ШелестСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Что для вас является самым страшным? Может быть, боль? Темнота? Демоны и призраки?

Для меня самое страшное — оказаться загнанным в угол. Без надежды на спасение даже в лице милостивой смерти. Когда приближается нечто настолько отвратительное, что лучшим выходом кажется окно на девятом этаже. Окно, до которого не добраться.

С недавних пор, входя в незнакомое помещение, я всегда проверяю наличие запасных выходов, через которые можно убежать. Даже садясь перекусить в кафе, я стараюсь выбрать столик, находящийся как можно ближе к выходу или окнам. Почему? Об этом я и собираюсь вам рассказать.

Вы можете принять меня за психопата — пожалуйста. Я теперь действительно напоминаю психически нездорового человека, ведь любое закрытое помещение приводит меня в ужас. Панический страх сковывает кости и сжимает мозг своими ледяными лапами, оставляя в голове единственную мысль, бьющуюся как рыба в сетях: «Беги! Беги! Беги!”.

Самое обидное, что я не знаю, почему со мной случилось то, что случилось. Ничего не предвещало беды: я не вызывал демонов, не шатался по заброшенным кладбищам, не пытался увидеть своего злого двойника, чиркая зажигалкой перед зеркалом в темноте. Ни-че-го. Я просто жил, как живет самый обычный человек: работа, дом, незамысловатые хобби.

В тот вечер я сидел за компьютером, дописывая важный отчет. Когда работа, наконец, была закончена, я отправил на печать необходимые бумаги и, похрустывая затекшим позвоночником, отправился в ванную — тесную комнатушку два на два метра. Там я по привычке щелкнул задвижкой, запирая дверь. Это была своего рода традиция, оставшаяся еще со времен моего проживания в коммуналке. Умывшись, я уже протягивал руку к задвижке, чтобы отпереть дверь, когда ручка с тихим скрипом начала медленно поворачиваться.

Здесь необходимо упомянуть, что живу я один. Точнее, компанию мне составляет мой старый пес, Рыч, но ТАК поворачивать ручку двери было явно не в собачьих силах. Дело в том, что проклятая ручка поворачивалась медленно — вниз, затем так же неторопливо вверх, затем снова вниз, будто кто-то не столько хотел открыть дверь, сколько наслаждался моим страхом.

Я замер на месте, обливаясь потом. Дело в том, что входная дверь у меня мерзко и громко скрипит, я давно обещал себе ее смазать, но так и не сделал этого, постоянно заваленный работой. Надо ли говорить, что, находясь в ванной, скрипа, способного разбудить даже мертвого, я не слышал. То есть в дом никто не входил. Никто!

На самом деле, об этом я думал уже намного позже. А стоя в ванной, замерев с протянутой к двери рукой, я с тихим ужасом наблюдал за чертовой ручкой. Я не знаю, почему это вызвало во мне такой страх — казалось, что он шел откуда-то из глубины. Древний, инстинктивный, не имеющий оснований, но сковывающий каждую клеточку тела.

Вдруг откуда-то из глубин квартиры раздался топот собачьих ног, и я услышал, как Рыч с лаем бросается на что-то за дверью. Оно же не издавало никаких звуков. Это было, наверное, самое страшное — все действие происходило в тишине, исключая собачий лай да тихое поскрипывание ручки, так и не прекратившей свое движение.

Я почувствовал запах. Из-за двери доносился дурманящий запах свежескошенных лесных трав. А затем раздался полный боли визг моего пса. Короткий предсмертный крик существа, бьющегося в агонии. И снова настала тишина.

Эта... тварь за дверью убила мою собаку! Рыч был кавказской овчаркой более полуметра в холке. А эта сука не издала ни единого звука, убивая его. Почему-то я не сомневался, что мой пес мертв. Слишком сильная боль звенела в его вскрике.

Я попытался закричать, но горло пересохло, а легкие отказывались дышать. Вдруг дверь содрогнулась от сильного удара, грозясь вылететь из проема. Беззвучно скуля от страха, я, наконец, сбросил паралич ужаса, сковавший мое тело, и обеими руками схватился за ходящую ходуном ручку.

Я сжимал ручку побелевшими руками, как утопающий хватается за спасительную соломинку, когда в ванной погас свет. Именно тогда я и почувствовал, что загнан в угол. В ванной не было даже малейшего окошка, только забранное решеткой вентиляционное отверстие, но туда не протиснулся бы даже ребенок. У меня не было выхода, я был заперт, вынужденный ждать, когда же то, что находится за дверью, сломает такое хрупкое дерево и проникнет внутрь.

Запах трав усилился — казалось, что я нахожусь посреди лесной поляны. Тогда, в абсолютной темноте, я и услышал звук. Звук, от которого я, кажется, заплакал и залепетал что-то, как безумец.

Я услышал тихий шелест, как шепчет высокая трава на ветру. Но, пожалуй, дело было даже не в самом звуке, а в том, что он доносился одновременно из-за двери и сзади, из того самого вентиляционного отверстия.

Вдруг шелест затих, и я услышал, как что-то тихо скребется по решетке вентиляции. А затем снова тишина...

Дальше я почти ничего не помню — только как сидел, вцепившись в ручку, плакал без слез и повторял про себя: »Перестань! Перестань! Пожалуйста, перестань!». Я впал в какое-то полубредовое состояние, упершись лбом в шершавую поверхность двери, вдыхая аромат свежескошенной травы и слушая тишину. В какой-то момент мне стало просто все равно, я хотел умереть, лишь бы кошмар закончился. Умереть... Но не так, только не так. Я не знал, что находится за дверью, но я не хотел умереть в лапах существа, которое заставило моего пса ТАК кричать.

Я не знаю, сколько прошло времени, пока я не понял, что ручка больше не дергается под моими онемевшими пальцами. Я не знаю, сколько времени уговаривал себя открыть чертову дверь. Меня мучили голод и жажда, но страх был сильнее.

Наконец, вздохнув, как в последний раз, я отпер дверь. Никого. На подкашивающихся ногах я прошел по квартире; в ней ничего не напоминало о ночном ужасе. Мой пес бесследно исчез, и только под дверью ванной я позже обнаружил несколько забившихся туда стебельков травы, напоминающей стрелолист.

На этом моя история заканчивается. Не буду утомлять вас рассказами, как я пытался прийти в себя, как проходил курсы лечения от клаустрофобии и паранойи. Это неважно.

С тех пор панически боюсь закрытых пространств и земли, поросшей травой. Вскоре я продал квартиру и перебрался в центр города, подальше от лесопарков и сквериков. Но сегодня, когда я шел по грязной, воняющей выхлопными газами улице мегаполиса, мне в ноздри ударил запах свежескошенных лесных трав...

«... И видел я, как травы шли на приступ,

и бросил им ягненка — и ягненок

заплакал на зубах у стрелолиста.

Взъерошивая перья и скорлупки,

внутри повисшей капли

кружился прах растерзанной голубки.

И, не меняя цвета,

отары туч лениво наблюдали

единоборство камня и рассвета... »