ПриблудаСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Долли очень хотелось положить голову на плаху. Сделать шаг к этому круглому камню, тёмному от потёков крови. Опуститься на колени. Обнять руками его шершавую глыбу и прижаться щекой к чуть косо срезанной верхушке. Она так устала…Долли тряхнула головой, прогоняя ненужные мысли. В Лесу в голову всегда лезло не пойми что, но здесь - особенно. Долли знала, что если задержаться тут ещё, то желание положить на плаху голову или хотя бы руку станет неодолимым. Топора нигде не было, эта плаха никогда не знала топора. Говорят, когда-то она называлась Плахой Генриха. По имени ходока, нашедшего её и погибшего на глазах напарника. Кровь, давняя кровь, на ней была уже тогда. По рассказам, когда напарник нагнал Генриха, тот стоял на коленях, положив голову на камень. Мгновение спустя хрустом и всплеском крови голова Генриха отскочила от туловища, как будто её оторвал невидимый гигант, и скатилась в лес, куда-то в ложбину, в чёрный ледяной ручей. Объятый ужасом второй ходок, чьё имя не сохранилось, хотел вынести тело Генриха на руках к опушке, но не донёс – отобрали волки. Ну он говорил, что волки. Он много странного говорил, а время и пересказы делали эти истории ещё страннее. С тех пор она утратила и имя собственное первой жертвы, и название её стало звучать как слово с маленькой буквы. Долли облизнула губы. Вообще, следовало пройти дальше как можно быстрее, это были неладные места. Не Лосиный Стол, не к полуночи будь упомянут, но…Можно было и постоять, тем более, что дальше находились почти незнакомые края. Она не была уверена, что выйдет к просеке хоть каким-то путём. А ей надо было. «Сейчас, - подумала она устало. - Сейчас пойду». Так хотелось присесть или - лучше - прилечь. Подложить что-нибудь под голову…«Да знаю я», - хмуро подумала Долли. Следующей мыслью опять будет «положить на что-нибудь голову». Она зло пнула какую-то палку, и, вздохнув, зашагала дальше. Вообще, поход начался плохо. Она бы повернула назад, если бы имела право. Пошла бы домой или навестила бы Клайда, наконец. Вышла она сразу после заката, так что весь вечер был бы в её распоряжении. Но. Было непреодолимое, монолитное «но». Были, в конце концов, обязательства. И тем не менее, вечер был плохой. Долли снова видела тех чужих в лесу. …Она только на полчаса отошла от опушки, когда увидела движение впереди и остановилась. Приникла к стволу, зная, что в темноте они её не увидят. Луна к тому времени ещё только восходила. Долли знала всех ходоков из городских; кого-то хорошо, кого-то хуже, кого-то только в лицо, как Дарлу. Впрочем, о ней как раз лучше было не думать – ничего это не давало. А этих она видела второй раз, и они были не из местных. Такое случалось очень редко. Все постоянные ходоки жили в городе. Конечно, те, которые не остались навечно в Лесу. Хорошо экипированные, четверо неизвестных шли правильно – ромбом со сторонами шагов по тридцать. Крупный мужик в кожаной шляпе с полями, вооружённый прямым клинком, какой южане носят у пояса, шёл первым. Сзади и чуть по сторонам – ещё двое. Девушка, прошедшая ближе всех к Долли, двигалась бесшумно, хотя глядела не под ноги, а по сторонам. У неё были светлые волосы, но из-под чёрного капюшона выбивалась только чёлка. Злое, скульптурной чёткости лицо с тонкими чертами; острый взгляд светлых глаз. Ростом она вряд ли была выше Долли. Замыкающим был парень в сером. Они прошли тихо, быстро. Знали, куда идут. У Долли не было ни желания, ни времени пересекаться с ними. Она уже взяла лопату и теперь могла думать только об одном. Ей было ещё идти и идти сквозь холодный Лес, едва подсвеченный поднимавшейся за левым плечом луной. Она постояла ещё немного и пошла вперёд. …С тех пор прошло уже несколько часов. Время в Лесу, казалось, никуда и не шло, но приближения утра это не отменяло. Долли отвлеклась от воспоминаний, огляделась. Не обнаружила ничего хорошего. Ей не нравился рисунок корней, не нравились штрихи на коре, да и тропинка стала тревожно узкой. Лучше бы её вообще не было. А так, кто знает, куда она ведёт. Долли вот не знала, она вообще в этой части Леса бывала нечасто. И каждый из немногих раз замечала, что здесь как–то давяще тихо. Деревья – выше. И верхушки их теряются в каком-то пару – не туман вроде и не дымка, а так, зыбь. Впереди был просвет, и Долли кинулась туда – уж не просека ли. Нет, поняла она, подходя ближе. Не просека. Просто поляна, окружённая деревьями с облезлой, безжизненно бледной корой. Она хотела пересечь её напрямик, но посмотрела под ноги. Поляну окружало широкое и редкое кольцо грибов, старых, с трещинами на шляпках, с завёрнутыми краями, которые обнажали пластины, начавшие слипаться в чёрное месиво. Круг охватывал всю поляну. Что-то он, наверное, значил, проверять Долли точно не намеревалась. Долли очень хотелось положить голову на плаху. Сделать шаг к этому круглому камню, тёмному от потёков крови. Опуститься на колени. Обнять руками его шершавую глыбу и прижаться щекой к чуть косо срезанной верхушке. Она так устала…Долли тряхнула головой, прогоняя ненужные мысли. В Лесу в голову всегда лезло не пойми что, но здесь - особенно. Долли знала, что если задержаться тут ещё, то желание положить на плаху голову или хотя бы руку станет неодолимым. Топора нигде не было, эта плаха никогда не знала топора. Говорят, когда-то она называлась Плахой Генриха. По имени ходока, нашедшего её и погибшего на глазах напарника. Кровь, давняя кровь, на ней была уже тогда. По рассказам, когда напарник нагнал Генриха, тот стоял на коленях, положив голову на камень. Мгновение спустя хрустом и всплеском крови голова Генриха отскочила от туловища, как будто её оторвал невидимый гигант, и скатилась в лес, куда-то в ложбину, в чёрный ледяной ручей. Объятый ужасом второй ходок, чьё имя не сохранилось, хотел вынести тело Генриха на руках к опушке, но не донёс – отобрали волки. Ну он говорил, что волки. Он много странного говорил, а время и пересказы делали эти истории ещё страннее. С тех пор она утратила и имя собственное первой жертвы, и название её стало звучать как слово с маленькой буквы. Долли облизнула губы. Вообще, следовало пройти дальше как можно быстрее, это были неладные места. Не Лосиный Стол, не к полуночи будь упомянут, но…Можно было и постоять, тем более, что дальше находились почти незнакомые края. Она не была уверена, что выйдет к просеке хоть каким-то путём. А ей надо было. «Сейчас, - подумала она устало. - Сейчас пойду». Так хотелось присесть или - лучше - прилечь. Подложить что-нибудь под голову…«Да знаю я», - хмуро подумала Долли. Следующей мыслью опять будет «положить на что-нибудь голову». Она зло пнула какую-то палку, и, вздохнув, зашагала дальше. Вообще, поход начался плохо. Она бы повернула назад, если бы имела право. Пошла бы домой или навестила бы Клайда, наконец. Вышла она сразу после заката, так что весь вечер был бы в её распоряжении. Но. Было непреодолимое, монолитное «но». Были, в конце концов, обязательства. И тем не менее, вечер был плохой. Долли снова видела тех чужих в лесу. …Она только на полчаса отошла от опушки, когда увидела движение впереди и остановилась. Приникла к стволу, зная, что в темноте они её не увидят. Луна к тому времени ещё только восходила. Долли знала всех ходоков из городских; кого-то хорошо, кого-то хуже, кого-то только в лицо, как Дарлу. Впрочем, о ней как раз лучше было не думать – ничего это не давало. А этих она видела второй раз, и они были не из местных. Такое случалось очень редко. Все постоянные ходоки жили в городе. Конечно, те, которые не остались навечно в Лесу. Хорошо экипированные, четверо неизвестных шли правильно – ромбом со сторонами шагов по тридцать. Крупный мужик в кожаной шляпе с полями, вооружённый прямым клинком, какой южане носят у пояса, шёл первым. Сзади и чуть по сторонам – ещё двое. Девушка, прошедшая ближе всех к Долли, двигалась бесшумно, хотя глядела не под ноги, а по сторонам. У неё были светлые волосы, но из-под чёрного капюшона выбивалась только чёлка. Злое, скульптурной чёткости лицо с тонкими чертами; острый взгляд светлых глаз. Ростом она вряд ли была выше Долли. Замыкающим был парень в сером. Они прошли тихо, быстро. Знали, куда идут. У Долли не было ни желания, ни времени пересекаться с ними. Она уже взяла лопату и теперь могла думать только об одном. Ей было ещё идти и идти сквозь холодный Лес, едва подсвеченный поднимавшейся за левым плечом луной. Она постояла ещё немного и пошла вперёд. …С тех пор прошло уже несколько часов. Время в Лесу, казалось, никуда и не шло, но приближения утра это не отменяло. Долли отвлеклась от воспоминаний, огляделась. Не обнаружила ничего хорошего. Ей не нравился рисунок корней, не нравились штрихи на коре, да и тропинка стала тревожно узкой. Лучше бы её вообще не было. А так, кто знает, куда она ведёт. Долли вот не знала, она вообще в этой части Леса бывала нечасто. И каждый из немногих раз замечала, что здесь как–то давяще тихо. Деревья – выше. И верхушки их теряются в каком-то пару – не туман вроде и не дымка, а так, зыбь. Впереди был просвет, и Долли кинулась туда – уж не просека ли. Нет, поняла она, подходя ближе. Не просека. Просто поляна, окружённая деревьями с облезлой, безжизненно бледной корой. Она хотела пересечь её напрямик, но посмотрела под ноги. Поляну окружало широкое и редкое кольцо грибов, старых, с трещинами на шляпках, с завёрнутыми краями, которые обнажали пластины, начавшие слипаться в чёрное месиво. Круг охватывал всю поляну. Что-то он, наверное, значил, проверять Долли точно не намеревалась. Впрочем, может, на поляне лежал какой-нибудь хлам, была и лопата, чтоб попробовать, но вот только, если смотреть не на поляну, а в сторону, то казалось, что на ней кто-то сидит. Это была просто тень и свет, просто рельеф, чёрная лесная подстилка и светлая кора. Если глядеть прямо. А боковым зрением была видна неподвижная, закутанная в ткань фигура, сидящая в листве. Или что-то очень похожее. Тёмный, смутный силуэт, дрожащий и почти неуловимый. Может, и не было там ничего. Но Долли очень живо вспомнилась недавняя игра на свечи. Боковому зрению следовало всё-таки доверять. Она обогнула поляну и ушла от этого жутковатого места, где, наверное, ничего и не было, но…Всё, что сказано до «но», не имело значения. «Просека, где же просека?» - думала она, шагая. Была уже глубокая ночь, между Долли и опушкой лежали часы темноты и тишины, а она никак не могла добраться туда, куда шла. Сама тишина становилась невыносимой. Хотелось крикнуть, и было страшно, что кто-то отзовётся. Впрочем, а если они и правда потерялись где-то в этих местах, а не заблудились на просеке?– Эээй… – эха не было, утонуло, как будто не лес был кругом, а заваленная тряпками кладовая. Долли поёжилась. Дальше простиралась низина, и корни больших, старых деревьев скрывались в тумане. Вдали он клубился, смазывал контуры. «А ведь я бывала и дальше, - вдруг подумала Долли. - Дальше к западу, только не в этой части леса». В эту она бы никогда не пошла по своей воле. Нервничая, Долли снова поспешила вперёд. Никто не ответил на её крик. К добру или к худу, но Лес молчал. Хотя, впрочем, какое тут добро. Долли невесело усмехнулась. У неё уже устали ноги. Она шла, понурив голову, уже не глядя вперёд, и думала о том, что ей смертельно надоела эта ночь, как никакая другая. Редкие листья падали под ноги, луна выглядывала в редкие просветы облаков и снова скрывалась, как недобрый глаз в замочной скважине. Долли шагала, слушая скрип собственных сапог. Спустя минуту она осознала, что вообще не представляет, где находится. «Вроде как потерялась, - подумала Долли. - Заблудилась». Это чувство было тяжёлым, муторным, как и весь здешний лес. Как и весь Лес вообще, конечно. Но тут ей совсем не нравилось. Низкое серое небо висело над голыми кронами, вершины деревьев втыкались в брюха облаков, терялись там, как нож в рыбьих внутренностях. Затхлый запах не разгонял даже слабый ветер – он приносил такой же затхлый запах, словно каким-то странным образом дул из тесного, закрытого, опустошённого помещения. Вокруг был кустарник, не колючий, но цепкий, заросший каким-то сором, заплётённый тысячей паутин, в которых даже пауки давно умерли. Что-то заброшенное было в этом месте. Не безлюдное, а именно заброшенное – как будто здесь давным-давно было нечто человеческое, да кончилось. Прикрыв глаза рукой, Долли боком сунулась сквозь кустарник. Не моргать она уже и не старалась – всё равно заблудилась. Лопата, которую она всё-таки не бросила, хотя с десяток раз собиралась, больно ударила по голени, вывернулась из руки, и Долли, споткнувшись, сдержанно выругалась. Не надо было. Выпрямившись, она увидела кости. Множество костей, скелеты, навалившиеся друг на друга, древние, бесцветные, в ржавых оковах лат, не спасших им жизнь. Рёбра, черепа, кости рук. Позвонки. Хрупкие фаланги утопали в чёрных листьях; клинки так и не покинули истлевших ножен. Здесь не было боя, поняла Долли. Была просто гибель. Те, сошедшиеся в Бойне, много кого вели за собой. Поля битвы не покинул никто. Ни один человек. Ни одна нелюдь. Всё осталось здесь, заросло Лесом. В таком месте надо было молчать, не дай бог потревожишь. Кто знает, что здесь произошло, какое заклятье убило их, и легко ли они поднимутся, если Долли что-то сделает не так. Она тихо наклонилась, чтобы поднять лопату, и сделала ошибку: приглядывая за костями, она не следила за рукой. Пальцы вместо черенка нашли ржавый край, рана на среднем – она уже порезалась сегодня, об лопату же – снова открылась. Долли промолчала, поморщившись, а когда взялась за черенок, увидела кровь. Она с шумом втянула воздух сквозь сжавшиеся зубы, и с досадой выдохнула. Только не кровь. Одна капля – и всё, кости уже не улежат спокойно. Лес любит кровь, она даёт ему если не жизнь, то движение. Если бы он мог, он выпил бы её всю. Кости молчали, мел и уголь под суровым небом. Луна светила сквозь облака, грязный свет разливался где-то вверху, почти не проникая под голые кроны, но видно было достаточно хорошо. Долли попятилась, хрустнуло что-то под ногой – не ветка точно. Спиной вперёд она вышла с древнего кладбища, счистила с лица и волос паутину. Было тихо. Ни звука, ни цвета. Даже кровь на рукояти лопаты казалась чёрной – несколько пятен да прямой, как штрих, короткий потёк. Пальцы болели, болела голень, болело нервное сплетение – Долли споткнулась и налетела на рукоять вскоре после того, как взяла лопату. Она не была оружием, но всё равно норовила покалечить. Впрочем, это была лесная лопата, давняя, Долли прихватила её у одной их брошенных сторожек. Для таких случаев её там и держали. Долли закинула её на плечо и пошла вдоль кустарника, надеясь найти путь не по костям. И почти сразу вышла к Просеке, которую искала уже полтора часа. Оставалось только удивляться, как можно было так долго этого не видеть. Впрочем, местность в Лесу – явление непостоянное. К Просеке можно было выйти, только если заблудился. А так никакой просеки вроде и не было. Здесь чем-то косо срезало деревья в одну сторону, а в другую – повалило, как будто великана швырнули вперёд спиной. Поваленные продолжали расти, даже не пытаясь выровняться, словно для них был какой-то свой верх и низ. Срезанные так ни на дюйм и не выросли. Точной протяжённости её никто не знал. До конца доходили вроде бы двое. Джетту не доходил, вернулся и сказал, что она не кончалась, а деревья стали повторяться. Из того похода он ничего не принёс. По крайней мере, она была длинной. Края и близко видно не было, тропа терялась во мгле. Срезанные стволы, иструхшие, лежали очень далеко от своих пней; чем-то их разбросало. Долли огляделась и увидела, что на ближнем дереве, по правую руку, в петле висит череп; остатки позвоночника свешивались вниз. Смутное белое костяное лицо было повёрнуто к Долли. Он чуть покачивался на пеньковой верёвке, перекинутой через сук в двух десятках футов от земли. Как не падал, было непонятно, да Долли и не хотела приглядываться. Про дерево одного повешенного ей рассказывал Джетту. Говорили и другие. Теперь она точно знала, что пришла, куда надо. Она постояла, прислушиваясь. Тишина. Дурная тишина глухой ночи. Так тихо, наверное, было бы в безвоздушном пространстве. «Так, наверное, чувствуют себя глухие», - подумала Долли. Она стояла почти минуту, прежде чем расслышала слабый шорох верёвки по ветви. Подул слабый ветер. Где-то протяжно и противно, словно умалишённый застонал в бреду, скрипнуло дерево. Наваждение глухоты на время спало. Долли перебросила лопату на другое плечо и пошла вперёд, навстречу слабому, едва заметному движению воздуха. Она оглянулась один лишь раз. Череп белёсым пятном отсвечивал в ветвях. Лицо его было по-прежнему обращено к ней. Холодные ладони намокли, и Долли поняла, что нервничает. Она перешла черту, и ей оставалось только встретить обстоятельства лицом к лицу. «Обстоятельства, - с горечью повторила она про себя. - Если бы это были просто абстрактные, безликие «обстоятельства»». Она вдохнула поглубже и заставила себя не думать о том, чего не могла изменить. На тёмных стволах, на рельефе коры, лежали зыбкие, острые дорожки лунного света, который то набирал силу, то угасал в вышине. Долли шла медленно, вглядываясь в полосатую тьму впереди. Дальше начиналась уже просто туманная мгла. Впрочем, расстояние до этого тумана всё время оставалось неизменным, сколько бы она ни шагала, прислушиваясь к Лесу так чутко, как могла. Но Лес хранил молчание. Внезапно мороз ледяной лапой схватил за шею, подержал мгновение и отпустил. Кинуло в жар. Где–то далеко, на пределе слышимости, впереди и справа, она услышала звук. Слабый, как дымок погасшей спички на зимнем ветру, тонкий крик. Она замерла, словно охотничья собака в стойке, и прислушалась. Наверное, показалось. В скрипе ремня по плечу, в шорохе шагов. «Что лучше, - подумала она, - чтобы показалось или чтоб правда?» Ответа не было: лес молчал, тишина сдавила голову сухими мягкими руками. Такая тишина, от которой волосы шевелятся на затылке. Впрочем, вдоль просеки ощутимо тянул ветер. Она потратила ещё одну глухую, пронизанную резким светом луны минуту, чтобы удостоверится. Ветер крепчал. Стоял ноябрь, время сухой листвы, колкого инея, умирающей травы, вмёрзшей в лёд. Иногда в рисунке льда виделась какая-то картина, и Долли, не выдерживая, разбивала её каблуком. Сейчас ей не хватало этого звона. Любого звука. Даже того, который послышался? «Если об этом думать, то легче не станет», - решила Долли. На месте стоять нельзя было, так можно и замёрзнуть. Долли порывисто, не *********, бросила наконец лопату и сумку в ближайшую яму, под вывороченные корни упавшего дерева; сняла куртку, отправила туда же. «Как же Марселла ходит с двумя мечами, я еле лопату донесла», - подумала Долли, проверяя, как вынимается нож и на месте ли кольцо, вшитое в низ штанины. Нужно было пройти ещё вдоль просеки, обязательно, и только потом сворачивать. Чтобы у неё было время. Чтобы она могла решить. Она поспешила вперёд, почти срываясь на бег. Ветер дул всё сильнее, мешал. Долли спешила, думая о том, что сегодня у неё всё-таки был маленький, призрачный шанс обойтись без этого похода. Но слово «призрачный» в этом лесу не имело положительных значений……Вскоре после того, как она разминулась с чужаками, на лесной подстилке, прямо под ногами, она увидела тонкий, плетёный шнур с оборванным концом, тянущийся в темноту леса, в туман низины за чёрными деревьями с шершавой, изрытой оспинами корой. «Ведьмина верёвка», - зачарованно подумала Долли, глядя на убегающую в никуда полоску. Ведьмина верёвка. На другом её конце может оказаться что угодно. Можно взять за неё, поднять из лесного сора, намотать на ладонь и тянуть, тянуть, тянуть, вытаскивая из неизвестных глубин то, что было на другом её конце. Это могло быть сокровище. Могло быть чьё-то разлагающееся тело. Или тварь, которая обитает там, в темноте, куда не заглядывает даже луна. Говорят, так можно было найти даже потерявшегося человека, если вдруг в неведомой дали он внезапно возьмётся за такую же верёвку одновременно с тобой. «Может, сегодня как раз такая ночь, - подумала Долли. - Может, больше и не придётся никуда идти». Волосы. Дёрганная, эпилептичная тень, бегущая по ветвям; дикий крик, стоявший в ушах так долго. Чудовище из тьмы и тумана, с кривыми загнутыми когтями; убийца, безглазый, ледяной. Тот, мычащий, с рогами ухватом, чёрной бархатной шерстью, ломящийся в окно с настырностью автомата. И сегодня… Сегодня, наверное, будут ещё. На её долю хватит, и без верёвки. Что бы ведьмы – или кто другой – ни прятали там, на другом её конце. Долли перешагнула лежащий на земле шнурок и пошла дальше. Время в лесу стояло на месте, но утро придёт неизбежно. Она не собиралась встречать утро в Лесу…