РасчетСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Грязный город, небоскребы, мертвенно мерцающие вывески, человек с перерезанным горлом, лежащий около автобусной остановки. Я подставляю лицо под мокрый снег. Хлопья от горящих тел в воздухе в аду и хлопья снега здесь. Там черные – здесь серые. Вот и вся разница. Как давно я не был в этом мире… Несколько сотен лет уж точно. Никогда не понимал, чем мои владения отличаются от земных мегаполисов. Компания вампиров в дорогих костюмах, выходящих из фешенебельного клуба напротив, вытирает золотыми шелковыми платками кровь вокруг ртов. Замечая меня, они не верят своим глазам и медленно откланиваются. Я продолжаю идти вдоль города и его окраин, испещренных граффити и прожитыми никчемными жизнями…Неспешно дохожу до брошенной заправки. Ржавые мятые колонки с облупившейся краской, покосившаяся крыша, выбитые стекла. В нескольких метрах на спущенных шинах лежит брошенный Cadillac Coupe de Ville 1973 года с открытой пассажирской дверью. Заглядывая внутрь машины, я вижу ее, вернее то, что от нее осталось. На ней погнившая шуба изрешеченная пулями, на истлевших ногах лежат сломанные темные очки. Лобовое стекло тоже усыпано отверстиями от пуль, сквозь которые капает тающий снег. Я обхожу вокруг груды металла, бывшей когда-то автомобилем, сажусь на поржавевший капот, скрипящий подо мной в мертвой тишине, и поворачиваю матовый черный перстень на большом пальце. Почти два полных оборота, или если быть точнее 666 градусов. Все следы от пуль начинают медленно затягиваться, шины – надуваться, ржавчина – исчезать. Кадиллак восстанавливается и приобретает прежний лоск, девушка, сидящая в нем, тоже. Вокруг нас все также изменяется, включая заправочную станцию. Мы переносимся на несколько десятков лет назад. Сквозь стекло я смотрю на ее ожившие большие глаза. Говорят, она перебила много народу. Лежащий рядом с ней Магнум 44 калибра, которым она не успела воспользоваться в последний раз, доказывает это. Попав в самое пекло ада, она сразу привлекла мое внимание. Обычно мое царство выжигает всю память о земле, оставляя место только для мучений. Но с ней было не так. Даже самые изощренные и продолжительные пытки не могли вытравить из нее мыслей о мести. В 1974 ее кинули единственные двое ребят, которым она доверяла, а тот из них, о котором она мечтала и не верила, что встретила, хоть и не показывала вида, разрядил в нее несколько обойм. Вообще я не сентиментален, но тоже питаю слабость к крупнокалиберным револьверам, да и к ее черным губам, чего уж там. Поэтому у ней появилась возможность вернуться назад и рассчитаться. Редкая, ни для кого недоступная возможность. Сидя на правой стороне капота ее несущегося и пожирающего ночь Кадиллака, я смотрю на редкие лица людей, сидящих за рулем. Кому то осталось жить лет 30, кому то 20. Кто-то уже умер, но видимо не доделал все свои дела до конца и решил вернуться: у него есть только несколько часов до утра. Парню, едущему в соседнем ряду, осталось совсем немного: смерть сидит сзади на пассажирском сиденье. Белая губная помада на ее темном лице светится в ночи. Одною рукою красавица что-то ищет в своей сумочке, а другую протягивает вперед, чтобы закрыть ему глаза навсегда. Белый лак на ее ногтях оставляет блики на стеклах. Я делаю ей знак, чтобы она сначала дала нам проехать, она кивает головой в знак согласия. Авария совсем не входит в мои планы. Наша машина останавливается около дома первого из тех двух парней. Я делаю снежок, который постепенно приобретает черный цвет в моей руке. Бесшумно мы заходим в дом. Стоя перед зеркалом, парень по телефону договаривается с другом о том, что они прикончат ее неподалеку от заправки. Она опускает глаза вниз, а затем в зеркале он видит ее отражение. Он перестает разговаривать и чувствует черный снежок, положенный мною ему на голову, а затем замечает и меня. Снежок тает, медленно растекаясь холодными черными каплями по его лицу, затылку и вискам. Всего этого хватает, чтобы он сошел с ума. Через какое-то время мы встречаемся в туннеле со вторым: наши машины несутся друг на друга. Девушке за рулем совсем нечего терять, поэтому неверное движение рулем делает парень. Его автомобиль ударяется о стену туннеля и переворачивается, охваченный пламенем. Водитель горит заживо, она подходит к нему, заглядывает в его глаза и закуривает от его полыхающего тела. Мы должны возвращаться, я иду к Кадиллаку, но машина уезжает без меня, вопреки нашему уговору. Вообще я даже не сомневался, что она так и сделает. Рано или поздно она найдет в бардачке мой черный перстень – решение всех ее проблем или билет назад, если здесь ей надоест. Но, так или иначе, мы снова с ней встретимся. Сквозь мокрый снег я иду по обочине в обратную сторону. За мною движется парень с помутившимся рассудком, тащащий за собой тело сгоревшего друга. Свет на фонарях вдоль дороги гаснет, когда мы проходим мимо них. Большинство машин проносятся мимо – сидящие за рулем люди не обращают на нас внимания, и лишь некоторые водители, успевшие рассмотреть в свете фар три странные фигуры, бьют по тормозам, разворачиваются и уезжают прочь с огромной скоростью. Грязный город, небоскребы, мертвенно мерцающие вывески, человек с перерезанным горлом, лежащий около автобусной остановки. Я подставляю лицо под мокрый снег. Хлопья от горящих тел в воздухе в аду и хлопья снега здесь. Там черные – здесь серые. Вот и вся разница. Как давно я не был в этом мире… Несколько сотен лет уж точно. Никогда не понимал, чем мои владения отличаются от земных мегаполисов. Компания вампиров в дорогих костюмах, выходящих из фешенебельного клуба напротив, вытирает золотыми шелковыми платками кровь вокруг ртов. Замечая меня, они не верят своим глазам и медленно откланиваются. Я продолжаю идти вдоль города и его окраин, испещренных граффити и прожитыми никчемными жизнями…Неспешно дохожу до брошенной заправки. Ржавые мятые колонки с облупившейся краской, покосившаяся крыша, выбитые стекла. В нескольких метрах на спущенных шинах лежит брошенный Cadillac Coupe de Ville 1973 года с открытой пассажирской дверью. Заглядывая внутрь машины, я вижу ее, вернее то, что от нее осталось. На ней погнившая шуба изрешеченная пулями, на истлевших ногах лежат сломанные темные очки. Лобовое стекло тоже усыпано отверстиями от пуль, сквозь которые капает тающий снег. Я обхожу вокруг груды металла, бывшей когда-то автомобилем, сажусь на поржавевший капот, скрипящий подо мной в мертвой тишине, и поворачиваю матовый черный перстень на большом пальце. Почти два полных оборота, или если быть точнее 666 градусов. Все следы от пуль начинают медленно затягиваться, шины – надуваться, ржавчина – исчезать. Кадиллак восстанавливается и приобретает прежний лоск, девушка, сидящая в нем, тоже. Вокруг нас все также изменяется, включая заправочную станцию. Мы переносимся на несколько десятков лет назад. Сквозь стекло я смотрю на ее ожившие большие глаза. Говорят, она перебила много народу. Лежащий рядом с ней Магнум 44 калибра, которым она не успела воспользоваться в последний раз, доказывает это. Попав в самое пекло ада, она сразу привлекла мое внимание. Обычно мое царство выжигает всю память о земле, оставляя место только для мучений. Но с ней было не так. Даже самые изощренные и продолжительные пытки не могли вытравить из нее мыслей о мести. В 1974 ее кинули единственные двое ребят, которым она доверяла, а тот из них, о котором она мечтала и не верила, что встретила, хоть и не показывала вида, разрядил в нее несколько обойм. Вообще я не сентиментален, но тоже питаю слабость к крупнокалиберным револьверам, да и к ее черным губам, чего уж там. Поэтому у ней появилась возможность вернуться назад и рассчитаться. Редкая, ни для кого недоступная возможность. Сидя на правой стороне капота ее несущегося и пожирающего ночь Кадиллака, я смотрю на редкие лица людей, сидящих за рулем. Кому то осталось жить лет 30, кому то 20. Кто-то уже умер, но видимо не доделал все свои дела до конца и решил вернуться: у него есть только несколько часов до утра. Парню, едущему в соседнем ряду, осталось совсем немного: смерть сидит сзади на пассажирском сиденье. Белая губная помада на ее темном лице светится в ночи. Одною рукою красавица что-то ищет в своей сумочке, а другую протягивает вперед, чтобы закрыть ему глаза навсегда. Белый лак на ее ногтях оставляет блики на стеклах. Я делаю ей знак, чтобы она сначала дала нам проехать, она кивает головой в знак согласия. Авария совсем не входит в мои планы. Наша машина останавливается около дома первого из тех двух парней. Я делаю снежок, который постепенно приобретает черный цвет в моей руке. Бесшумно мы заходим в дом. Стоя перед зеркалом, парень по телефону договаривается с другом о том, что они прикончат ее неподалеку от заправки. Она опускает глаза вниз, а затем в зеркале он видит ее отражение. Он перестает разговаривать и чувствует черный снежок, положенный мною ему на голову, а затем замечает и меня. Снежок тает, медленно растекаясь холодными черными каплями по его лицу, затылку и вискам. Всего этого хватает, чтобы он сошел с ума. Через какое-то время мы встречаемся в туннеле со вторым: наши машины несутся друг на друга. Девушке за рулем совсем нечего терять, поэтому неверное движение рулем делает парень. Его автомобиль ударяется о стену туннеля и переворачивается, охваченный пламенем. Водитель горит заживо, она подходит к нему, заглядывает в его глаза и закуривает от его полыхающего тела. Мы должны возвращаться, я иду к Кадиллаку, но машина уезжает без меня, вопреки нашему уговору. Вообще я даже не сомневался, что она так и сделает. Рано или поздно она найдет в бардачке мой черный перстень – решение всех ее проблем или билет назад, если здесь ей надоест. Но, так или иначе, мы снова с ней встретимся. Сквозь мокрый снег я иду по обочине в обратную сторону. За мною движется парень с помутившимся рассудком, тащащий за собой тело сгоревшего друга. Свет на фонарях вдоль дороги гаснет, когда мы проходим мимо них. Большинство машин проносятся мимо – сидящие за рулем люди не обращают на нас внимания, и лишь некоторые водители, успевшие рассмотреть в свете фар три странные фигуры, бьют по тормозам, разворачиваются и уезжают прочь с огромной скоростью. Но это ничего не меняет: большинство из них также рано или поздно встретятся со мной.