Преступление векаСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Много громких эпитетов, определений использовано журналистами десятков отечественных и зарубежных изданий, публикующих материалы о небывалом процессе в ростовском областном суде. Но никакие слова не могут выразить в полной мере тот ужас, который охватывает тебя, когда узнаешь, что именно натворил за 12 лет подсудимый — 56-летний Андрей Романович Чикатило… …Господи милостивый, природа-матушка! Зачем, с какой целью вы создаете таких вот монстров, чудовищ, больше похожих не на живых существ с нервной системой и разумом, а на бесчувственных роботов, внешне скопированных с образа человека, но по сути своей представляющих неуправляемую, непредсказуемую машину смерти? Но самое страшное — неразличимую среди обычных людей. Особенно, если эти «обычные» сами ведут себя, словно роботы, — слепо и равнодушно, тем самым часто содействуя будущим преступлениям…Так размышляла я, сидя в нескольких метрах от клетки, в которой находится подсудимый в часы заседаний во избежание самосуда со стороны несчастных родственников и родителей потерпевших. Можно сколько хотите смотреть сквозь металлическую решетку в лицо тому, кто стоит за ней, — все равно ничего не увидите, не поймете, не разгадаете. Бледная маска с опущенными глазами и приоткрытым ртом, бесстрастная, глухо-бессвязно бормочущая одно и то же в ответ почти что на все вопросы судьи Л. Акубжанова:— На следствии записано правильно… Добавить нечего… В деталях не помню, прошло уже много времени…Сидящие в зале разочарованы: не услышат подробностей преступлений из уст самого обвиняемого, не увидят, не угадают, что при этом творится в его душе, есть ли она у него вообще, эта душа, чем заполнена. Подробности зачитывает судья по протоколам допросов, и зал мертвеет жуткой тишиной. Падает в обморок с криком проклятия, с раздирающим душу стоном очередная мать погибшего от рук убийцы мальчика или девочки. Вопросы: «Зачем откусили язык?», «С какой целью кололи столько раз свою жертву ножом?», «Куда девали половые органы, что делали с ними?» — проваливаются в тишину, в созерцание залом моргающей маски с беззвучно двигающимися губами. Молоденькие милиционеры, сидящие в зале, невольно вытягиваются по стойке «смирно», сжимая в руках дубинки. Судья не выдерживает, почти кричит, подавшись вперед:— Зачем, зачем вы творили все это своими руками погаными?!Обычная «каша» во рту председательствующего от гнева и ненависти превращается в четкую, ясную речь. По-человечески этот срыв понять не сложно, ибо чувствуешь, насколько тяжко «купаться» в подобной жути изо дня в день, изо дня в день. Трудно зато оправдать неуместные, даже нелепые нравоучения со стороны судьи, задача которого, как понимает читатель, совсем в другом. Да еще кому — этому извергу в клетке, умертвившему страшной мукой 14 девочек, 18 девушек и молодых женщин, 21 мальчика и подростка! Досадно за неуклюжесть, психологическую неточность, нетонкость самих вопросов, плюс многословность, обилие собственных версий, ненужных подсказок допрашивающего. Подсудимому остается молчать и слушать, в то время как все должно быть наоборот. Ведь обвинение Чикатило в основном построено на его собственных же признаниях, и важно, чтобы именно сам он и повторил их в суде. Чем дальше слушаешь, тем больше становится ясно, что данный процесс требует активной помощи психиатра. Правда, нужно для справедливости уточнить, что где-то с недельку в зале присутствовал психиатр А. О. Бухановский. Просто сидел и слушал, делал записи, с ним никто не советовался, не консультировался. Именно тот самый психиатр, который за несколько лет до того, как поймали преступника, «вычислил» его с максимальной точностью, вплоть до каких-то внешних деталей (в смысле портрета, манеры держаться, а также стиля охотиться за своими жертвами). Беседы как раз с врачом потребовал арестованный во время первого же допроса, ему в присутствии следователя и рассказал впервые много важного. Да, психиатр присутствовал на процессе до того самого дня, когда судья заявил вдруг — наверное, от отчаяния — о том, что намерен привлечь его, специалиста по человеческим душам, не много не мало… в свидетели. То есть, выходит, врач, вместо того чтобы помочь суду «разговорить» подсудимого, почему-то должен свидетельствовать против него теми фактами, которые были получены им в беседе с подследственным как с больным, что несомненно бы придало совершенно иной оттенок самой работе ученого, а стало быть, и результат работы был бы иным. Возможно, таким же, как у судьи. Но правомерно ли рисковать в столь ответственейшем процессе, неудачи которого могут аукнуться в судьбах многих людей? И не когда-то в абстрактном будущем, а уже в наши дни. Ведь дело в том, что сегодня еще в одном городе тоже гуляет неуловимый убийца-садист, уже найдено целых 12 трупов…Однако прервемся, ибо предвижу уже возмущение иных читателей, дескать, причем здесь врачи, само слово «больной», упоминание о врачебной этике или о помощи медиков судьям, если всем очевидно как ясный день: подсудимый — упырь, которого нужно казнить самой что ни на есть жестокой казнью!Много громких эпитетов, определений использовано журналистами десятков отечественных и зарубежных изданий, публикующих материалы о небывалом процессе в ростовском областном суде. Но никакие слова не могут выразить в полной мере тот ужас, который охватывает тебя, когда узнаешь, что именно натворил за 12 лет подсудимый — 56-летний Андрей Романович Чикатило… …Господи милостивый, природа-матушка! Зачем, с какой целью вы создаете таких вот монстров, чудовищ, больше похожих не на живых существ с нервной системой и разумом, а на бесчувственных роботов, внешне скопированных с образа человека, но по сути своей представляющих неуправляемую, непредсказуемую машину смерти? Но самое страшное — неразличимую среди обычных людей. Особенно, если эти «обычные» сами ведут себя, словно роботы, — слепо и равнодушно, тем самым часто содействуя будущим преступлениям…Так размышляла я, сидя в нескольких метрах от клетки, в которой находится подсудимый в часы заседаний во избежание самосуда со стороны несчастных родственников и родителей потерпевших. Можно сколько хотите смотреть сквозь металлическую решетку в лицо тому, кто стоит за ней, — все равно ничего не увидите, не поймете, не разгадаете. Бледная маска с опущенными глазами и приоткрытым ртом, бесстрастная, глухо-бессвязно бормочущая одно и то же в ответ почти что на все вопросы судьи Л. Акубжанова:— На следствии записано правильно… Добавить нечего… В деталях не помню, прошло уже много времени…Сидящие в зале разочарованы: не услышат подробностей преступлений из уст самого обвиняемого, не увидят, не угадают, что при этом творится в его душе, есть ли она у него вообще, эта душа, чем заполнена. Подробности зачитывает судья по протоколам допросов, и зал мертвеет жуткой тишиной. Падает в обморок с криком проклятия, с раздирающим душу стоном очередная мать погибшего от рук убийцы мальчика или девочки. Вопросы: «Зачем откусили язык?», «С какой целью кололи столько раз свою жертву ножом?», «Куда девали половые органы, что делали с ними?» — проваливаются в тишину, в созерцание залом моргающей маски с беззвучно двигающимися губами. Молоденькие милиционеры, сидящие в зале, невольно вытягиваются по стойке «смирно», сжимая в руках дубинки. Судья не выдерживает, почти кричит, подавшись вперед:— Зачем, зачем вы творили все это своими руками погаными?!Обычная «каша» во рту председательствующего от гнева и ненависти превращается в четкую, ясную речь. По-человечески этот срыв понять не сложно, ибо чувствуешь, насколько тяжко «купаться» в подобной жути изо дня в день, изо дня в день. Трудно зато оправдать неуместные, даже нелепые нравоучения со стороны судьи, задача которого, как понимает читатель, совсем в другом. Да еще кому — этому извергу в клетке, умертвившему страшной мукой 14 девочек, 18 девушек и молодых женщин, 21 мальчика и подростка! Досадно за неуклюжесть, психологическую неточность, нетонкость самих вопросов, плюс многословность, обилие собственных версий, ненужных подсказок допрашивающего. Подсудимому остается молчать и слушать, в то время как все должно быть наоборот. Ведь обвинение Чикатило в основном построено на его собственных же признаниях, и важно, чтобы именно сам он и повторил их в суде. Чем дальше слушаешь, тем больше становится ясно, что данный процесс требует активной помощи психиатра. Правда, нужно для справедливости уточнить, что где-то с недельку в зале присутствовал психиатр А. О. Бухановский. Просто сидел и слушал, делал записи, с ним никто не советовался, не консультировался. Именно тот самый психиатр, который за несколько лет до того, как поймали преступника, «вычислил» его с максимальной точностью, вплоть до каких-то внешних деталей (в смысле портрета, манеры держаться, а также стиля охотиться за своими жертвами). Беседы как раз с врачом потребовал арестованный во время первого же допроса, ему в присутствии следователя и рассказал впервые много важного. Да, психиатр присутствовал на процессе до того самого дня, когда судья заявил вдруг — наверное, от отчаяния — о том, что намерен привлечь его, специалиста по человеческим душам, не много не мало… в свидетели. То есть, выходит, врач, вместо того чтобы помочь суду «разговорить» подсудимого, почему-то должен свидетельствовать против него теми фактами, которые были получены им в беседе с подследственным как с больным, что несомненно бы придало совершенно иной оттенок самой работе ученого, а стало быть, и результат работы был бы иным. Возможно, таким же, как у судьи. Но правомерно ли рисковать в столь ответственейшем процессе, неудачи которого могут аукнуться в судьбах многих людей? И не когда-то в абстрактном будущем, а уже в наши дни. Ведь дело в том, что сегодня еще в одном городе тоже гуляет неуловимый убийца-садист, уже найдено целых 12 трупов…Однако прервемся, ибо предвижу уже возмущение иных читателей, дескать, причем здесь врачи, само слово «больной», упоминание о врачебной этике или о помощи медиков судьям, если всем очевидно как ясный день: подсудимый — упырь, которого нужно казнить самой что ни на есть жестокой казнью! Хорошо бы немедленно и точно так же, как он казнил свои жертвы. И разве трудно понять подобные настроения, разве сами мы, журналисты, не испытывали то же самое, сидя в зале? Особенно если учесть выводы экспертизы относительно психического состояния подсудимого: «вменяем». Он и вправду кажется вполне нормальным, очень средним, совершенно ничем не примечательным гражданином, этот живодер Чикатило, отец двоих взрослых детей, заботливый муж, любящий дедушка, филолог по образованию, педагог по профессии, не прошедший по конкурсу на юридический факультет МГУ, четырежды закончивший университет марксизма-ленинизма (разные факультеты), специалист по радио (закончил еще училище), в последние годы работавший снабженцем, бывший член партии. Мимо такого пройдешь и не заметишь, если только он сам не углядит тебя, не наметит в жертвы. Уж тут-то откуда что и бралось у этой серенькой мыши, робевшей перед начальством, вечно засмеянно-презираемый как в мужском, так и в женском обществе. А высмеивать Чикатило было за что: неуклюжий, нелепый, занудный и необщительный, с «кое-какими странностями», как то — пристрастие к онанизму (видели, заставали, да и рука постоянно в кармане). Правда, в последнее время бывал удивительно красноречив, если при нем касались темы политики, любил покритиковать правительство, недостатки общества в целом. А еще бывал очень настойчив, когда затрагивали лично его интересы, ущемляли права его семьи. Относительно, скажем, жилья: писал самому президенту, ездил в Москву, жил в знаменитом палаточном городке у Кремля, дома местным властям надоедал бесконечно жалобами… Уже будучи под арестом, написал очень «критическое» послание в адрес Лукьянова (только что арестованного после путча), к которому в свое время ходил на прием. Дескать, такой-сякой, нехороший, ничем не помог мне, хотя обещал, вот, мол, какие правители были у нас, правильно, что засадили… И прочее возмущение излагал на казенной бумаге дипломированный филолог. Вообще, нужно отметить, герой наш в последние годы вольно-преступной жизни все чаще мысленно воображал себя крупным политиком, поднимаясь в мечтах аж до поста президента. Об этом он сам признавался во время следствия. Демократизация жизни общества странным образом повлияла на внутреннюю перенастройку этого закомплексованного с детских лет существа. Да, именно с детских лет, пропитанных ненавистью и одиночеством. Сверстники с ним не дружили, в игры свои не включали, частенько дразнили и поколачивали. Дети, как и животные, интуитивно не любят тех, в ком скрыты не сразу даже распознаваемые пороки (порой неведомые еще самому «владельцу» этих пороков). К тому же Чикатило отнюдь не из тех, кто умел побеждать нелюбовь, он мог лишь копить ее, перерождая в комплексы, отвечать на ненависть ненавистью, тайно оплакивая свою судьбу. Ах, кто бы предугадал в том безутешно рыдающем в кукурузе мальчике, каким частенько вспоминал себя подсудимый во время следствия, нынешнее чудовище, почти что оборотня, суперубийцу!Как рассказывал сам Чикатило, с возрастом его жалость к своей персоне усиливалась, потому как еще тяжелей оказалось переносить ему презрение, неинтерес к себе прекрасного пола. Это в то время, как сам он жаждал выглядеть в глазах женщин сильным, раскованным, интересным, способным дарить восторги любви, ощущение надежности и опоры. Однако избавиться от своих комплексов никак не мог, и все это только больше усугубляло его мужскую несостоятельность. И все-таки он женился, и даже не очень поздно. Не по любви, конечно же, так, свели с одной женщиной, тоже уже не молоденькой, не красавицей, к тому же не очень требовательной в плане супружеских обязательств. Главное — были дети, была семья. Жили по-разному: и в бараке, и в общежитии, и в своей квартире. Куда-то переезжали, он все время менял работу, где-то в очередной раз учился. Кстати, мне кажется, что любовь Чикатило к коллекционированию дипломов — не что иное, как желание компенсации за все то, в чем ему не удавалось реализовываться. Чего же ему недоставало? Ощущения самоценности. Что со временем переросло у этого серого наполеончика в желание властвовать над людьми, которые никак не хотели считаться с ним, уважать его просто как личность (быть может, отсюда мечта стать «большим политиком»). И, конечно же, власть над женщиной как таковой, с которой, как уже понял читатель, у Чикатило связаны лишь негативные ассоциации, а главное — чувство страха перед очередным позором в постели. Почему предполагаю желание власти? Вывод такой я сделала, слушая самого Чикатило. Дело в том, что лишь один раз во время допроса в зале суда — во всяком случае за то время, пока журналистам позволили там присутствовать, — подсудимый заговорил, его даже, что называется, понесло. Причем начал с ответа на самый противный ему вопрос: «Что вы делали после того, как жертва была уже растерзана?» (Обычно тупо отмалчивался или же плел что-нибудь бессвязное. ) Стал вдруг рассказывать, как кружил вокруг трупа по лесу, словно бы в опьянении, разбрасывал по деревьям одежду истерзанного, гнул-ломал ветки, при этом чувствуя себя победителем, властелином и леса, и жертвы, чуть ли не всего мира!.. И тут же, как бы без всякого перехода, с явным вызовом в голосе заговорил о том, что напрасно-де его называли «придурком» и «идиотом», считали угрюмым, дескать, он мог и смеяться, быть интересным, ну и вообще, если нужно, преображаться… Да, мол, любого умел увлечь, стоило лишь захотеть!Лукавил, конечно. Как-то однажды два постовых имели возможность понаблюдать за его очень часто дававшим сбой поиском жертвы. Страшно подумать, насколько больше оказалось бы трупов, будь правдой хвастливое заявление Чикатило! Еще страшнее осознавать тот факт, что погибших могло быть ровно наполовину меньше — не просто понаблюдай тогда сотрудники за убийцей (в 1984 г. ), а проведи они серьезную экспертизу, не выпусти «странного типа», сутки метавшегося по городу и пристававшего к женщинам, из под стражи — со всеми его ножами, веревками и вазелином в портфеле, с которым он никогда не расставался. После чего упырь властвовал в «лесополосах» еще целых шесть лет (дело, кстати, так и назвали — «Лесополоса»). А ведь это был самый трагичный год — 15 трупов! Причем только в роще рядом с аэропортом, к которому Чикатило в тот день, когда за ним наблюдали, зачем-то опять и опять возвращался, он оставил как раз накануне два, уже обнаруженных, трупа…Да что там 84-й год! Еще за шесть лет до этого Чикатило впервые попал в поле зрения сотрудников местной милиции города Шахты — сразу же после убийства самой первой жертвы — девятилетней девочки, убил ее в домике на окраине города, который купил, как выяснилось тогда же, почему-то в тайне от семьи, жившей в общежитии. И это «почему-то» никого не смутило, хотя именно в этом домике в ту ночь до утра горел свет, в панике не погашенный убийцей перед уходом. Да и сам домик стоял поблизости от пустыря, где обнаружили труп несчастной. Больше того, женщина, видевшая его в тот день вместе с девочкой на остановке, в точности описала «портрет мужчины» и даже просила вызвать ее на опознание. Ее так и не вызвали, некогда было: допрашивали, выбивали признание, затем расстреляли ни в чем не повинного, но «во всем признавшегося» А. Кравченко, отсидевшего в свое время также за изнасилование и убийство. Именно то, что Кравченко отсидел за аналогичное преступление, и решило его судьбу, а заодно — столь же трагически! — и судьбы многих десятков людей — жертв Чикатило. Да если бы только Кравченко «признался» в содеянном. Сколько их, явно психически нездоровых и вполне нормальных, писали «явки с повинной». Сколько пересидело в следственных изоляторах и КПЗ — месяцами, годами! В то время как в лесополосах — уже в разных концах страны, не только в Ростовской области — находили все новые трупы с одним и тем же «нечеловеческим почерком». Новые узники признавали новые преступления, снова отказывались, путались в показаниях, не выдержав издевательств, пытались покончить с собой, один «афганец» так и скончался под следствием… Короче, «работа» кипела вовсю, а люди тем временем продолжали гибнуть, и жертвами оказывались все чаще дети. Однако никто из кипевших всей этой бессмысленной, даже вредной работой не озадачился четкой программой исследований, сопоставлений, анализа, хотя именно такая программа и предлагалась талантливым следователем Э. Мироновой. Исследовать же, анализировать было что: почерк убийцы, ярко выраженные особенности десятков уже преступлений, место и обстановка, в которой они совершались. Вместо этого у тысяч людей проверяли кровь, ловили гомосексуалистов, психически нездоровых граждан, опрашивали-допрашивали сотни водителей и просто тех, кто в возрасте от 20 до 80 лет. Теперь всю эту пустую и потогонную суету называют «огромной работой», тянувшейся долгие годы, суровыми буднями и ночами бессонными. О ней много пишут и говорят, в том числе и сами сотрудники следственных органов, явно рассчитывая на награды. При этом очень боясь хоть с кем-нибудь поделиться успехом, который больше смахивает на преступную запоздалость. К тому же успех сей, если уж быть до конца справедливым, получился почти случайно. Но об этом ниже. А пока хочу поведать о том, что, на мой взгляд, в этой истории самое главное. Для этого важно знать, с чего начиналась жуткая цепь преступлений, каковы же ее истоки. Как думаете, читатель, с каких эпизодов суд приступил к допросу обвиняемого? Нет, вовсе не с первых кровавых расправ. Чикатило вменяется, помимо 53 убийств, целых пять эпизодов (убеждена, что их было гораздо больше) развратных действий. Самый первый случай произошел еще в 73-м году во время его работы педагогом по русскому языку и старшим воспитателем в новошахтинской школе-интернате. Воспитатель закрылся с пятнадцатилетней учащейся в классе и стал откровенно лапать, простите за грубое слово, девочку, не обращая внимания на ее протесты и слезы. В том же году и в той же школе наш педагог-филолог вновь повторил свою шалость, теперь с четырнадцатилетней воспитанницей, порвав на ней всю одежду. На сей раз администрация решила не оставлять преступление безнаказанным, поступила очень решительно — предложила Чикатило… уволиться «по собственному желанию». Что, разумеется, он и сделал во избежание еще большей строгости. А через несколько дней работал уже… воспитателем в ПТУ, в том же самом городе. Там он стал приставать уже к мальчикам, которые жили в общежитии, забираясь к ним ночью в спальню, невзирая на слезы и ужас подростков, действовал нагло, с фантазией, очень настойчиво, никого не боясь, не опасаясь. А кого, собственно, было ему бояться, чего опасаться? Нового увольнения «по собственному желанию»? Да плевать ему было на это, он сам не однажды за свою жизнь менял место работы. И все норовил поближе к детишкам, словно козел к огороду! Водил их даже в походы, пребывая какое-то время в должности председателя городского спортивного общества. (Не то в Шахтах, не то в Новошахтинске — тут не суть важно, главное, что и тот, и другой городок небольшой, секреты хранить в них трудно, но их почему-то хранили). И там, в походах, случались подобные «инциденты», и также все оставалось для Чикатило безнаказанным. Как и его набеги в женские туалеты школ, «странные игры» с девочками, которых заманивал в свой барак пресловутой жвачкой. Именно нищета, массовое неблагополучие, наша отсталость и дикость во многом причина все более нарастающего числа совершаемых по стране преступлений на сексуальной почве. «Преступления эти составляют до пяти процентов всех уголовно наказуемых деяний. Однако истинная доля гораздо выше: одно официально зарегистрированное изнасилование — на 20-100 совершенных. В силу ряда неблагоприятных социальных условий, характерных для нашей страны, и соответственного им психологического климата в России и бывших странах Содружества будет отмечаться рост сексуальной преступности, включая половую агрессию, с выходом на «пик» через 20-25 лет». Закавыченное выписано мной из доклада все того же Александра Бухановского, преподавателя кафедры психиатрии Ростовского мединститута, кандидата медицинских наук, президента лечебно-реабилитационного научного центра «Феникс». Напомню, это он «угадал» психологический портрет убийцы. Вопреки утверждению авторитетных судебно-медицинских экспертов, доказывал оперативникам, что преступник вполне вменяем, не гомосексуалист, не стоит на учете, внешне живет вполне нормальной жизнью, может иметь семью и детей, образование и профессию, «позволяющую общаться с детьми». Вычислил даже рост, физические возможности, заболевания Чикатило. Ну и, конечно, его аномальные отклонения на сексуальной почве. Плюс причина самих отклонений — сексуальная слабость на почве закомплексованности (разумеется, излагаю все не научным, а «бытовым» языком). И все «предсказания» психиатра оказались чистейшей правдой, да только кто бы учел их на практике своевременно, еще в 1984 году!Итак, ростовский процесс, зафиксировавший трагический рекорд в истории патосексуальной криминологии, — закономерный результат отношения общества к давно назревшей проблеме. Мы можем, конечно, сколько хотите, плеваться и ненавидеть маньяков-насильников, стыдить, презирать и расстреливать их, но этим мы не спасем себя от подобных процессов, от новых и новых жертв, коль скоро не осознаем необходимости именно предотвращать, а не только наказывать подобные преступления. Убеждена: не только лишь нищета наша не позволяет нам создавать повсеместно профессиональные службы, куда бы могли обращаться люди, которых тревожит здоровье именно в этом плане. Вполне анонимно, не мучаясь страхом, стыдом и опасением оказаться тут же поставленными на учет, со всеми последствиями. Или того похуже — запертыми за решетку психушки. Деньги для этого мы бы, наверное, все же нашли — осознай, наконец, насколько сама проблема важна и актуальна. То есть как много в обществе страждущих — тайно, стыдливо, с опаскою — излечения от недуга, который держит в мучительном напряжении человека всю его жизнь, лишь ценой невероятных усилий, чаще всего только внешне, не выходящую за рамки «вполне нормальной». Сколько их, таких вот, уже засуженных и расстрелянных, потопивших в крови не одну несчастную жертву (вспомним московскую, невинномысскую, харьковскую, иркутскую, витебскую, казанскую, смоленскую истории) — с виду были «вполне приличными мужиками», хорошими семьянинами, любящими отцами и членами КПСС! Еще больше их продолжают невероятным усилием воли сдерживаться, маскируясь и ни на что не надеясь, не обещая даже самим себе не стать на путь преступлений. Не обещают, так как просто еще не знают, что могут стать ими. Ведь Чикатило тогда в декабре 78-го тоже не думал и не планировал убивать девятилетнюю Лену, в хибару свою заманил (куда не однажды водил сговорчивых женщин), чтобы привычно «побаловаться». И несчастьем малышки оказалось как раз отсутствие опыта быть «сговорчивой»; она стала кричать, вырываться, царапаться. Испугавшись любознательности соседей, он навалился и стал душить девочку, которая, задыхаясь, уже хрипела… И это вдруг, неожиданно для самого Чикатило, вызвало у него оргазм и полное снятие напряжения. Тут и был дан старт развитию в нем сексуального вампиризма. Вот когда он открыл себя! То есть способ, как стать счастливым, свободным (внутренне) и независимым. Оказывается, можно хоть ненадолго излечиваться страданиями другого, при этом не быть зависимым от партнерши, партнера, не выслушивать насмешки, не уговаривать быть снисходительным. И здесь, конечно, дети куда предпочтительнее взрослых, их легче заманивать, они доверчивее и беззащитнее, часто стесняются даже пожаловаться на «стыдного дядю». К тому же, сколь ни казалось бы парадоксальным, сам процесс поиска жертвы среди детей (уговоры их прямо у всех на глазах) почти не привлекает внимания равнодушных граждан. Насколько же важна организация специальной службы психологически-сексуальной коррекции. Служба, которая бы если и не излечивала больных до конца, то хотя бы вовремя «тормозила» развитие очень опасного для окружающих заболевания. Этому, повторяю, мешает не только наша хроническая нищета, но, как и во многом, поразительные бескультурье и ханжество, рождающие жестокость, презрение и равнодушие по отношению к тем, кто «не как все». Чего же мы ждем от них, какой взаимности? К тому же, как повелось у нас в любом деле, мы с легкостью тратим огромные средства на устранение катастроф и недостатков, но экономим на том, чтобы предупредить их заранее. Или, как в данном случае, — на проведение многолетних и трудоемких поисков очередного маньяка, вместо того чтобы сделать хотя бы то малое, что поможет уменьшить количество самих преступлений. Но если бы мы хоть искать умели подобных преступников! Ни научно-технического обеспечения розыска, ни разработанной тактики оперативной работы, ни опытных специалистов в раскрытии именно такого рода преступлений. Результат трагический: многолетний террор населения, десятки жертв, чувство отчаяния и безысходности, в том числе у самих сотрудников органов. Бухановский особо отметил в нашей беседе тот факт, что сотрудники розыска относятся к судебной психиатрии преимущественно как к экспертной науке, анализирующей только то, что уже сумели добыть для суда. Собственно, именно это она и представляет собой на сегодняшний день, в то время как психиатры могут и даже обязаны прежде всего консультировать следствие, направлять сам поиск, предугадывать — исходя из анализа деятельности больного (именно так называют медики не установленного еще преступника) — последовательность развития событий…Словом, нужен новый раздел в психиатрии, нужны современные, цивилизованные методы борьбы с накатывающейся на общество страшной бедой. Для этого прежде всего беду нужно признать так же гласно и откровенно, как это мы уже сделали по отношению, скажем, к проблеме отечественной проституции. А еще помнить: только ненависть и презрение по отношению к потенциальным преступникам, обещание им даже самых жестоких кар не помогут решить проблему. И самое главное — не относиться ревниво к успеху друг друга, напротив, ценить и осваивать приобретенный опыт, сообща отрабатывать действенную методику предупреждения, поиска, допроса подозреваемых. Вот написала последнюю фразу и усомнилась в реальности исполнения сказанного, вспомнив, сколько страстей, противоречий, взаимного отрицания (в смысле полезности, приоритета, личного вклада в столь трудно доставшуюся победу) проявлялось в высказываниях иных собеседников, участников данного дела. Как говорили мне: «Подумаешь, психиатр! Что там он сделал такого, чем он уж так помог? А эти разговоры, будто только ему, Бухановскому, впервые открылся никак не желавший раскалываться перед следствием Чикатило… Да если бы я тогда пришел к нему в камеру в белом халате, то он и мне бы признался во всем!»И говоря это, мой собеседник был искренне возмущен, даже обижен, ибо действительно не понимал всей ценности тех открытий ученого, которые стали теперь достоянием оперативников. Равно как и забыл, что на момент ареста подозреваемого оперативники не имели в руках никаких доказательств его виновности, и если бы не умение Бухановского, именно как врача-психиатра, разговорить человека, то, возможно, пришлось бы выпустить это чудовище на свободу, поскольку срок содержания задержанного под стражей уже истекал…