Призрак Сурьянинского лесаСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Орловские края дышат старинными преданиями. Каждое из них имеет свой особый колорит, а все вместе они окутывают наши места неким флером таинственности, добавляя очарования или внося свою долю волнения в являющийся вашим глазам пейзаж. Легенды окрашивают этот пейзаж, при этом часто возникают очень причудливые тона…В своем прелестном рассказе «Льгов» Тургенев пишет, как он ожидал своих спутников около льговской церкви. Коротая время, он рассматривал могилы на старом погосте у храма. Но вот его взгляд упал на «почерневшую четырехугольную урну» с французской надписью «Ci git Theophile Henri, Vicomte de Blangy». Ниже, как пишет Тургенев, он увидел стихотворную эпитафию, которую и привел в своем рассказе:Под камнем сим лежитФранцузский эмигрант:Породу знатную имел он и талант, Супругу и семью оплакав избиянну, Покинул родину, тиранами попранну;Российския страны достигнув берегов, Обрел на старости гостеприимный кров;Учил детей, родителей покоил…Всевышний судия его здесь успокоил. Сейчас такой могилы на льговском кладбище нет. Но некоторые жители Льгова и соседнего Ильинского уверяют, что ранее они «совершенно точно» видели здесь надгробный камень графа. Так или иначе, французский поданный виктонт де Бланжи оставил о себе в орловских краях особенную память, будь то прекрасный рассказ Тургенева или странное предание, до сих пор не забытое в Орловском Полесье, которое еще, бывает, рассказывают шепотом по вечерам от Болхова до Хотынца. В 1895 году в номере 119 «Орловского вестника» князь А. Л. Голицын впервые опубликовал одну любопытную легенду, связанную с неким учителем, служившим у барина Алексея Денисовича Юрасовского. Три года спустя хранитель дел Орловской ученой архивной комиссии Александр Константинович Юрасовский также опубликовал версию этого же происшествия, в котором некую роль сыграл его предок А. Д. Юрасовский. Она оказалась связанной с гувернером, тогда также неназванным по имени. Литературовед Раиса Митрофановна Алексина в обычной для нее блестящей манере провела исследование и доказала, что тот самый граф де Бланжи, о котором пишет Тургенев в своем «Льгове» и тот учитель Юрасовского, с которым связывают одно из известных болховских преданий – это одно и то же лицо. Если вас занимают такие вещи, вы получите истинное удовольствие, прочитав статью Алексиной «О сюжете рассказа «Льгов» (к истории рассказа в рассказе)», помещенную в Тергеневском ежегоднике 2000 года. Благодаря Алексиной мы можем теперь называть главного героя несколько странного происшествия его настоящим именем – именем виконта Теофиля де Бланжи. История виконта, иначе именуемым графом, завораживает. В ней присутствуют и огненные страсти, и холод мистического ужаса, и подлинная человеческая трагедия, замешанная на расчетливом коварстве, и торжество языческого невежества, случившегося от горестной безысходности. Бежавший из революционной Франции, граф де Бланжи, вероятно, в полной мере испытал кошмар ее катастрофических дней. В России, в глухом Болховском уезде Орловской губернии ему удалось стать гувернером и учителем подрастающих барчуков в семье Алексея Денисовича Юрасовского в сельце Морозове, в десятке километров от Болхова. Бланжи, находившийся тогда уже в достаточно зрелом возрасте, неожиданно влюбился в дочь зажиточного крестьянина Семена Карнеева, крепостного Юрасовского, и попросил ее руки. Девушку, вероятно, очаровала и необыкновенная галантность француза, наверняка несвойственная большинству молодых болховских крестьян, и подлинная тонкость обращения, и безграничное восхищение ее достоинствами, которое всегда так подкупает нас, женщин. Она ответила на столь сильное чувство и единственное, чего она боялась – что батюшка не отдаст. И была права. Крестьянин и слышать не хотел о таком непонятном для него, странном, и, самое главное, невыгодном в экономическом смысле браке. Тогда участливый Юрасовский подарил Бланжи, или как его называли русские, Бланжию, семью крепостных Карнеевых. Влюбленные, наконец-то, смогли соединить свои судьбы. Но отец молодой женщины, Семен Карнеев, никак не мог примириться с тем, что от известного в округе барина, крупного помещика, состояние которого позволяло ему наживаться, подворовывая, он перешел в собственность какого-то бедного учителя иностранного языка, хоть бы и графа. Карнеев наливался злобой и строил коварные планы. Предание говорит, что однажды Бланжий должен был отвезти Юрасовскому в Карачев крупную сумму денег из имения. Эта поездка оказалась для него последней. Крестьянин подкупил недалеких людей и ночью, когда Бланжи следовал через Сурьянинский лес, напал на графа. Озлобленный Карнеев заколол учителя и потом лично отрубил ему голову. После проведенного полицией следствия на каторгу были отправлены все участники этого преступления за исключением его инициатора, сумевшего подкупить власти. Орловские края дышат старинными преданиями. Каждое из них имеет свой особый колорит, а все вместе они окутывают наши места неким флером таинственности, добавляя очарования или внося свою долю волнения в являющийся вашим глазам пейзаж. Легенды окрашивают этот пейзаж, при этом часто возникают очень причудливые тона…В своем прелестном рассказе «Льгов» Тургенев пишет, как он ожидал своих спутников около льговской церкви. Коротая время, он рассматривал могилы на старом погосте у храма. Но вот его взгляд упал на «почерневшую четырехугольную урну» с французской надписью «Ci git Theophile Henri, Vicomte de Blangy». Ниже, как пишет Тургенев, он увидел стихотворную эпитафию, которую и привел в своем рассказе:Под камнем сим лежитФранцузский эмигрант:Породу знатную имел он и талант, Супругу и семью оплакав избиянну, Покинул родину, тиранами попранну;Российския страны достигнув берегов, Обрел на старости гостеприимный кров;Учил детей, родителей покоил…Всевышний судия его здесь успокоил. Сейчас такой могилы на льговском кладбище нет. Но некоторые жители Льгова и соседнего Ильинского уверяют, что ранее они «совершенно точно» видели здесь надгробный камень графа. Так или иначе, французский поданный виктонт де Бланжи оставил о себе в орловских краях особенную память, будь то прекрасный рассказ Тургенева или странное предание, до сих пор не забытое в Орловском Полесье, которое еще, бывает, рассказывают шепотом по вечерам от Болхова до Хотынца. В 1895 году в номере 119 «Орловского вестника» князь А. Л. Голицын впервые опубликовал одну любопытную легенду, связанную с неким учителем, служившим у барина Алексея Денисовича Юрасовского. Три года спустя хранитель дел Орловской ученой архивной комиссии Александр Константинович Юрасовский также опубликовал версию этого же происшествия, в котором некую роль сыграл его предок А. Д. Юрасовский. Она оказалась связанной с гувернером, тогда также неназванным по имени. Литературовед Раиса Митрофановна Алексина в обычной для нее блестящей манере провела исследование и доказала, что тот самый граф де Бланжи, о котором пишет Тургенев в своем «Льгове» и тот учитель Юрасовского, с которым связывают одно из известных болховских преданий – это одно и то же лицо. Если вас занимают такие вещи, вы получите истинное удовольствие, прочитав статью Алексиной «О сюжете рассказа «Льгов» (к истории рассказа в рассказе)», помещенную в Тергеневском ежегоднике 2000 года. Благодаря Алексиной мы можем теперь называть главного героя несколько странного происшествия его настоящим именем – именем виконта Теофиля де Бланжи. История виконта, иначе именуемым графом, завораживает. В ней присутствуют и огненные страсти, и холод мистического ужаса, и подлинная человеческая трагедия, замешанная на расчетливом коварстве, и торжество языческого невежества, случившегося от горестной безысходности. Бежавший из революционной Франции, граф де Бланжи, вероятно, в полной мере испытал кошмар ее катастрофических дней. В России, в глухом Болховском уезде Орловской губернии ему удалось стать гувернером и учителем подрастающих барчуков в семье Алексея Денисовича Юрасовского в сельце Морозове, в десятке километров от Болхова. Бланжи, находившийся тогда уже в достаточно зрелом возрасте, неожиданно влюбился в дочь зажиточного крестьянина Семена Карнеева, крепостного Юрасовского, и попросил ее руки. Девушку, вероятно, очаровала и необыкновенная галантность француза, наверняка несвойственная большинству молодых болховских крестьян, и подлинная тонкость обращения, и безграничное восхищение ее достоинствами, которое всегда так подкупает нас, женщин. Она ответила на столь сильное чувство и единственное, чего она боялась – что батюшка не отдаст. И была права. Крестьянин и слышать не хотел о таком непонятном для него, странном, и, самое главное, невыгодном в экономическом смысле браке. Тогда участливый Юрасовский подарил Бланжи, или как его называли русские, Бланжию, семью крепостных Карнеевых. Влюбленные, наконец-то, смогли соединить свои судьбы. Но отец молодой женщины, Семен Карнеев, никак не мог примириться с тем, что от известного в округе барина, крупного помещика, состояние которого позволяло ему наживаться, подворовывая, он перешел в собственность какого-то бедного учителя иностранного языка, хоть бы и графа. Карнеев наливался злобой и строил коварные планы. Предание говорит, что однажды Бланжий должен был отвезти Юрасовскому в Карачев крупную сумму денег из имения. Эта поездка оказалась для него последней. Крестьянин подкупил недалеких людей и ночью, когда Бланжи следовал через Сурьянинский лес, напал на графа. Озлобленный Карнеев заколол учителя и потом лично отрубил ему голову. После проведенного полицией следствия на каторгу были отправлены все участники этого преступления за исключением его инициатора, сумевшего подкупить власти. Но и он, как говорят, не избежал наказания…Однажды тихой лунной ночью Карнеев, к тому времени еще более неправедно разбогатевший на ростовщических операциях, возвращался из Карачева в Болхов. Он уже проехал село Руднево и оказался в Сурьянинском лесу. Вдруг, захрапев, лошадь встала посреди дороги. Карнеев вгляделся в темноту и увидел то, что заставило его остолбенеть от ужаса. Навстречу ему по дороге, освещенной бледным светом луны и перерезанной древесными тенями, медленно шел покойный учитель в залитом кровью платье немецкого покроя. Даже и теперь призрак был учтив, как и прежде. Аккуратно сняв с плеч свою голову и взяв ее в руки, учитель поклонился тестю. И обомлевший Карнеев услышал, как эта самая голова, поддерживаемая призрачными ладонями, зовет его на суд Божий… Не помня себя от страха, Карнеев прискакал в Болхов. С тех пор он нигде не мог найти успокоения. Никакие меры, предпринимаемые болховскими священниками и лекарями, не помогали ему. Призрак учителя преследовал убийцу даже в церкви. И Карнеев, не выдержав напряжения, повесился. Якобы в час его гибели в Болхове сам по себе ударил тысячепудовый колокол и некоторое время «ревел» так, что в домах дрожали стены и плясали стаканы на столах. Яркие галлюцинации Карнеева заставлявшие его рвать на себе волосы, умолять, чтобы «увели учителя», кричать и бегать по тихому Болхову произвели неизгладимое впечатление на болховчан, несильно избалованных происшествиями. Не было дома, где бы не обсуждались подробности этого дела и не высказывались собственные догадки на его счет. Неудивительно, что разговоры о призраке учителя вызвали волнение и в окрестных селах, где тоже начали его наблюдать. Привидение являлось жителям средь бела дня и зазывало быть свидетелями на суде Божьем против Карнеева. Однажды насмерть перепугал молодежь в селе Сурьянино, собравшуюся вечерком потанцевать в хороводе и попеть песни. Не беря в расчет обстоятельств, относящихся, как говорил Лесков, к «средствам народной поэзии», мы, тем не менее, с грустью должны констатировать, что граф-француз тогда в действительности не обрел покоя. В холерный 1831 год крестьяне, отыскивая причины «мора», который, как ни странно, в Орловской губернии начался с села Сурьянино Болховского уезда, рассудили, что «все зло идет от иностранца-учителя». И последнее пристанище графа подверглось неслыханному разорению. Рассказывали, что пять мужиков, вооружившись осиновым колом, с черным петухом в руках ночью подошли к могиле Бланжи. Они задушили петуха, отрезали ему голову и окропили куриной кровью проведенную около могилы черту. После этого мужики разрыли могилу, вскрыли гроб, произнесли над ним сильные языческие заклинания, вытащили труп и всадили ему в сердце осиновый кол. А потом все они разбежались от страха в разные стороны. Первый же житель, отправившийся на кладбище навестить покойных родственников, с криком вернулся в обратно, перепугав всех односельчан. Из Болхова прибыла полиция. Интересно, что ее сотрудники, в частности, становой пристав, были сильно смущены разными привходящими обстоятельствами и подбадривали себя, как умели: от них пахло сложной смесью ладана и водки. На месте разрытой могилы полиция обнаружила брошенные заступы, обезглавленного английского бойцового петуха и клок бумаги с заклинанием. Интересно, что сурьянинские мужики в непростой для себя час обратились к приемам, связанным с древней магией вятичей. Известно, что свои жертвы темным богам вятичи приносили ночью, выбрав для этого перекресток дорог и животное черного цвета, например, козу, петуха или овцу – по обстоятельствам. Противоборство злым темным силам, которые, как казалось в случае с холерой и мором, насильно забирают с собой живых, также сопровождалось древним обрядом, в котором присутствовало животное черного цвета и его кровь. Тогда же, в 1831 году болховская полиция провела полное расследование и по его результатам отправила мужиков на каторгу. Известны имена двоих из них – Никиты Хромина – он вернулся с каторги и впоследствии постригся в монахи – и Михаила Саутина, ставший кучером у тюремного смотрителя в Омске. Возможно ли, однако, чтобы после всего этого надгробный памятник Бланжи каким-то образом оказался на льговском погосте, где его увидел Тургенев? Да еще с такой умиротворяющей эпитафией, которая вовсе не свидетельствует о столь трагическом конце? Если это все-таки так, то перемещение памятного знака в Льгов представляется достаточно таинственным. Тем не менее, какие-то ниточки все же, наверное, связывали француза с этим селом. Предание говорит, что призрак учителя однажды явился льговскому священнику. Вежливо поклонившись и держа свою голову в руках, Бланжий начал жестами звать иерея к себе и указывать на небо. Легенда говорит, что призрак видели все члены семьи священника. Рассказывали, что батюшка бесстрашно подошел к учителю, но тот исчез, а священник упал замертво. Живший тем самым летом 1831 года в Спасском-Лутовиново, Тургенев вполне мог слышать историю Бланжия. Имя несчастного графа было тогда у всех на устах. Орловские помещики, скорее всего, не раз обсуждали между собой тему полицейского разбирательства в связи со вскрытием могилы иностранца-учителя. Но, может быть, Тургенев ничего и не слышал об ужасной участи француза, однако знал Бланжи до его гибели, а стихотворную эпитафию придумал сам. Похожая эпитафия была на памятнике гувернеру, также французу в имении Лутовиновых. Как католик гувернер был похоронен не в ограде старого кладбища в Спасском, а за его валом. Или Тургенев и впрямь видел во Льгове могильный камень Бланжи? Так или иначе, в рассказе «Льгов» писателю захотелось вспомнить имя изгнанника, чья жизнь была столь сильно изломана событиями Великой Французской революции и, как мы знаем теперь, оказалась трагичной во всем, даже в ее конце. Да и в наше время существует не мало свидетельств очевидцев, которые наблюдали в Сурьянинском лесу необъяснимую чертовщину, слышали на ночных привалах людские завывания. Говорят, это неупокоенная душа графа…Древние предания живучи, и в полесских краях, к которым принадлежали раньше болховские села, вы и сейчас услышите, как странен иногда бывает Сурьяниновский лес в лунные, да и в безлунные ночи.