Съеден изнутриСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Доброго времени суток, читатель! Было бы абсурдно начать нашу тёплую беседу без кружки тёплого топлёного молока, согревающего детского лепета и костра, столь согревающего и тёплого. Дорогой читатель, я не хочу, чтобы ты волновался, читая события моего, признаться, весьма сложного детства. Мне было сложно об этом писать, я словно разбился на тысячи кусочков, распался на миллионы ленточек, чтобы всё вспомнить. Некоторые события, казалось бы, растворились навсегда в моей ускользающей памяти, но иногда всплывают жуткие чёрные человечки, пустота, съедающая меня изнутри, истязающая мою душу с каждым шагом. Я старался зарыть всё это куда глубже, спрятать в самую глубокую коробку и зарыть глубоко-глубоко в марианскую впадину, на дно самого глубокого океана. Потерять, но, по-видимому, так и не научился. Не бойся, я рядом, всё обязательно станет. Представь тёплый костёр, догорающие облака, мы обязательно станем. Я начинаю. Когда я был маленьким, меня часто ссылали в глухую деревушку под моим ненавистным провинциальным городком. Я ненавидел эту жизнь, ненавидел всякий кустик, кой встречался на моём пути. Мне было очень больно, я плакал каждый день, но родителям сказать, увы, не сумел. Они были людьми интересными, творческими, живущими порывами, моментами. Жили в тесной коммуналке в Питере с самого начала лета. Вы, наверное, можете подумать, что быть ребёнком таких экземпляров (художников одним словом) - это что-то интересное что-то классное. Будем уж современны, но жить с такими людьми, кхм, одним словом - отстой, ежедневный театр абсурда. Ты - маленькое, абсолютно чистое создание, но ты скучен и однообразен для этих творцов. Ты не вписываешься в их планы, тебя там нет, ты - обуза. Так вот, мои милые «художники» наконец-то избавились от меня. Ехал я к бабушке. Впервые меня отправили туда в 9 лет, тогда я ещё с большим удовольствием наблюдал за разрухой нашей области, но, увы, не знал последствий. Как только крылатая девятка остановилась, мне стало в одночасье не по себе. Видишь ли, милый читатель, моя бабушка - измученная женщина, до сих пор помню всякую морщинку на её, когда-то прекрасном лице, каждую слезинку. Она до боли измученная, ужасно уставшая, дедушка её оставил уже как восемь лет. С ней я находился не смел, она была очень груба со мной. Я всё ещё сторожусь этой женщины, но её можно понять. Что будет, если поджарить на сковородке даже самое доброе сердце? Сердце обратится в прах, став совсем пустым. Бабушка покидала меня каждый день ради работы. Ей и одной было сложно, лишний рот мало чего хорошего добавит. Деревня была старая, сплошь разруха. Раньше бывал здесь фельдшер, да и тот уехал в город. До больницы ехали несколько дней, иногда так и не доехав. Люди спивались. Пусто, все дома разваливались. Нечего им было делать, сами понимаете. Детей особо не было, а если были, то на глаза-то мне точно не попадались. Была одна девочка, жив жизнью где-то за окном, я часто её видел. Ох, тяжёлая судьба у этой девочки, добавлять что-то не стану, это, право, лишнее. Её окружали крайне тяжёлые люди, да и она вечно была растрёпанной, грязной, из-за отсутствия ванн её волосы выглядели ещё жирнее и ещё более отвратительнее, она мне не нравилась. Я её сторожился. Единственное хорошее, что было в деревне - это книги. Я мог долгими вечерами сидеть над одной, мало, что разобрав. Книги там были о мифологии, в частности греческой. Тогда я и всерьёз заразился этой страстью, живущей во мне до сих пор. Бабушка покидала меня. Я смотрел в окно. Я был робким и несмелым мальчишкой, очень тревожным, уже не помню, как я решился, но однажды бабушка задержалась на работе. Я остался дома один с тихо догорающей, но пленяющей свечой. Её свет глубоко во мне до сих пор завораживает меня. Окна у меня были разбиты, но почему-то сама иллюзия дома меня защищала. До сих пор такой. Рядом с деревней пьяниц, опустившихся женщин и пустых людей, расположился лес. Чарующий лес, его чары и связали меня. Деревня была маленькая, рядом была тусклая беседка, где можно было увидеть выпивающих картёжников. Не знаю, как я решился, но я почему-то пошёл в тот лес. И страх меня не сковывал, я всё шёл, шёл, ни о чём не думаю. Такое редко у меня получалось. С каждым шагом лес всё больше пленил меня, забирая в свои сети. Я дошёл до неизвестной опушки. Старый и тёмный дом, рядом брошенное озеро, так пленили меня. Что со мной? Что было со мною в тот миг, что было с моим сознанием, что я вошёл? То, что осталось в моей голове, то, что я увидел, я не пожелаю никому. Та омерзительная девочка с жирными, отвратительными волосами сидела на стуле, полностью распотрошив неизвестного пьяницу. Её руки поглотила кровь, взгляд был безумен, кишки полностью оказались на грязном кухонном столе. Стены пыльные, страшные, она сама уродливая, грязная, окровавленная. Дом тесный, помещалась лишь она и её урод-отец. Мне было очень страшно на это глядеть. Доброго времени суток, читатель! Было бы абсурдно начать нашу тёплую беседу без кружки тёплого топлёного молока, согревающего детского лепета и костра, столь согревающего и тёплого. Дорогой читатель, я не хочу, чтобы ты волновался, читая события моего, признаться, весьма сложного детства. Мне было сложно об этом писать, я словно разбился на тысячи кусочков, распался на миллионы ленточек, чтобы всё вспомнить. Некоторые события, казалось бы, растворились навсегда в моей ускользающей памяти, но иногда всплывают жуткие чёрные человечки, пустота, съедающая меня изнутри, истязающая мою душу с каждым шагом. Я старался зарыть всё это куда глубже, спрятать в самую глубокую коробку и зарыть глубоко-глубоко в марианскую впадину, на дно самого глубокого океана. Потерять, но, по-видимому, так и не научился. Не бойся, я рядом, всё обязательно станет. Представь тёплый костёр, догорающие облака, мы обязательно станем. Я начинаю. Когда я был маленьким, меня часто ссылали в глухую деревушку под моим ненавистным провинциальным городком. Я ненавидел эту жизнь, ненавидел всякий кустик, кой встречался на моём пути. Мне было очень больно, я плакал каждый день, но родителям сказать, увы, не сумел. Они были людьми интересными, творческими, живущими порывами, моментами. Жили в тесной коммуналке в Питере с самого начала лета. Вы, наверное, можете подумать, что быть ребёнком таких экземпляров (художников одним словом) - это что-то интересное что-то классное. Будем уж современны, но жить с такими людьми, кхм, одним словом - отстой, ежедневный театр абсурда. Ты - маленькое, абсолютно чистое создание, но ты скучен и однообразен для этих творцов. Ты не вписываешься в их планы, тебя там нет, ты - обуза. Так вот, мои милые «художники» наконец-то избавились от меня. Ехал я к бабушке. Впервые меня отправили туда в 9 лет, тогда я ещё с большим удовольствием наблюдал за разрухой нашей области, но, увы, не знал последствий. Как только крылатая девятка остановилась, мне стало в одночасье не по себе. Видишь ли, милый читатель, моя бабушка - измученная женщина, до сих пор помню всякую морщинку на её, когда-то прекрасном лице, каждую слезинку. Она до боли измученная, ужасно уставшая, дедушка её оставил уже как восемь лет. С ней я находился не смел, она была очень груба со мной. Я всё ещё сторожусь этой женщины, но её можно понять. Что будет, если поджарить на сковородке даже самое доброе сердце? Сердце обратится в прах, став совсем пустым. Бабушка покидала меня каждый день ради работы. Ей и одной было сложно, лишний рот мало чего хорошего добавит. Деревня была старая, сплошь разруха. Раньше бывал здесь фельдшер, да и тот уехал в город. До больницы ехали несколько дней, иногда так и не доехав. Люди спивались. Пусто, все дома разваливались. Нечего им было делать, сами понимаете. Детей особо не было, а если были, то на глаза-то мне точно не попадались. Была одна девочка, жив жизнью где-то за окном, я часто её видел. Ох, тяжёлая судьба у этой девочки, добавлять что-то не стану, это, право, лишнее. Её окружали крайне тяжёлые люди, да и она вечно была растрёпанной, грязной, из-за отсутствия ванн её волосы выглядели ещё жирнее и ещё более отвратительнее, она мне не нравилась. Я её сторожился. Единственное хорошее, что было в деревне - это книги. Я мог долгими вечерами сидеть над одной, мало, что разобрав. Книги там были о мифологии, в частности греческой. Тогда я и всерьёз заразился этой страстью, живущей во мне до сих пор. Бабушка покидала меня. Я смотрел в окно. Я был робким и несмелым мальчишкой, очень тревожным, уже не помню, как я решился, но однажды бабушка задержалась на работе. Я остался дома один с тихо догорающей, но пленяющей свечой. Её свет глубоко во мне до сих пор завораживает меня. Окна у меня были разбиты, но почему-то сама иллюзия дома меня защищала. До сих пор такой. Рядом с деревней пьяниц, опустившихся женщин и пустых людей, расположился лес. Чарующий лес, его чары и связали меня. Деревня была маленькая, рядом была тусклая беседка, где можно было увидеть выпивающих картёжников. Не знаю, как я решился, но я почему-то пошёл в тот лес. И страх меня не сковывал, я всё шёл, шёл, ни о чём не думаю. Такое редко у меня получалось. С каждым шагом лес всё больше пленил меня, забирая в свои сети. Я дошёл до неизвестной опушки. Старый и тёмный дом, рядом брошенное озеро, так пленили меня. Что со мной? Что было со мною в тот миг, что было с моим сознанием, что я вошёл? То, что осталось в моей голове, то, что я увидел, я не пожелаю никому. Та омерзительная девочка с жирными, отвратительными волосами сидела на стуле, полностью распотрошив неизвестного пьяницу. Её руки поглотила кровь, взгляд был безумен, кишки полностью оказались на грязном кухонном столе. Стены пыльные, страшные, она сама уродливая, грязная, окровавленная. Дом тесный, помещалась лишь она и её урод-отец. Мне было очень страшно на это глядеть. Она, словно первые секунды меня не замечала, а потом стала пристально и пронзительно глядеть. Я простоял там около минуты, за столбеневший от шока. Моё сердце бешено билось, я бежал далеко-далеко. Я не хочу давать этому комментариев боле. Я отлучался не один раз, чтобы вытереть слёзы, успокоиться и прийти в себя. Мне сложно об этом писать, мне понадобился не один год, чтобы забыть эту картину. Я не забыл. Тот милый мальчик, уже потонувший, всё ещё кричит внутри меня. Я позабыл об этом мальчике в концы, позабыл об его наивной улыбке и солнце в глазах. Я покончил с ним в девять. В девять не стало меня, прощайте. Фух, после того дня девочка стала появляться всё чаще, становясь для меня более отвратительной. Я понимал, что эти порезы не просто так, что эта грязная одежда - не пустой звук. Бабушку я больше не видел, мало что помню с тех просторов, но её морщины и та картина - это, пожалуй, то, что останется со мною навсегда. Руки дрожат, пролил кофе, но дописал. Прожил всё это заново и вновь умер, обратившись в феникса. Вы знаете, тут бы хотелось добавить кое-что ещё. Не знаете, что попить от бессонницы? С 2009 меня мучает один и тот же сон. Каждый раз, каждую ночь, я облачаюсь в пепел. Я боюсь всего этого. Стараюсь не выходить из дома, заставляю себя проснуться, но всё равно дохожу до обрыва, практически свалившись. Этот лес манит меня, чарует... Я не знаю этих людей, не знаю лиц и просроченных городов, но знаю об этой деревушке. Сны не сменяются, я застрял во времени, не могу выходить из комнаты, до сих пор живу в ином измерении. Мне страшно, братья! Страшно засыпать, страшнее не проснуться. Разбитых себя не могу сосчитать, потерялся со счёта. Боюсь, руки дрожат. Лица до дрожи запомнил. Дети в саду верещат, пьяницы орлами ходят. Так страшно, что сбился со счёта, потерялся с пути. Кому же меня спасти? До сих пор окажусь у двери, до сих пор тот же проём. Эти люди - те звери, живущие под испорченным потолком. Мне страшно, мама. Где я? Взгляд меня сравнял с пеплом, сидя в бетонной коробке, допивая последний йогурт, боюсь, того «меня» уже не станет. Его не стало уже как девять лет.