Семейные ценностиСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Отрывки истории, начавшейся примирением двух братьев перед лицом опасности и закончившейся печально для них обоих. Оборванный нищий мальчишка, кинулся мне под ноги на темной и грязной городской улице. Он взывал к моей жалости, цитирую что-то на церковной латыни - точнее, на той ужасающей смеси звуков, которые он сам, вероятно, полагал латынью. Я отмахнулся от него, как от назойливой мухи - сам я нуждался в помощи не меньше маленького бездельника, однако он не отбежал, а посмотрел на меня и, неожиданно твердым голосом, в котором уже не было жалобных нот произнес:- Доброго здоровья, благородный господин Дитрих. Я посмотрел на него с отвращением и задумался, сумею ли придушить ублюдка до того, как он позовет стражу. - Нет, я не соглядатай инквизиции, добрый господин, - словно угадал мои мысли мальчишка, - меня послал на поиски благородный господин Родрик. Брат ваш стал слаб здоровьем и просит вас приехать к нему. Что за безумие? Откуда мой брат мог знать, где я скрываюсь сейчас? И как этот крысенок узнал меня?- Господин Родрик велел также передать одну вещь, - добавил мальчишка, снял с плеча серый холстяной мешок, и вынул из него нечто, завернутое в белую тряпку. Я протянул руку, брезгливо взял этот предмет у маленького мерзавца из рук - и чуть не выронил его в уличную грязь. Предмет был тяжел, как будто внутри было чугунное ядро. Я осторожно развернул тряпицу и увидел, что внутри лежал мешочек из красного бархата, на котором золотым шитьем был вышит наш фамильный герб. Не веря в реальность происходящего я заглянул в мешок - и окончательно убедился, что сплю. Нищие на улицах не дарят кошельков с золотыми монетами, даже в самых смелых и безумных сказках. Я поднял глаза и увидел только пустую улицу. Кем бы ни был мой маленький благодетель - ангелом ли, решившим прийти на помощь в трудную минуту, демоном ли, желающим ввести меня во врата преисподней - он скрылся с глаз. Я нашел харчевню на окраине города. Громила, сидевший у стойки, поднялся было, чтобы выгнать меня в три шеи, но я помахал человеку за стойкой золотой монетой, предусмотрительно зажатой в кулаке, и громила, словно именно за этим и встал, лениво почесал поясницу, потянулся и снопа сел обратно - не спуская с меня глаз, разумеется. - Что угодно благородному лорду в нашей скромной обители порока, - подобострастно обратился ко мне невысокий лысый человек, торопливо протирая пивные кружки. В глазах его словно еще горел блеск золотой монеты, которую я снова спрятал в кулаке. - Вина и свиную лопатку, - ответил я, - постель на эту ночь, и если в ней не будет клопов, то я буду благодарен, - я показал ему краешек монеты. Деньги - вот волшебная сила, преобразующая людей. Еще минуту назад эти обаятельные люди переломали бы мне ноги и выкинули бы на улицу, а теперь я сидел за столом в углу, пил подогретое вино и жевал мясо. Конечно, вино и мясо были не лучшего сорта, но голод - одна из лучших приправ. Когда я закончил ужин, трактирщик проводил меня наверх, и осведомился, не хочу ли я, чтобы наверх поднялась девка, чтобы «взбить мне подушки». Я ответил отказом, сказав, что мой обет не позволяет мне спать на слишком взбитых подушках. Язык у меня немного заплетался - не то от выпитого вина, не то от неожиданной сытости, не то просто от усталости. Я вручил монету хозяину и велел не беспокоить мой сон до полудня. Утром я продрал глаза, убедился, что не сплю, и попытался понять, что мне делать дальше. Мой старший брат никогда не питал ко мне теплых чувств, я, со своей стороны, платил ему той же монетой. Когда наш отец скончался, а брат вступил в законные права наследника, я поспешил покинуть наше маленькое родовое гнездо. Пусть это был всего лишь небольшой замок, одна из башен которого грозила рухнуть, а другие держались исключительно молитвами нашей ключницы, но в то дождливое утро, когда я, словно приговоренный к смерти вор, крался по своему двору, на мои глаза наворачивались горькие слезы. Именно тогда я совершил первую в своей жизни кражу - а именно, украл у родного брата своего любимого жеребца. Впрочем, я не считал это кражей, и до сих пор полагаю этот поступок правильным. Возможно, обнаружив мое бегство утром братец выместил бы злость на коне, которого привык считать моим. Я отворил дверь коляски и спрыгнул в хлюпающую грязь. Навстречу мне на мост вышел человек, невысокого роста, сгорбленный так, словно он хотел спрятать собственную голову у себя на животе. - Доброго вам здоровья, молодой господин, - обратился он ко мне, - я Корт. Господин Родрик, ваш добрый брат, изволил взять меня в услужение, а теперь приказал обслужить вас, как вам будет угодно. Корт посмотрел в сторону коляски и удивленно спросил:- Где же вещи молодого господина?- Все со мной, - криво улыбнулся я, - да еще пара блох в довесок. Отрывки истории, начавшейся примирением двух братьев перед лицом опасности и закончившейся печально для них обоих. Оборванный нищий мальчишка, кинулся мне под ноги на темной и грязной городской улице. Он взывал к моей жалости, цитирую что-то на церковной латыни - точнее, на той ужасающей смеси звуков, которые он сам, вероятно, полагал латынью. Я отмахнулся от него, как от назойливой мухи - сам я нуждался в помощи не меньше маленького бездельника, однако он не отбежал, а посмотрел на меня и, неожиданно твердым голосом, в котором уже не было жалобных нот произнес:- Доброго здоровья, благородный господин Дитрих. Я посмотрел на него с отвращением и задумался, сумею ли придушить ублюдка до того, как он позовет стражу. - Нет, я не соглядатай инквизиции, добрый господин, - словно угадал мои мысли мальчишка, - меня послал на поиски благородный господин Родрик. Брат ваш стал слаб здоровьем и просит вас приехать к нему. Что за безумие? Откуда мой брат мог знать, где я скрываюсь сейчас? И как этот крысенок узнал меня?- Господин Родрик велел также передать одну вещь, - добавил мальчишка, снял с плеча серый холстяной мешок, и вынул из него нечто, завернутое в белую тряпку. Я протянул руку, брезгливо взял этот предмет у маленького мерзавца из рук - и чуть не выронил его в уличную грязь. Предмет был тяжел, как будто внутри было чугунное ядро. Я осторожно развернул тряпицу и увидел, что внутри лежал мешочек из красного бархата, на котором золотым шитьем был вышит наш фамильный герб. Не веря в реальность происходящего я заглянул в мешок - и окончательно убедился, что сплю. Нищие на улицах не дарят кошельков с золотыми монетами, даже в самых смелых и безумных сказках. Я поднял глаза и увидел только пустую улицу. Кем бы ни был мой маленький благодетель - ангелом ли, решившим прийти на помощь в трудную минуту, демоном ли, желающим ввести меня во врата преисподней - он скрылся с глаз. Я нашел харчевню на окраине города. Громила, сидевший у стойки, поднялся было, чтобы выгнать меня в три шеи, но я помахал человеку за стойкой золотой монетой, предусмотрительно зажатой в кулаке, и громила, словно именно за этим и встал, лениво почесал поясницу, потянулся и снопа сел обратно - не спуская с меня глаз, разумеется. - Что угодно благородному лорду в нашей скромной обители порока, - подобострастно обратился ко мне невысокий лысый человек, торопливо протирая пивные кружки. В глазах его словно еще горел блеск золотой монеты, которую я снова спрятал в кулаке. - Вина и свиную лопатку, - ответил я, - постель на эту ночь, и если в ней не будет клопов, то я буду благодарен, - я показал ему краешек монеты. Деньги - вот волшебная сила, преобразующая людей. Еще минуту назад эти обаятельные люди переломали бы мне ноги и выкинули бы на улицу, а теперь я сидел за столом в углу, пил подогретое вино и жевал мясо. Конечно, вино и мясо были не лучшего сорта, но голод - одна из лучших приправ. Когда я закончил ужин, трактирщик проводил меня наверх, и осведомился, не хочу ли я, чтобы наверх поднялась девка, чтобы «взбить мне подушки». Я ответил отказом, сказав, что мой обет не позволяет мне спать на слишком взбитых подушках. Язык у меня немного заплетался - не то от выпитого вина, не то от неожиданной сытости, не то просто от усталости. Я вручил монету хозяину и велел не беспокоить мой сон до полудня. Утром я продрал глаза, убедился, что не сплю, и попытался понять, что мне делать дальше. Мой старший брат никогда не питал ко мне теплых чувств, я, со своей стороны, платил ему той же монетой. Когда наш отец скончался, а брат вступил в законные права наследника, я поспешил покинуть наше маленькое родовое гнездо. Пусть это был всего лишь небольшой замок, одна из башен которого грозила рухнуть, а другие держались исключительно молитвами нашей ключницы, но в то дождливое утро, когда я, словно приговоренный к смерти вор, крался по своему двору, на мои глаза наворачивались горькие слезы. Именно тогда я совершил первую в своей жизни кражу - а именно, украл у родного брата своего любимого жеребца. Впрочем, я не считал это кражей, и до сих пор полагаю этот поступок правильным. Возможно, обнаружив мое бегство утром братец выместил бы злость на коне, которого привык считать моим. Я отворил дверь коляски и спрыгнул в хлюпающую грязь. Навстречу мне на мост вышел человек, невысокого роста, сгорбленный так, словно он хотел спрятать собственную голову у себя на животе. - Доброго вам здоровья, молодой господин, - обратился он ко мне, - я Корт. Господин Родрик, ваш добрый брат, изволил взять меня в услужение, а теперь приказал обслужить вас, как вам будет угодно. Корт посмотрел в сторону коляски и удивленно спросил:- Где же вещи молодого господина?- Все со мной, - криво улыбнулся я, - да еще пара блох в довесок.

Корт подобострастно хрюкнул, расплатился с возницей и поднял свой фонарь повыше:- Следуйте за мной, молодой господин. Ворота были заперты, Корт подвел меня к узкой дверце в стене, скрытой за увядшими розами. Я вошел внутрь и остановился. Факелы, обычно освещавшие лестницу, были погашены, а узкие окна были наглухо закрыты. Казалось, что ни один луч света, кроме света фонаря Корта, не проникает сюда. - Почему тут так темно, - спросил я горбуна, - неужели нельзя поднять шторы на окнах?- Господин Родрик плохо себя чувствует, - ответил слуга, запирая дверцу на засов - и я держу все окна и двери закрытыми, чтобы сквозняк не свел нашего доброго хозяина в могилу. Если молодому господину покажется слишком темно - крикните меня, я принесу свечей. Я пожалел о своей глупости и почувствовал себя неуютно. Должны же были меня чему-то обучить врачеватели в университете. - Когда я смогу увидеть моего брата, - спросил я Корта. - Как только он сможет подняться со своего ложа, молодой господин. Обычно вечером он чувствует себя лучше. Поздним вечером Корт появился возле моей двери, и сообщил, что брат мой желает ужинать вместе со мной. Я спустился в большую комнату, где мы прежде играли у камина. Увы, камин в зале еле теплился, и давал больше дыма, чем тепла. Стол был накрыт на двоих, и за ним уже сидела некая фигура, укутанная в темные одежды. Лицо было бледным, но в заостренных складках кожи угадывались черты знакомого лица. Я приблизился к столу и поклонился. - Здравствуй, Родрик. - Здравствуй и ты, Дитрих, - тихим и сухим голосом ответил мой брат. Я поморщился. - Я полагаю, мое приглашение удивило тебя, - продолжал Родрик, уже более мягко, - но я посчитал, что если болезнь меня прикончит, то владения не должны достаться этому мерзавцу епископу. - Епископу? - спросил я. - А ты не знал? Впрочем, откуда тебе знать, это было уже после того, как тебе вздумалось удрать, - Родрик скривился - Наш новый сосед - епископ. Он прибрал к рукам владения двух семей на севере, после того, как прежние хозяева были осуждены за ересь. Не скажу, что я питал к прежним соседям какие-то теплые чувства, но они, по крайней мере, не пытались натравить на меня инквизиторов. А этот, кажется, спит и видит меня на костре. Я вытер губы рукавом. Аппетит совершенно пропал- Если тебе грозит инквизиционный трибунал, - сказал я серьезно, - то я - самый неподходящий гость в твоем доме…Брат не дал мне закончить. - Слышал я о твоих шалостях, - махнул он рукой, - но тут это не важно. Выпьем. Корт, налей вина. Горбун вытащил пробку из большого глиняного кувшина и аккуратно налил темно-красное вино в наши кубки. - За честь и веру, - возгласил Родрик наш семейный девиз. Я пригубил вино. Оно было превосходным, несмотря на легкий, как будто солоноватый привкус. Я почувствовал легкое головокружение и поначалу даже испугался, не было ли в бокале редкого яда, от которого умирают с улыбкой на устах. Но мысль эта показалась мне безумной и нелепой - Родрик сделал из своего бокала большой глоток. Если даже предположить, что мой родной брат захотел бы убить меня здесь и сейчас, то у него и так были для этого все возможности. Я сделал большой глоток из бокала и почувствовал то блаженное тепло, которое дарит настоящее хорошее вино. - Что ты сюда добавил, Родрик, - я широко улыбнулся брату. - Ага, - острые складки на лице брата растянулись в улыбке, - я только что проиграл Корту свободный день. Не думал, что ты сразу заметишь. Этот рецепт я нашел в записях нашего деда. Ты очень удивишься, когда узнаешь, каким хорошим алхимиком был этот достойный человек, да покоится он с миром. - Ты… научился читать? - я поставил бокал на стол, чтобы не расплескать. - А ты полагал, что я так и останусь неучем? - Родрик развеселился, увидев мое изумление. - Нет, мой дорогой господин Ученость, читать и писать учат не только в городских университетах. И ведь этого человека я когда-то почти ненавидел. Сейчас он с такой легкостью поднимает мою жизнь из уличной грязи и обещает показать золотые горы, хранящиеся в подвальных сундуках, и щедро поделиться со мной самым ценным - знаниями, которые по крупицам копил здесь наш предок. - За честь и веру, - повторил я слова, к которым привык с детства, и которые сейчас обретали новый смысл. Я чихнул и проснулся. Серый ночной мотылек стремительно отлетел от моего лица, забил крыльями и закружился по комнате. Шелестя крыльями он мчался навстречу судьбе. И не успел я подняться, и спасти его от гибели, как он влетел в пламя свечи и вспыхнул, превращаясь в маленький тлеющий уголек. Мне показалось, что я услышал тихий крик. Я поднялся, убедился, что от сгоревшего мотылька не загорится ни полог кровати, ни занавеси на окнах, и собирался было уже вернуться в постель, как вдруг снова услышал крик. Я замер. В крике слышались мне и звериная ярость, и мольба о помощи, и отчаяние от того, что помощь уже не придет. Наконец крик затих и опять наступила тишина. Я наклонился, отыскал свою обувь, поправил ночной колпак, зажег фонарь и вышел из комнаты. Некоторое время блуждал по неосвещенным коридорам и успел замерзнуть в ночной рубашке, как вдруг крик раздался снова - на этот раз он был громким и исходил откуда-то поблизости. Я толкнул ближайшую дверь, из-за которой исходил крик, но в комнате за ней было темно и пусто, только виднелись обрывки плохо убранной паутины. Я пнул еще две двери, но комнаты за ними были также пусты. Когда крик уже затих, я резко открыл еще одну из дверей - и замер, потрясенный. Комната была слабо освещена двумя канделябрами, а посреди комнаты находился большой стол, покрытый белой скатертью. выпачканной свежей кровью. На скатерти, прикованная за руки и за ноги к ножкам стола, лежала обнаженная девушка. Все ее мускулы были натянуты невероятной болью, голова судорожно билась о стол, дыхание было хриплым. Из разрезов, сделанных вдоль ребер медленно сочилась кровь. Но, несмотря на раны, девушка была еще жива. А позади стола, откинув капюшон на спину и слегка склонив голову над своей жертвой стоял ее мучитель. Мой брат. Родрик медленно поднял голову. Я испуганно сделал шаг назад. - Тебе не стоило сюда приходить, дорогой мой Дитрих, - услышал я его спокойный голос, - я наказываю свою прислугу. Она шпионила для наших врагов. Капли крови, явно принадлежавшей девушке, текли по лицу и шее моего брата. А пальцы его правой руки, замершие над грудью девушки были длиннее, тоньше и острее человеческих пальцев. - Ты, - я с трудом проглотил комок в горле, - делаешь это крайне мерзким образом, брат. Не зная, как еще прекратить гнусное действо, свидетелем которого я стал, я схватил канделябр и швырнул его в брата. Родрик отшатнулся, однако тяжелый канделябр, казалось, не причинил ему серьезного вреда. На его камзоле остались белесые пятна от свечного воска. Два из них ярко вспыхнули. - Не-е-ет, - безумно заревел Родрик. Резким движением мой брат разорвал камзол руками и бросил на пол. Маленькие язычки пламени быстро угасли, оставив черные пятна на сребристом шитье. Я сделал шаг к двери, потом развернулся и побежал по коридору. Сзади раздался громкий крик, переходящий в вой, потом что-то хрустнуло и раздалось чавканье. Я догадывался об источнике этого звука и не мог заставить себя обернуться. …С двух сторон от меня встали двое волков. Рах смотрел мне прямо в глаза. Сейчас он огласит мой смертный приговор - и так же торжественно свернет мне шею, а остальное доедят его младшие собратья. - Великая Мать, - проговорил оборотень, и в ту же минуту оба волка припали к земле, - желает видеть тебя и говорить с тобой. Она сохраняет твою жизнь, но не может вернуть тебе свободу. Она благодарит тебя за сделанное тобой и сожалеет о необходимости держать тебя в плену. Я переспросил:- Это означает - вечное заключение?- Такова воля Матери, - наклонил голову Рах, - теперь следуй за мной. И, пожалуйста, - он сделал паузу, словно обращая мое внимание на то, что сказанное очень важно, - не делай глупостей. Рах открыл дверь и низко поклонился. - Великая Мать, - он почтительно поклонился, - я привел человека, по имени Дитрих. Я увидел большую комнату, в углу которой пылал натопленный камин. В комнате было жарко - дров тут не жалели. Посреди комнаты стояла роскошная кровать, прикрытая плотным пологом. Именно к этой кровати обращался мой провожатый, из чего следовало, что Мать Волков находится именно там. - Вот и хорошо, мальчик, - ответил ему голос, исходивший из-под полога, - оставь нас одних. Рах вздрогнул, выпрямился и посмотрел на меня. Я понял, что он никак не ожидал такого приказа. Однако возражать он не стал, развернулся и вышел. Кем бы ни была лежащая на кровати женщина, она не опасалась остаться наедине со мной. Ситуация была совершенно нелепой и двусмысленной. Я не понимал что делать дальше. Полог раскрылся широко и в неровном свете от камина и свечей я увидел целый холм из покрывал. Большая часть покрывал была пестрой мешаниной лоскутов, но среди прочих виден был край золотой парчи. Из этого холма торчала прикрытая белым рукавом с оборванным кружевом рука, сжимающая кривую ********* палку, которой владелица руки раздвигала занавеси. Я поднял взгляд и чуть не вскрикнул от удивления. На подушках покоилась голова старой женщины с длинными седыми волосами. Волосы были аккуратно расчесаны и разложены по изголовью кровати, так что казалось, будто изголовье опутано серебряными нитями, как паутиной.

- Не хороша? - прищурилась старуха, обнажив желтоватые клыки. - Время не щадит никого, - сказал я, осторожно подбирая слова, - но оно бессильно скрыть, какой красивой Великая Мать была раньше. - Льстец, - усмехнулась она, - но быть вежливым с волками еще никому не вредило. - Я благодарю тебя, мой мальчик, - голос ее стал сильнее, - за то, что ты сделал для нас. Мне жаль, что тебе придется остаться с нами. Но, думаю, здесь тебе будет уютнее, чем в подвалах инквизиции. Пожалуй, между вечным заключением и костром я бы выбрал заключение. - Да, дорогой мой Дитрих, - старуха приподнялась, опираясь на руку и оскалилась, - войска епископа в трех днях пути отсюда. - Войска? - удивленно уточнил я. - Епископ не только жаден, но и умен, - пояснила мать волков, по прежнему криво усмехаясь, - он полагает, что твой бедный брат не просто увлекся алхимией, а вступил в связь с демонами. Возможно, - в голосе ее появились ехидные нотки, - мальчишка заслужил небольшой приз за догадливость. - Которым станет мой замок, - грустно отметил я. - Да, мой мальчик, - спокойно согласилась старуха, - но ты, кажется, не надеялся вернуться сюда, пока твоему брату не пришло в голову поиграть с тобой, ведь так?- Тогда, - покачал я головой, - я не видел библиотеки. Даже если ее собрал не кто-то из моих предков, будет обидно, если епископ ее сожжет. Старуха упала на подушки. - Я знала, чем тебя порадовать, мой мальчик, - сказала она слащавым тоном, как будто опытная блудница, вытаскивающая из карманов богатого юнца последние золотые, - так что приберегла эту сладкую косточку. Все, что мои дети нашли в библиотеке, до последней расходной книги, они принесли сюда. Впрочем нет, как раз расходные книги они кинули в огонь. Я вскочил. - Так значит все это сокровище - здесь?- Конечно здесь, только не надо так кричать, - лицо на седой голове поморщилось от боли, - разве тебя не учили вести себя тихо с больными. - Простите, - смущенно пробормотал я. Голова старухи приподнялась и она пристально посмотрела на меня. - Это ты пытался спасти Илси, верно?Я вздрогнул. Воспоминания о начале той кошмарной ночи были еще слишком свежими. - Д-да. Мне очень жаль, что я не смог ей помочь, - ответил я. - Ты не справился бы с порождением Червя в одиночку, мальчик, - одернула меня старуха. - И ты сделал все, что мог. Избавил бедную девочку от долгих мучений, которые ее ждали. И, может быть, от позора предательства своих сородичей - тоже. Голова Великой Матери упала обратно на подушки. Она глубоко вздохнула. - Я думаю, - прошептала она, - что скоро смогу с ней встретиться, там, за чертой. И поблагодарить за все, что она для нас сделала…- Если вы больны, может я смогу чем-то помочь?- Вряд ли, малыш, - старуха поморщилась, - у тебя найдется лекарство от старости. - Илси сказала, - продолжила Мать Волков, - что ты ей понравился, и даже просила за тебя. Я запрещаю своим дочерям играть с людьми, запретила и ей. Нам не нужная жидкая людская кровь. Но если ты понравишься ее сестрам, я не стану мешать. От тебя могут родиться хорошие щенки. Может быть, слишком рассудительные, но толковые.