Радикальная психотерапияСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

02. 02. 10, на четвёртый год обучения на факультете психологии, меня посетила потрясающая идея. Если быть совсем точным — только тень, набросок того, что может…Хотя, для чистоты эксперимента я не опережал события и на несколько дней погрузился в пристальное ознакомление с историей психологической мысли. Не то, что бы этот предмет был мне в новинку, но я должен был освежить память и убедиться в оригинальности своих идей. Не прошло и недели, а я уже мог поздравить себя с первой крошечной победой! За столько лет никому не пришло в голову развернуть психотерапию в подобном направлении — даже не верится!Травмирующие воспоминания, порождающие разрушительные сценарии и страхи — те вещи, которые нельзя ампутировать, как злокачественную опухоль — они навсегда отпечатываются в памяти, продолжая отравлять существование человека. На данный момент наиболее эффективными в психотерапии, вне зависимости от выбранного подхода, считаются принятие и последующая адаптация личностью своего опыта. То есть в качестве обязательного этапа предполагается встреча клиента лицом к лицу с проблемой и честное признание самому себе в её существовании. Это ключевой, поворотный момент в существующей парадигме терапии — личность начинает освобождаться, разрешая себе иметь не идеальное прошлое. Образно говоря, не имея возможности избавиться от скелета в шкафу, человек устраивает ему достойные похороны — закапывает в саду и венчает погребение мемориальной доской. Теперь всё на своём месте — в шкафу висит одежда, а все призраки прошлого покоятся с миром. Здоровая личность даёт себе право быть собой. Но ведь именно необходимость быть собой невыносима для клиента. Он приходит к терапевту и на любую жалобу слышит примерно следующее: «Да, вам было тяжело, да, немалая часть ответственности лежит на вас, да, с вами обошлись жестоко. НУ И ЧТО? Живите дальше!» Так и хочется добавить: «Грехи отпущены!» Та же самая исповедь, только светская. Всё это полумеры, пластыри, костыли, заставляющие клиента подружиться с персональными кошмарами, которые невозможно ЗАБЫТЬ. Более того, попытки забыть, стереть из памяти вредят и всегда сопровождаются побочными невротическими эффектами. Что неудивительно, ведь здание личности полностью складывается из кирпичей опыта и становится шатким, если попробовать убрать часть конструкции. А если заменить всю конструкцию целиком? Построить новое здание? Что, если полностью «ампутировать» старую и пересадить клиенту другую личность, с прошлым, в котором просто не существует тех самых болезненных воспоминаний?Естественно, придётся оставить часть информации, необходимую для плавного вхождения новой личности в социум. Профессиональные знания, например. Но полностью извлечь из них всю «заражённую» индивидуальную составляющую и заменить её на здоровую — создать новые привязки к местам и событиям. Мне было пока не совсем понятно, как быть в том случае, когда клиент захочет проверить подлинность информации из своей новой истории… Зыбко, очень зыбко. Мысленные выкладки давали слишком много вероятных исходов. Без экспериментальных данных, без фактов, теория оставалась спорной. А что, если кто-то уже приступил к исследованиям? Или готовится вот-вот обнародовать результаты? Вероятность собственной неисключительности в этом вопросе пугала и злила меня. Я остервенело торопился на поезд собственной славы. Ясно освещённая цель — пересадка личности, оставляла в тени способы её достижения. Я составил в голове лишь примерный план, относительно чётко вырисовывались только первые этапы — найти объект исследования и начать подробное изучение истории формирования его «злокачественной» личности, подлежащей удалению. На каждой встрече клиент максимально подробно рассказывает о трудных детстве, отрочестве, юности, диктофон записывает, я тщательно, штрих за штрихом, рисую портрет его субъективно невыносимого прошлого. На такую работу уйдёт никак не меньше полугода — время достаточное для того, чтобы определиться с моими дальнейшими действиями. Оставалось только найти испытуемого. Однокурсники для этого не подходили — мне требовался человек искренне заинтересованный лишь в исцелении, «не испорченный» знаниями в области психологии и не претендующий на соавторство в случае удачного исхода. Идеальная кандидатура — страдающий от низкой самооценки и хронической подавленности, в прошлом толстоватый и затравленный школьный изгой с не в меру строгими родителями, привыкший ставить себя на последнее место в любом ряду, не может избавиться от зацикленности на прокручивания в памяти старых мнимых и реальных обид. Только подобный заурядный случай мог повысить чистоту эксперимента. Реальные трагедии в анамнезе, вроде изнасилований, похищений или депривации жизненно важных потребностей (крайняя нищета, пара дней в лесу в отсутствии еды и людей), почти всегда остаются бомбой замедленного действия. 02. 02. 10, на четвёртый год обучения на факультете психологии, меня посетила потрясающая идея. Если быть совсем точным — только тень, набросок того, что может…Хотя, для чистоты эксперимента я не опережал события и на несколько дней погрузился в пристальное ознакомление с историей психологической мысли. Не то, что бы этот предмет был мне в новинку, но я должен был освежить память и убедиться в оригинальности своих идей. Не прошло и недели, а я уже мог поздравить себя с первой крошечной победой! За столько лет никому не пришло в голову развернуть психотерапию в подобном направлении — даже не верится!Травмирующие воспоминания, порождающие разрушительные сценарии и страхи — те вещи, которые нельзя ампутировать, как злокачественную опухоль — они навсегда отпечатываются в памяти, продолжая отравлять существование человека. На данный момент наиболее эффективными в психотерапии, вне зависимости от выбранного подхода, считаются принятие и последующая адаптация личностью своего опыта. То есть в качестве обязательного этапа предполагается встреча клиента лицом к лицу с проблемой и честное признание самому себе в её существовании. Это ключевой, поворотный момент в существующей парадигме терапии — личность начинает освобождаться, разрешая себе иметь не идеальное прошлое. Образно говоря, не имея возможности избавиться от скелета в шкафу, человек устраивает ему достойные похороны — закапывает в саду и венчает погребение мемориальной доской. Теперь всё на своём месте — в шкафу висит одежда, а все призраки прошлого покоятся с миром. Здоровая личность даёт себе право быть собой. Но ведь именно необходимость быть собой невыносима для клиента. Он приходит к терапевту и на любую жалобу слышит примерно следующее: «Да, вам было тяжело, да, немалая часть ответственности лежит на вас, да, с вами обошлись жестоко. НУ И ЧТО? Живите дальше!» Так и хочется добавить: «Грехи отпущены!» Та же самая исповедь, только светская. Всё это полумеры, пластыри, костыли, заставляющие клиента подружиться с персональными кошмарами, которые невозможно ЗАБЫТЬ. Более того, попытки забыть, стереть из памяти вредят и всегда сопровождаются побочными невротическими эффектами. Что неудивительно, ведь здание личности полностью складывается из кирпичей опыта и становится шатким, если попробовать убрать часть конструкции. А если заменить всю конструкцию целиком? Построить новое здание? Что, если полностью «ампутировать» старую и пересадить клиенту другую личность, с прошлым, в котором просто не существует тех самых болезненных воспоминаний?Естественно, придётся оставить часть информации, необходимую для плавного вхождения новой личности в социум. Профессиональные знания, например. Но полностью извлечь из них всю «заражённую» индивидуальную составляющую и заменить её на здоровую — создать новые привязки к местам и событиям. Мне было пока не совсем понятно, как быть в том случае, когда клиент захочет проверить подлинность информации из своей новой истории… Зыбко, очень зыбко. Мысленные выкладки давали слишком много вероятных исходов. Без экспериментальных данных, без фактов, теория оставалась спорной. А что, если кто-то уже приступил к исследованиям? Или готовится вот-вот обнародовать результаты? Вероятность собственной неисключительности в этом вопросе пугала и злила меня. Я остервенело торопился на поезд собственной славы. Ясно освещённая цель — пересадка личности, оставляла в тени способы её достижения. Я составил в голове лишь примерный план, относительно чётко вырисовывались только первые этапы — найти объект исследования и начать подробное изучение истории формирования его «злокачественной» личности, подлежащей удалению. На каждой встрече клиент максимально подробно рассказывает о трудных детстве, отрочестве, юности, диктофон записывает, я тщательно, штрих за штрихом, рисую портрет его субъективно невыносимого прошлого. На такую работу уйдёт никак не меньше полугода — время достаточное для того, чтобы определиться с моими дальнейшими действиями. Оставалось только найти испытуемого. Однокурсники для этого не подходили — мне требовался человек искренне заинтересованный лишь в исцелении, «не испорченный» знаниями в области психологии и не претендующий на соавторство в случае удачного исхода. Идеальная кандидатура — страдающий от низкой самооценки и хронической подавленности, в прошлом толстоватый и затравленный школьный изгой с не в меру строгими родителями, привыкший ставить себя на последнее место в любом ряду, не может избавиться от зацикленности на прокручивания в памяти старых мнимых и реальных обид. Только подобный заурядный случай мог повысить чистоту эксперимента. Реальные трагедии в анамнезе, вроде изнасилований, похищений или депривации жизненно важных потребностей (крайняя нищета, пара дней в лесу в отсутствии еды и людей), почти всегда остаются бомбой замедленного действия. Да, пережившие подобное часто ищут способы забыть, обмануть себя и перескочить на другую линию развития событий, где с ними ничего страшного не происходило. Потенциал пересадки новой личности у них крайне высок, и в будущем моя теория обратится и к этой категории клиентов. Но я опасался, что в работе с подобным случаем обычный психологический блок на нежелательной информации невозможно будет отличить от действительной пересадки личности. Мою теорию сочтут необоснованной и лженаучной. К тому же, на старте сложно было оценить, насколько широко можно распространять подобный метод. Поиски подходящей кандидатуры на роль объекта исследования оказались простым делом. Я оставил на нескольких форумах заманчивое объявление об оказании совершенно бесплатных консультативных услуг в рамках психологической практики, заверив адресата в их качестве и конфиденциальности. О своих настоящих целях я, естественно, умолчал. Даже если честность и не отпугнёт испытуемого, то уж наверняка повлияет на его поведение и внесёт неясность в результат исследования. Я старался подойти к делу со всей возможной серьёзностью. Даже снял крохотный угол в офисном центре почти на окраине города. Пространства едва хватило, чтобы разместить кресло, стул и узкий платяной шкаф. Ради «кабинета психолога» пришлось пожертвовать комфортной жизнью в однокомнатной квартире и переехать в университетскую общагу. Очень скоро мне позвонила девушка. Она старалась заставить свой голос звучать безразлично, но проскакивающие гнусавые нотки выдавали недавно пролитые слёзы. Моя будущая подопечная жаловалась на пресловутый замкнутый круг, непроницаемую стену собственной же незадачливости и нерешительности, которую она не в силах пробить. Как выяснилось позже, в тот день Тамара, так звали девушку, провалила очередное собеседование при приёме на работу. Стесняясь, она протараторила приветствие, а затем без паузы, заученно, как рецепт аптекарю, произнесла, очевидно, заранее подготовленные и для верности отрепетированные предложения. Мы условились встретиться в тот же день. Я застал Тамару за неуверенным стуком в дверь кабинета, она пришла минут на десять раньше. Тощая блондинка лет двадцати пяти, среднего роста, в дешёвом пуховике, покрытом выбившимися из подкладки перьями — одним словом тень, глазу не за что зацепиться. Хотя, я намеренно постарался отключить личное отношение и по возможности воспринимать девушку не предвзято. Впереди нас ожидал почти год кропотливой работы. Первое впечатление невзрачности было верным определением не только для внешности Тамары, но и для всей её жизни. Уже в раннем детстве дети не хотели дружить с ней из-за полноты и дразнили за смешную фамилию. В школе единственными её развлечениями были книги, рисование и прогулки строго в пределах двора. Родители не разрешали девочке заводить животных («разносят грязь»), ходить в кружки («дорого»), ездить в летний лагерь («тебя ВСЕ будут обижать»). Игрушки, популярные у сверстников, естественно, тоже не покупались («ядовитый китайский пластик»). А те, что дарились немногочисленными подругами Тамары на дни рождения, мама и папа выбрасывали под предлогом охраны здоровья. В подростковом возрасте моя пациентка была влюбчива, ни один из объектов её привязанности не ответил ей взаимностью, зато почти все посмеялись над ней. Закончив школу, она поступила в ВУЗ на неинтересную ей специальность, выбранную родителями. Сейчас работает на ненавистной работе, живёт с парнем, которого не любит, потому что лучше уж с ним, чем в родной семье. В течение полугода я стойко выслушивал мельчайшие подробности её бесцветной жизни. Самая заурядная, самая типичная, невыносимо скучная судьба. Тамара кляла свою участь яростно и не раз высказывала желание переиграть заново детство и всё последовавшее за ним. Несмотря на обещанную непредвзятость, я думал — как она вообще может настолько страстно желать забыть прошлое, если в нём особо и вспоминать нечего? Но для моего исследования случай был идеальным. Забавно, первый раз в жизни Тамаре удалось стать номером один. Чем бледнее «исходная» личность, тем проще будет полностью заменить её тщательно продуманной моделью с насыщенными и реалистичными воспоминаниями. Я не собирался устилать путь нового прошлого испытуемой исключительно лепестками роз, но хотел привить дух победителя. Тамара никогда не видела, а потому и не имела целей, окружённая глухими стенами навязанных препятствий. На самом дне этого колодца, высохшего под палящим солнцем родительского контроля, её воля, любопытство, жажда борьбы зачахли и умерли. Любой другой психотерапевт принялся бы терпеливо доказывать Тамаре, что колодца больше нет («ложки нет, Нео», хах). Я собирался создать в её теле человека, никогда не знавшего такого колодца. Поток откровений Тамары вплотную приблизился к событиям из области настоящего. Исчерпав запас невысказанного, она начала повторяться. Это стало для меня сигналом — портрет её прошлого готов, пора приступать к его уничтожению. — Тамара, вы не раз говорили мне, как сильно вам хочется начать свою жизнь сначала, помните? — поинтересовался я у её спины. Девушка стояла напротив окна. Я разрешил ей курить, хоть это и было против правил офисного центра. Дешёвый трюк, но на него почти всегда можно купить немного доверия клиента. — Конечно, да… А хотелось бы забыть… — моя пациентка дышала на стекло, выводя пальцем солнышки и облака на исчезающем конденсате. — Представьте себе — ежедневно, каждую минуту, в любой ситуации вас сопровождает… так скажем, наблюдатель. Человек, не знакомый ни с вашим характером и привычками, ни с вашим прошлым. У него самобытное представление о том, как нужно реагировать на разные события, думать, чувствовать, решать проблемы. И он не стесняется озвучивать своё мнение вслух. Этот человек словно смотрит фильм о вашей жизни. Сопереживает главному герою, ставит себя на его место, комментирует действия. Заметьте, не критикует, а даёт конструктивную информацию. Как бы вы к этому отнеслись?— Плохо. Мне родителей хватило. Больше всего ненавижу, когда стоят на душой и тыкают в каждую мелочь, — Тамара затушила сигарету и тут же достала другую. — А у спутника-наблюдателя могли быть демократичные родители. Или он вовсе сирота…Девушка обернулась в мою сторону. В такой позе она напоминала знак вопроса. — Вам необходимо альтернативное мнение. Считайте, я прописываю его вам, как лекарство. Принимайте ежедневно, дозировку определите сами. — Но где мне взять такого наблюдателя? Дневник в интернете, что ли, открытый вести? — сбита с толку, но заинтересована. Это хорошо. — Вы уже ведёте подобный дневник, общаясь со мной. Я имел ввиду немного другое. Воображаемый помощник. Дети неосознанно используют подобный метод для преодоления трудностей в общении. Это новое, развивающееся направление в терапии, о нём пока мало известно в России. Книги автора ещё только переводятся на английский с немецкого…Я самозабвенно врал, наблюдая за реакцией Тамары. Мой архетипичный авторитет человека, наделённого знаниями, заставил её прислушаться, поверить. Утопающий послушно принял протянутую соломинку. В конце той встречи испытуемая самостоятельно сформулировала своё домашнее задание — попробовать в любой затруднительной ситуации обращаться к голосу воображаемого стороннего наблюдателя. Я предупредил девушку об изменении тематики наших встреч — теперь она должна будет подробно описывать только то, что касается взаимодействия с наблюдателем. Слушая меня, Тамара кивала с напускным энтузиазмом, лицо при этом оставалось отсутствующим и рассеянным. Ей, как и большинству посетителей психологов, не хотелось совершать самостоятельные действия по изменению собственной жизни. Иначе она бы здесь не сидела. Но детская привычка терпеливо выполнять задания из-под палки должна была победить лень. Так и случилось. — Она постоянно спорит со мной! — вместо приветствия возбужденно выкрикнула Тамара при следующей нашей встрече. Испытуемая принялась нервно кружить по моей каморке психолога. Живой тайфун из размашистой жестикуляции и неистовствовавшей бури слов наводнил пространство, снёс громоздкое кресло, стул, а меня самого вдавил в подоконник. Последние пару месяцев Тамара работала в магазине бижутерии. «Лакейский труд» — её собственное выражение. К своим обязанностям девушка относилась с обречённостью узника. Общаться с людьми она не любила и не умела, но ежедневно упорно занималась именно этим, потому что искренне верила — для большего она слишком глупа. Когда в очередной раз Тамара разговаривала сквозь зубы с покупательницей, рядом раздался ровный спокойный голос: «Почему хозяйка притворяется забитой слугой?» Тем же вечером испытуемая не успела на последний автобус и, давясь слезами от жалости к себе, отправилась домой пешком. «В сумке деньги на сигареты — запас до конца недели. Она предпочтёт его такси?» — прозвучал голос. Эти брошенные мимоходом замечания застали Тамару врасплох. По привычке хотелось устыдиться, начать оправдываться, только перед кем? Голос утратил всякий стыд, впервые встретившись с молодым человеком моей подопечной. Начав с глубокого горестного вздоха, он посоветовал вернуть парня обратно в каменный век. Голос наблюдателя быстро осваивался в голове Тамары — через неделю мы придумали ему (точнее сказать, «ей») имя — Лола. Через месяц Лола без спроса начала рассказывать истории из собственной жизни. Про археологические поездки в школе, про домашних животных, вечеринки и романы. Всё описывалось в мельчайших подробностях с датами, именами и указаниями конкретных мест. Кстати, имена, места и некоторые события совпадали с встречавшимися в описаниях реального прошлого Тамары. Однако, воспоминания Лолы несли куда более широкий спектр переживаний, в отличие от вялотекущей тоски «злокачественной» личности. Знакомые и однокашники преобразились. Затесавшись в сценарий Лолы, они смогли сохранить лишь имена и внешность — характер и отношенческая начинка были безжалостно переписаны. Мне в голову почему-то навязчиво приходил образ коридора с кривыми зеркалами, глядясь в которые, образы прошлого всё пытаются вспомнить своё истинное лицо. А не истерика ли это? Не раздвоение личности? Сомнения мучили меня. Звучит дико, но, доучившись до последнего курса, я никогда не сталкивался с реальными сумасшедшими. Практика психолога этого не предполагает. Но даже если ситуация и вышла из под контроля, я принял твёрдое решение довести эксперимент до конца. Спустя три месяца после появления Лолы (полное имя — Виолетта, как нам стало известно из рассказов голоса), Тамара начала по кусочкам забывать своё прошлое. Возможно, этот процесс запустился раньше, но впервые я явно заметил признаки исчезновения информации из памяти испытуемой, когда она не могла назвать собственную фамилию, пока не заглянула в паспорт. Но даже тогда на её лице не промелькнуло признаков узнавания — Тамара с удивлением посмотрела на данные, а затем сказала, что здесь явно какая-то ошибка. Самое интересное — девушка не смогла назвать фамилии, которую бы она считала настоящей. Тревоги в её поведении я не заметил — она казалась немного растерянной, словно недоумевала, как умудрилась прожить двадцать пять лет с бракованным паспортом. — Знаете, я совершенно не могу вспомнить последние три-четыре года… Я поэтому стала к вам ходить, да? — с такого вопроса начался наш очередной сеанс. Не успел я и слово промолвить в ответ, а Тамара уже сменила тему на отчёт о приключениях Виолетты. Без сигарет, ноги сложены в кресле по-турецки, голова чуть запрокинута назад, взгляд сосредоточен где-то в районе моей макушки — раньше моя подопечная предпочитала безостановочно дымить, глядя в окно, сутулиться и присаживаться на самый краешек кресла, предварительно спросив разрешения. Вскоре Тамара сменила имя и фамилию во всех документах, которые этого требовали. Также она поступила с номером телефона. Забегая вперёд, скажу, что парню и месту работы не удалось избежать той же участи. В отличие от однокашников, бывший сожитель был стёрт без следа. Лола с семнадцати лет жила одна. Не считая кошки. Я был ошеломлён — события развивались слишком быстро. То, на что должны были уйти месяцы кропотливой работы, с каждым днём нарастало реактивным снежным комом. А я опасался, что мне не хватит фантазии для достаточно убедительного сценария. Версия личности, предлагаемая Лолой, могла пройти проверку на подлинность. Конечно, не на сто процентов, может, и не пятьдесят. А кто с уверенностью и объективной точностью сможет описать каждый день своей жизни? Я встречал немало людей с воспоминаниями неустановленного происхождения. Они ясно могли описать место, событие, человека, но сомневались, реальность ли это или только приснилось. Как я и рассчитывал — вся индивидуальная составляющая вытравливалась. Осталась лишь пустая ракушка анкетных данных — дата рождения, пол, места учёбы, скормленная теперь ростку новой личности. Настал день, когда Тамара забыла, кто я. Хотя, к тому моменту никакой Тамары не существовало. С Виолеттой же мы знакомы с детства. Подружка на зимние каникулы. Нам было лет семь-десять, мы каждый день под бдительным надзором бабушек встречались в ледовом городке возле городской ёлки. Его и теперь возводят каждый год. Потом начиналась новая учебная четверть, и наши пути расходились до следующих новогодних праздников. С тех пор мы не виделись лет пятнадцать, но у Виолетты прекрасная память на лица, а у меня нос с незабываемым рельефом. Имена она запоминает хуже, поэтому напрямик спросила про ёлку, приметив знакомый профиль прохожего — Лола не боится показаться странной, она ничего не стесняется. С тех пор снова дружим. Такую новую роль я получил в жизни Лолы — кудрявой рыжей толстушки в очках. Да, Тамара-Лола изменилась до неузнаваемости, заметно располнела, килограмм на двадцать, пожалуй. Видимо, «злокачественная» личность крайне калорийная пища. Еженедельные сеансы у психолога трансформировались в дружеские посиделки на кухне. Дружеские для испытуемой, но не для меня. Несмотря на всю притягательность харизмы пересаженной личности, я не забывал о своей отстранённой роли объективного наблюдателя. Результаты моей работы ни в коем случае нельзя было предавать огласке. Если испытуемая узнает о пересадке личности, последствия могут быть непредсказуемыми. Как и реакция учёного сообщества. Эти трусливые ханжи наверняка признают эксперимент над человеком, да ещё и проведённый без ведома испытуемого, антигуманным. А затем с чистой совестью украдут бесценные находки «бесчеловечного» исследования. Мне оставалось только продолжать фиксировать происходящие перемены и отмечать признаки стабильности новой личности, без надежд когда-либо опубликовать эти бесценные сведения и обрести признание.

Сегодня Виолетта по обыкновению пригласила меня к себе поболтать. Кухня, кружки с кофе, за стеклом розово-голубое слоёное вечернее небо. За полчаса моего прибывания в квартире Лолы она не сказала ни слова, кроме приветствия на пороге. Я тоже молчал, следил за её поведением. — Завтра съезжаю, не могу дальше здесь находиться, — наконец, мрачно выдавила из себя девушка. — Останься сегодня на ночь, пожалуйста? Одна я не выдержу…Она была чем-то напугана и не пыталась этого скрыть. — Похоже на начало страшной истории про нехорошую квартиру. Или это приглашение несёт романтический характер?— Чёрт… — Лола пропустила мою шутку мимо ушей, — тут кто-то есть кроме меня, понимаешь? Перья разбрасывает, дымит… Неделю назад началось. Прихожу с работы домой — всё, понимаешь, ВСЁ — пол, кровать, столы, кухня, ванная усеяны белыми перьями. Будто кто-то подушку разрезал и раскидал. Я всю ночь их собирала, выносила пакетами… Кто это сделал, зачем?— Может, хозяйка квартиры? — неуверенно вставил я. — Пришла и ощипала гусей посреди комнаты? Бред! Зачем? А потом решила, что этого маловато, и стала каждый день кухню прокуривать, пока меня нет дома. Ты чувствуешь запах? Чувствуешь?В воздухе действительно пахло сигаретами. Я не сразу обратил внимание, по привычке вдыхая знакомый аромат. Ведь Тамара всегда много курила. Хм, возвращение старых привычек, интересно… Но причём тут перья?— Вита, ты сидишь прямо под вентиляционной решеткой. Чувствуешь связь? Кто-то из соседей курит, а пахнет у тебя на кухне. Элементарно!— Если бы только пахло — дым стоял пеленой! Я думала, пожар, обежала всех соседей… позавчера и поза-позавчера… Вчера те, кто открыл дверь, смотрели, как на сумасшедшую. Вот и ты тоже мне не веришь, — голос Лолы дрожал. — Но я знаю — с этой квартирой что-то не так. Не хочешь оставаться — твоё право. Переночую в гостинице. Виолетта метнулась в прихожую к чемодану с вещами. Кажется, она вызывала такси. А я не мог оторвать взгляд от окрашенного закатом розово-голубого квадрата окна. Кто-то невидимый осторожно дышал на стекло, рисуя на конденсате солнышки и облака.