Последний страйкСтрашные рассказы, мистические истории, страшилки

Всё просто. Если не терять бдительность и не забывать про правила, то их достаточно легко соблюдать, ничего невозможного в этом нет. Хуже становится лишь к вечеру, когда усталость за день даёт о себе знать, или когда тебя отвлекают другие люди. Вот тогда страйки начинают сыпаться один за другим. Страйк — это предупреждение за нарушение правил. Ну, знаете, как на каналах в «YouTube». Только там перед тем, как отправиться в бан, у канала есть право на три страйка, а у меня — целых десять. Это лимит на один день. Ещё ни разу не случалось, чтобы я превысил это ограничение. Да, бывало, что я опасно приближался к пределу и зарабатывал за день семь и восемь страйков, но не больше. Если дело дойдёт до восьмого страйка, лучше сразу отправиться на кровать и завершить день. Но даже лёжа в тёплой постели, нельзя совсем уж расслабляться. Вот, например, сегодня утром я проснулся по звонку будильника. Приподнимаю голову с подушки, протягиваю руку и нажимаю на кнопку противно дребезжащего устройства. Будильник замолкает, но я на всякий случай нажимаю кнопку ещё три раза. Одного дополнительного нажатия мало для того, чтобы быть уверенным, что будильник не зазвонит снова. А если нажать ещё дважды, то итого получается три нажатия — нечётное число. А это нехорошо, это уже страйк. Вот четыре раза надавить на кнопку — это идеально. Перед тем, как встать, я с наслаждением потягиваюсь, разминая затекшие за ночь мускулы. Приятнейшее ощущение! И всё бы хорошо, да только я не обращаю внимание на то, что при этом у меня громко хрустит сустав в левом локте. Вспоминаю я об этом, лишь когда принимаю душ в ванной комнате, и меня будто бьёт в темя электрическом разрядом: это страйк! Нужно было потянуться ещё раз, чтобы на этот раз хрустнула правая локоть. Получилось очень некрасиво. Асимметрично. Я даже похрустываю правым локтем, стоя прямо в ванне. Конечно, страйка это не отменит, зато неприятное ощущение внутри чуть спадает. Симметрию не стоит недооценивать. Ведь симметрия — это залог порядка и красоты. Все эталоны красоты, от архитектурных сооружений до женских форм, строго симметричны. И напротив, асимметрия ведёт к уродству, хаосу. Я как-то смотрел познавательный видеоролик, где объяснялось, что в основе ничтожно малых элементарных частиц, из которых строится всё наше мироздание, лежит принцип симметрии. Вот настолько это всё важно. Завтрак. Вилка должна лежать слева от тарелки, нож — справа, ложка — между ними за тарелкой в горизонтальном положении. Это понятно, это соответствует этикету. Омлет у меня всегда в середине тарелки, на равном удалении от её краёв. Тарелка и стакан обязательно стоят на салфетках, чтобы не оставлять следов на скатерти. Апельсиновый сок я наливаю каждый раз до уровня в 90% от высоты прозрачного стакана. Если налить меньше, то выглядит так, будто сока не долили, если больше, то можно запросто неосторожным движением расплескать напиток на скатерть или себе на рукав. И то и другое — немедленный страйк. Так что рисковать не стоит. Я как-то даже делал отметку маркером на стакане, чтобы всегда видеть точный уровень, до которого нужно наливать сок, но быстро стёр, потому что стакан с розовой чёрточкой маркером смотрелся очень некрасиво. С тех пор полагаюсь на линейку. Она тоже у меня всегда под рукой, по левую руку. Но сегодня мне не везёт. В самый неподходящий момент дрожит рука, кусок омлета срывается с вилки и падает мне на брюки, необратимо пачкая их жиром. Страйк! Я мысленно чертыхаюсь. Ну и денёк начинается! Не успел выбраться из квартиры, как уже два страйка на ровном месте. Да ещё и придётся теперь выкинуть хорошие брюки, которым всего месяц. Но что поделать — если одежда испорчена, то никакими стирками и чистками ей не вернуть первозданность. Я стаскиваю с себя брюки, аккуратно складываю несколько раз — о том, чтобы комкать одежду, не может быть и речи, — и осторожно опускаю их в мусорное ведро. Ничего страшного, в шкафу у меня ещё десять комплектов брюк, все недавно выстиранные и отутюженные. Пора на работу. Но перед тем, как покинуть квартиру, стоит убедиться, что с ней ничего не станется за моё отсутствие. Первым делом, конечно, проверить все выключатели четырьмя нажатиями. Удостовериться, что из розеток вынуты вилки. Холодильник не исключение, поэтому я не держу дома скоропортящиеся продукты. Ну а что, потерять своё жилище из-за случайного короткого замыкания я не хочу, это совсем не шутки. Дополнительно завернуть краны на кухне, в ванной комнате, в туалете. Там, где всё уже завёрнуто до упора, всё равно несколько раз попытаться покрутить винты, чтобы точно знать, что дальше не идёт. Проверить, что по-прежнему надёжно заперт сейф в спальне, четыре раза дёргая его за ручку (дважды правой рукой, дважды — левой). Повторить ту же процедуру с дверью квартиры после того, как провёрнут ключ в замке с наружной стороны. Всё, можно выходить на белый свет. Когда я на улице, то правила, конечно, не такие строгие, ведь ситуация зависит не только от меня. Всё просто. Если не терять бдительность и не забывать про правила, то их достаточно легко соблюдать, ничего невозможного в этом нет. Хуже становится лишь к вечеру, когда усталость за день даёт о себе знать, или когда тебя отвлекают другие люди. Вот тогда страйки начинают сыпаться один за другим. Страйк — это предупреждение за нарушение правил. Ну, знаете, как на каналах в «YouTube». Только там перед тем, как отправиться в бан, у канала есть право на три страйка, а у меня — целых десять. Это лимит на один день. Ещё ни разу не случалось, чтобы я превысил это ограничение. Да, бывало, что я опасно приближался к пределу и зарабатывал за день семь и восемь страйков, но не больше. Если дело дойдёт до восьмого страйка, лучше сразу отправиться на кровать и завершить день. Но даже лёжа в тёплой постели, нельзя совсем уж расслабляться. Вот, например, сегодня утром я проснулся по звонку будильника. Приподнимаю голову с подушки, протягиваю руку и нажимаю на кнопку противно дребезжащего устройства. Будильник замолкает, но я на всякий случай нажимаю кнопку ещё три раза. Одного дополнительного нажатия мало для того, чтобы быть уверенным, что будильник не зазвонит снова. А если нажать ещё дважды, то итого получается три нажатия — нечётное число. А это нехорошо, это уже страйк. Вот четыре раза надавить на кнопку — это идеально. Перед тем, как встать, я с наслаждением потягиваюсь, разминая затекшие за ночь мускулы. Приятнейшее ощущение! И всё бы хорошо, да только я не обращаю внимание на то, что при этом у меня громко хрустит сустав в левом локте. Вспоминаю я об этом, лишь когда принимаю душ в ванной комнате, и меня будто бьёт в темя электрическом разрядом: это страйк! Нужно было потянуться ещё раз, чтобы на этот раз хрустнула правая локоть. Получилось очень некрасиво. Асимметрично. Я даже похрустываю правым локтем, стоя прямо в ванне. Конечно, страйка это не отменит, зато неприятное ощущение внутри чуть спадает. Симметрию не стоит недооценивать. Ведь симметрия — это залог порядка и красоты. Все эталоны красоты, от архитектурных сооружений до женских форм, строго симметричны. И напротив, асимметрия ведёт к уродству, хаосу. Я как-то смотрел познавательный видеоролик, где объяснялось, что в основе ничтожно малых элементарных частиц, из которых строится всё наше мироздание, лежит принцип симметрии. Вот настолько это всё важно. Завтрак. Вилка должна лежать слева от тарелки, нож — справа, ложка — между ними за тарелкой в горизонтальном положении. Это понятно, это соответствует этикету. Омлет у меня всегда в середине тарелки, на равном удалении от её краёв. Тарелка и стакан обязательно стоят на салфетках, чтобы не оставлять следов на скатерти. Апельсиновый сок я наливаю каждый раз до уровня в 90% от высоты прозрачного стакана. Если налить меньше, то выглядит так, будто сока не долили, если больше, то можно запросто неосторожным движением расплескать напиток на скатерть или себе на рукав. И то и другое — немедленный страйк. Так что рисковать не стоит. Я как-то даже делал отметку маркером на стакане, чтобы всегда видеть точный уровень, до которого нужно наливать сок, но быстро стёр, потому что стакан с розовой чёрточкой маркером смотрелся очень некрасиво. С тех пор полагаюсь на линейку. Она тоже у меня всегда под рукой, по левую руку. Но сегодня мне не везёт. В самый неподходящий момент дрожит рука, кусок омлета срывается с вилки и падает мне на брюки, необратимо пачкая их жиром. Страйк! Я мысленно чертыхаюсь. Ну и денёк начинается! Не успел выбраться из квартиры, как уже два страйка на ровном месте. Да ещё и придётся теперь выкинуть хорошие брюки, которым всего месяц. Но что поделать — если одежда испорчена, то никакими стирками и чистками ей не вернуть первозданность. Я стаскиваю с себя брюки, аккуратно складываю несколько раз — о том, чтобы комкать одежду, не может быть и речи, — и осторожно опускаю их в мусорное ведро. Ничего страшного, в шкафу у меня ещё десять комплектов брюк, все недавно выстиранные и отутюженные. Пора на работу. Но перед тем, как покинуть квартиру, стоит убедиться, что с ней ничего не станется за моё отсутствие. Первым делом, конечно, проверить все выключатели четырьмя нажатиями. Удостовериться, что из розеток вынуты вилки. Холодильник не исключение, поэтому я не держу дома скоропортящиеся продукты. Ну а что, потерять своё жилище из-за случайного короткого замыкания я не хочу, это совсем не шутки. Дополнительно завернуть краны на кухне, в ванной комнате, в туалете. Там, где всё уже завёрнуто до упора, всё равно несколько раз попытаться покрутить винты, чтобы точно знать, что дальше не идёт. Проверить, что по-прежнему надёжно заперт сейф в спальне, четыре раза дёргая его за ручку (дважды правой рукой, дважды — левой). Повторить ту же процедуру с дверью квартиры после того, как провёрнут ключ в замке с наружной стороны. Всё, можно выходить на белый свет. Когда я на улице, то правила, конечно, не такие строгие, ведь ситуация зависит не только от меня. Но всё-таки походы на работу и обратно — рискованные части моего дня. Никогда не знаешь, когда очередной придурок повстречается тебе на пути. Бывало всякое: однажды мимо ковыляющий бомж харкнул мне прямо на ботинки, часто моё внимание отвлекали дурацкими вопросами и разговорами, так что я случайно нарушал какое-нибудь правило. А один раз я так неудачно встал на автобусной остановке в час пик, что напиравшая толпа прямо-таки затолкала меня в автобус, на который мне нельзя было садиться, потому что его автомобильный номер содержал цифру «7». Я ненавижу эту цифру, потому что она нечётная, к тому же очень сложно быстро определить, делится ли какое-то число на семь без остатка. Да и на вид она нехорошая, напоминает то ли крючок, то ли виселицу. Чем меньше я виноват в поводе, из-за которого получаю страйк, тем потом становится обиднее. Вот и в этот раз — всё нормально, я уже подхожу к автобусной остановке, старательно обходя «арки» под опорами фонарных столбов (под ними проходить нельзя!), как вдруг откуда-то вырисовывается сорванец на роликовых коньках, который проносится мимо и чуть задевает меня за плечо, заставляя покачнуться. Я неосознанно делаю шаг в сторону и тут же панически опускаю взгляд вниз. Поздно: меня сбили с выверенного курса, и подошва моего ботинка теперь пересекает узкую трещину на асфальте. Это страйк, уже третий за день. А как я внимательно шёл, рассчитывал каждый шаг, чтобы не ступать на малейшие трещины и линии разметки! Всё насмарку. Остаётся только вздохнуть и для симметрии наступить на ту же трещину другой ногой. Настроение стремительно портится. Даже быстро подъезжающий автобус с «правильными» номерами уже не может вернуть мне расположение духа. На работе я и вовсе впадаю в тоску. Оказывается, сломался кондиционер в нашем офисе, и, несмотря на то, что я сразу по электронной почте отправляю заявку в хозотдел, чинить его не торопятся. Коллега открывает окно, прежде чем я успеваю предупредить его, что у нас приоткрыта дверь в коридор. Естественно, тут же резкий порыв сквозного ветра сдувает со всех столов ворох бумаг. Страйк! Катастрофа! Теперь мне целый час восстанавливать порядок в рабочем пространстве, ведь все документы и канцелярские принадлежности у меня лежали на своих местах, просчитанных до миллиметра. Коллеги, быстренько подобравшие с пола свои бумаги и небрежно раскидавшие их по столам, косятся на меня. На электронную почту падают всё новые письма со срочными вопросами по работе. Однако я не могу вернуться к нормальной деятельности, пока не разберусь с местоположением каждой бумаги. Лишь положив последнюю визитную карточку так, чтобы её края идеально совпали с углом столешницы, я выдыхаю, ощущая почти физически, как исчезает давящая на меня тяжесть. Наконец-то, время работать!Но умиротворение не длится долго. Наступает полдень, и жара в кабинете становится невыносимой, несмотря на открытое окно. Коллеги снимают галстуки, расслабляют воротники, закатывают рукава, но мне этого нельзя сделать. Мой синий галстук с белыми прожилками закреплён булавкой к рубашке так, чтобы он всегда располагался в строго вертикальном положении и не мотался из стороны в сторону. Обливаясь потом, я пытаюсь сконцентрироваться на числах в ячейках таблицы на мониторе, но в глазах всё расплывается, я всё чаще делаю ошибки и опечатки. После каждой необходимо удалить всю строку, куда вкралась ошибка, вручную ввести данные заново, сохраниться, закрыть приложение, запустить снова и начать работу, так сказать, «с чистого листа». Моё напряжение растёт, как и духота в помещении, и в какой-то момент огромная капля пота срывается с моего носа прямо на накладную, которую я изучаю. На белоснежной поверхности бумаги появляется бельмо в виде отвратительного желтого пятна. Я зажмуриваюсь, чтобы не видеть этой мерзости. Страйк. Чтобы как-то прийти в себя и передохнуть, я отправляюсь в туалет. Там долго, склонившись над раковиной, умываю руки, растирая жёстким куском мыла каждый палец так, что тот едва не начинает кровоточить. Пальцы нужно мыть в перекрестном порядке — сначала правый мизинец, потом левый, потом правый безымянный… Это однообразное занятие вкупе с журчанием воды и прохладой туалетной комнаты меня успокаивает. Через двадцать минут я возвращаюсь в кабинет, довольно посвистывая. Там уже орудуют ремонтники — наконец-то явились починить кондиционер по моей заявке. Стремянку располагают рядом с моим столом. Взбираясь на неё, один из рабочих (мне кажется, что он слегка навеселе) неловко взмахивает рукой и с размаху наступает грязным сапогом на угол моего стола. На нежно-жёлтой лакированной поверхности остаётся коричневый след подошвы, по всему столу мелкие брызги. Я в отвращении вскакиваю с кресла, весь трясясь от негодования. Шестой страйк только за первую половину дня, и снова по вине чужого человека! Сегодня что, все сговорились против меня?! Я же не претендую на то, чтобы все вокруг соблюдали правила, живите как хотите — только не нужно вторгаться в моё маленькое личное пространство, заставляя меня копить незаслуженные страйки! Думаете, мне и без вас так легко соблюдать правила, не терять фокус ни на секунду с утра до вечера, и так каждый день? Ничего подобного! Знали бы вы, как я устал! И ведь всё ради вашего блага! Для вас же стараюсь, недоумки!Взбеленившийся от ярости, я кричу что-то невнятное ошалевшему рабочему, бормочущему под нос неловкие извинения. Коллеги отодвигают свои кресла подальше от меня. Появляется начальник, успокаивает меня и ремонтников. В конце концов, они утаскивают сломанный кондиционер и свою чёртову стремянку. След от сапога на столе остаётся как был, при взгляде на него у меня пронзительно болит голова. Начальник предлагает мне выйти с ним в коридор. Там он советует мне уйти сегодня домой пораньше, расслабиться и, может быть, почитать в Интернете какие-нибудь статьи про лечение нервов. Говорит, что многие сотрудники жалуются на меня, что я вечно напряжённый, раздражённый и нелюдимый. Слова проходят мимо моих ушей: я не могу отвести взгляд от его рубашки — левый воротник приподнят, а правый лежит. Ужасающая асимметрия. Правила всегда касались только меня, к другим людям они не могут относиться, однако головная боль становится сильнее, и я понимаю — что-то в правилах неуловимо изменилось. Если я сейчас же не протяну руку и не поправлю воротник голубой рубашки, маячащей передо мной, то заработаю очередной страйк. Я медленно киваю и говорю, что подумаю над всем, что мне было сказано. Извиняюсь за свою вспышку гнева, во всём обвиняю удушающую жару в кабинете. Начальник одобрительно хлопает меня по плечу и уходит с асимметричным воротником. Я же остаюсь с семью страйками и чувством собственной ничтожности. В одном начальник прав: ни о какой работе сегодня не может быть речи. Путь обратно, к счастью, обходится без происшествий. Разве только по дороге из офиса на остановку мне дорогу перебегает чёрный кот, но это лишь вызывает у меня улыбку. Появление чёрных котов правила не регламентируют, а я по жизни не суеверный. Прислонившись лбом к стеклу в автобусе, я думаю о правилах. О том, как я раньше жил без них. Началось всё как причуда, игра — ну что стоит дернуть дверную ручку один дополнительный разок, чтобы убедиться, что замок точно закрыт? Или, раз ты набрал в супермаркете продуктов на девятьсот пятьдесят рублей, что мешает положить в корзину печенье стоимостью ещё в пятьдесят рублей, чтобы на чеке вышла красивая сумма ровно в тысячу? Потом правила стали жёстче, их становилось всё больше. Появилась тревога, а потом и страх. Нарушения вызывали во мне не лёгкую досаду, как раньше, а серьёзный дискомфорт, а иногда и головную боль. Но даже так я считал всё это нелепой, но безобидной странностью. То, как сильно я ошибался, я понял, когда в правила были включены страйки. Но тогда уже было поздно. Дома меня ждёт неприятный сюрприз. Едва войдя в прихожую, я замечаю, как с роутера на стене черной змеей тянется провод к розетке. Я утром забыл перед выходом отключить его из электросети! Непростительная халатность, оправданием которой может служить только моя утренняя подавленность из-за случая с омлетом. Это восьмой страйк, а это значит, что все запланированные домашние дела отменяются — пора баиньки, без разговоров. Я смотрю на настенные часы; они показывают половину четвёртого пополудни. Определённо, самое подходящее время для сна. Процедура отхода ко сну отработана до мелочей и не занимает много времени. Одежду я кладу на разные полки шкафа: рубашку — на верхнюю, брюки — на среднюю, бельё — на нижнюю. Всё, естественно, предварительно сложить и упаковать в прозрачные целлофановые пакеты. Погасить свет в комнатах, проверяя положение выключателей четырежды. Проверить, заперты ли входная дверь и дверь на балкон. Задернуть шторы, в том числе и на кухне, и скрепить их бельевыми прищепками, чтобы ночью случайное движение воздуха не могло их раздвинуть. Теперь можно лечь на разложенную постель — обязательно на спину, и натянуть одеяло точно до линии подбородка. Руки положить на одеяло, сложив вместе на уровне живота. Такая симметричная поза хорошо способствует быстрому наступлению сна — я об этом читал давно в какой-то газете. Однако я не спешу ложиться. Стою в одних трусах в полутьме посреди спальни и внимательно смотрю на большой сейф в углу комнаты. Конечно, я знаю, что в нём находится, потому что сам покупал этот сейф и клал туда вещи. Но с тех пор сейф ни разу не открывался. Это тоже одно из правил. Сейф можно — и нужно — открыть вновь, только когда я однажды исчерпаю лимит страйков. Медленно-медленно я приближаюсь к сейфу и начинаю крутить кодовое колесо, следя, чтобы белые цифры на нём вставали ровно напротив синей стрелочки. Естественно, код состоит только из чётных цифр, и никакой тебе семёрки. Наконец, дверца сейфа издаёт щелчок, и я морщусь от скручивающего ощущения в животе. Девятый страйк, первый в моей жизни. Но ничего, успокаиваю я себя. Всё под контролем. Десятого страйка не будет, потому что я через минуту лягу спать.

Десятый страйк — это будет конец всего, провал моих многолетних усилий блюсти правила, победа хаоса. Я вынужден буду смириться с поражением, признать, что вся моя борьба была тщетной. С десятым страйком рухнут все правила и ограничения. Не останется беспокойства, панических действий, нужды по сто раз проверять, отключены ли электроприборы, сохранена ли симметрия, хорошо ли вымыты руки. Полная свобода действий. Делай что хочешь. И я знаю, чего хочу. Знаю, что буду делать, если когда-нибудь меня настигнет провал. Признаться честно, в последнее время я так устал в своей борьбе, что всё чаще тайно мечтаю о том, что однажды всё же заработаю десятый страйк. В тесной темноте сейфа враждебно поблескивает металл. Друг к другу прислонены длинные холодные стволы, обернутые промасленной бумагой. Охотничьи винтовки и дробовики, а под ними — сложенные в идеальные параллелепипеды груды коробков с патронами к оружию. Всё приобретено и хранится абсолютно легально, я достал все нужные справки, никаких проблем с их получением не было — я же не псих какой-нибудь. Мне почему-то вспоминается дурацкая переделка популярной когда-то не менее дурацкой песни: «Я иду по улице, словно чумачечий, каждому прохожему я стреляю в печень». Я улыбаюсь и с вожделением осматриваю свою сокровищницу пару секунд, потом хмурюсь и резко закрываю металлическую дверцу. Всё, хватит баловства. Пора кончать этот паршивый день, а то ведь действительно недалеко случайно докатиться до последнего страйка. А я, несмотря на чудовищную усталость, которая гнетёт меня днями, не жажду этого. Я ложусь на кровать, занимаю правильную позу для сна и со вздохом облегчения закрываю глаза. Скоро меня накроет сонная нега, и счётчик страйков обнулится. Будет новый день. Всё ведь очень просто. Я никому не хочу зла. Просто не мешайте мне соблюдать правила, не усугубляйте моё и без того тяжкое положение. Не трогайте меня — и я не трону вас. Не доводите до греха. Ради вас же стараюсь.