Призрак спасшей меня девушкиСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Эх, молодость! В девяностые годы наоткрывали дискотек, а у меня родители строгие, никуда не пускали. Время голодное, я стричь выучилась и на выходных подрабатывала парикмахером, а на дачу к подруге, на дискотеку в школе — нельзя, само собой. Благо жила на первом этаже, через окно — и на волю. Таким способом выбиралась я и в тот раз, о котором хочу рассказать. Подруги уже заждались. Дискотека недалеко, но места эти были мне незнакомы. Ничего там весёлого не было, но даже не знаю, почему, если на вопрос: «А ты был в восьмой школе на тусовке?» — тебе было нечего ответить, оставался один выход — застрелиться как опозоренному дворянину. Девчата до остановки проводили, объяснили, где выходить, и ушли с кавалерами. Пока автобуса дожидалась, уже и полночь настала. Поясню, что я всегда ездила другим путём ближе к дому. Когда из автобуса вышла, огляделась — никого, ларёк одинокий и всё. Только хотела дорогу перейти, заметила мужика здоровенного в тёмном плаще, стоит — будто в тени прячется, предчувствие у меня появилось недоброе, страшно стало через тёмный двор идти. Думаю, постою, подожду когда уйдёт. Он заметил моё замешательство и пошёл в другую сторону, пройдя немного, обернулся, но я с места не сдвинулась. Долго мы так стояли, в какой-то момент смотрю — его нет, тут я и ломанулась. Зашла во двор, а он сзади как из-под земли вырос. Слева от меня стройка заброшенная, рядом дом, подъезды аж лесом заросли, город наш не зря прозвали «городом разбитых фонарей», они и правда один через десять горели. Кинулась я бежать, а он за мной, оборачиваясь, видела, как он руку за пазуху сунул и вытащил нож. Кричи не кричи — это девяностые, никто не выйдет, наверное, нож и мешал ему при беге, но он догнал бы. Одна надежда: какой-нибудь собачник ночью может выйти на задний двор. Бегу и надеюсь: «Хоть бы собачник вышел…». И на тебе — парень, вон капюшон белый виднеется из-за деревьев, встал у парадной, собаку, видно, спустил и стоит. Тут голос у меня прорезался, я как заору: «Федька, сволочь! Договорились же на остановке! А он тут, ну я тебе покажу! Киллера на поводок возьми, тут человек. Киллер, Киллер, ко мне!» Обернулась, а маньяк улепётывает со всех ног. Ну думаю, вцеплюсь в собачника: «Провожай домой!» Вижу, он уходит, я быстрей, а как к той парадной подбежала и деревья перестали мешать обзору, увидела, что нет там никакого собачника, висит над землёй прозрачное белое что-то, как если человека простынёй накрыть. Пугало меня только то, что маньяк вернётся. Стала назад отходить и сказала: «Вот бы ты проводило меня!» — и оно на расстояние метра 3-4 за мной стало парить по воздуху, я ещё вслух жаловалась на то, что маньяк может круг сделать и вернуться. Но пройдя немного, оно остановилось. Уговоры пройти дальше не подействовали, и я побежала домой. Оказалось, папа ждал меня на другой остановке. Прошла неделя, и я отправилась стричь молодую семью, живущую в том доме, они решили за мной зайти. Мы давно дружили, и без чая не обошлось. За дружеской беседой я всё им рассказала, и на меня посыпались вопросы: «У какой парадной? Где оно остановилось? Какое было число?» Как на допросе! Отвечала поначалу, потом обиделась: «Не хотите, не верьте! Кто заставляет?» Не врали мы в девяностые про мистику, вот про парней — другое дело. Но жена Миши вдруг сказала: «Мишка, она не знает, видно же», — и рассказали, что в той парадной, где был мой собачник, убили девчонку, мою сверстницу, две недели назад. Только она не такая была как мы, не общалась почти ни с кем. Здоровалась вежливо всегда, ходила постоянно со скрипкой. Музыкой много занималась, на конкурсах выступала, очень интеллигентная, в консерваторию хотела поступить. Поздно возвращалась, напал изверг и утащил вниз к подвалу, она ещё жива была, вот и ползла на улицу, только не было там никого, доползла бедняжка до того места, где мой призрак остановился, и умерла. Мишка рано на работу уходит, он видел, когда там милиция была, столько много крови, что он теперь всех и встречает и провожает даже днём. Светлый человек погиб, душа белая, как снег, она такой же смерти никому не желала.