С папой что-то не такСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Пятнадцать лет назад с моей семьёй произошло нечто ужасное. Чтобы оправиться от шока, мне потребовался не один год терапии и лекарств. Но я всё ещё помню. Не могу выкинуть некоторые моменты из своей памяти — они словно застыли там. И они пугают меня, не дают спать по ночам. Я хочу забыть. Просто не могу. Мой лечащий врач посоветовала всё это записать. Сказала, что это несколько облегчит мои воспоминания. Не уверен, что верю ей, но я попробую. У меня нет выбора. Я хочу прийти в себя. Не могу больше так жить. Есть пара вещей, о которых вы должны знать перед тем, как я начну:Первое. Моя семья не доверяла технологиям. У нас не было телевизора, компьютера, телефона, ничего. Отец считал, что от таких вещей загнивает мозг, и не стеснялся говорить об этом при окружающих. И второе. Моя семья очень ценила спокойствие. Наш дом стоял на холмах, и проехать к нему можно было лишь по грунтовой дороге. У нас не было соседей. Никакой компании. Только мы. Мама, папа и братик Джей. Мама обучала нас на дому, а отец ездил на машине в город и работал в местном банке. Не могу сказать, что наша семья была несчастной. Моя мать, Энн, была заботливой, очень доброй и нежной с нами. Она была спокойной, покорной женой. Мой брат, Джей, был на два года младше меня. Я всегда его любил. Он часто баловался, и мне нередко приходилось оправдывать его перед родителями. Нашего отца звали Генри. Он был человеком старой закалки. Строгим, но честным. Он верил в нравственность, верил в то, что нужно быть примером для подражания, был настоящим трудягой, полностью обеспечивая нашу небольшую семью. Так было, пока всё не покатилось к чертям. Так было, пока мой отец не изменился. Был завтрак. Я сидел за столом, радостно уплетая свой тост. Мой шестилетний брат сидел напротив и пил молоко, громко хлюпая. На кухню вошёл отец и попросил Джея вести себя прилично, а затем чмокнул маму в щёку, желая ей доброго утра. Мама улыбнулась и помогла отцу завязать галстук, сообщила о том, что обед уже упакован и пожелала хорошего дня. Отец накинул свою спортивную куртку и подобрал чемодан c кухонной тумбы. Он слегка потрепал мои волосы и наклонился ко мне. — Будешь сегодня вести себя хорошо, сынок? — спросил он. Я чувствовал запах его одеколона и разглядывал его гладко выбритое лицо. Он был привлекательным мужчиной, высоким и широкоплечим. Я всегда смотрел на него с почтением и восхищался им. — Да, пап. Я буду вести себя хорошо, — ответил я. С улыбкой папа подошёл к моему брату и спросил у него то же самое. Тот пожал плечами, глуповато улыбнувшись. Один из его передних зубов расшатался и стоял криво. Он часто его теребил. Безрезультатно. — Может, сегодня он, наконец, выпадет, — сказал отец, изучая упрямый зуб. Он поцеловал Джея в лоб и попрощался с мамой, отправив ей воздушный поцелуй, а потом вышел из дома. Доедая тост, я слышал, как он завёл машину и поехал вниз по пустынной дороге. Мама, убирая со стола тарелки, велела нам с Джеем закругляться и готовиться к занятиям. Я терпеть не мог учиться, как и все дети. Мне она казалась пустой тратой времени и навевала тоску. Леса и холмы были куда интересней, нежели учебники и карандаши. С ленивым стоном я стряхнул с рубашки крошки и повел Джея в нашу комнату, готовиться к урокам. Сейчас я сделаю небольшую паузу. Мне становится плохо от мыслей о том, что… произошло в тот день. Мой психиатр думала, что это поможет? Даже не знаю. Я, правда, не хочу об этом думать, а тем более записывать. Может, в этом и смысл? Взглянуть своему страху в лицо, и тогда с ним будет проще смириться? Я не буду пытаться постичь психологию. Но от воспоминаний мне становится тревожно. То утро было таким хорошим. Таким нормальным. Наш домик на холме был окружён спокойствием. Мы и подумать не могли о том, что нас ждёт. Да и откуда нам было знать?День шёл, как обычно. Мы с Джеем сидели за кухонным столом и занимались учёбой, внимая маме. Пытались не умереть со скуки. На полдник мама сделала нам сэндвичи с арахисовым маслом и разрешила погулять часок. Моя любимая часть учебного дня. Мы с братом отдалились от дома и пошли в лес. Полазали по деревьям, покидались камнями и вернулись домой. Помню, каким тёплым был тот день. Июньская жара была лишь отголоском приближавшегося июля. Мама снова звала нас заниматься. Время на кухне шло ужасно медленно, но стрелки часов всё же образовали прямой угол. Три часа дня. Мы закрыли учебники. Этим вечером мы с Джеем складывали бумажные самолётики на полу гостиной, пока мама готовила ужин. Я помню аппетитный запах, наполняющий дом, помню шелест газетной бумаги. Джей закончил свой первый самолётик и с гордостью поднял его над головой. В этот момент вошел отец. С той самой секунды, когда он переступил порог, я знал, что нас ждёт беспокойная ночь. Пятнадцать лет назад с моей семьёй произошло нечто ужасное. Чтобы оправиться от шока, мне потребовался не один год терапии и лекарств. Но я всё ещё помню. Не могу выкинуть некоторые моменты из своей памяти — они словно застыли там. И они пугают меня, не дают спать по ночам. Я хочу забыть. Просто не могу. Мой лечащий врач посоветовала всё это записать. Сказала, что это несколько облегчит мои воспоминания. Не уверен, что верю ей, но я попробую. У меня нет выбора. Я хочу прийти в себя. Не могу больше так жить. Есть пара вещей, о которых вы должны знать перед тем, как я начну:Первое. Моя семья не доверяла технологиям. У нас не было телевизора, компьютера, телефона, ничего. Отец считал, что от таких вещей загнивает мозг, и не стеснялся говорить об этом при окружающих. И второе. Моя семья очень ценила спокойствие. Наш дом стоял на холмах, и проехать к нему можно было лишь по грунтовой дороге. У нас не было соседей. Никакой компании. Только мы. Мама, папа и братик Джей. Мама обучала нас на дому, а отец ездил на машине в город и работал в местном банке. Не могу сказать, что наша семья была несчастной. Моя мать, Энн, была заботливой, очень доброй и нежной с нами. Она была спокойной, покорной женой. Мой брат, Джей, был на два года младше меня. Я всегда его любил. Он часто баловался, и мне нередко приходилось оправдывать его перед родителями. Нашего отца звали Генри. Он был человеком старой закалки. Строгим, но честным. Он верил в нравственность, верил в то, что нужно быть примером для подражания, был настоящим трудягой, полностью обеспечивая нашу небольшую семью. Так было, пока всё не покатилось к чертям. Так было, пока мой отец не изменился. Был завтрак. Я сидел за столом, радостно уплетая свой тост. Мой шестилетний брат сидел напротив и пил молоко, громко хлюпая. На кухню вошёл отец и попросил Джея вести себя прилично, а затем чмокнул маму в щёку, желая ей доброго утра. Мама улыбнулась и помогла отцу завязать галстук, сообщила о том, что обед уже упакован и пожелала хорошего дня. Отец накинул свою спортивную куртку и подобрал чемодан c кухонной тумбы. Он слегка потрепал мои волосы и наклонился ко мне. — Будешь сегодня вести себя хорошо, сынок? — спросил он. Я чувствовал запах его одеколона и разглядывал его гладко выбритое лицо. Он был привлекательным мужчиной, высоким и широкоплечим. Я всегда смотрел на него с почтением и восхищался им. — Да, пап. Я буду вести себя хорошо, — ответил я. С улыбкой папа подошёл к моему брату и спросил у него то же самое. Тот пожал плечами, глуповато улыбнувшись. Один из его передних зубов расшатался и стоял криво. Он часто его теребил. Безрезультатно. — Может, сегодня он, наконец, выпадет, — сказал отец, изучая упрямый зуб. Он поцеловал Джея в лоб и попрощался с мамой, отправив ей воздушный поцелуй, а потом вышел из дома. Доедая тост, я слышал, как он завёл машину и поехал вниз по пустынной дороге. Мама, убирая со стола тарелки, велела нам с Джеем закругляться и готовиться к занятиям. Я терпеть не мог учиться, как и все дети. Мне она казалась пустой тратой времени и навевала тоску. Леса и холмы были куда интересней, нежели учебники и карандаши. С ленивым стоном я стряхнул с рубашки крошки и повел Джея в нашу комнату, готовиться к урокам. Сейчас я сделаю небольшую паузу. Мне становится плохо от мыслей о том, что… произошло в тот день. Мой психиатр думала, что это поможет? Даже не знаю. Я, правда, не хочу об этом думать, а тем более записывать. Может, в этом и смысл? Взглянуть своему страху в лицо, и тогда с ним будет проще смириться? Я не буду пытаться постичь психологию. Но от воспоминаний мне становится тревожно. То утро было таким хорошим. Таким нормальным. Наш домик на холме был окружён спокойствием. Мы и подумать не могли о том, что нас ждёт. Да и откуда нам было знать?День шёл, как обычно. Мы с Джеем сидели за кухонным столом и занимались учёбой, внимая маме. Пытались не умереть со скуки. На полдник мама сделала нам сэндвичи с арахисовым маслом и разрешила погулять часок. Моя любимая часть учебного дня. Мы с братом отдалились от дома и пошли в лес. Полазали по деревьям, покидались камнями и вернулись домой. Помню, каким тёплым был тот день. Июньская жара была лишь отголоском приближавшегося июля. Мама снова звала нас заниматься. Время на кухне шло ужасно медленно, но стрелки часов всё же образовали прямой угол. Три часа дня. Мы закрыли учебники. Этим вечером мы с Джеем складывали бумажные самолётики на полу гостиной, пока мама готовила ужин. Я помню аппетитный запах, наполняющий дом, помню шелест газетной бумаги. Джей закончил свой первый самолётик и с гордостью поднял его над головой. В этот момент вошел отец. С той самой секунды, когда он переступил порог, я знал, что нас ждёт беспокойная ночь. Наверное, всем известно, какая напряженная атмосфера бывает, когда отец не в ладу со своими эмоциями. Но в этот раз было по-другому. Вокруг отца витала аура беспокойства. Такого ещё не было никогда. Он ничего не сказал, войдя в дом, лишь кинул своё пальто на спинку стула и поставил чемодан на пол. Мама отвернулась от плиты и улыбнулась ему. Ласково поприветствовала и поинтересовалась, как прошёл день. Отец промолчал, затем подошёл к раковине и наполнил стакан водой. Опустошил его одним глотком и повернулся к Джею. Я заметил какую-то тень в его глазах. — Что делаешь? — спросил он резким тоном. — Смотри, пап, это Боинг B52-«Бомбер»! — гордо заявил Джей, рассекая воздух своим самолётиком. Неожиданно отец шагнул вперёд и выхватил поделку из рук сына, с любопытством её рассматривая. Он опустил самолётик и бросил на нас острый взгляд. — Это газета, которую я читал утром?Я сглотнул. Да, отец явно был не в настроении. — Это я разрешила им с ней поиграть. Думала, ты уже прочитал, — вмешалась мама. Отец повернулся к ней:— Может, в следующий раз тебе стоит спросить у меня?!Мама моргнула. — Милый, прости. Я не думала, что для тебя это так важно. Отец вновь промолчал, выдвинул стул из-за стола и присел, не сводя с нас глаз Мне было неуютно. Мне казалось, что он пытается найти своей злости оправдание, придумать причину. Обычно он так себя не вёл, хотя пару раз срывы всё же случались. Но по своей натуре он был человеком тихим и совсем не жестоким. — Плохой день в банке, дорогой? — спросила мама, перемешивая соус в горшочке. Отец бросил на неё острый взгляд. — Это был худший день в моей жизни, — он помотал головой. — Ты и представить себе не можешь. Никто из вас не может. То, через что мне пришлось пройти, чтобы на этом столе была еда…Мама повернулась к нему с грустным лицом:— Боже, мне так жаль это слышать. Не хочешь пива?Он кивнул. Мама подошла к холодильнику и вытащила холодную бутылку, отдала её отцу и обнадёживающе положила руку ему на плечо. Отец попытался открутить крышку. — Ай! ****! Она не прокручивается! Ну конечно… — он порезался об крышку, на руке выступили капли крови. Я начал думать о плане побега из кухни. — Расслабься, милый, я принесу открывашку, — мама попыталась снять напряжение. Отец потряс головой:— Да не утруждайся! — он с размаху ударил бутылку об стол, горлышко разбилось вдребезги. Отец вылил остатки пива в стакан, а затем швырнул бутылку в сторону мусорного ведра. Не попал — по полу разлетелись осколки. — Генри! — укоряюще прошипела мама. Отец сделал глоток и с громким стуком поставил стакан на стол. — Может, в следующий раз ты купишь бутылки с откручивающимися крышками. Тебе следует чаще думать обо мне. Мама не хотела ссоры. Она молча отвернулась и продолжила готовку. Отец снова отпил из стакана и окинул нас с Джеем недобрым взглядом. Я посмотрел на свой бумажный самолётик и бездумно повертел его в руках. Сейчас я хотел, чтобы отец временно забыл о моём существовании. — Томми, — позвал он меня. Моё сердце замерло, я со страхом посмотрел ему в лицо. — Ты сегодня хорошо себя вёл? — спросил отец. — Томми сегодня был хорошим мальчиком? — в его голосе звучали нотки издёвки. Он сверлил меня взглядом. Я кивнул. Папа допил пиво, не прекращая сверлить меня взглядом, поставил стакан и пробормотал:— Молись, чтоб это было так. Пока мы с братом пытались слиться с полом, отец встал и прошёл в спальню, переодеться в домашнее. Я облегчённо выдохнул и посмотрел на Джея. Он скорчил рожицу. Его зуб всё так же выступал из-под верхней губы. — Веди себя хорошо, — прошептал я. Я подобрал свой самолётик, решив отнести его в комнату. Не хотелось, чтобы мой отец устроил скандал. Нужно уйти прочь с его глаз, тогда он обо мне забудет. Проходя мимо спальни родителей, я заглянул внутрь и увидел отца. Он с голым торсом стоял рядом с кроватью, повернувшись к двери, и я уж было ждал, что он на меня прикрикнет… но нет. Он просто стоял, закрыв глаза руками и расставив локти в разные стороны. Он совсем не шевелился, лишь стоял в тишине, словно каменный. Я не понимал, что это значит. Его странная поза меня испугала, и я прошмыгнул в свою комнату. Как только я спрятал свой самолётик в гардероб, мама позвала всех на ужин. Мама поставила на стол большое блюдо со спагетти, издававшее чудесный аромат чеснока и базилика. Джей погладил свой живот и сделал умирающий вид, чтобы показать маме, насколько он голоден. На кухню зашёл отец. Не сказав ни слова, он сел за стол напротив матери, которая окинула его осторожным взглядом. Отец сложил руки и обратился ко мне:— Томми, может, помолишься за нас сегодня?

Я кивнул и закрыл глаза, сложил руки в замок. — О Христос, благода…Я слегка подпрыгнул, когда отец с размаху ударил кулаком по столу. Джей тихо вскрикнул, а мама вздрогнула. Папа наклонился в мою сторону:— Томми, ты действительно думаешь, что Иисус услышит тебя, пока ты говоришь так тихо? Начни сначала, но громче. Моё сердце колотилось как бешеное, и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы унять дрожь в голосе. Такая вспышка гнева не была свойственна моему отцу. Я не знал, как на это реагировать. Опустив взгляд, я начал снова:— О Христос, благодарю тебя за еду и за маму, которая её приготовила. — После небольшой паузы я добавил: — И благодарю за отца, который обеспечил нас этой едой. Аминь. Мама повторила за мной «аминь» и похвалила за хорошую молитву. Джей уставился на отца с выжиданием. Отец взглянул на миску со спагетти и стиснул челюсти. — Опять! Энн, я понимаю: то, что ты не можешь приготовить ничего кроме макарон, не твоя вина. Видимо, твои родители были недостаточно состоятельны, чтобы отправить тебя в институт и сделать из тебя человека. Мама посмотрела на него. Она была поражена. Отец встретился с ней взглядом. Его лицо было каменным. Он хотел спровоцировать её, выбить из неё ответ. Хоть какой-нибудь. Но мама мудро опустила глаза и начала накручивать спагетти на вилку. Джей увлёкся едой, с упоением всасывая макаронины. Это сопровождалось звучным чавканьем и каплями подливки, вылетавшими у него изо рта. Я с ужасом наблюдал за реакцией отца. Он повернулся к моему брату:— Джей. Что я тебе говорил о поведении за столом?Джей застыл, поднося вилку ко рту. — А-а…Папа указал на него пальцем. — Ко мне. Сейчас же. У меня сердце будто в пятки ушло. Я глубоко дышал, искренне переживая за брата. Он в ужасе слез со стула. — Дай сюда свою тарелку, — потребовал отец. Джей взял тарелку и медленно подошёл к отцу. Тот окинул его взглядом, покачал головой и сделал недовольное лицо. — Я не растил тебя свиньёй, — мрачно констатировал отец. Потом резко выхватил тарелку из рук Джея и швырнул её на пол, от чего спагетти разлетелись по всей кухне. Я вновь подпрыгнул от неожиданности, а затем вжался в стул, желая стать невидимкой. Мама широко раскрыла рот. Отец указал на пол:— Давай, сынишка. Если хочешь быть грязной скотиной, то ты и питаться должен соответствующе!Джей посмотрел на маму, и я заметил, что он почти плакал. Ему не было понятно, что делать, от кого ждать помощи. — Генри, тебе не кажется, что это уже чересчур? — вступилась мама. Отец снова ударил по столу руками и поднял голос:— Энн, если ты не вырастишь детей, как подоба-грррххх… тебя не беспокоит северный ветер?!Мы замерли. Он прервал предложение на середине. Мама молчала, ожидая продолжения. Джей тихо сопел рядом со мной. Я взял его за руку и немного сжал её. Отец моргнул, и один из его глаз повернулся внутрь головы, а затем вернулся в обратное положение. Это произошло настолько быстро, что я не был уверен, не показалось ли мне. Он прокашлялся и тряхнул головой. Моргнул ещё несколько раз, посмотрел на нас с Джеем. Увидел, как я держу его за руку, как слёзы подступали к его глазам. — Томми, отпусти брата, — потребовал он. Его глаз немного дёргался. Я послушался, и наши запотевшие ладошки разъединились. Я смотрел на отца. Аппетит давно пропал, в горле стало неприятно, во рту было сухо. Я не понимал, за что он так с нами. Почему. Он никогда не был к нам жесток. Отец и раньше проходил с работы злым, но… не настолько. Что случилось в тот день?Глядя прямо на меня, папа жестом приказал Джею вернуться на место. — Томми, я наказывал твоего брата. Парни, знаете, зачем я вас ругаю? Чтобы вы могли отличать плохое от хорошего. Сейчас ты попробовал утешить Джея, — он наклонился ко мне. Его дыхание было горячим, — Значит ли это, что ты на его стороне? Видимо, ты тоже считаешь, что за моим столом можно вести себя по-свински. Я покачал головой в страхе:— Н-нет, я лишь…Отец заткнул меня, выставив вперёд ладонь. — Молчи. Мне неохота наказывать тебя ещё и за ложь. Он похлопал по столу:— Положите сюда свои руки. Я взглянул на маму с мольбой. Её лицо было бледным, она не знала, как на это реагировать. Её муж никогда таким не был, и она не хотела ничего говорить, боясь ещё пуще рассердить его. — На стол, я сказал! — повторил он с большей настойчивостью. Я положил на стол свою дрожащую руку ладонью вниз. Джей начал плакать. Отец поднял перед собой вилку. — Генри… — прошептала мама с широко раскрытыми от удивления глазами.

Я посмотрел на отца, сдерживая слёзы. Меня трясло от страха. Держа вилку, отец начал говорить:— Вам пора понять, что… — он вдруг остановился, тяжело покашлял и продолжил сухим голосом, —… Тебя не беспокоит северный ветер?!Он уронил вилку на стол, его рот широко раскрылся. Языком он словно обхватил подбородок. Один его глаз начал дико дёргаться, и папа стал с усилием тереть его, закрыв рот и оскалив зубы. Все мы сидели, боясь шелохнуться, поражённые этим жутким зрелищем. Да, с папой явно что-то было не так. Через пару секунд он отнял руку от лица и широко улыбнулся:— Ладно, парни, думаю, вы усвоили урок. Запомните мои слова и больше так не делайте, хорошо?Мы с Джеем торопливо закивали, горя желанием поскорее убраться с кухни. Я чувствовал себя так, словно застрял в параллельной реальности, в леденящем кровь кошмаре, от которого мне нужно было пробудиться. Отец указал пальцем на пол:— Томми, ты не мог бы прибраться, будь так добр. Я повиновался, но его внимание уже переключилось на маму. Он несколько раз оглядел её с ног до головы. Начал нервно покручивать вилку в руке. Его взгляд был… странным. Казалось, будто он оценивает маму, всматриваясь в каждый сантиметр её тела. Пока я соскребал с пола ошмётки спагетти, отец обратился к Джею:— Принеси-ка мне кирпич с улицы. Я услышал, как Джей вышел из дома через чёрный вход, дверь которого отозвалась знакомым скрипом. — Генри, что стряслось? — пролепетала мама. Я был занят уборкой, но уловил страх в её голосе. Отец ничего не ответил. Я закончил оттирать с пола соус, когда вернулся Джей. В его руках был кирпич, измазанный грязью. Он положил его на стол перед отцом. Папа повернулся к нам с братом и холодно сказал:— Идите к себе в комнату и ложитесь спать. Сейчас я ***** вашу мать. Мама испуганно ахнула. Я взял Джея за руку. Мое сердце билось как сумасшедшее. Отец очень редко ругался матом, и никогда не использовал ругательства в такой извращённой манере. Мы торопливо зашагали к своей комнате. Застывшее от ужаса лицо Джея все было в слезах и соплях, мокрые глаза были огромными от страха и замешательства. Он ничего не понимал, не понимал, почему родной отец так с ним обошёлся. Да и я тоже не понимал. Я сжал его ручонку. Мы закрыли дверь в спальню и посмотрели друг на друга. Было слышно, как отец громко ругался на кухне. Джей закрыл уши и побежал к кровати, а затем уткнулся лицом в подушку. Я подошёл к нему и положил ему руку на спину. Джей рыдал, его всхлипывания лишь слегка приглушались подушкой. Потом я услышал крик матери. Слезы полились сами собой, воздух горел в легких. Я закрыл глаза и заткнул уши, когда услышал, как что-то упало на кухонный пол. Потом раздались ритмичные удары. Мама кричала страшно, нечеловечески. Я хотел, чтобы это прекратилось. Но оно продолжалось. И повторялось. И ещё. И снова. Джей не просто плакал, он выл, пытаясь не слышать того, что творилось на кухне. Всё его тело дрожало, и мне казалось, что он с трудом дышит. Я бросился на кровать рядом с ним и обнял его. Я тоже рыдал. Я не знал, что делать, и лишь хотел, чтобы этот кошмар закончился. Послышался звон стекла. На кухне что-то разбилось. Затем прозвучал визг матери и скрип ножек стула, волочимого по деревянному полу. Джей молился дрожащим голосом. Моё тело было словно желе, мышцы казались слабыми и непослушными. Никогда в своей жизни мне не приходилось испытывать такого ужаса. Наконец, крик мамы оборвался. Дом погрузился в тишину. Я ничего не слышал, кроме пульсирующей крови в ушах. Джей уже не рыдал, лишь тихо всхлипывал, всё так же погрузившись лицом в подушку. Я смотрел на закрытую дверь комнаты и изо всех сил желал, чтобы она такой и оставалась. В коридоре раздались шаги. Они остановились за стеной — в комнате родителей. Была слышна возня, а затем дверь родительской спальни закрылась. Я ждал. Джей привстал с кровати. Я сказал ему не издавать ни звука и вытер слёзы с его лица, продолжая держать брата в объятьях. Снова неторопливые шаги. Я был уверен, что мама мертва. После таких криков люди, как правило, не живут. Дверь комнаты распахнулась. Джей вскрикнул и прижался ко мне ещё сильнее. В комнату зашёл отец. Вернее… заполз. На четвереньках. Его нижняя челюсть свободно свисала, рот был широко раскрыт. С подбородка капала жидкость. Глаза были развёрнуты так, что зрачков не было видно. Он «прошёлся» по комнате, открывая и закрывая рот и брызгая слюной. Он быстро моргал, один его глаз повернулся к нам. Он закашлялся, отхаркивая мокроту. Затем вытер губы и поднялся на ноги, после чего вновь взглянул на нас, съёжившихся на кровати. — За мной, — воздух с хрипом выходил из его груди.

Я не шевельнулся. Джей всё ещё прижимался ко мне. Я чувствовал, как дрожь его тела передавалась мне, как он истекал холодным потом. Отец шагнул к нам. — Встали. Оба. Живо. — Где мама? — спросил я. Мой голос снова дрожал. Он встал напротив:— Отдыхает. У неё был тяжёлый день. А теперь поднимайтесь. Джей оторвался от меня и послушно поплёлся к двери. У меня не было выбора, я последовал его примеру. Отец положил руки нам на плечи и повёл по дому. Я вслушивался в окружающую тишину, надеясь услышать маму. Что он с ней сделал? Где она? Неужели её мёртвое тело лежало в спальне? Я ничего так и не услышал. Мы подошли к кухне. Обеденный стол был подвинут впритык к кухонным шкафчикам, а по полу были разбросаны осколки стаканов. Я ожидал увидеть кровь, но её не было. Пока я не увидел кирпич. Он лежал рядом с раковиной. Половина кирпича была ярко-красной, с него стекала свежая кровь. Все мои мышцы словно окаменели. Кажется, отец это заметил, и его рука сильнее надавила мне на плечо. Джей тревожно посапывал, не поднимая глаз, боясь увидеть то, что отец мог сотворить с мамой. Мы оказались на улице. Ночной воздух был влажным. Огромная жёлтая луна висела в небе, словно новогодняя игрушка, оказавшаяся не в том месте, не в то время. Звёзды мигали на ночном полотне, и был слышен скрип сверчков. Здесь всё было не так, как в доме: всё было живым и словно пульсировало в унисон с сердцебиением ночи. А мы тем временем обошли дом и подошли к нашему старому сараю. Отец там ничего толком не хранил — лишь инструменты и газонокосилку, которыми почти не использовался. Я всегда не любил этот сарай, он чем-то меня пугал. Ночами я представлял, как какое-то жуткое существо вылезает оттуда и заползает ко мне в комнату через окно. Мы остановились, и отец слегка надавил нам на плечи. — Ждите тут, — его голос казался неестественным. Я глянул ему в лицо и увидел, что он снова трёт глаза. — Я хочу домой, к маме, — проскулил Джей, вытирая нос тыльной стороной руки. — Ты сможешь пойти домой, когда… появился и пустился по ветру, — сказал отец, разорвав предложение на две абсолютно бессмысленных части. Он сильно прокашлялся и высунул язык. Затем пошатнулся и чуть было не упал. Мне показалось, что он давился. Но вскоре он вновь обрёл контроль над телом, быстро встряхнув головой — с такой силой, что его зубы клацнули друг о друга. Он зашел в сарай, оглядываясь на нас. Джей оцепенело смотрел на меня. Он ждал от меня какого-то логического объяснения сумасшествию, происходившему вокруг. А я не мог и двух слов в голове связать, чтобы успокоить брата. — Что он с нами сделает? — прошептал он. В его глазах отражался тёплый лунный свет. — Всё будет хорошо, — я пытался его приободрить. Но эти слова были откровенной ложью. Мы не могли видеть, что делает в сарае отец, так как дверь была закрыта. Летний ветер качал вершины отдалённых деревьев, и был слышен шелест листьев. В тот момент я молил, чтобы ветер унёс меня с собой. Мы с Джеем стояли на месте. Мы не знали, что было бы хуже: испытать то, что отец собирался с нами сделать, или сбежать и впоследствии познать на себе его адский гнев. Да и некуда нам было бежать. К кому? Наш детский разум был словно на поводке. Мы слишком зависели от, пусть и былого, но авторитета нашего отца. Дверь сарая открылась, отрывая меня от размышлений. Отец вышел на улицу. В ночи его фигура казалась тенью. — Заходите внутрь. Оба, — потребовал он. Джей схватил меня за руку, и мы пошли. Отец отступил в сторону и пропустил нас. Запах гниющего дерева и иссохшей травы ударил в нос, который я сразу начал инстинктивно растирать, чтобы избавиться от зловония. Отец осветил тесный сарай, включив старый электрический фонарь. Его свет отражался от маленькой газонокосилки, стоявшей на верстаке справа от нас. Вокруг самого фонаря были разложены старые инструменты: ржавые молотки, отвёртки, плоскогубцы. Не уверен, что отец вообще когда-то их использовал. Но всё это я увидел боковым зрением. В центре внимания у меня было кое-что другое. Я не мог оторвать взгляда. Джей неприятно вцепился мне в руку ногтями, когда он тоже это увидел. Его дыхание участилось. С поперечной балки под потолком свисала виселичная петля. Верёвка была затянута в тугой узел и переброшена через балку. Рядом свисал свободный конец верёвки. Выглядело крайне зловеще. Отец зашёл за нами и закрыл дверь. Он встал около петли и указал на неё:— Давай, Томми. Покончим с этим. — П-пап, — мой голос был сух, как хворост. — Ч-что ты собираешься с-сделать?Сердце озверело и, казалось, начало биться о рёбра — ему словно стало тесно у меня в груди. Отец провёл пальцем по свисающей петле. — Сынок, ты будешь моим ветровым колокольчиком. Мне нужно знать, когда ветер задует на север. Из тебя выйдет хороший колокольчик, когда я выпотрошу тебя. Но этим я займусь потом. — Папочка, за что ты так с нами? — Джей заплакал, по его щекам катились слёзы. Ответа не было. Он просто ждал, когда я к нему подойду. Я не двигался. Не знал, что делать. Неужели он это всерьёз? Не может такого быть! Это же мой папа! Он всегда меня любил, он не мог причинить мне вреда!В таком возрасте слепое доверие — опасное явление. Мою голову заполнили воспоминания обо всей той любви и доброте, которую папа дарил мне на протяжении моей, пусть и короткой, жизни. Я ему верил. Он был моим отцом. Но… тёмная искра, которой загорелись его глаза, по-настоящему меня пугала. Реальность и воспоминания столкнулись в моей голове, и у меня началась паника. Отец обхватил петлю рукой:— Если ты прямо сейчас не подойдёшь, то я возьму Джея вместо тебя. Брат прижался ко мне лицом. Сквозь плач он раз за разом повторял «нет, нет, нет, нет, нет», и я почувствовал, как моя рубашка пропитывается его слезами. Я обнял его за шею, и почувствал его мокрые волосы. Я слышал свой пульс. Мои губы засохли и растрескались. Дышать удавалось с трудом. — П-пап, — я начал плакать, — Папа, я не хочу. Пожалуйста, не надо… — по моему лицу тек холодный пот. Внезапно отец схватил меня, заломил мне руку и потащил к петле. Я вскрикнул и попытался повалить его, что мне, конечно, не удалось. Он толкал меня, пытался поставить в удобную позицию под верёвку. Она отбрасывала тень, которая напоминала тёмный нимб, повисший над моей головой. Джей кричал во весь голос, его лицо раскраснелось и исказилось в животном страхе. Он просто стоял, не в силах что-либо сделать. А мой отец тем временем опустил петлю и надел её мне на шею. Мой папа собирался меня повесить. Сама мысль об этом была словно удар клинком в сердце. Я весь затрясся в ожидании неизбежного. Верёвка неприятно тёрлась о шею. Это действительно происходило. До того мгновения я и подумать не мог, что отец способен на такое, тем более по отношению к своему сыну. Он был моим героем и всегда был готов прийти к нам с братом на выручку. А в ту минуту я судорожно ожидал смерти от его рук. — Вот и всё, — сказал отец, стоя позади меня, и схватил свободный конец верёвки, свисавший из-под потолка. Я услышал, как верёвка начала натягиваться. И вдруг моё горло оказалось объято огнём, жгучей агонией, давившей на нижнюю челюсть. Мои ноги оторвались от земли, и я начал бессильно дрыгать ими, руками царапая шею. Я не мог просунуть ни единого пальца между верёвкой и кожей, она так плотно прилегала к моей шее, что было невозможно втолкнуть под нее и кончик ногтя. Мне казалось, что голова распухла, и кровь из моего лица готовилась вырваться наружу через глаза и рот. Я панически закашлял и ощутил жуткие спазмы, исходившие от губ при любой попытке вдохнуть. В глазах начало мутнеть, цвета стали едва различимыми. Я чувствовал смерть. Неожиданно боль прекратилась, и огненное кольцо перестало стискивать моё горло. Я больно упал коленями на пол, и прижался к ним, согнувшись. Я заглатывал воздух большими глотками. Кислород ещё никогда не казался таким сладким. Мир начал снова обретать формы, и я услышал отчаянный крик отца. Поморгав, я прогнал тёмные пятна из глаз. Отец прижался к кирпичной стене и громко выл, схватившись за бок. Сквозь его рубашку обильно сочилась кровь. Джей стоял рядом и рыдал. Его правая рука была по локоть в крови. В руке он держал заржавевший канцелярский нож, с лезвия которого капала кровь. — Не трожь Томми! — кричал Джей, — Не трожь его, папа!Зажав рану одной рукой, другой отец попытался выхватить нож из руки Джея, но тот сразу отскочил, чуть было не споткнувшись. — Посмотри, что ты наделал! — отец убрал руку, демонстрируя глубочайший порез. Его рубашка настолько пропиталась кровью, что местами стала абсолютно красной. Я поднялся на ноги и притянул Джея к себе, забрал у него канцелярский нож и взялся за голову — она раскалывалась. — Я в порядке, всё хорошо. Внезапно отец бросился ко мне, оттолкнувшись от стены спиной. Не раздумывая, я замахнулся на него ножом: защитный рефлекс. Казалось, время замедлилось, когда нож вошёл в отцовскую руку. Он скользил сквозь плоть, словно по маслу, гладко рассекая папино запястье подобно молнии на куртке. Мне в глаза брызнула кровь. Отец истошно закричал, отнял руку и прижал её к себе. Он рухнул на пол, его лицо всё ещё горело злостью, но при этом заметно побелело. Он тяжело дышал, и было ясно, что он скоро придёт в себя и снова кинется на нас. Я схватил Джея, и мы выбежали из сарая. Из-за наших спин раздавался яростный вой. Воздух ударился о наши мокрые от слёз лица, и я увидел несколько грузовиков, заезжающих на холм по грунтовой дороге. Они были огромными и шумными, их дизельные движки грозно рычали на нас. Ослепительно-белые фары осветили моё лицо, испачканное в крови. Какие-то люди — сначала двое, потом трое, а затем четверо неизвестных — подошли к нашему дому и остановились. Они были в форме. Даже будучи в таком раннем возрасте, я узнал военный камуфляж. «Что происходит?» — вопрошал тогда мой бесконечно измученный разум. Я прижал Джея к себе и двинулся в сторону военных. Мне не было понятно, что они здесь делают, но было ясно одно: мы отчаянно нуждались в помощи. Из белого фургона вышло двое мужчин, одетых в костюмы химзащиты. Они неожиданно рванулись к нам с Джеем, крича и размахивая руками, напугав нас обоих до полусмерти. Брат дрожал за моей спиной. Ещё несколько людей в форме вышли из фургона и взяли нас на мушку. На всех были надеты противогазы, что придавало им ещё более устрашающий вид в свете луны. Двое в костюмах химзащиты начали медленно приближаться к нам. Когда они подошли почти вплотную, я сделал шаг назад и сжал кисть, в которой держал нож. Мне было всё равно, кто эти люди и зачем они целятся в нас из оружия. Я хотел только защитить Джея. Он пережил достаточно… мы оба пережили. — Всё в порядке, мальчик, в порядке! — один из незнакомцев в костюме поднял руки. В руках другого был пистолет, с которым он осматривал наш двор. — Где он? — спросил тот, что был с пистолетом. Я молчал в страхе и недоумении. — Твой отец. Где твой отец, парень? — пояснил другой. Через маску костюма были видны его голубые глаза. — Он там! — вдруг воскликнул Джей, — Он собирался обидеть Томми, и мне пришлось его порезать! Я не хотел, чтобы Томми погиб!Двое в костюмах химзащиты переглянулись, и первый утвердительно кивнул второму. Мы наблюдали, как тот подкрался к сараю и заглянул внутрь. Он обернулся, махнул рукой в нашу сторону и показал большой палец людям в противогазах. Зашёл в сарай. И убил моего отца. Прогремел оглушительный выстрел, ознаменовав конец его жизни. Я вздрогнул. Я стоял в ошеломлении, в крови, запутавшийся и запуганный, всё ещё не понимая, кто были эти люди, что они делали у нашего дома и почему застрелили моего отца. Я придвинул Джея к себе. Он смотрел на меня огромными ошарашенными глазами. — Он… он убил папу? — голос Джей дрожал. Один из людей в химзащите покачал головой: — Сынок, тебе больше не о чем волноваться. Теперь всё будет хорошо. Он больше вас не тронет. Кто-то кричал у него из-за спины, и я слегка отклонился в сторону, чтобы взглянуть. Военные в противогазах уже зашли в дом. Один из них махал рукой, зовя врача. Мама. Я молил, чтобы она была в порядке, чтобы эти люди смогли ей помочь. Мне не было известно, что отец с ней сотворил, но я помнил, насколько пронзителен был её крик. — Ч-что… что происходит? — прошептал я, наблюдая за тем, как человек с пистолетом выходит из сарая. Он что-то громко спросил у других солдат, но я не понимал его слов. Мир словно рушился вокруг, ко мне подбирался шок. Военный присел на колени и жизнеутверждающе положил руки на наши плечи:— Ребята, я не тот, кто должен вам об этом говорить. Тем более в эту минуту. Я посмотрел на него, глаза снова застилали слезы. — Меня только что пытался повесить собственный отец… не тяните…Было видно, как его глаза округлились по ту сторону маски. Он окинул нас с братом беглым взглядом, не зная, что сказать. — Ну же, — я начал умолять. Мне хотелось увидеть хоть какой-то смысл в творившейся вокруг анархии. Он вздохнул:— Ребят… сегодня произошло нечто ужасное. Не мне вам об этом рассказывать… — он отвёл взгляд, а затем снова посмотрел на нас, — У банка, где работал ваш отец, произошла катастрофа. Что-то вроде землетрясения. Очень слабого. Появился глубокий раскол в земной коре. Оттуда высвободился… какой-то газ. Ветер понёс его в город, и… — он покачал головой и опустил глаза, — Он убил множество людей. Мы пытаемся его сдержать, чем бы он ни был, и не дать ему распространиться. — Поэтому вы застрелили папу, — тихо спросил Джей, всхлипывая и потирая нос, — Потому что в него попал нехороший ветер?Солдат испуганно взглянул в наши лица:— Ваш отец погиб этим утром вместе со всеми сотрудниками банка. Его тело уже давно у нас в лаборатории, и прямо сейчас там проводится вскрытие. Чёрт, как же мне жаль. Эти слова прошлись по мне, словно лезвие бритвы. Я погрузился в глубокие раздумья, пытаясь связать бурный поток мыслей воедино. О чём он говорил? Отец погиб утром? Но это невозможно, он ведь пришёл домой с работы, как и в любой другой день. А сейчас тело лежало в сарае. Этот человек мне лгал, никак не иначе. — Тогда кто это… там? — с усилием выдавил я из себя.

Он вновь покачал головой:— Сынок, что бы ни лежало в сарае… это не твой отец. На самом деле… из того раскола вылезло что-то ещё. Что-то помимо смертельного газа. Это что-то выползло на поверхность и сбежало. А ещё по какой-то причине приняло облик вашего отца и пришло к вам в дом. Свидетели видели, как ваш «отец» выбрался из развалин. Единственный «выживший». Когда мы отыскали настоящее тело вашего папы, мы не сразу этому поверили. Я не хотел вам этого говорить. Мне так жаль. Действительно жаль. — Он стал в полный рост. — Не стойте тут долго, надо отвести вас в больницу. Всё будет хорошо. Обещаю. Мы с Джеем двинулись к машинам. Я видел, как военные выносят маму из дома. Она была жива и едва в сознании. Завидев нас, она протянула к нам руку и позвала нас. Джей зарыдал и устремился к ней. Я тоже этого хотел, но был слишком измождён. Мозг всё ещё пытался переработать информацию. Во всём этом не было смысла. Никакого. Это не могло быть взаправду. Не могло. Как может вся жизнь так перевернуться за одну ночь? Что нас теперь ждало? Куда нас собирались отвезти? Всё ли будет в порядке? Я не имел ни малейшего понятия. Я почувствовал прикосновение к своей руке и заметил, как один из солдат пытался достать из неё канцелярский нож. Я не стал сопротивляться, и окровавленная сталь медленно выскользнула из моего хвата. Что произошло той ночью?Я оглянулся и пронаблюдал, как люди в спецодежде вытащили тело отца из сарая и упаковали его в пластиковый мешок для трупов. В моей голове осталась только одна мысль. Что это было за существо?