж что получается, Валентин со мной оттуда говорил? С того света? Получается, что так… Это вон как, при жизни на помощь был готов любому прийти, и после смерти таким остался… Да, а рацию я утром включить не смог. В Москве уже, после разгрузки, полез разбираться, а там провод массы отвалился, гайка раскрутилась просто. И думаю я вот о чём: а когда именно этот провод у меня отвалился? По всему выходит, что сильно накануне, потому что до связи с Валентином рация вообще молчала, а ведь я её никогда не вырубаю. Больше я Валентина в эфире никогда не слышал. Почему? Не ведаю. Вот знакомые шофера рассказывают всякое-разное. Дескать, выходит Валя изредка в эфир, и всегда по делу: об опасностях всяких предупреждает, об авариях, и даже может указать на неисправность грузовика. Можете думать что угодно, но я верю, что хоть один из десятка болтунов и впрямь говорил с Валентином. Хороший был он парень, Валентин на Скамейке, Царствие ему небесное, память по себе добрую оставил, и где-то далеко мальчишка растёт, названный в его честь. Дай бог, чтобы вырос достойным человеком.