Руки за окномСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Двадцать лет назад случилось худшее, что было в моей жизни. Тогда мне было шестнадцать лет, и я жил в Кливленде, Огайо. Стояла ранняя осень, когда листья начинают желтеть, а воздух холодать, намекая на предстоящие через пару месяцев морозы. Занятия только начались, но прошло чуть меньше месяца, и радость встречи с друзьями сменило осознание того, что мы — пленники места, в котором нас хотят как можно больше загрузить работой. Понятное дело, мы с друзьями хотели как-то отвлечься и вспомнить о беззаботных летних днях. Незадолго до этого один мой друг, с которым я работал в Макдональдсе, научил меня отключаться при помощи ассистента. Делалось это примерно так: один человек делал десять глубоких вздохов и на десятом закрывал глаза, задержав дыхание и скрестив руки над сердцем. Потом ассистент обхватывал его сзади и крепко прижимал руки к груди. Через несколько секунд задержавший дыхание терял сознание. Ассистенту оставалось только не дать тебе упасть и разбить череп об асфальт. Эффект длился всего одну-две секунды, мы же не отправляли друг друга в кому. Но казалось, что ты пробыл без сознания несколько часов, а потом возникало такое чувство, когда ты не знаешь, где ты и что ты делаешь. Это было круто. Двадцать лет назад случилось худшее, что было в моей жизни. Тогда мне было шестнадцать лет, и я жил в Кливленде, Огайо. Стояла ранняя осень, когда листья начинают желтеть, а воздух холодать, намекая на предстоящие через пару месяцев морозы. Занятия только начались, но прошло чуть меньше месяца, и радость встречи с друзьями сменило осознание того, что мы — пленники места, в котором нас хотят как можно больше загрузить работой. Понятное дело, мы с друзьями хотели как-то отвлечься и вспомнить о беззаботных летних днях. Незадолго до этого один мой друг, с которым я работал в Макдональдсе, научил меня отключаться при помощи ассистента. Делалось это примерно так: один человек делал десять глубоких вздохов и на десятом закрывал глаза, задержав дыхание и скрестив руки над сердцем. Потом ассистент обхватывал его сзади и крепко прижимал руки к груди. Через несколько секунд задержавший дыхание терял сознание. Ассистенту оставалось только не дать тебе упасть и разбить череп об асфальт. Эффект длился всего одну-две секунды, мы же не отправляли друг друга в кому. Но казалось, что ты пробыл без сознания несколько часов, а потом возникало такое чувство, когда ты не знаешь, где ты и что ты делаешь. Это было круто.

Знаю, некоторые из вас скажут: «Вы что, дебилы?» Да, возможно, каждый раз мы убивали по миллиону клеток мозга, и, может быть, от этого пострадала моя память. Но для скучающих подростков это была чертовски классная идея. Это все равно, как если бы тебя вырубили, только без боли от удара по морде. Я бы посоветовал вам самим попробовать это занятие, но после того, что случилось, я никому его не рекомендую. У этого занятия был один интересный побочный эффект, который нас больше всего привлекал. Когда ты отключаешься, ты видишь яркие, осознанные сны, врезающиеся в память. Мы были хорошие ребята и никогда не пробовали наркотики, так что для нас это было чем-то вроде ЛСД для бедных. Обычно эти видения были как-то связаны с тем, на что ты смотришь перед потерей сознания. Так, например, один раз мне приснилось, что я взбираюсь на гору. Совсем как в Гималаях, только там были перила. Откуда на такой высоте взяться перилам? Когда я пришел в себя и вспомнил, где я, я понял, что я смотрел на лестницу в доме у моей девушки. В другой раз мне явился Фред Флинтстоун. Он улыбался, стоя у стены с логотипом рекламы против наркотиков. Я очнулся и увидел, что перед тем, как я ушел в страну снов, передо мной стоял мой друг Бретт, и у него на майке был тот самый логотип. А вот откуда взялся Фред Флинтстоун, я даже не представляю. Обычно видения были банальными. Так было до того дня. Как я говорил, занятия длились уже месяц и успели порядком надоесть. Однажды в субботу мы тусовались на поле, неподалеку от опор линий электропередачи. Некоторые из нас сидели на стальных балках одной из башен. Мой друг Майк залез на второй уровень балок, чтобы спрыгнуть на землю с трехметровой высоты. По-моему, это была глупость, но это все-таки мне нравилось лишать себя сознания, устраивая своему мозгу кислородное голодание. Для октября день был теплый, но небо темнело, а у нас это обычно означает, что скоро польет ледяной дождь. Воздух был и так сырой и тяжелый, и в воздухе звучало тихое жужжание высоковольтных проводов. Уж я точно не хотел провести последние минуты приятного субботнего вечера, глядя, как какой-то придурок прыгает с высоковольтной башни, жалуется, что у него «ноженьки болят», а потом снова лезет наверх. — Эй, давайте повырубаемся, — сказал я. К тому времени это было уже не так интересно, как ранним летом, когда мы только открыли для себя это занятие, но оно было всяко лучше, чем то, что мы делали. Винс был согласен, Ричард тоже, а Майк — парень, который прыгал с башни — спросил:— Что за херню ты несешь?— Ты что, ни разу не отключался? — спросил Винс. — Нет, — ответил Майк. Он все лето провел дома с мамой и не знал, какими интересными вещами мы занимались. — Попробуй, чувак. Смотри, мы тебя сейчас научим. Винс и я слезли с башни, встали на траву, и я сделал привычные десять вдохов. Я закрыл глаза, и задержал дыхание так сильно, что если бы глаза не были закрыты, они бы, наверно, выскочили из глазниц. Потом мой друг прижал мои руки к груди. Вдруг я увидел гигантского омара, который взобрался на вершину клетки, а я был на дне океана, и у меня прямо под ногами росли водоросли. — Что ты видел, чувак? — спросили Винс и Ричард, когда я очнулся. У меня ужасно болел затылок. — *****, ты что, уронил меня? — я не очень тяжелый, но Винс был слабоват. Он стоял рядом с виноватым видом на лице, а Ричард сказал мне, что так и случилось. Потом он снова спросил, что мне приснилось. Я потер затылок и сказал, что видел омара. Он оторвал Винсу голову своей клешней. Я повернулся к Майку, сидевшему на стальной балке, и сказал:— Видишь, как круто. — Ну и что. Я не доверю вам делать со мной такую фигню. — Давай, попробуй. Это не опаснее, чем то, что ты сейчас делаешь. Обещаю, я не уроню тебя, как эта ****. Майк зажмурился, решая, стоит ли это удовольствие такого риска. Потом он в последний раз спрыгнул, встал на ноги и сказал: — Ладно, но только один раз. Если бы только он еще немного подумал или просто отказался. Он повторил десять глубоких вздохов. Я был ассистентом Майка и следил, чтобы он не упал. Майк задержал дыхание, и я помог ему переместиться в другой мир. Это одна из тех вещей, о которых я больше всего жалею. Были девушки, с которыми я должен был попробовать завязать отношения, уроки, которым я должен был уделять побольше внимания, но больше всего я сожалею о том, что я отключил Майка. Я почувствовал на себе его мертвый груз. Майк был крупным парнем, но я постарался аккуратно его уложить, чтоб он не ударился головой, как я. Стоило мне только уложить Майка на траву, он тут же пришел в себя. Он очнулся с криком. — *****! Уйдите! Уйдите! — кричал Майк, вскочив на ноги и размахивая руками над головой. Мы все отскочили, напуганные его безумием так, что чуть не наложили в штаны.

Через пять секунд, вдвое больше обычного времени, за которое человек осознает, где он, и кто он, Майк успокоился. Он стоял и тяжело дышал, оперевшись об угол башни. Еще чудо, что в таком состоянии он не врезался в опору и не вырубился по-настоящему. Но Майк просто стоял, согнув спину, а потом упал на колени. Стоя спиной к нам, он тряс руками и что-то бормотал. — Охренеть, — сказал Винс. — Что ты видел? — но Майк не отвечал. Мы медленно подошли к нему и услышали тихое всхлипывание. Обычно в нашей мужской компании это преступление каралось смертью, но тогда мы не сказали ни слова. Я прикоснулся к его плечу. Но стоило мне к нему притронуться, как Майк закричал, вскочил на ноги и прижался спиной к углу башни. Он смотрел на нас с таким ужасом в глазах, как будто мы были демонами из ада. Даже если хотя бы на пару секунд я подумал, что Майк над нами прикалывается, от этого взгляда у меня пропали все сомнения. После этого, а еще после того, что случилось потом. Никто из нас ничего не сказал. Через десять минут Майк успокоился, и Ричард смог поднять его на ноги и отвести домой. Как я и подозревал, через несколько минут резко похолодало, и хлынул дождь. Я сказал Винсу, что пойду домой, и что мы встретимся завтра. По вечерам в дождливые дни мы обычно играли на моей приставке, но Винс возражать не стал. Наверно, ему, как и мне, надо было побыть одному и подумать о том, какую ужасную вещь мы сделали с нашим другом. На следующий день я пришел узнать, как дела у Майка, но они с отцом куда-то ушли на весь день. Потом я спрашивал у него, где они были, но Майк ничего не ответил. Думаю, его водили к психиатру, потому что во время нашей следующей встречи Майку было значительно лучше, хотя он был все еще немного не в себе. Наверно, ему дали какое-нибудь лекарство, но я точно не знаю. За последующие четыре дня Майк не сказал ни слова о том, что с ним случилось. Мы просто болтали о всяких глупых, неважных вещах. Девчонки, которые нам нравились, уроки, которые мы ненавидели. Сейчас я жалею, что мы ничего не сказали Майку, да я и не уверен, что ему можно было как-то помочь. Мы не знали, с чем мы имели дело, я и сейчас не знаю. Но мы избегали как чумы разговоров о субботнем происшествии, как и об отключении вообще. Только в следующую субботу Майк заговорил о том, что с ним случилось. Мы шли по тихой улице нашего района в сторону деревянного моста через ручей. Я говорил об одной классной девчонке из другого класса, а Майк брел, опустив взгляд и спрятав руки в карманы. Вдруг без всякой причины он сказал:— Недолго мне осталось. — Чего?— Сегодня ночью они придут за мной, и на этот раз мне от них не избавиться. — О чем это ты? Кто придет сегодня ночью?— Руки и голоса. В этот момент я уже ничего не понимал. У меня участилось дыхание, а Майк так спокойно говорил об ужасе, который я не мог даже представить. Но я никогда не забуду этот разговор. Он запечатлелся у меня в голове, как десять заповедей. Я несколько раз запнулся, прежде чем, наконец, сказал:— Какие руки?— Ночью я смотрел в окно, потом вдруг все почернело, и в стекло уперлись десятки, сотни рук. — И что ты сделал?— Я их отталкивал. Всю ночь. Но я устал. Я больше не смогу с ними бороться. А голоса говорили, что я должен их впустить. Детские голоса и детские руки, — Майк перешел на шепот, но я понял, что он еле сдерживает страх. — Иногда я вижу их лица, — сказал он дрожащим голосом. Мы подошли к его дому. Майк остановился и посмотрел на меня. — Передай Винсу, что он может взять мою приставку, — сказал он. — У него такой нет. Ричард может взять мои диски. Я знаю, что вы не любите рэп, а вот он его обожает. Я хотел что-то сказать, но Майк повернулся и пошел домой. Он зашел внутрь и закрыл дверь. Как же я жалею, что не подошел к двери и не постучал. Надо было сказать, что я могу остаться на ночь. Но нам было по шестнадцать лет, а в этом возрасте парни так не делают. Так что я пошел домой. Я даже не открыл дверь Винсу, когда он ко мне пришел. Когда я лег в постель, я долго не мог заснуть, прислушивался к каждому скрипу и шороху, ожидая услышать детские голоса. Обычно я сплю с открытыми шторами, но в ту ночь я плотно закрыл их. На следующий день мы узнали, что кто-то ворвался к Майку домой. У его дома стояла полицейская машина. Позже мои худшие страхи подтвердились: я узнал, что неизвестные проникли через окно в спальню Майка. Он исчез, это все, что нам сказали. Полицейские задали нам троим кучу вопросов, потом нас стали расспрашивать люди из центра пропавших детей. Я знаю, что я выглядел виновным, и когда я сказал, что не знаю, что случилось, я говорил полуправду. Полиция искала какого-то извращенца, который похитил Майка. Так что, сколько бы меня ни допрашивали, мне было нечего сказать, и полицейские сдались. Майк был на каждой коробке с молоком, его показывали по телевизору, но это дело так и осталось нераскрытым. Когда все закончилось, я пошел за информацией в библиотеку. Я мало что нашел. По-моему, ближе всего к правде было то, что я прочитал в учебнике по мировой истории. Оказывается, египетские жрецы запирали себя в гробы до тех пор, пока там не заканчивался кислород. Потом их приводили в чувство, чтобы они могли рассказать, что они видели в потустороннем мире. Мне кажется, что то ли из-за электричества в воздухе, то ли из-за погоды Майк оказался намного глубже, чем заходили мы. Возможно, он испытал то же, что и те жрецы. Но Винс отключил и меня, причем в том же месте, где и я Майка. Может быть, он был более восприимчив к зову потустороннего мира? Или удар головой об землю каким-то образом вырвал меня из этого состояния? Не знаю, и, наверное, не узнаю никогда, но от воспоминаний об этом случае меня до сих пор бросает в дрожь.