Проклятый спектакльСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

В старой гримерке было тепло и душно. Афанасий Павлович Михалевич, по паспорту Семён Павлович Михайлов, сидел перед зеркалом, прикрыв глаза. Он наслаждался, втягивая носом запах маленькой комнатки. Ароматы пыльной театральной одежды, грима, табака, роз и пота хозяина гримерки, расслабляли тело, настраивали ум на работу, давали вдохновение. Только здесь мог Афанасий Павлович чувствовать спокойствие. Теплый свет, старое зеркало, актерский грим на столике перед ним, вся эта атмосфера, были жизнью актёра…Афанасий Павлович медитировал перед спектаклем. Сложная роль, сложный спектакль, требовали от него всего мастерства, на которое он был способен. Эту роль он ждал всю свою актерскую жизнь, без малого пятнадцать лет. «Макбет» был заветной мечтой Михалевича. Как долго он уговаривал режиссёра поставить этот спектакль, тот долго не соглашался. Изо дня в день, Афанасий Павлович внушал ему мысль, что постановка «Макбета» сделает имя главного режиссёра театра известным на всю страну. И, наконец, тот сдался. Репетировали тяжело и долго, спектакль давался с трудом, актёры не справлялись, заболевали, декорации вечно выходили из строя, осветители уходили в запой, срывая репетиции, их увольняли и брали других, и ещё куча мелких неприятностей. В театре шептались о проклятом спектакле. Дело шло о снятии его с репертуара. Но, стараниями и авторитетом Михалевича, спектакль довели до ума, и сегодня премьера. Афанасий Павлович трепетал, всё внутри у него холодело от восторга и благоговейного ужаса. Макбет! Великий Макбет! Сегодня Михалевич прославит своё имя, он будет лучшем Макбетом. Вдруг в гримерку постучались. Михалевич вздрогнул и резко открыл глаза, в зеркале он увидел силуэт и испугано обернулся, но это был всего лишь его сценический костюм, костюм шотландского воина. - Войдите, - раздраженно крикнул он, проводя ладонями по лицу и стирая с него полудрему. - Можно? - раздался мелодичный, глубокий женский голос, с тем едва уловимым тембром, который заставляет мужчин напрягаться и будит в их душах инстинкт охотников. - Да, конечно, - придав своему голосу мужественность на которую только был способен, пробасил Михалевич. В комнату зашла женщина, её внешность резко диссонировала с голосом. Ожидая увидеть перед собой красавицу, Афанасий Павлович был неприятно удивлён. Он увидел женщину, лет семидесяти, в старомодной одежде, с нелепой шляпкой на голове, этакая обнищавшая интеллигентка, приятная, но не интересная. - Ах, Афанасий Павлович, простите что без приглашения, - пропела она своим колдовским голосом и Михалевич снова попал под гипноз её волшебного контральто, - Простите что отрываю вас, я буквально на секунду. Я большая поклонница вашего таланта. У вас сегодня премьера, я хочу вам сделать подарок. Я шью кукол, у меня даже было несколько выставок. Так вот, я сделала для вас трёх кукол. Уверенна они будут вашим талисманом и принесут удачу в новом спектакле, он будет иметь успех и прославит вас. Вот, - и она вытащила из своей сумки тряпичные куклы. Старуха подошла к небольшой подвесной полке, на которой Афанасий Павлович хранил головные уборы, и ловко посадила их на неё. - Ну, не буду вам мешать, сегодня вечером я приду на премьеру. Буду наслаждаться вашей игрой и триумфом. Михалевич не успел ничего сказать, как старуха испарилась за дверью. - Странная дама, - промолвил он, подошёл к двери и выглянул в коридор. Там никого не было. «Как она так быстро успела уйти?» - удивился Михалевич, оценивая расстояние до лестницы и время, которое прошло после ухода странной посетительницы. «Чудеса» - только и подумал он, закрыв дверь. Взгляд упал на полку, три куколки сидели на ней и глядели вышитыми глазами на Афанасия Павловича. Это были три ведьмы из «Макбета», он сразу их узнал. Они были именно такими, какими были актрисы участвующие в спектакле. Во всяком случае в тех же нарядах, совпадало всё: цвет ткани, фактура, фасон платьев, причёски и цвета волос. «Надо ж так было угадать, фантастика, а хорошо-то как сделаны, мастерски. Да им цены нет» - поразился Михалевич, но трогать не стал. Почему-то они внушали трепет, будто были живыми. Снова постучали, это была гримерша. Пора было готовится, и Афанасий Павлович полностью погрузился в мысли о предстоящем спектакле. Про кукол он уже забыл. И они свысока наблюдали за процессом, немые и невидимые. Спектакль прошёл при полном аншлаге. Зал рукоплескал, цветы заполнили сцену, дурманя своими ароматами. Михалевич был на вершине блаженства. Это был триумф. Счастливый и обессиленный он зашёл в гримерку. Сказал, что смертельно устал, выставил всех за дверь и просил чтобы никто его не беспокоил. Он устало повалился на стул, не снимая костюм, и прикрыл глаза. Все тело было как натянутый лук, оно вибрировало и звенело. Ум повторял один и тот же момент: зал бушует в восторге, рукоплещет и кричит: «Бравооо!». Ах, эти сладкие минуты славы. В старой гримерке было тепло и душно. Афанасий Павлович Михалевич, по паспорту Семён Павлович Михайлов, сидел перед зеркалом, прикрыв глаза. Он наслаждался, втягивая носом запах маленькой комнатки. Ароматы пыльной театральной одежды, грима, табака, роз и пота хозяина гримерки, расслабляли тело, настраивали ум на работу, давали вдохновение. Только здесь мог Афанасий Павлович чувствовать спокойствие. Теплый свет, старое зеркало, актерский грим на столике перед ним, вся эта атмосфера, были жизнью актёра…Афанасий Павлович медитировал перед спектаклем. Сложная роль, сложный спектакль, требовали от него всего мастерства, на которое он был способен. Эту роль он ждал всю свою актерскую жизнь, без малого пятнадцать лет. «Макбет» был заветной мечтой Михалевича. Как долго он уговаривал режиссёра поставить этот спектакль, тот долго не соглашался. Изо дня в день, Афанасий Павлович внушал ему мысль, что постановка «Макбета» сделает имя главного режиссёра театра известным на всю страну. И, наконец, тот сдался. Репетировали тяжело и долго, спектакль давался с трудом, актёры не справлялись, заболевали, декорации вечно выходили из строя, осветители уходили в запой, срывая репетиции, их увольняли и брали других, и ещё куча мелких неприятностей. В театре шептались о проклятом спектакле. Дело шло о снятии его с репертуара. Но, стараниями и авторитетом Михалевича, спектакль довели до ума, и сегодня премьера. Афанасий Павлович трепетал, всё внутри у него холодело от восторга и благоговейного ужаса. Макбет! Великий Макбет! Сегодня Михалевич прославит своё имя, он будет лучшем Макбетом. Вдруг в гримерку постучались. Михалевич вздрогнул и резко открыл глаза, в зеркале он увидел силуэт и испугано обернулся, но это был всего лишь его сценический костюм, костюм шотландского воина. - Войдите, - раздраженно крикнул он, проводя ладонями по лицу и стирая с него полудрему. - Можно? - раздался мелодичный, глубокий женский голос, с тем едва уловимым тембром, который заставляет мужчин напрягаться и будит в их душах инстинкт охотников. - Да, конечно, - придав своему голосу мужественность на которую только был способен, пробасил Михалевич. В комнату зашла женщина, её внешность резко диссонировала с голосом. Ожидая увидеть перед собой красавицу, Афанасий Павлович был неприятно удивлён. Он увидел женщину, лет семидесяти, в старомодной одежде, с нелепой шляпкой на голове, этакая обнищавшая интеллигентка, приятная, но не интересная. - Ах, Афанасий Павлович, простите что без приглашения, - пропела она своим колдовским голосом и Михалевич снова попал под гипноз её волшебного контральто, - Простите что отрываю вас, я буквально на секунду. Я большая поклонница вашего таланта. У вас сегодня премьера, я хочу вам сделать подарок. Я шью кукол, у меня даже было несколько выставок. Так вот, я сделала для вас трёх кукол. Уверенна они будут вашим талисманом и принесут удачу в новом спектакле, он будет иметь успех и прославит вас. Вот, - и она вытащила из своей сумки тряпичные куклы. Старуха подошла к небольшой подвесной полке, на которой Афанасий Павлович хранил головные уборы, и ловко посадила их на неё. - Ну, не буду вам мешать, сегодня вечером я приду на премьеру. Буду наслаждаться вашей игрой и триумфом. Михалевич не успел ничего сказать, как старуха испарилась за дверью. - Странная дама, - промолвил он, подошёл к двери и выглянул в коридор. Там никого не было. «Как она так быстро успела уйти?» - удивился Михалевич, оценивая расстояние до лестницы и время, которое прошло после ухода странной посетительницы. «Чудеса» - только и подумал он, закрыв дверь. Взгляд упал на полку, три куколки сидели на ней и глядели вышитыми глазами на Афанасия Павловича. Это были три ведьмы из «Макбета», он сразу их узнал. Они были именно такими, какими были актрисы участвующие в спектакле. Во всяком случае в тех же нарядах, совпадало всё: цвет ткани, фактура, фасон платьев, причёски и цвета волос. «Надо ж так было угадать, фантастика, а хорошо-то как сделаны, мастерски. Да им цены нет» - поразился Михалевич, но трогать не стал. Почему-то они внушали трепет, будто были живыми. Снова постучали, это была гримерша. Пора было готовится, и Афанасий Павлович полностью погрузился в мысли о предстоящем спектакле. Про кукол он уже забыл. И они свысока наблюдали за процессом, немые и невидимые. Спектакль прошёл при полном аншлаге. Зал рукоплескал, цветы заполнили сцену, дурманя своими ароматами. Михалевич был на вершине блаженства. Это был триумф. Счастливый и обессиленный он зашёл в гримерку. Сказал, что смертельно устал, выставил всех за дверь и просил чтобы никто его не беспокоил. Он устало повалился на стул, не снимая костюм, и прикрыл глаза. Все тело было как натянутый лук, оно вибрировало и звенело. Ум повторял один и тот же момент: зал бушует в восторге, рукоплещет и кричит: «Бравооо!». Ах, эти сладкие минуты славы. Михалевич был счастлив. Вдруг какое-то неприятное чувство, прямо в груди, пришло на смену радости, щемящее и тоскливое. Афанасий Павлович почувствовал на макушке взгляд, кто-то смотрел прямо на него, пристально и недобро. В тишине прозвучали слова:- Да славится Макбет, Гдамисский тан!- Да славится Макбет, Кавдорский тан!- Да славится Макбет, король грядущий!Михалевич вздрогнул и оглянулся. В комнате никого не было. Он зябко повёл плечами, почувствовав что в гримерке стало прохладно. «Я устал, переволновался. Надо ехать домой отдыхать». Он стал снимать грим, крепко зажмурив глаза. - Хвала! Хвала! Хвала! - снова пронеслось над головой Афанасия Павловича. Быстро стерев с глаз грим, он стал озираться и увидел на полке трёх ведьм, их лица были зловещими, демонические улыбки и широко раскрытые глаза делали их лица живыми. Холод прошёлся по позвоночнику и Афанасий Павлович стал ещё более энергично стирать грим, а потом, быстро стянув с себя сценический костюм, наскоро напялил брюки и рубашку с пиджаком. «Быстрее на улицу, нужно подышать свежим воздухом, наверно я перевозбудился» - успокаивал он себя. Схватив портфель, он выскочил из гримерки. В коридоре стояла тишина. «Куда все делись?» - подумал Михалевич, озираясь в полутемном коридоре. Свет был странный: тусклый, как будто обычные лампочки подменили на менее мощные. «Я просто устал, все нормально» - успокаивал Афанасий Павлович себя. Глянув на часы, он с удивлением увидел время: два часа ночи. «Я что, уснул? Но почему никто не разбудил? Все разошлись и даже не постучали? Да что за чертовщина?». Он шёл по коридору, и все никак не мог дойти до лестницы. Коридор казался длиннее в десятки раз. Ужас навалился на него, обдав холодным липким потом. По коридору гулко разнеслось:- «Но разве это, способно устрашить Макбета?В круг сестры! Мастерством своимМы дух его развеселим. Заставлю воздух я для васЗапеть, а вы пуститесь в пляс, Чтоб за неласковый приёмНас не корил король потом». Михалевич с ужасом увидел над головой три тени танцующие страшный ведьмовской танец, в этих силуэтах он узнал трёх кукол принесённых накануне спектакля странной старухой. Ведьмы ожили и неслись в безумном вихре над головой несчастного актёра, забирая его рассудок и заставляя бежать. Они хохотали, стараясь задеть лицо Афанасия Павловича своими одеждами, ввергая его в ещё больший ужас. Он бежал в сторону выхода, туда, где должна была быть лестница, ведущая на первый этаж и оттуда в коридор на улицу. У самого края ступенек он споткнулся, или, как ему показалось, его толкнули в спину. Он кубарём покатился со ступеней ломая кости. Наутро несчастного Афанасия Павловича Михалевича обнаружила уборщица. Увы, было уже слишком поздно. Похороны были пышными, много людей пришло проститься с любимым актером. Долго думали как быть со спектаклем, слишком много средств было потрачено на его создание. Убрать его с репертуара было равносильно самоубийству театра. И выход нашелся, роль Макбета решено было отдать пришедшему в театр молодому и очень талантливому актеру Сметанину, сыну одного из актёров, который играл когда-то в этом театре, но, по странным обстоятельствам, ушел из театра и вскоре умер. Давно Михалевич был лучшим другом Сметанина старшего, но друзья рассорились и ходили слухи, что Михалевич приложил руку к уходу Сметанина из театра. А злые языки поговаривали, что и странная смерть Сметанина не обошлась без помощи Афанасия Павловича. Скорее всего, это были только россказни злопыхателей.