Последняя петербургская легендаСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

… И разумеется, с тех пор у нас в городе бытует легенда, что здесь, на перекрестке Инженерной улицы и канала Грибоедова, каждую ночь, первого марта появляется тень Софьи Перовской, с белым платком в руках и с петлей на шее, потому что по результатам мероприятия всех его участников немного повесили». На моих устах играла лукавая улыбка, а умеренные жесты выражали терпимость по отношению к суевериям черни, - «ну мы же, культурные, интеллигентные люди, понимаем цену этим сказкам». Ночная экскурсия подходила к концу и белая ночь вот-вот должна была смениться рассветом. Склонившись в легком полупоклоне, я принял зеленую купюру и лишь легкая дрожь в пальцах выдала мою затаенную алчность. Надо было ехать домой, ибо на последних двадцати минутах прогулки лишь непрерывная работа языком сдерживала меня от отчаянной зевоты. Отцепив прикованный к решетке велосипед, я неловко плюхнулся в седло и с усилием стал крутить педали прямо с шестой передачи. За спиной остался Невский с его нескончаемыми клубами, раскрытые двери пабов, орды китайцев и пьяные нимфетки, со смехом расстающиеся со своим девичеством прямо, на поребрике вдоль каналов. Промелькнули таблички с надписью «Спасская», «Гороховая» и «Морская». Вот–вот должны были свести мосты, и я планировал оказаться у Невы накануне этого действа. Наивные туристы полагают, что переправы сводят и разводят для их развлечения, но я знал правду – мосты сойдутся для того чтобы горожане могли переправиться через Неву. У реки улицы почти опустели, и я как гурман впитывал себя сырость воды, запах молодой листвы, тепло прогревшихся за день камней домов. Мои чувства были обострены благодаря напиткам, которые я выпил накануне экскурсии (я никогда не работаю трезвым) и веществам, принятым перед посадкой на велосипед (только под коксом я обретаю смелость для езды по Питеру на велосипеде в час пик). Наверное, мне надо было ехать на Прачечный мост, и читать бледным красавицам Ивана Баркова, выдавая его за Иосифа Бродского, но судьба направила мой велосипед к самому популярному памятнику Петербурга среди китайских туристов. Заложив крутой вираж, я остановился на Сенатской площади перед статуей сатрапа, садиста и содомита. До развода мостов было еще полчаса и это оставляло мне время для объяснений. Как правило, я не опускаюсь до диалогов с туристическими объектами, но мой смартфон с игрушками был почти разряжен, а пикировка с Медным Всадником после нашумевшей поэмы одного певца дамских ножек стала модным петербургским трендом, уступающей только охоте за покемонами в синагоге. Опустив банальности в духе «Ужо тебе!» я сразу перешел к делу: «Триста лет истории, три революции, блокада, войны, Перестройка, куча жмуриков, Путин, поэты с писателями, голод, Собчак с дочкой, а знаешь все для чего? – Чтобы такие как мы могли рубить бабло! Не получилось из твоей затеи ни Северного Парадиза, ни стольного града. Даже на «культурную столицу» твой Питербурх не вытягивает, модным гастролерам все равно проще в Китай через Москву летать. Но заработать на все этой истории все-таки можно. За последний год, три отливки твоей посмертной маски дали мне 457 300 рублей, причем больше всего я заработал как не странно на памятнике работы папы Карло. Да, да, того что ты сам заказал. Нога лошади похожая на каблук, туристам интереснее змеи. Обидно пугало бронзовое, да? Ну все равно, ты ведь уже 200 лет как покойник, а я внук правнук жидов и холопов еще на тебе, императоре, царе и великом князе подзаработаю. И в Камбоджу поеду! И в Версаль, куда тебя брат твой Людовикус пускать не хотел! Но ты не расстраивайся, у меня еще одна задумка есть – велосипедная экскурсия «Путинским путем». Так что может быть через годик я тебя в покое и оставлю, есть тут один персонаж подоходнее…»Докончить монолог я не сумел. Бронзовые мышцы коня внезапно распрямились, и чудовищный всадник одним прыжком оказался передо мной на Адмиралтейской набережной. В обычной ситуации я бы конечно просто впал в оцепенение, но вещества и напитки продолжали оказывать на мой мозг благотворное влияние. «П-дц. Надо валить». Одним прыжком я взлетел в седло велосипеда и понесся между небом и гранитной мостовой. А вслед за мной несся ОН, тот, кого Анциферов называл genius loci Петербурга. В отличие от канонических иллюстраций Бенуа, Всадник не напоминал статичный образ на вздыбленном коне. Хотя лицо царя оставалось омертвевшей маской, копыта лошади бодро цокали по мостовой, а львиный меч в царской длани, регулярно совершал обороты на 360 градусов. В целом, образ моего преследователя вызывал в памяти безголового призрака из фильма «Сонная лощина». Но и я был не лыком шит. Ежедневные велопокатушки на работу и домой сделали свое дело – ноги быстро вращали педали, и грозному преследователю оставалось лишь любоваться моим задом, грациозно вращающимся над седлом. «Сейчас сверну на Марсово поле, а там на Фонтанку, а уже оттуда и до Невского рукой подать… Там уж голубчика и свинтят. … И разумеется, с тех пор у нас в городе бытует легенда, что здесь, на перекрестке Инженерной улицы и канала Грибоедова, каждую ночь, первого марта появляется тень Софьи Перовской, с белым платком в руках и с петлей на шее, потому что по результатам мероприятия всех его участников немного повесили». На моих устах играла лукавая улыбка, а умеренные жесты выражали терпимость по отношению к суевериям черни, - «ну мы же, культурные, интеллигентные люди, понимаем цену этим сказкам». Ночная экскурсия подходила к концу и белая ночь вот-вот должна была смениться рассветом. Склонившись в легком полупоклоне, я принял зеленую купюру и лишь легкая дрожь в пальцах выдала мою затаенную алчность. Надо было ехать домой, ибо на последних двадцати минутах прогулки лишь непрерывная работа языком сдерживала меня от отчаянной зевоты. Отцепив прикованный к решетке велосипед, я неловко плюхнулся в седло и с усилием стал крутить педали прямо с шестой передачи. За спиной остался Невский с его нескончаемыми клубами, раскрытые двери пабов, орды китайцев и пьяные нимфетки, со смехом расстающиеся со своим девичеством прямо, на поребрике вдоль каналов. Промелькнули таблички с надписью «Спасская», «Гороховая» и «Морская». Вот–вот должны были свести мосты, и я планировал оказаться у Невы накануне этого действа. Наивные туристы полагают, что переправы сводят и разводят для их развлечения, но я знал правду – мосты сойдутся для того чтобы горожане могли переправиться через Неву. У реки улицы почти опустели, и я как гурман впитывал себя сырость воды, запах молодой листвы, тепло прогревшихся за день камней домов. Мои чувства были обострены благодаря напиткам, которые я выпил накануне экскурсии (я никогда не работаю трезвым) и веществам, принятым перед посадкой на велосипед (только под коксом я обретаю смелость для езды по Питеру на велосипеде в час пик). Наверное, мне надо было ехать на Прачечный мост, и читать бледным красавицам Ивана Баркова, выдавая его за Иосифа Бродского, но судьба направила мой велосипед к самому популярному памятнику Петербурга среди китайских туристов. Заложив крутой вираж, я остановился на Сенатской площади перед статуей сатрапа, садиста и содомита. До развода мостов было еще полчаса и это оставляло мне время для объяснений. Как правило, я не опускаюсь до диалогов с туристическими объектами, но мой смартфон с игрушками был почти разряжен, а пикировка с Медным Всадником после нашумевшей поэмы одного певца дамских ножек стала модным петербургским трендом, уступающей только охоте за покемонами в синагоге. Опустив банальности в духе «Ужо тебе!» я сразу перешел к делу: «Триста лет истории, три революции, блокада, войны, Перестройка, куча жмуриков, Путин, поэты с писателями, голод, Собчак с дочкой, а знаешь все для чего? – Чтобы такие как мы могли рубить бабло! Не получилось из твоей затеи ни Северного Парадиза, ни стольного града. Даже на «культурную столицу» твой Питербурх не вытягивает, модным гастролерам все равно проще в Китай через Москву летать. Но заработать на все этой истории все-таки можно. За последний год, три отливки твоей посмертной маски дали мне 457 300 рублей, причем больше всего я заработал как не странно на памятнике работы папы Карло. Да, да, того что ты сам заказал. Нога лошади похожая на каблук, туристам интереснее змеи. Обидно пугало бронзовое, да? Ну все равно, ты ведь уже 200 лет как покойник, а я внук правнук жидов и холопов еще на тебе, императоре, царе и великом князе подзаработаю. И в Камбоджу поеду! И в Версаль, куда тебя брат твой Людовикус пускать не хотел! Но ты не расстраивайся, у меня еще одна задумка есть – велосипедная экскурсия «Путинским путем». Так что может быть через годик я тебя в покое и оставлю, есть тут один персонаж подоходнее…»Докончить монолог я не сумел. Бронзовые мышцы коня внезапно распрямились, и чудовищный всадник одним прыжком оказался передо мной на Адмиралтейской набережной. В обычной ситуации я бы конечно просто впал в оцепенение, но вещества и напитки продолжали оказывать на мой мозг благотворное влияние. «П-дц. Надо валить». Одним прыжком я взлетел в седло велосипеда и понесся между небом и гранитной мостовой. А вслед за мной несся ОН, тот, кого Анциферов называл genius loci Петербурга. В отличие от канонических иллюстраций Бенуа, Всадник не напоминал статичный образ на вздыбленном коне. Хотя лицо царя оставалось омертвевшей маской, копыта лошади бодро цокали по мостовой, а львиный меч в царской длани, регулярно совершал обороты на 360 градусов. В целом, образ моего преследователя вызывал в памяти безголового призрака из фильма «Сонная лощина». Но и я был не лыком шит. Ежедневные велопокатушки на работу и домой сделали свое дело – ноги быстро вращали педали, и грозному преследователю оставалось лишь любоваться моим задом, грациозно вращающимся над седлом. «Сейчас сверну на Марсово поле, а там на Фонтанку, а уже оттуда и до Невского рукой подать… Там уж голубчика и свинтят. А я прославлюсь! Может быть, в ток шоу попаду с Львом Лурье. Кстати, а вот такой любопытный момент, - не является ли бегство Нильса от статуи короля пародией на «Медного всадника?»Удар. Треск. Боль. Погрузившись в абстрактные рассуждения, я невольно направил руль влево, и мой велосипед передним колесом влетел в чугунной узор решетки Фонтанки. Лишь благодаря счастливой случайности, мое тело не улетело за перила, а приземлилось на спуске к воде, напротив Шереметьевского дворца. «Конец»- подумал я – «Сейчас бошку отрубит и в Кунсткамеру отвезет». Но Медный всадник медлил. Его могучий конь остановился над пандусом, а меч с львиной головой вернулся обратно в ножны. Впрочем, и его промедление не сулило мне ничего хорошего. С глубокой тоской я пожалел об отсутствие противотанковой гранаты, которой можно было бы подорвать себя вместе с врагом. Но мой тайм-аут уже подходил концу. По беззвучному приказу Всадника со всех сторон ко мне приближались призраки. Белая Дама Аничкова дворца, император Павел, монах Пахомий с Троицкого кладбища, первый и последний мэр города Собчак, архитектор Томишко, Распутин, первые строители города… Все они явились сюда чтобы рассчитаться с тем, кто год за годом зарабатывал деньги на их мрачной посмертной славе. Грустные мысли донимали меня в эти последние предсмертные минуты. Если есть призраки, то значит есть и загробный мир, а если есть загробный мир, то есть и Бог… Понимание, что клоун Милонов оказался прав, не давала мне покоя. Наверное, надо было осенить себя крестным знамением или очертить магический круг, но волшебное действие напитков и веществ уже подходило к концу, а мое существо все больше погружалось в пучину страха и боли от падения. «Кус майн тохас шлимазл!» в отчаяние пролепетал я немеющим языком. Призраки внезапно остановились. По толпе нечисти пронесся беззвучный шопот - «Язык комиссаров, язык комиссаров». Некоторые приведения в страхе заковыляли обратно, на ходу срывая с плеч золотые погоны. Пользуюсь представленным тайм-аутом, я из последних сил пополз к воде, надеясь урвать у смерти еще несколько секунд. Но время уже вышло. Прямо на меня надвигался статный силуэт девушки с белым платком в руках и петлей на шее. Не крест, и ни «леха доди» не могли замедлить ее мерного приближения. Легким движением руки Софья Перовская развернула меня к реке и повергла лицом в воду. Откуда-то издалека донеслось слово «Похабник», а затем мою шею обвил белый платок, превратившийся в жгут. Рывок, треск позвонков, и влажная, пахнущая бензином вода ворвалась в мой раскрытый в беззвучном крике рот. … Я там где на дне лежат старые покрышки. Я там где вода Фонтанки бьется о гранитные набережные. Я там где удочки рыбаков пытаются выудить мелкую рыбешку на корм кошкам. Над моей головой вращаются винты туристических катеров, и плещется вода, а где то далеко-далеко по небу бегут бело-черные облака. Наверное, я существую, поскольку я мыслю, но мою плоть уже давно сожрали мальки, а поломанный велосипед унесли дворники-узбеки. Порой до меня долетают голоса. Веселые, грустные, иноязычные. Чаще всего они говорят о всякой ерунде, но в последние годы сверху регулярно доносится один и тот же рассказ. Веселый и циничный гид повествует об экскурсоводе, который в своей алчности и гордыне прогневал genius loci. Смертью и вечным проклятьем покарал Город святотатца. Говорят, что проклятого экскурсовода иногда можно видеть в белую ночь на набережной Фонтанки, напротив Шереметьевского дворца, где он приглашает людей на экскурсию. Но горе тому, где откликнется на его зов… Слушатели смеются, а я почему-то представляю себе лукавую улыбку и умеренные жесты рассказчика. Когда-то на таких историях зарабатывал я, а сегодня мои коллеги зарабатывают на мне. Ибо я – последняя петербургская легенда.