Сэнди не было три дняСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Детство я провёл в небольшом рыбацком поселении на востоке Канады, окружённом заливом Святого Лаврентия с одной стороны и густой тайгой — с другой. Общая территория составляла меньше квадратного полукилометра — примерно 4000 квадратных футов, а население оценивалось в ещё более скромную цифру. Часть жителей расположилась вдоль нашей «главной улицы» — дороги, проходящей через городок. Остальные проживали в бывших фермерских домах — их адаптировали в жилые, когда сельское хозяйство перестало приносить доход, — разбросанных меж клочков леса. Подытожим: наш посёлок лежит в объятиях бескрайнего океана и нескончаемого леса, занимающего не менее 55% территории Канады. Большую часть своей жизни я провёл охотясь в этом лесу. Думаю, вы можете представить, какова была моя радость, когда родители подарили мне «охотничью собаку». Сэнди был шетландской овчаркой. Хоть они больше подходят для того, чтобы наблюдать за пасущимися на травянистых равнинах стадами овец, нежели для выслеживания в густом лесу кроликов и оленей, я всё равно брал его с собой почти на каждую вылазку. Сэнди провёл со мной столько времени, что привык просыпаться до рассвета. Пару раз он помогал мне ловить мелкую дичь вроде белок и кроликов на довольно обширных участках леса. Я не считал Сэнди своей собственностью, и потому никогда не обращался с ним так, словно он мне «принадлежит». Он был членом семьи, моим лучшим компаньоном и самым близким другом. Я с теплом на душе вспоминаю, как он сам, безо всяких команд, запрыгивал на переднее сиденье фургона, и готов был тотчас отправиться со мной в любую часть леса. С полной уверенностью я могу сказать, что другого Сэнди мне никогда не найти. В первую очередь меня поймут любители собак. Итак, на дворе 30 октября, первый день сезона охоты на оленей. Я долго выпрашивал у родителей разрешение прихватить с собой Сэнди, охотничье снаряжение, ряд предметов первой необходимости и пару дней пожить в одной из дедушкиных хижин, расположенной на опушке у нигде не отмеченной дороги. Поначалу семья была категорически против, но я не собирался упускать шанс поохотиться на территории, пока ещё не зачищенной браконьерами. Через пару часов тряски на видавшем многое синем Форде мы с Сэнди уже вовсю обживали уединённую в глуши хижину. В молодости почти всё свободное время я проводил в лесу. Меня мало что могло удивить. Как правило, любой странности можно было дать научное объяснение. Именно исходя из этого я списал нетипичное для Сэнди поведение в первые две ночи на то, что пса беспокоили отдалённые звуки, издаваемые койотами, волками, медведями и лосями. Ведь это была совершенно никем не тронутая территория — так что природа успела хорошенько её обжить. Первая ночь прошла относительно нормально. Лежак для Сэнди я расположил в углу гостиной, возле телевизора, явно стоявшего там с начала 90-х. Мне показалось хорошей идеей дать Сэнди отдельное место для отдыха, хотя в девяти случаях из десяти он спал со мной, свернувшись калачиком. Около десяти часов вечера Сэнди повернулся к деревянной входной двери и заскулил. Я подумал, что он так просится в туалет, и открыл дверь, чтобы его выпустить. Я совершенно не беспокоился, что мой лучший друг убредёт далеко от хижины. Вот только Сэнди просто сел у порога и уставился на кромку леса. Я тоже смотрел туда несколько минут, но потом решил, что Сэнди, должно быть, просто услышал какую-то мелкую животину, наблудшую на нашу хижину. Остаток ночи прошёл без происшествий, и Сэнди хорошо поспал у меня на кровати. Следующей ночью я всё списал на напряжённость Сэнди. В тот день мы прогуливались по лесу за пару миль от хижины, как вдруг послышался треск веток, примятых чем-то массивным. Я надеялся, что это не лось — моё ружьё ему не ровня. В поведении Сэнди что-то переменилось, но тогда я не обратил на это должного внимания. Склонив голову к земле и оголив зубы, он зарычал в пустоту. Я решил свернуть вылазку и попробовать поохотиться в другой раз, когда то, что так его взбудоражило, уйдёт и если он сам этого захочет. Но, когда мы вернулись домой, он стал капризничать. Даже когда я хотел его выгулять, Сэнди сел у двери и начал скулить, давая понять, что не хочет выходить наружу. Я не стал на него давить. Сходит на пол — ну и пусть. Сэнди никогда так себя не вёл. Можно спустить ему с рук одно-два таких происшествия, если уж он так не хочет покидать дом. «Должно быть, то был медведь», — подумал я, закрыл дверь и отправился спать. Затем всё стало ещё хуже. Сэнди весь день ничего не ел. С утра я подстрелил кролика. После этого пёс решил, что на сегодня гулянок с него хватит, и побрёл в хижину, откуда весь день больше так и не показывался. Я приготовил крольчатину, добавил подливки и предложил немного мяса Сэнди. Вообще я так делаю нечасто, но это был особый случай. «Может, угощение поднимет ему настроение, и завтра он решится пойти погулять?»К еде Сэнди не притронулся. Детство я провёл в небольшом рыбацком поселении на востоке Канады, окружённом заливом Святого Лаврентия с одной стороны и густой тайгой — с другой. Общая территория составляла меньше квадратного полукилометра — примерно 4000 квадратных футов, а население оценивалось в ещё более скромную цифру. Часть жителей расположилась вдоль нашей «главной улицы» — дороги, проходящей через городок. Остальные проживали в бывших фермерских домах — их адаптировали в жилые, когда сельское хозяйство перестало приносить доход, — разбросанных меж клочков леса. Подытожим: наш посёлок лежит в объятиях бескрайнего океана и нескончаемого леса, занимающего не менее 55% территории Канады. Большую часть своей жизни я провёл охотясь в этом лесу. Думаю, вы можете представить, какова была моя радость, когда родители подарили мне «охотничью собаку». Сэнди был шетландской овчаркой. Хоть они больше подходят для того, чтобы наблюдать за пасущимися на травянистых равнинах стадами овец, нежели для выслеживания в густом лесу кроликов и оленей, я всё равно брал его с собой почти на каждую вылазку. Сэнди провёл со мной столько времени, что привык просыпаться до рассвета. Пару раз он помогал мне ловить мелкую дичь вроде белок и кроликов на довольно обширных участках леса. Я не считал Сэнди своей собственностью, и потому никогда не обращался с ним так, словно он мне «принадлежит». Он был членом семьи, моим лучшим компаньоном и самым близким другом. Я с теплом на душе вспоминаю, как он сам, безо всяких команд, запрыгивал на переднее сиденье фургона, и готов был тотчас отправиться со мной в любую часть леса. С полной уверенностью я могу сказать, что другого Сэнди мне никогда не найти. В первую очередь меня поймут любители собак. Итак, на дворе 30 октября, первый день сезона охоты на оленей. Я долго выпрашивал у родителей разрешение прихватить с собой Сэнди, охотничье снаряжение, ряд предметов первой необходимости и пару дней пожить в одной из дедушкиных хижин, расположенной на опушке у нигде не отмеченной дороги. Поначалу семья была категорически против, но я не собирался упускать шанс поохотиться на территории, пока ещё не зачищенной браконьерами. Через пару часов тряски на видавшем многое синем Форде мы с Сэнди уже вовсю обживали уединённую в глуши хижину. В молодости почти всё свободное время я проводил в лесу. Меня мало что могло удивить. Как правило, любой странности можно было дать научное объяснение. Именно исходя из этого я списал нетипичное для Сэнди поведение в первые две ночи на то, что пса беспокоили отдалённые звуки, издаваемые койотами, волками, медведями и лосями. Ведь это была совершенно никем не тронутая территория — так что природа успела хорошенько её обжить. Первая ночь прошла относительно нормально. Лежак для Сэнди я расположил в углу гостиной, возле телевизора, явно стоявшего там с начала 90-х. Мне показалось хорошей идеей дать Сэнди отдельное место для отдыха, хотя в девяти случаях из десяти он спал со мной, свернувшись калачиком. Около десяти часов вечера Сэнди повернулся к деревянной входной двери и заскулил. Я подумал, что он так просится в туалет, и открыл дверь, чтобы его выпустить. Я совершенно не беспокоился, что мой лучший друг убредёт далеко от хижины. Вот только Сэнди просто сел у порога и уставился на кромку леса. Я тоже смотрел туда несколько минут, но потом решил, что Сэнди, должно быть, просто услышал какую-то мелкую животину, наблудшую на нашу хижину. Остаток ночи прошёл без происшествий, и Сэнди хорошо поспал у меня на кровати. Следующей ночью я всё списал на напряжённость Сэнди. В тот день мы прогуливались по лесу за пару миль от хижины, как вдруг послышался треск веток, примятых чем-то массивным. Я надеялся, что это не лось — моё ружьё ему не ровня. В поведении Сэнди что-то переменилось, но тогда я не обратил на это должного внимания. Склонив голову к земле и оголив зубы, он зарычал в пустоту. Я решил свернуть вылазку и попробовать поохотиться в другой раз, когда то, что так его взбудоражило, уйдёт и если он сам этого захочет. Но, когда мы вернулись домой, он стал капризничать. Даже когда я хотел его выгулять, Сэнди сел у двери и начал скулить, давая понять, что не хочет выходить наружу. Я не стал на него давить. Сходит на пол — ну и пусть. Сэнди никогда так себя не вёл. Можно спустить ему с рук одно-два таких происшествия, если уж он так не хочет покидать дом. «Должно быть, то был медведь», — подумал я, закрыл дверь и отправился спать. Затем всё стало ещё хуже. Сэнди весь день ничего не ел. С утра я подстрелил кролика. После этого пёс решил, что на сегодня гулянок с него хватит, и побрёл в хижину, откуда весь день больше так и не показывался. Я приготовил крольчатину, добавил подливки и предложил немного мяса Сэнди. Вообще я так делаю нечасто, но это был особый случай. «Может, угощение поднимет ему настроение, и завтра он решится пойти погулять?»К еде Сэнди не притронулся. Более того — он даже её не понюхал. Вместо этого он устроился со мной на диване и принялся сосредоточенно наблюдать за дверью. Я приобнял Сэнди одной рукой, и он прилёг мне на ногу, всё так же не отрывая взгляда от двери. Спустя три часа просмотра видеокассет на зернистом экране старого телевизора Сэнди заскулил, прижимаясь ко мне. Наверное, так по-дурацки звучит: теперь не собака меня защищала, а наоборот. Сэнди — моя семья. Если что-то снаружи так его пугает, я обязан что-то предпринять. Зарядив ружьё патроном . 410-го калибра, я распахнул дверь, встал в проёме и стал ждать. Должно быть, так я прождал не меньше получаса, уставившись в никуда. Не было почти никаких звуков, за исключением едва уловимого жужжания насекомых и шелеста листьев в прохладном осеннем ветре. Лоси — создания не самые элегантные, так что рогатого я бы точно услышал. Через сорок минут Сэнди вдруг резко подорвался и умчался в темноту леса с громким лаем. Меня это не на шутку взволновало, даже учитывая, что моего пса нельзя назвать совсем беззащитным. Всё-таки в лесу есть звери покрупнее, которые не прочь полакомиться Сэнди в условиях нехватки зимних припасов. Было слышно, как лай Сэнди постепенно отдаляется, а затем и вовсе затих. Несколько часов я так и простоял в проёме с ружьём на изготовку. Я довольно долго ждал, пока Сэнди вернётся к хижине — до тех пор, пока сквозь кроны деревьев не показалось солнце. Затем я присел на крыльцо и до самой ночи ожидал возвращения собаки, борясь со сном. Сэнди вернулся лишь через три дня. Вечер был туманный. Смеркалось: небо окрашивалось в тёмно-синий. Трёхдневные поиски прошли безрезультатно, и я начал всерьёз задумываться о том, чтобы съездить домой за припасами и затем побыть в хижине ещё пару ночей. Ну не мог я оставить Сэнди в лесу. Он, должно быть, замёрз и сильно проголодался. Меня тревожила одна только мысль о том, что он сидит где-то там и ждёт, чтобы я забрал его домой. Я собирал сумку для завтрашней вылазки и прикидывал, что через день съезжу домой и попрошу отца помочь мне с поисками. Мой отец был седым, пожилым пенсионером, однако я не сомневался, что при одном упоминании имени Сэнди он сделает всё возможное, чтобы его отыскать. К счастью, Сэнди вернулся до того, как я себя накрутил. Я увидел его в окне, на дороге, в десятке метров от дома. Как правило, пёс подбегал к двери и постукивал по ней лапой, но не в этот раз. Его глаза, как зелёные жемчужины, глядели на меня из дымки тумана, обволакивавшего хижину. На секунду я даже принял Сэнди за дикое животное. Я понял, что он мог быть ранен. Или хуже. Когда я открыл дверь, он не побежал ко мне. Сэнди просто стоял и не отводил взгляда. Чтобы его расшевелить, я присвистнул. «Ну же, Сэнди, — я подозвал его к хижине. — Сюда, мальчик». Он двигался… иначе. Будто его бёдра были вывихнуты. С каждым шагом Сэнди по-разному поворачивал лапы, так, словно разучился ходить. Голову он приклонил к земле, но оскала не показал. Он не был агрессивен. Как же описать то, как он на меня смотрел? Это был виноватый взгляд, как будто Сэнди сделал что-то плохое, и я его за это отругал. Я беспокоился, что с вывихнутыми бёдрами — если они в самом деле были вывихнуты — Сэнди будет тяжело запрыгнуть на высокую ступеньку. Но он справился. При этом его спина как-то странно выгнулась, а одна из лап неестественно подвернулась сама под себя. Он сел на ступень и не отрывал от меня взгляда. Так он и сидел не шевелясь, пока я не вышел из дверного проёма и полностью не распахнул перед ним дверь. Сэнди направился прямо к лежаку. Не остановился меня обнюхать. Не стал ждать, пока я его приласкаю, не прыгнул на меня, как делал всегда. Просто подошёл к лежаку, сел на него и продолжил следить за мной ещё долгое время. Я решил досмотреть фильм. Пару раз я позвал к себе Сэнди, но он никак не отреагировал. Его уши не колыхнулись ни на мой голос, ни на похлопывание рукой по дивану. Конечно, я соскучился по своему другу, но не тащить же его силой. Нутром я почувствовал, что не стоило пускать его внутрь, но посчитал это глупостью. Через пару часов я пошёл готовиться ко сну. Сейчас я вспоминаю, что за тот день Сэнди ни разу не моргнул. Он сидел как статуя, и, когда я выключил свет, его нефритовые глаза следовали за мной, пока я не зашёл в свою комнату и не закрыл за собой дверь. Ночью я слышал его шаги. Пощёлкивание когтей о деревянный пол, приблизившееся вплотную к двери. Эти шаги были медленными, но уверенными. Как правило, Сэнди юрко подбегал ко мне, поняв, что я лёг спать, и устраивался рядом. Звуки прекратились, как только он подошёл к двери. Я не стал на этом зацикливаться и заснул глубоким сном. Утром я подумал, что мне это приснилось. Сэнди сидел в той же позе, в какой я в последний раз видел его, когда ложился. Как будто за всю ночь ни одна мышца в его теле не шевельнулась, и он даже хвостом не вильнул.

Он проследовал за мной в сторону кухни и остановился у открытой двери, следя за тем, как я наполняю его миску кормом из супермаркета. Идя к кухне, Сэнди снова странно вильнул задней половиной тела. Что-то было не так, он выглядел по-другому. Казалось, будто за ночь его тело стало немного длиннее. Сэнди припал к полу у двери — как прошлой ночью, когда подкрался к спальне. Я думал, что Сэнди, должно быть, голоден как волк после нескольких дней в глуши; но он не притронулся к еде и смотрел на меня таким взглядом, будто подзывал к себе. Казалось бы, подойти к миске без лишних слов с моей стороны — само собой разумеющееся. Однако через несколько секунд игры в гляделки у меня кончилось терпение и я громко его позвал. Сэнди не шелохнулся. Я почувствовал неладное. Мне не хотелось к нему приближаться, но нужно же было как-то покинуть кухню. Мой Сэнди — безобиднейший пёс, чьим самым жестоким поступком было поедание мух. С этой мыслью я настороженно прошёл мимо него. Он только проводил меня взглядом, повернувшись как-то неестественно. Выйдя тем днём на охоту, я ничего не смог найти. Оленьим следам было уже пару дней, и они терялись, сворачивая с троп, протоптанных природой. Не было слышно ни насекомых, ни птиц, ни даже завываний койотов. Всё, что нарушало гробовую тишину — это моё дыхание и похрустывание листьев под ногами. Когда дело пошло к закату, я повернул обратно. Чёрт, надо было просто собрать вещи и уехать. На подходе к дому — хижина проглядывалась через скопление деревьев — я узнал, почему в этой части леса не было ни одного живого существа. Как правило, массовая гибель фауны не означает ничего хорошего. Обычно выжившие животные достаточно умны, чтобы поскорее унести свои пятые точки из такого места. Даже у домашних кошек сохранился инстинкт не пить воду около пищи. Сами подумайте: если вы увидите чью-то мёртвую тушу у ручья, вы подумаете, что он загрязнён, и поищете другой источник питьевой воды. Сотни выпотрошенных белок были раскиданы по траве, образовывая почти идеальную окружность. У многих не было кожи. Отвернувшись опорожнить желудок, я увидел ещё пару дюжин белок, вывернутых наизнанку. Меня вырвало несколько раз, пока я обходил круг, выложенный из крохотных органов и перемолотых тел, и рвало меня не столько от его вида, сколько от невыносимой вони. Не знаю, сколько белки там пролежали, но наткнись я на них раньше, мы с Сэнди давным-давно запрыгнули бы в машину и свалили оттуда. Постепенно ряд звериных тел стал редеть. Самым крупным трупом был олень, совсем недалеко от сатанинского круга. Нечто содрало с оленя всю шкуру и повесило её на ветке, словно для того, чтобы немного её подсушить. Ума не приложу, сколько олень так провалялся, но, если судить по запаху, то мёртв он был к тому моменту достаточно долго. При этом не было видно ни единой, мать её, мухи. Голова у оленя была отрезана от уровня плеч. Увидев, что туша начисто выпотрошена, я перешёл с шага на бег. К счастью, хижина была неподалёку. Остановившись и вытерев рот рукавом, я взглянул в сторону дома. Сэнди смотрел из окна прямо на меня. Закрыв входную дверь, я без лишних церемоний принялся паковать провиант и принадлежности по коробкам, стараясь управиться до того, как стемнеет. Маневрирование по извилистой дороге под покровом ночи сопряжено с серьёзной опасностью, ведь склоны горы Келлис довольно круты. В непроглядной тьме никакие фары не спасут от соскальзывания в овраг и последующей неминуемой смерти. Мне не хотелось оставаться ещё на одну ночь, но выбора не было. К тому моменту, когда я возвратился к хижине, солнце уже почти зашло за горизонт, и небо снова приобрело тёмно-синий оттенок. Я не особо смотрел за Сэнди. Он просто сидел на лежаке и наблюдал за тем, как я собираю вещи. «Ну и пусть себе сидит», — подумал я. «Закину его лежак в кузов завтра с утра пораньше, и к вечеру мы будем дома». Вновь бросив взгляд на Сэнди, я не мог не заметить, что он стал ещё чуточку длиннее. В ту ночь заснуть было непросто. Было где-то четыре или пять утра, когда я услышал свист. Осознав, что тот, кто истребил белок и выпотрошил оленя, мог запросто проникнуть ко мне в дом, я вмиг покрылся холодным потом. Слава богу, дверь моей комнаты не издала скрипа, когда я осторожно её приоткрыл. Прислушавшись к свисту, я понял, что он точь-в-точь как тот, которым я подзывал Сэнди. Я набрался смелости выглянуть из-за двери. Дверь в хижину была распахнута. В проходе стояла задняя часть тела Сэнди, непропорционально вытянутая, и полностью огибала дверь. Другая половина была снаружи. Из-за открытой двери раздавался мой свист. В какой-то момент оно склонилось к земле и протянуло: «Сээээннн-дииии» самым, *****, жутким голосом, который мне когда-либо доводилось слышать. Я беззвучно отступил. Понятия не имею, сколько я прождал, упёршись в дверь спиной. Что я точно знал, так это то, что ружьё моё было в сумке, оставшейся висеть на вешалке у входа. Я выждал, пока первые лучи солнца не показались из-за горизонта, затем подождал ещё немного, где-то до полудня, и только тогда, наконец, решился открыть дверь, чтобы рвануть к машине. Сэнди исчез. Входная дверь была распахнута. Миска с кормом осталась нетронутой, но холодильник был открыт и из него исчезло всё мясо. Я не стал собирать вещи пса. Лишь закинул сумку на плечо, на всех парах бросился к автомобилю и повернул ключ зажигания. Не могу описать чувство, охватившее меня, когда я понял, что мне придётся оставить Сэнди там. Я и думать не хотел, что он мог быть уже мёртв. Не допускал и мысли, что тварь, которую я пустил в хижину, сотворила с Сэнди то, что сделала с дикими животными. Пытаясь не сорваться в овраг, я ехал так быстро, как мог. Казалось, будто я кружу по лабиринту, который рано или поздно выведет меня обратно к хижине, но, завидев асфальтовую дорогу, ведущую к городку, почувствовал облегчение и подумал было, что нахожусь в безопасности. Едва я выехал на дорожное покрытие, как что-то твёрдое влетело в заднее стекло, засыпав осколками пассажирское кресло. Краем взгляда я уловил оленью голову, на мгновение застрявшую в растрескавшемся стекле, а затем свалившуюся на заднее сиденье. Большую часть оставшейся поездки я рыдал, до побеления пальцев сжимая руль. Ох, как бы мне хотелось закончить этот рассказ на положительной ноте. Как бы хотелось сказать, что я нашёл Сэнди. Что он был дома, ждал меня. Хотелось бы сказать, что это был конец лесного кошмара, и что моё травмированное сознание со временем от него оправитсяВчерашней ночью я не мог заснуть, проматывая в голове всю поездку к горе Келлис от начала и до конца. Решив, что сна в ближайшее время не предвидится, я просто лежал и слушал ветер, сквозивший через открытое окно. Готов поклясться: из лесной опушки донёсся свист, которым я когда-то подзывал своего пса.